Владимир Владимирович Нащекин - Бабочка и тьма - Владимир Владимирович Нащекин
Скачано с сайта prochtu.ru
Бабочка и тьма
Пролог
Алые розы нежно распускались, радостно протягивая к небу изящные бутоны. Мне почему-то казалось, что цветы волшебным образом понимали меня и старались помочь.
Море, море гигантских цветов наполняло всё вокруг непередаваемым ароматом, и уносило далеко-далеко. Если лечь на землю в тени огромных цветов, казалось, что розы плыли по небу вместе с белоснежными облаками, раскрывая навстречу ветру свои крылья-лепестки.
Закрыл глаза, и тело постепенно становилось невесомым, словно я плыл над морем из роз, а у меня были огромные крылья в виде лепестков, которые несли куда-то вдаль, подальше от школы и серого занудства, в котором нет места для настоящих приключений.
Аромат цветов наполнял лёгкостью и непередаваемым ощущением того, что самые светлые мечты сбываются, если ты здесь.
Всё вокруг освежало сказочное благоухание. Любимый запах мамы…
В больнице меня тошнило от одного вида тоскливых стен, поэтому обычно ждал у окна.
Несколько одиноких минут, и появилась мама. Она была очень бледной, но, увидев меня, тепло улыбнулась, словно лучик солнца засиял на лице.
- Привет, Васёнок! Как дела в школе?
Вполне обычный вопрос, но внутри словно заскребли кошки. Почему-то не сомневался, что эти кошки были чёрными трусливыми тварями, которые съёживались каждый раз, когда речь заходила об отметках. Эх, ведь даже если сказать, что «по литературе меня не спрашивали, потому что в класс прилетели зелёные инопланетяне, похожие на гоблинов, и слопали классный журнал», то она мне вряд ли поверит сейчас, хотя пару лет назад подобные отмазки ещё проходили.
Мне часто говорили, что я иногда веду себя как ребёнок, витая в розовых фантазиях, но это говорят только те, кто завидует. Хотя иногда в глубине души я понимал, что пора уже повзрослеть, но это легче сказать, чем сделать…
Мысль о том, что мне пришлось бы соврать, чтобы избежать маминых нравоучений и нотаций не очень понравилась мне.
Каким-то внутренним чутьём я понимал, что маме сейчас нужны положительные эмоции, а не мои очередные отмазки. Ладно, пообещаю ей украсть журнал, взять в заложники Марью Петровну, или, на худой конец, даже исправить оценки, лишь бы она не волновалась.
- «Двойка» по литературе, - тихим, немного глухим голосом ответил я, вкладывая всё своё умение, чтобы показать, как мне ужасно стыдно. - Задали длиннющее, нудёвое… в смысле трудное стихотворение… учил-учил… да на уроке и забыл всё… - глаза опустились вниз. Внутри ещё сильнее заскребли противные кошки. Мне даже показалось, что я увидел их: жалких, трусливо сжимающихся в грязные чёрные комочки.
Но больше всего мне не хотелось слышать нотации про лень, важность учёбы, ответственность и прочую лабуду, потому что где-то в глубине души я понимал, что мама в чём-то даже права.
- Эх, Васька, Васька… - вздохнула мама. На душе стало ещё тяжелее: у неё даже не было сил ругаться, врачи до сих пор не могли сказать ничего конкретного, а тут я со своими двойками. Решил использовать последнее средство:
- Ещё есть время…ну, до конца четверти…
- Исправить всегда можно, главное – не оставаться равнодушным. Не вешай нос, и всё получится у тебя. Голова светлая, просто витаешь в облаках… - грустно улыбнулась мама. – Я знаю, тебе не нравится учиться, потому что тебе скучно на уроках, но знания обязательно пригодятся в дальнейшей жизни. Обещай, что будешь стараться исправить оценки… ради меня…
Мама неожиданно побледнела, но постаралась улыбнуться.
- Хорошо, мамуль! Тебе! - вытащил из-за спины свой Самый Последний Аргумент - букет ярко-алых роз.
- Какая прелесть, сынок! Такие … милые цветы… Ну зачем ты?
Чтобы подзаработать, пришлось наяривать на стройке со здоровенными мужиками, которые постоянно говорили о своих амурных похождениях и пытались развести меня на пиво.
А у меня и так все руки до сих пор были в мозолях. Ну и ладно - «голова цела - остальное заживёт», - говорил Аскалон.
Ещё осталось немного на кафешку или на билет в кино, это радует.
- Ерунда, мам, ты главное поправляйся. А цветы пусть настроение поднимают!
Она неожиданно рассмеялась, как-то странно глядя на меня.
- Ты ведь ещё совсем ребёнок, - неожиданно сказала мама, а в её глазах что-то блеснуло. - В розовых очках жизнь кажется приятной, но потом становится так горько, когда эти волшебные очки перестают работать, ведь приходится взрослеть…
Интересно, о чем это она?
Мама задумалась, затем пристально посмотрела на меня и… улыбнулась:
- Хорошо, Васёнок, обязательно поправлюсь… иди домой, поздно уже.
Ну что за дурацкое прозвище – «Васёнок»? Как будто мне пять лет! Разве мама не понимает, что я уже взрослый? Почему у некоторых есть такая привычка давать стрёмные сюсюкающие прозвища, когда можно просто назвать по имени?
Дома опять отключили свет, пришлось зажечь свечу. Поставил её на стол и делал уроки, еле различая буквы в учебнике. Вот влип! И кто придумал эти учебники? Наверное, это были самые скучные, самые занудные люди в мире…
С удовольствием швырнул бы учебник куда подальше, но меня удерживало только одно: данное обещание. Голова отказывалась соображать, а мысли путались, сплетаясь черной сетью предчувствия, и мне это не нравилось.
Внутри что-то заскреблось острыми когтями. Это были уже не кошки, а какие-то злобные твари, которые словно нашёптывали мне: «ты даже не можешь выучить задание, ты просто неудачник».
Что-то нехорошее подкатило к самому горлу. Душило. Но я продолжал тупо смотреть в учебник, пытаясь разобраться в сложном задании – ведь я же обещал… хотя на самом деле хотел выучить не из-за этого. В конце концов, чем я хуже остальных? Отличниками не рождаются, да и так многим просто натягивают оценки – как же, оставят без медали своих любимчиков…
Взять бы, да и выкинуть учебник в окно на фиг! Пустая трата времени, лучше киношку посмотреть, или в комп порубиться часок-другой… кто же вырубил свет? Найти бы его и дать по шее, чтобы людям не мешали культурно отдыхать, у себя дома они точно не выключают. Вот козложопперы!
А может прогуляться ночью? Завтра как-нибудь выкручусь в школе, не первый раз. Но мне нужно доделать все задания, раз обещал.
Несколько минут спустя пламя свечи судорожно вздрогнуло и погасло, осветив комнату последний раз слабой вспышкой одиночества…
Ветер нежно играл лепестками распускающихся цветов. Вокруг гигантских роз весело порхали мохнатые синие бабочки, кружась в беззаботном танце. Я не понимал их радости, полностью погрузившись в воспоминания. В горле застрял горький комок.
