Предисловие автора Вторая книга моих стихов появилась на свет благодаря первому сборнику «Окно в лето», в котором есть раздел «Чудеса». Моим читателям и мне захотелось его дополнить новыми стихотворениями и издать отдельной книгой. Так и появилась эта книжка стихов «Чудеса и чудаки». Умение замечать смешное вокруг себя появилось у меня от общения с братом, Александровым Львом Николаевичем, который по совместительству является и моим дядей, но это отдельная история. Брат-дядя прекрасно рисовал, но особенно ему удавались карикатуры и шаржи. Он преподал мне первые уроки рисования, а потом внесли свою лепту уроки рисования в школе и институте. Не последнюю роль в моем становлении юмористом сыграли такие великолепные карикатуры как: Жан Эффель, Херлуф Бибструп, Ефимов, Тесла, Огородников, Песков. В школе, на заводе, на практиках в институте я выпускал сатирические стенные газеты с названиями: «Спрут», «Под колесо», «Хохот», «Экспресс». Появились мои карикатуры и в институтской многотиражке «Автодорожник». Поэтому среди моих стихов оказались и стихи юморески, стихи зарисовки на темы, жизни, быта окружающих меня людей. Особенно приятно перекладывать в стихотворную форму, анекдоты и байки, есть такие и в этой книге, это: «А я остаюсь», «Меня посетила» и другие. Все стихи книги написаны в последнее десятилетие ХХ века и первое десятилетие ХХI века.
--------------------------------------------------------------------------
Александр Вениосов - Чудеса и чудаки
--------------------------------------------------------------------------
Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru
Чудеса и чудаки
Пушкин тоже был чудак,
Не играл в игрушки.
И с Ариной натощак
Выпивал по кружке.
Кто ж не помнит милых слов,
Заглянув к подружке.
Вот и Пушкин говорил:
Где ж, Арина, кружки!
Так налью же я себе
И тебе подружка.
Чтоб стояли на столе
Водочка и кружки!
«Я не один»
Я вышел впервые работать:
По блату меня привели.
И скромно присел за компьютер.
Соседи тот час завели:
«Нормальные люди при входе,
Здоровья желают друзьям,
И рюмки наполнив до края,
Тосты говорят, как Хайям».
Я, вроде, смутился вначале,
Потом побежал в магазин.
И сумку поставив на столик,
Я понял: теперь не один!
«Мышь и копна»
Прошла пора, скосили сено,
В копну огромную сложив.
И мышь – норушка - заводила,
В нее шмыгнула, не спросив.
Там кувыркалась и ласкалась,
Влюбленный писк ее звучал.
Но только ночь с зимой рассталась,
Влюбленный пыл ее пропал.
Она уже весной гуляет,
Ждет под каштаном зрелый плод.
И пирамидки обрывает,
А лепестки кидает в рот.
Придет зима, вновь холод грянет,
Придет морозная пора.
И мышь на сено снова глянет,
В копне окажется сутра.
А мне вот кажется, порою,
Что без копны мышам не жить.
И даже летом им, не скрою,
С копною надобно дружить.
«Диван»
Четвероногий друг мой милый,
Пегас мой стройный однокрылый.
Мой вдохновитель к снам седым,
Товарищ, ставший мне родным.
Твое крыло из одеяла,
Когда-то сшила моя мама.
Тебя мой папа продавил,
Когда он вместе с мамой жил.
Теперь я сам, покушав сытно,
Сомкнув глаза и губы чинно.
Ложусь со скрипом прикорнуть,
Часов на несколько уснуть.
О сколько ж снов на нем узнал,
О сколько женщин с ним познал.
Теперь спешу к нему с работы,
Забыть никчемные заботы.
О сладком с чувством помечтать,
Себя Морфею в власть отдать.
«Рама»
Спросила дочка как-то маму:
Зачем картину ставят в раму?
Сама не знаю, не скажу,
Я у кого-нибудь спрошу.
И мама вышла на порог,
Где дед в саду кустарник жег.
Зачем, мой друг, ты сжег ограду?
Нам Бог послал ее в награду.
Мы жили в ней не отвлекаясь,
Лишь добрых чувств своих касаясь.
Тут дочка выглянула в сад,
В проем ограды бросив взгляд:
Вот видишь, мама, для чего
Нужна граница для всего.
Так и картина в крепкой раме
Живет сама с собою в гамме.
«Я памятник»
Я памятник себе воздвиг двумя руками
И встал он в рост между двумя ногами.
Его я долго холил и желал,
Пока от «скромности» не обалдел.
Вскочил на улице в трамвай,
И там стрелять глазами: дай!
Мне подмигнула девушка одна,
С копной волос из кипы льна.
На остановке я ее догнал,
С три короба о чем-то