Кольцо на руке тревожно замерцало, осталось совсем мало времени! Бабочки закружились вокруг хороводом, словно хотели сказать…
- Ха-абибуллин! Опять ворон ловишь?
- Ой, Марья Петровна! Я… задание …вспоминал!
- И что же ты вспомнил, интересно?
Вот влип! Телепортация не могла случиться посреди урока! Или… выброс эмоций в классе привёл к перемещению? Теперь снова копить энергию для путешествия в пространстве!
Глава 1. Пушкин, Татьяна и другие из Племени Великих
- И что же ты вспомнил, дорогой Василий, солнце моё непутёвое? – поинтересовалась учительница, резко открыв журнал. В голове всё перемешалось. - Как, Хабибуллин, раскрывается характер Татьяны в произведении?
Вот влип! Ну почему нельзя спросить что-нибудь попроще: что лучше, например, «Sony Playstation 2» или «Sony 3», как пройти новый «Call of Duty» - я бы сразу стал отличником, да что отличником – даже медалисты приходили бы ко мне на консультации, чтобы спросить совета. А тут один геморрой… несправедливо всё это – заставлять учить, пока голова не распухнет!
В классе воцарилась привычная тишина, которая означала, что кто-то попал под экзекуцию Марьи Петровны – не самое позитивное занятие на уроке литературы, это уж точно!
Пока я лихорадочно старался придумать, нет, чего уж там – сочинить ответ, выигрывая драгоценные секунды до звонка, оглядел класс, словно надеясь найти поддержку у кого-нибудь. Куда там…
Кольцо на руке слабо засветилось светло-голубым, словно почувствовав моё напряжение. Но сейчас, увы, оно не могло мне ничем помочь: кольцо было бесполезней растаявшего мороженого, которое уронил на переменке неловкий первоклассник. И я сейчас чувствовал себя этим самым первоклассником, только вместо мороженого был журнал, в котором, я не сомневался, было слишком много пустых клеточек напротив моей фамилии…
Отчаянно оглядывая класс, остановил взгляд на Марье Петровне, которая уже держала журнал в руках, давая понять, что время тянуть не надо. Затем поднял глаза чуть выше. Над школьной доской красовались портреты мудрецов из Племени Великих Писателей: мрачный Достоевский, задумчивый Толстой, кучерявый Пушкин и остальные, разумеется, не менее Великие. Все они смотрели на меня, словно ожидая оригинального ответа. Мне даже показалось, что уголки рта Пушкина чуть тронула ироничная полуулыбка, будто он хотел сказать: «ну что, родной, пообещал выучить, а сам баклуши бил? Вот и выкручивайся теперь!»
- Характер Татьяны? Ну-у, во-первых, значение… - откашлялся, собираясь с мыслями. - Значение Татьяны в литературе сложно понять, поэтому Пушкин первый оценил всю полноту русской женщины.
На секунду в классе воцарилась тишина. Замерли все ребята за партами, даже вертлявый Колька Иванов по кличке Шут. Замерли вечно неугомонные, наглые мухи. Изображения мудрых лиц из Племени Великих Писателей застыли на портретах от изумления – так мне казалось, во всяком случае. Затем все ребята в классе дружно взорвались оглушительным хохотом, словно по команде виртуозного клоуна, который корчил жутко смешные рожи, выглядывая из-за моей спины, когда я пытался ответить на вопрос.
Марья Петровна громко засмеялась, от неожиданности даже выронив на пол мел. Класс наполнился звонким гоготом, который всё усиливался и усиливался. Наверное, даже за дверью был слышен этот смех!
Достоевский посмотрел на меня так грустно, что стало не по себе: столько безграничного отчаяния, столько вселенской тоски было в этом взгляде, что по спине у меня поползли мурашки. Толстой недовольно сдвинул брови, а Пушкин обижено поджал губы, будто раненый до самой глубины души, похлеще пули того самого Дантеса. Даже вечно довольный Гоголь, этот добродушный, как мне казалось, остряк, недовольно наморщил свой длинный нос, словно кто-то внезапно испортил воздух в классе.
А смех не прекращался, отзываясь гулом в моих ушах. Сердце бешено застучало, и я понял, что пропал, ведь это был, судя по тому, каким тоном Марья Петровна назвала моё имя, вопрос жизни и смерти.
«И чего они ржут все?», - подумал я, покрываясь потом. Не хотелось получать вторую двойку за неделю под конец четверти, чтобы окончательно испортить себе Новогодние каникулы. – «Разве неправильно сказал? Эх, нужно было оригинал полистать – в сокращении и наврать могли, что с них возьмешь…».
Ну не понимал я поэзию! От стихов раскалывалась голова, как такое можно читать вообще? А пересказывать? Наверное, все поэты были лишены чувства юмора, не ходили в кино и в детстве им не давали играть в компьютерные игры, вот они и писали такие нудёвые стихи от депрессухи, когда их закрывали на чердаке, среди пауков, крыс и вонючих клопов – пусть сами учат, раз такие умные…
- Ох, Хабибуллин, чудо моё бестолковое! – Марья Петровна улыбнулась, аккуратно вытерла платочком глаза от слёз. – Ставлю тебе точку в журнал, к следующему уроку выучишь письмо Татьяны, понял?
- Понял! - быстро ответил я, чтобы учительница не передумала. Внутри словно упал тяжёлый камень, на котором было подвешено отчаянно бьющееся сердце. Кольцо на руке заблестело только мне одному заметным, успокоительным светом.
Я выдохнул и посмотрел на Марью Петровну, которая до сих пор ещё улыбалась. Достоевский снова глядел на меня с поверхности портрета, но уже не мрачно, а по-отечески укоризненно. Толстой задумчиво изучал мой дневник, словно проверяя, записал ли я домашнее задание. А Гоголь озорно подмигнул, снова улыбаясь лукавой ухмылкой. Даже Пушкин уже не поджимал обижено губы, а как-то немного странно смотрел на меня – в его взгляде было нечто такое, что я внутренне пообещал себе выучить всё от начала до конца!
А кольцо на руке едва заметно вспыхнуло, впитывая лёгкие искорки смеха, которые ещё кружили в классе. Я мог поклясться, что если бы не кольцо, всё вокруг казалось бы серым и скучным, а портреты на стене оставались пустыми изображениями…
Всё-таки круто, что оно попало именно ко мне. Ещё немного и у меня хватит энергии на новый прыжок и тогда, клянусь костюмом Человека-паука, даже мудрецы из Племени Великих будут завидовать тому, что случится со мной!
Глава 2. Новые проблемы
Кольцо сверкнуло тревожно-красным светом.
На улице меня уже ждали: Витька Жлыга, Вовка Круглый и Никитос (ещё в седьмом классе его звали «Шкаф», за то, что один дрался с парнями из соседней школы).
Троица, как было известно по всей школе, занималась вымоганием денег с учеников. Некоторые ребята даже воровали из дома, чтобы от них отвязались, иначе дело могло кончиться не самым приятным образом.
Серёжку Николаева из восьмого «Б» они как-то встретили ночью, потребовав денег или чего-то ещё. А потом неожиданно этот весёлый парнишка оказался в больнице с двумя переломами, он всем объяснил, что упал с велосипеда. Зимой. Бывают же такие совпадения.
Многие, конечно, догадывались, что произошло, но никто не хотел связываться с отморозками.
- Эй, урод! Вали-ка сюда, - Шкаф похабно улыбнулся, а в его пустых серых глазах что-то недобро сверкнуло. – Поговорим. Внутри всё замерло, словно кто-то подвесил сердце на верёвке.
День сегодня был явно неудачный.
Попытался проскользнуть мимо. Круглый загородил дорогу, схватил за куртку:
- Чё, мудак, не слышишь, кто к тебе обращается? – ухмыльнулся он.
- Я… домой просто…мне…
- Сначала потолкуем, - интонация Жлыги не сулила ничего хорошего. – Потом посмотрим.
- Короче, - заявил Никитос, возвышаясь почти на голову над остальными ребятами. – У тя как фамилия, олень косоглазый?
- Хаб…бибуллин, - ответил я осевшим голосом. Они дружно заржали, как стадо жеребцов.
- Ты, чурка хренов…
- Я не чурка… - попытался возразить, но резко получил под дых от Жлыги. Дыхание перехватило, а в глазах потемнело от боли.
- Я не закончил, щенок, - заявил Никитос, деловито поигрывая ножом-бабочкой перед моим лицом, лезвие недвусмысленно просвистело перед глазами. Я почувствовал, как ноги стали ватными. Никитос схватил меня за ворот куртки, приподняв своей ручищей, словно мешок с тряпками. Его холодные глаза уставились, заставляя всё внутри сжаться.
Вокруг прохожих как ветром сдуло, сердце бешено застучало от одной мысли, что отморозки могли сделать со мной всё что угодно. Внутри всё закипало, но я ничего не мог сделать.
- Через неделю приносишь три штуки. Собираешь – нормуль, нет – зароем, сука, - деловито продолжил Никитос.
Жлыга ударил по лицу. Кто-то из них саданул по ногам. Я упал, сильно отбив спину.
Они остервенело пинали меня, громко матерясь и хохоча. Круглый лупил вполсилы, не пытаясь покалечить. Бил и смеялся. Витька пинал со всей дури, стараясь попасть тяжёлыми грязными ботинками прямо по лицу.
- Хватит с него, – через минуту, которая показалась целой вечность, спокойно сказал Никитос и ухмыльнулся.
Они ушли, оставив меня на снегу. Сволочи! Да один Витька Жлыга старше меня почти на полтора года, а выслуживался перед Никитосом как собачонка, чуть все зубы не выбил!
Вот уроды…
С трудом поднялся. Сплюнул кровь. Всё тело зверски ныло от ударов, а внутри клокотала настоящая буря.
И к чему Марья Петровна постоянно твердила о какой-то там Силе Поэзии? Неужели эти придурки отстали бы от меня, прочитай я им Письмо Татьяны, которым постоянно восхищалась учительница?
Раньше такая мысль только заставила бы меня улыбнуться, но сейчас вызвала лишь горькую усмешку: на зло нужно отвечать, отвечать силой, а не держать в себе, иначе начнут вытирать ноги, да ещё будут плевать в лицо при каждом удобном случае…
Тогда зачем все эти умные книги, все глубокие романы и серьёзные классические произведения Великих Мыслителей, которые не могут изменить даже обычных второгодников, если они выросли и воспитались на улице? Зачем столько говорить о морали и духовном развитии, когда тебя могут спокойно избить за углом собственной школы? Это всё лицемерие, поэтому мне плевать на все книги и бесполезные романы, которые ничего не стоят против обычных отморозков.
Вся жизнь – это школа жестокости и цинизма. Остальное только создаёт иллюзию цивилизованного общества: книги, музыка и прочее, а на самом деле люди – мерзкие животные с инстинктами убийцы.
Я сам удивился собственной мысли, она ударила, словно током.
Если для таких, как этот Жлыга и Никитос все произведения литературы, которые так любит ставить в пример Марья Петровна, не более чем пустой звук, тогда зачем тратить столько времени на чтение? Что бы тебя прирезали как свинью возле собственной школы или избили одноклассники за пачку сигарет?
Ничего, сволочи, дождётесь у меня – вот пройду Посвящение… А кольцо, словно читая мои мысли, ярко вспыхнуло зловещими огоньками, играя, переливаясь кровавыми искрами.
Захромал в парк, чувствуя противный солёный привкус во рту. Внутри бешено ревел мстительный, яростный ураган, мечтая вырваться наружу. Вырваться и отомстить уродам!
Кольцо на руке налилось кровавым свечением, заполнившись почти на треть. Неплохо напилось, пока меня избивали. Хоть какой-то плюс есть: смогу накопить энергию для следующего путешествия за несколько дней. Если уроды не зароют раньше. А потом им лучше не попадаться мне на глаза…
Глава 3. Пегас
Одинокий парк остался позади, вместе с чувством страха и гнетущего стыда за то, что так и не смог дать достойный отпор этой нахальной троице. Да и что я мог с ними сделать? В лучшем случае – попытаться удрать, но далеко бы я убежал от них? Нет, тут нужно придумать кое-что получше. И я уже знал, что именно.
Кольцо на руке тревожно мерцало, но сейчас эта завораживающая пляска огоньков меня мало заботила, гораздо важнее не перепутать место…
Заброшенная свалка встречала горами бесценного хлама. Полузабытая цивилизация, которая вот-вот уже станет историей.
Интересно, а что чувствуют вещи, выброшенные хозяевами на свалку? Наверное, им грустно вот так лежать в грязи, дожидаясь с непонятной надеждой, что когда-нибудь кто-то подберёт хотя бы этот сломанный телевизор и починит, чтобы вернуть предмету жизнь.
Что-то похожее чувствовала и бабушка, когда её отправили на пенсию после стольких лет работы на заводе. Но в отличие от старых вещей, у которых ещё была хоть какая-то надежда, ей оставалось только смотреть однообразные сериалы и жаловаться на слабеющее здоровье.
Неужели вся жизнь – это свалка искалеченных судеб, на которую со временем отправляются люди с покалеченной судьбой, чтобы проживать оставшееся время вместе с ненужным хламом?
Почему-то в последнее время меня всё чаще и чаще стали посещать подобные мысли, словно подталкивая к какому-то выводу…
Замёрзшие деревья отчаянно тянули кривые ветви к холодному небу, словно желая немного согреться. Наверное, Марья Петровна сумела бы найти какую-то очередную «гениальную» цитату из классики и для этой картины.
Внезапный порыв ветра едва не сбил с ног, сорвав с головы шапку. Мощный вихрь наклонил заснеженные ветви. Внутри меня оживало, казалось бы, давно потерянное чувство, которое в детстве заставляло читать под фонариком очередную книгу сказок, надеясь на то, что однажды какая-нибудь из этих историй случится и со мной.
А рядом, словно подтверждая эти мысли, с неба спускался белоснежный конь с серебристой, сверкающей гривой. За спиной аккуратно сложились могучие крылья. Вот это скорость!
- Все, брат, прорва-ались, прямая дорожка, во-ольное место, да в небе лу-уна. Ты попридержи-ка лошадку немножко, видишь, совсем заморилась она! – звонко пропел он, очевидно цитируя кого-то.
- Привет, Аскалон! – я бросился на шею крылатому коню, зарылся лицом в густую, серебристую гриву.
Казалось, сейчас должно было, наконец, произойти то, о чем я так давно мечтал! Ведь сказки оживают, когда в них веришь, когда хранишь в сердце светлую искру, которая тут же вспыхивает весёлым пламенем от прикосновения к чуду.
Неужели всё это действительно случилось со мной? Неужели сейчас мы помчимся навстречу опасным приключениям, будем спасать золотоволосых принцесс их лап мерзких орков, разгадывать удивительные тайны сказочных миров, искать могущественные артефакты, путешествовать и, разумеется, познакомимся с невероятными существами вроде загадочных эльфов, грациозных грифонов и не только!
- С тебя причитается, амиго! – Пегас подмигнул, сверкнув глазами. Два ярких луча вырвались из его глаз, рисуя в воздухе контуры предмета, похожего на…
Неужели это…
Серебристая перчатка! Упала мне в руки, когда пегас закончил рисунок.
Я осторожно коснулся таинственного подарка, чувствуя необъяснимую Силу, заключённую внутри.
Не успел надеть её, как в голове сверкающим фейерверком вспыхнули яркие образы. Я ещё понятия не имел, как работала перчатка, но был уверен, что сумею теперь культурно пообщаться с дружками Никитоса! Снимать серебристую перчатку мне уже не хотелось.
Поглощённый фантазиями, не сразу понял, о чем говорил Аскалон.
- Научишься ею управлять на Посвящении. Одной шоколадкой не отделаешься! – предупредил пегас, вытягивая морду.
Протянул ему заранее припасённый «Сникерс». Пегас аккуратно взял с руки лакомство, щекоча ладонь теплыми губами.
- Может перейти на шоколадную диету… - сладко причмокнул он, облизываясь.
- Но как же ты сумел добраться так быстро? – поинтересовался я, внимательно рассматривая изящный узор на перчатке.
- Я же обещал, а пегасы никогда не нарушают слова, - напомнил Аскалон. – Чем раньше ты поймёшь, что Путь открывается лишь тем, кто способен оказаться выше своих слабостей, тем больше шансов на победу. И запомни, амиго: «Если хочешь победить весь мир, победи самого себя».
- Э-э-э-э, звучит как притча почти, только заумно слишком.
- Вовсе не притча, это Достоевский, - задумчиво глядя мне в глаза, сказал пегас, словно читая что-то важное внутри.
- Но зачем побеждать самого себя? Я же не злыдень какой-то там, да и мир мне не нужен! Лучше покажи то, что ты мне рассказывал. У меня уже руки чешутся от нетерпения – так хочется опробовать Перчатку!
- Тогда садись и держись как следует за гриву. Послушай моего совета: даже если очень захочется, даже если трудно будет удержаться – не смотри вниз, я не хочу тебя ловить, амиго, понял?
- Усёк, всё будет чики-пуки, - ответил я. Аскалон только фыркнул от этой фразы и ударил серебряным копытом в землю.
Глава 4. Первый полёт!
Пегас грациозно взмахнул серебристыми крыльями, словно проверяя, не упаду ли я.
- Надеюсь, ты готов. Даже не представляешь, что тебя ждёт… - вздохнул он.
Сильный ветер стремительно понёсся за нами наперегонки, не желая отставать. Пространство и небо слились в один мощный, яростный вихрь, открывая дорогу новым, неизведанным мирам, о существовании которых я раньше мог только догадываться, а в душе всё сильнее и сильнее разгоралось пламя любопытства, заставляя меня думать только об одном: что же ожидало нас дальше?
Я зажмурился, чтобы не свалиться с пегаса, и крепче схватил его за гриву.
Когда открыл глаза, сердце замерло. Сказать, что раньше никогда не видел ничего подобного – значит не сказать ничего. Это было настолько удивительно, что я сначала не поверил глазам.
С трудом понял, что Аскалон открыл для меня не просто таинственную дверь в один из сказочных миров, о которых так много читал ещё в детстве – он показал Путь в саму сказку, которая, судя по невозмутимому виду пегаса, была для него самым обычным делом.
Яркие вспышки заката оживали и затухали, будто огненный великан разрисовал небо гигантской пылающей кистью ему одному понятными узорами…
Перистые облака, утопающие в лучах заходящего солнца, искрились непередаваемой игрой света! Урр-ра! Наконец-то, наконец-то свершилось!
Дыхание перехватило от восторга. Пожалел, что не захватил с собой фотоаппарат: надо было обязательно заснять всё это! Эх, ведь не поверят, не поверят совсем!
Все фильмы, которые смотрел раньше, не шли ни в какое сравнение с увиденным, голова закружилась от невероятной игры красок огненного заката.
Неужели всё это действительно происходило со мной? Неужели всё это правда? Я боялся, отчаянно боялся, что через минуту-другую придётся проснуться, чудный сон кончится на самом интересном месте, а завтра придётся снова тащиться в школу.
Но тоскливые мысли унеслись сами собой, оставляя место для новых ощущений.
Под нами засыпало море, играя озорными бликами в кристальной воде. Солнечные лучи таяли в лёгких волнах, словно сказочные существа в объятиях водной стихии. Здёсь всё было наполнено яркой, первозданной жизнью, в которой искрилось и бурлило что-то неуловимое, но такое глубокое, что мне даже стало немного обидно – ведь я не мог выразить словами то, что видел.
Но Аскалон сразу пришёл на помощь, безошибочно читая мысли.
- Настоящая поэзия, амиго! – мечтательно сказал пегас, немного снижаясь.
Я не знал, что ответить, потому что ничего не понимал в этой поэзии, и впервые в жизни мне стало из-за этого стыдно в глубине души.
Мы летели, любуясь сказочной картиной, которая дарила самые яркие краски нашему взору.
Только сейчас понял, что полёт на пегасе – что-то неописуемое.
Казалось, его крылья стали моими. Легкость переполняла меня, отзываясь в душе неуловимой мелодией.
- Это же так кру-у-у-то-о-о! – внезапно заорал я, едва не свалившись вниз. – А ты можешь подняться повыше? – попросил я, вертя головой в разные стороны, чтобы не упустить ничего, ни одной детали.
- Конечно, сегодня твой день, амиго! – ответил пегас, и от его слов моё сердце сладко замерло: сколько я ждал этого момента!
Мы парили над облаками, а я с каждой минутой всё сильнее ощущал ранее незнакомое чувство свободы, переполняющее меня ни с чем не сравнимым счастьем.
Наконец, мы опустились к воде. Внезапно море под нами ожило мощными фонтанами брызг. Я едва не свалился от неожиданности…
Огромная белая морда. Любопытные глаза с интересом посмотрели на нас. Существо исчезло, нырнув с громким всплеском.
Над морем поднялся исполинский хвост, похожий на китовый, мощно ударил по воде. Нас окатило сильными брызгами.
Создание, похожее на касатку, вынырнуло снова, показав четыре ряда жутких зубов в довольной улыбке. Морда буквально светилась от счастья, в озорных глазах читалось страстное желание поиграть.
- Ну что, Малыш, заскучал? – улыбнулся Аскалон, затем легонько дунул. В воздухе появился сверкающий шар, размером с футбольный мяч, внутри которого бегали шустрые разноцветные искорки.
Кит поднял любопытную морду, завороженный танцем радужных огоньков. Радостно захлопал по воде огромными плавниками, вызывая сильные волны. Пришлось взлететь повыше, чтобы не смыло.
Аскалон тихонько пнул мячик. Шар засверкал от прикосновения. Малыш игриво послал его обратно.
Я поймал шарик, почувствовал живое тепло, которое пульсировало в нём.
Китёнок нетерпеливо шлёпнул хвостом по воде, поднимая в небо фонтаны брызг. Нас снова окатило с ног до головы.
- Ну что ты с ним сделаешь! – заржал Аскалон, отряхиваясь.
Я кинул Малышу мячик, но шар завис в воздухе, пролетев совсем немного. Аскалон причмокнул, и шарик послушно вернулся к нему, переливаясь нежно-зелёными огнями. Пегас что-то шепнул, мячик засверкал розовым и полетел высоко в небо.
Малыш заурчал от восторга и выпрыгнул из воды. Гигантское белоснежное тело, покрытое изящными синими узорами, заблестело в лучах заката. Китёнок грациозно выгнулся в воздухе, чтобы достать летящий шарик. Но хитрый пузырь поднялся ещё выше и понёсся прочь, задорно сверкая радужными искрами.
Аскалон взлетел повыше, чтобы нас не накрыло сильными волнами, поднявшимися после приземления Малыша.
Китёнок резво удалялся, радостно пуская в небо фейерверки брызг.
Затем на горизонте показался окутанный туманом черный обелиск. Вокруг летали пегасы, их золотистые крылья сверкали на солнце. Спина Аскалона напряглась. Он яростно заржал и понёсся вперёд.
Кольцо на руке тревожно вспыхнуло. Заметив нас, пегасы полетели прочь.
Остров встретил недружелюбно. Глухо завыл ветер, поднимая над землёй серую пыль. Обелиск приближался, словно не мы летели к нему, а он вырастал на глазах мрачной громадой. Внутри всё похолодело от одного вида гигантского клинка, рассекающего небо черным лезвием. Сразу захотелось домой.
Возникло ощущение, что чьи-то глаза хищно рассматривали меня. По спине словно пробежали липкие, холодные пальцы. Назад, вернуться назад! Вернуться, пока не поздно!
«Эй, урод! Вали сюда, разговор есть», - хрипло рявкнул кто-то на ухо.
Внутри всё замерло…
Я закричал от неожиданности, едва не свалившись в море.
Черная призрачная пасть возникла в нескольких метрах впереди меня. Пасть с горящими, хищными глазами!
Я поднял руку. Серебристая молния сверкнула в небе, вырвавшись из перчатки. Разряд не причинил призраку вреда.
Хриплый хохот. Тварь понеслась на меня.
Пальцы предательски разжались, отпуская гриву пегаса…
Резкий свист в ушах. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Кто-то каркал в голове: «Через неделю приносишь три штуки… Успеешь – нормуль, нет – зароем, сука».
Темнота. Давящая тьма нахлынула голодными волнами и проглотила…
Глава 5. Цепочка событий
Ласковый, бодрящий аромат привёл в сознание. Вокруг цвело море гигантских роз, расстилаясь до самой линии горизонта.
Пегас раньше рассказывал об удивительных цветах, аромат которых исцеляет и восстанавливает силы. Тогда я ему не поверил, но теперь понял: в этом мире возможно всё.
Тело жалобно ныло, словно разбитое на несколько израненных кусков. Голова раскалывалась жуткой пульсирующей болью.
С трудом приподнялся...
- Лежи, лежи, амиго, - посоветовал Аскалон. Спорить не хотелось.
- Кто…это был? – выдавил я, наблюдая за тёмно-синей мохнатой бабочкой, пьющей нектар из цветка, ловко цепляясь пушистыми лапками за розовые лепестки.
Хорошо ей: летаешь и лопаешь цветочный сок. А тут голова кругом от всего. Аскалон не ответил, лишь грустно вздохнул.
- Кто напал? – повторил я глухо, понимая, что не прошёл Посвящение.
- Ты сам, - мрачно ответил он, устало наблюдая за бабочками, беззаботно порхающими в весёлом танце над морем роз. Кольцо на руке загорелось красным. Я слегка приподнялся над цветочным ковром, следя за мотыльками, взлетающими всё выше и выше.
- Я? Как…
Резкий свист.
Стрела вонзилась в дерево над моей головой, пригвоздив бабочку. Яркие лучи отражались от золотистых крыльев пегасов, ослепляя нестерпимым светом. На крылатых конях сидели маленькие желтокожие существа, вооруженные луками.
Аскалон ударил копытом, накрывая нас серебристым щитом. Сверкающий дождь зашумел над головой, на мгновение показалось, что небо потемнело от стрел. Я в ужасе втянул голову, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди.
Щит вспыхнул. Стрелы загорелись, бессильно падая вниз.
Перчатка дрогнула, яростно сверкая. Я вытянул вперёд руку, целясь в одного из песочных уродцев, нагло натягивающего свой лук. Молния сбросила лучника на цветочный ковёр. Он не поднялся.
Удивлённо посмотрел на перчатку. Она оживала на руке, отбрасывая яркие лучи.
Следующая молния ударила в крыло золотистого пегаса. Он жалобно заржал, заваливаясь вниз. Попытался взлететь, но не мог.
Аскалон ударил копытами по земле. Всё загудело, сливаясь в нарастающий гром. Перед нами раскрылась воронка. Аскалон схватил меня за шиворот зубами, забрасывая себе на спину. Мы прыгнули в пляшущий вихрь.
Пространство побледнело, постепенно исчезая. Я увидел сквозь мутную пелену, что золотистые пегасы окружили раненого товарища. Один из желтокожих подошёл к упавшему, прикладывая светящийся посох к ране.
А у дерева металась бабочка, пытаясь вытащить крохотными лапками стрелу, пригвоздившую её друга…
Мы влетели в снежный вихрь, сковавший холодом тело. Аскалон поёжился. Что-то шепнул, и нас окутало тёплое сияние, от которого таяли неугомонные снежинки.
- Эти желтокрылые чуть не прикончили нас! - пегас яростно захлопал крыльями.
- Почему они напали?
- Любого из них тошнит от человека, да ещё в компании серебряного пегаса.
- Но ведь вы же… братья?
- Что? Как можно называть этих…солнцепоклонников «братьями»?
- О чем ты?
- Мы жили мирно веками, но затем появились осквернители. Они говорили, что Небо умерло и больше не даёт силу крыльям, поэтому нужно поклоняться Солнцу. Так началась первая война в мире Акхор – острова, на которых обитают тысячи созданий, захлебнулись в крови. С тех пор на границах владений стоят Обелиски. Никто не знает, откуда они появились.
Мне показалось, что он чего-то не договаривал про Обелиски, но почему-то спросил другое:
- Странные вы… небо, солнце – они же для всех…
Аскалон презрительно фыркнул.
- А вы, люди, не убиваете ради собственной выгоды? В вашем мире империи, сильные страны не навязывают бедным странам свои условия? А ты разве не знаешь, что любое событие в твоём мире отражается непредсказуемыми последствиями у нас? Если у вас война – у нас гибнут бабочки-кхошти: они очень чувствительны к любому проявлению насилия. Многие вымерли, некоторые превратились в жестоких тварей, заражающих всё живое Безумием, - Аскалон гневно сверкнул глазами, выстрелив ярким лучом в ближайший сугроб, который мгновенно сгорел, оставив лишь выжженную землю. - Некому стало опылять цветущие сады, и живые цветы погибали, птицы падали с неба замертво. Дальше продолжать, или догадаешься, сколько созданий погибло от Безумия во всех ближайших мирах?
Я вспомнил, как одна из этих милых кхошти спасла меня. Если бы бабочка не взлетела – стрела пригвоздила бы к дереву…
К горлу подкатил горький комок. Дыхание перехватило.
Попытался ответить другу, но не смог – слова застряли колючей болью.
- Что молчишь, амиго? – мрачно спросил Аскалон.
- Ни… ничего… - выдавил я.
Он замолчал, но его глаза, яростно пылавшие огнём, были красноречивее любых слов.
На душе стало мерзко, словно я был виноват, мог что-то исправить, но просто не хотел понять, как это сделать.
- Принесу ещё шоколада, и мы попробуем… снова, - неуверенно сказал я, прощаясь.
- Посвящение – не игра в супер-героя, амиго! Это взгляд на себя со стороны, борьба страхов и сомнений в твоей душе. Серебристая Перчатка не поможет, если не решишь проблему внутри себя! Ты слишком много играл в компьютерные игры и читал дешёвую фантастику, - грустно вздохнул пегас. – Если ты не поймёшь этого, Путь навсегда будет закрыт для тебя…
Улица засыпала под снежным дыханием ночи. Резкая брань доносилась из подворотни. Тревожный блеск кольца заставил меня насторожиться.
После всего случившегося возможность неожиданной встречи во дворе показалась ерундой: меня едва не сожрал призрак, затем чуть не убили какие-то песочные уродцы на летающих конях. Перчатка вспыхнула, отбрасывая яркие искры.
Жлыга и Круглый ссутулились, словно под тяжелой ношей. Никитос стоял впереди, объясняя что-то четырём здоровым парням.
- А мне насрать, что вы, мудаки, не успели собрать бабло! - парень авторитетно поигрывал ножом-бабочкой перед лицом Шкафа. Теперь я понял, кого пытался копировать Никитос. – Соберёте тридцать штук к следующей неделе, как следует потрясите спиногрызов, иначе отловим и порежем на ремни, усёк?
Руки сжались в кулаки от негодования: какая-то шобла вербует парней из школы, чтобы они вымогали деньги у детей!
- Да, - глухо ответил Никитос, заметно побледнев. Круглый и Жлыга ссутулились ещё больше, словно стали ниже ростом.
- Посмотрю, как ты усёк… - парень потрепал Никитоса рукой по щеке. Стоящие за спиной главаря заржали.
- Да что же вы за скоты такие! – не выдержал я.
Все обернулись. Взгляды парней, полные холодной жестокости, не обещали ничего хорошего.
- Проваливай, щенок, - презрительно сказал главарь. Внутри всё замерло. И зачем я полез сюда? Ноги предательски затряслись.
Удрать, удрать поскорее, пока не поздно!
Но в голове откуда-то пронеслось яркой молнией: «Исправить всегда можно, главное – не оставаться равнодушным».
- Ты не понял. Даю один шанс. Последний, - сказал кто-то решительно. Не сразу осознал, что это был я.
- Ты обкурился, щено… - Он захлебнулся на полуслове.
Перчатка сверкнула в ночи. Из-под ног бандита полезли гибкие, зелёные ветви. Мгновенно оплели ноги. Он упал в снег, а побеги стали расти вверх, поднимая за ноги.
Я поднял руку, когда голова парня зависла в метре над землёй. Его друзья уже недоумённо раскачивались рядом.
- Ты…ты…псих! – захрипел главарь, пытаясь освободиться. Зря.
- Не трынди, снег залетит в рот! – оборвал я. Жлыга, Круглый и Шкаф стояли, вытаращив глаза.
- Васёк, ты…это…мы, ну мы типа… - залопотал Никитос.
Внутри всё закипело. Размазать. Размазать так, чтобы кровавые сопли о снег вытирали! Отомстить уродам!
Перчатка угрожающе вспыхнула… Они трусливо втянули головы в плечи…
- Эх, Васька, Васька… - грустно пронеслось где-то рядом.
Они выглядели жалко.
- Все по домам. И больше никаких вымоганий.
Унеслись пулей.
Внутри стало легко, будто с души упали тяжелые оковы. Захотелось взлететь, словно победа над желанием отомстить сделала меня невесомым.
Бандиты дружно раскачивались на зелёных ветвях, вокруг порхали неугомонные снежинки. Фантастика…
Щелкнул пальцами. Побеги поднялись выше, на них выросли большие светящиеся цветы, похожие на розы. Они распускались в середине января!
Снял на сотовый. Не пропадать же такому кадру! Потом выложу в контакте – пусть все поржут от души…
На столе одиноко лежал томик Пушкина, напоминая о данном обещании. Увы, Перчатка не поможет выучить. «Сила не избавляет от ответственности, амиго», - говорил Аскалон.
Неправильно всё это! На фиг нужна такая Перчатка, если всё приходится делать самому? Надо потом попросить Аскалона найти мне модель покруче: щелкнул пальцами – стихотворение уже в голове, и учить не надо, а то столько геморроя с этой поэзией…
Нет лучше так: одел перчатку, загадал желание – сразу выучил Пушкина! Но не просто, а чтобы мог рассказать и пересказать получше этой выпендрюги-отличницы Ковалевской, которая так томно читает наизусть стихи поэта, как будто хочет родить от него! Вся такая неприступная – ага, видели мы, как она надралась на дискотеке: жаль, заснять не успел, вот бы показать Марье Петровне, как её «лучшая ученица» отрывается, ха-ха!
Хотя в принципе Анька неплохая девчонка, пусть и отличница: если попросить, даёт списать без кривляний, не то что некоторые. А почему я должен просить её? Разве сложно выучить всю эту лабуду? Да раз плюнуть! Просто время неохота тратить. Вот научусь пользоваться Перчаткой, и всё будет нормуль…
Интересно, как себя чувствует мама? Жаль не могу ей сейчас помочь…
Открыл окно, вдыхая морозный ночной воздух. Снежинки танцевали радостный зимний вальс.
- Передайте ей привет, пусть поправляется! – крикнул в окно и щелкнул пальцами. Пушинки весело понеслись прочь, словно услышав меня.
Вспомнил море, ласково сверкающее в лучах заката. Как бы хотелось передать маме частичку этого тепла! Такого больше не видел нигде. Мир, в котором природа живёт и развивается в гармонии…
«Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы», - почему-то вспомнилось мне.
Слова непонятным образом передавали настроение и красоту пейзажа. Было что-то общее в стихах и картине моря, которая открылась мне сегодня.
Гармония! Догадка вспыхнула в голове: стиль стихотворения передаёт волшебство природы, её красоту…
С сомнением взял книгу, стараясь найти что-то ещё…
Время замерло, остановленное неуловимой силой поэзии. Я вникал в содержание, захлёбываясь волшебством строк.
Если бы кто-то рассказал об этом, я бы рассмеялся. Только теперь начал понимать, прочувствовав сердцем.
Читал, не отрываясь, вдохновлённый догадкой. Чудеса приоткрыли для меня дверцу…
Лёгкость и восторг уносили всё дальше от серости и пустоты в новый яркий мир. Я читал, забыв обо всём. И только ночь понимала меня.
Глава 6. И снова Пушкин…
В классе воцарилось тихое напряжение – Марья Петровна открыла журнал.
- Когда иду на урок, ребята, стараюсь забыть обо всех проблемах, потому что русская литература – это… это путешествие в глубину истории и культуры нашей страны, - учительница замолчала, взволнованно пройдясь у доски.
- Но когда прочитала ваши…сочинения… - её интеллигентное лицо исказилось непередаваемой мукой, словно учительницу стали поджаривать на костре. – Поняла, что моя работа напрасна… - В её усталых глазах сверкнуло отчаяние.
- И не думайте, это касается всех! – учительница гневно посмотрела на отличников. Ковалевская заметно побледнела, затеребила в руках платочек. – Не буду больше на ЕГЭ подсказ… - она осеклась, взяв себя в руки. – Что напишите, то и получите!
Затем стала цитировать сочинения. Я впервые понял, какую горечь доставляли ей наши глупые работы:
- «Ленский вынужден жениться на Ольге, чтобы Онегин не психовал от ревности», - она отложила тетрадь в сторону под громкий гогот в классе.
- «Ленский вышел на дуэль в новых панталонах. Они разошлись, и раздался выстрел». Дикий хохот. Марья Петровна подняла глаза. Смех сразу оборвался.
Внутри защемило от её взгляда, полного решимости, тоски и чего-то ещё. Непонятной пронзительной боли. Только сейчас я осознал, что все замечания учительницы были ради нас самих – она хотела открыть нам Путь к своему миру искусства и поэзии, как Аскалон пытался помочь мне найти дорогу в мир загадок и волшебства…
«Исправить всегда можно, главное – не оставаться равнодушным», - пронеслось в голове. Медленно, очень медленно я поднял руку…
- Что, в туалет захотел под конец урока? – усмехнулась учительница.
- Не… подготовился, ответить хочу…
Марья Петровна удивленно посмотрела на меня.
Улыбнулась, почему-то став похожей на маму.
Глава 7. Посвящение
Бодрой походкой вышел из школы, хотелось оторваться от земли, подпрыгнуть и взлететь!
Снежинки радостно кружились в воздухе. Кольцо заискрилось разноцветными огоньками, оно было заполнено наполовину!
Аскалон уже ждал у пустыря, нетерпеливо пританцовывая на снегу.
Мы понеслись навстречу приключениям, в которых меня ожидало Посвящение. Моё долгожданное Посвящение! Кольцо заблестело разноцветными огоньками. Вперёд, скорее!
Море встретило нас ласковым плеском волн, засыпающих в огнях заката.
Теперь я понимал, что имел в виду Аскалон, когда говорил о поэзии!
Небо ярко пылало причудливыми узорами. Облака стремительно проносились над нами, подгоняя. Вперёд, вперёд!! Мы должны успеть до захода солнца!
Показался одинокий берег, окутанный густым туманом. Чёрный Обелиск. Ещё немного!
За спиной послышалось злобное шипение. Сердце бешено забилось.
Серая змея с перепончатыми крыльями бросилась на меня, разевая жуткую пасть с раздвоенным языком…
Время сжалось, останавливаясь под гипнозом злобных желтых глаз. Тварь приближалась, яростно извиваясь в небе. Руки налились тяжестью. Кольцо отбрасывало метающиеся искры.
Обелиск засветился чёрными огнями. Они заплясали вокруг берега, вспыхивая молниями.
Змея приближалась, хищно сверкая голодными глазами. Руки окаменели, не слушаясь.
С ужасом смотрел на чудовище. Перчатка нетерпеливо блестела, но я даже не мог пошевелить рукой!
Аскалон не вмешивался – никто не смел прерывать Посвящение.
В голове отчаянно пронеслось: «Не бойся трудностей, выше нос, и всё получится». Я стряхнул оцепенение.
Перчатка на руке стала тёплой. Через секунду яркий луч вонзился в пасть змеи. Тварь зашипела, захлёбываясь лучом, который пронзал её. Чудовище хрипело, извиваясь в агонии. Из пасти фонтанами хлестала чёрная кровь.
Я поднял руку. Над головой змеи появился серебристый клинок. Взмах руки – лезвие стремительно опустилось на змеиную шею. Голова с горящими глазами полетела в ярко-красные от пылающего заката волны. Обезглавленное тело еще несколько секунд держалось в воздухе, конвульсивно хлопая слабеющими крыльями. Бессильно рухнуло в море.
- Получи, получи тварь! – кричал я, наблюдая за тем, как голодные волны проглатывают змеиное тело.
Сердце бешено забилось от осознания победы!
Сумрачные огни вокруг Чёрного Обелиска остановились, бледнея. На поверхности появились контуры каких-то странных лиц, перекошенных в жутких гримасах.
Мёртвые маски. Они смотрели на меня пустыми глазами и хохотали. Кровь застывала в жилах от смеха, полного яростной силы.
Огни снова заплясали вокруг Обелиска, вспыхивая молниями. Внутри всё оборвалось от мысли, что это только начало.
Над островом поднялся сильный ветер. Он давил, заставляя снижаться почти к самой земле. Аскалон судорожно взмахивал крыльями, тщетно пытаясь набрать высоту.
Обелиск притягивал. Ветер усилился, превращаясь в чёрный вихрь, поднимающий облака пыли над островом.
- Перчатка! – крикнул Аскалон, задыхаясь от напряжения.
Я вскинул руку в перчатке и выстрелил. Светлый луч ударил в воздух, пронзая мрачное от пыли пространство. Раздался яростный стон. Давление ослабло.
Вихрь поднялся выше, вздымая столбы пыли над островом. Серая мгла сгущалась, принимая очертания огромного осьминога. Гигантские щупальца потянулись к нам.
Аскалон дунул перед собой, создавая светящийся шар. Внутри сверкающей сферы воинственно мерцали радужные огоньки. Шар завис над нами, сияя разноцветными лучами. Блестящими клинками они ударили по щупальцам, отбивая атаку осьминога.
Мёртвые маски высунулись из обелиска, облизываясь змеиными языками. Воздух наполнился затхлой болотной вонью, от которой закружилась голова. Рядом с масками появилось… бледное лицо мамы.
Страшная догадка пронзила меня.
- Отпусти! Отпусти её, мразь!! – закричал я, сжимая кулаки.
Щупальца замерли, разделяясь на множество змей, извивающихся кольцами. Они злобно прорывались сквозь клинки радужных лучей. В глазах потемнело. Сердце бешено застучало. Я почувствовал, что время сжимается тугим клубком, останавливая последние минуты – наши последние минуты жизни.
Я вспомнил, как долго стремился пройти Посвящение, чтобы свободно путешествовать с Аскалоном, вспомнил мудрецов из Племени Великих – мне даже показалось, что они наблюдали за мной словно на том самом уроке.
Неожиданно яркой вспышкой в голове пронеслись строки:
«Не вдруг увянет наша младость,
Не вдруг восторги бросят нас,
И неожиданную радость
Еще обнимем мы не раз:
Но вы, живые впечатленья,
Первоначальная любовь,
Небесный пламень упоенья,
Не прилетаете вы вновь».
Неужели это подсказка? Не может быть! Но другого выхода не было… Попытался мысленно дотронуться до неба, почувствовал его спокойную, безмятежную Силу.
Перчатка мгновенно запылала огнём. В душе словно проснулись огненные фейерверки, взрывались волнами тепла. Действительно, Небесное пламя!
Дотронулся до радужного шара пылающей перчаткой. Сфера вздрогнула, увеличиваясь в размерах. Огоньки отталкивались от поверхности шара, вспыхивая молниями, которые били по чёрным змеям, разрывая их на части. Сфера росла на глазах, взрываясь искрящимися разрядами. Ещё, ещё!
Обелиск загорелся темным пламенем. Мёртвые маски высунулись, пылая жадными глазами.
Усталая рука бессильно задрожала, пытаясь удержать тяжелеющую сферу. К нам снова устремились змеи, молнии шара яростно ударили по ним. Маски на поверхности обелиска злобно зашипели.
Аскалона опутали щупальца. Я услышал, как беспомощно захрустели его крылья. Пегас жалобно заржал, пытаясь освободиться.
Где-то сзади раздался громкий плеск. Радостный рёв кита прорвался сквозь шум ветра.
Малыш стремительно выпрыгнул из воды навстречу своей Огромной Игрушке! Белоснежный кит замер на мгновение в воздухе, останавливая время в грациозном полёте…
Китёнок ловко поймал головой искрящийся шар, посылая его в самый центр Черного Обелиска, и полетел за ним, усиливая мощь удара...
Вокруг всё содрогнулось от страшного грохота… Мёртвые маски замерли в жутких гримасах. Радужный шар взорвался фейерверком молний, бьющих в самое основание Обелиска, который треснул.
Фиолетовые, оранжевые, кроваво-алые лучи с отчаянным стоном ударили из трещин, попав в Малыша.
Белоснежный кит, наивное морское чудо, рухнул на песок безжизненной гигантской тушей, нелепо распластал огромные плавники, словно желая обнять берег.
Аскалон бессильно упал, когда щупальца осьминога отпустили его. Крылья были жестоко сломаны. Шея неестественно вывернулась. Морские волны медленно накатывали на него, сползая с грустным шепотом на песок.
Кольцо заполнилось под завязку. У него был настоящий пир – эмоций хоть отбавляй. Интересно, когда Аскалон дарил мне перстень, он предполагал, что подарок может спасти ему жизнь?
Я бережно обнял неподвижное тело друга, мысленно приказал кольцу перенести нас. Пространство побледнело, растворяясь под тихий плеск волн…
Очнулся от легкого прикосновения. По руке ползла мохнатая бабочка, деловито расправляя синие крылья. Розы, розы, море гигантских цветов вокруг! Непередаваемый аромат восстанавливал силы, постепенно наполняя нежной легкостью. Волшебство живых цветов снова пришло к нам на помощь.
Неужели успел? Аскалон удивлённо поднял морду, благодарно посмотрел на меня усталыми глазами. На душе было неспокойно. Что за тварь этот обелиск? Откуда взялся? В ответ виски сдавило жуткой болью.
Меня будто подняло вверх невероятной, удивительной Силой.
Наша планета, окруженная бесконечными песчинками неописуемых миров, которые заметны лишь внутреннему зрению, заметны лишь тем, кому открыт Путь.
Вокруг потемнело. Кольцо – мои глаза в темноте, оно показывало истину. Сердце вздрогнуло от резкой боли, словно в него вонзился нож для колки льда.
- Через неделю приносишь три штуки… Успеешь – нормуль, нет – зароем, сука, - пронеслось в голове. Виски сдавило ещё сильнее.
- Теперь соберёте тридцать штук к следующей неделе, иначе отловим и порежем на ремни, усёк? – последовало по цепочке. Я почти плакал от боли.
Вокруг сгущалась тьма. Она питалась жадностью, злобой, впитывая её, когда люди причиняли друг другу страдания. На далёких островах забытых миров росли один за другим чёрные обелиски.
Они требовали ещё, ещё, тянулись невидимыми щупальцами к людям, заражая далёкие миры болезнями и злобой.
Зачем людям самолёты, ракеты и полёты в космос, если душа не может взлететь, отчаянно бьётся в оковах страха и унижения? Зачем причинять друг другу боль?
Я видел, как начинались всё новые и новые войны в погоне за мимолётной властью. Видел, как души чернели от жадности и злости.
Самые страшные войны рождались в душах от крошечных тёмных семян, которые высасывали из людей человеческую сущность. Земля захлёбывалась от крови. Обелиски жадно пили её боль и росли, росли мрачными тенями, протягивая свои бесчисленные щупальца сквозь окна незримых миров…
Меня трясло, будто схватился за оголённый провод.
- Ты всё-таки понял… - грустно вздохнул Аскалон. – Посвящение пройдено. Теперь тебе открыт Путь сюда, амиго.
По огромному цветку поползла синяя бабочка. Она расправила крылья и полетела над засыпающими цветами, кружась в беззаботном танце. На душе стало светлее. Главное – мама теперь в безопасности. Этот обелиск больше не причинит никому вреда.
Гигантские розы тихо засыпали, медленно закрывая нежные лепестки. Бабочка ласково садилась на каждый цветок по очереди, словно желая спокойной ночи. Розы отвечали ей покачиванием бутонов и трепетом лепестков на ветру. Сердце сладко защемило от этой картины.
А что если каждая роза – это маленький мир, полный интересных тайн и загадок? Тогда бабочка летает над цветами почти как мы с Аскалоном: когда у него окрепнут сломанные крылья, мы полетим навстречу новым мирам.
Бабочка выбрала самую большую розу, сложила синие крылышки и заснула, обняв пушистыми лапками изящный бутон. Завтра будет новый день, цветы снова раскроются, чтобы дарить всем волшебный аромат и любоваться танцами синих мотыльков.
Почему-то мне страстно захотелось стать бабочкой – беззаботно летать над морем из роз и нести на крыльях красоту…
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru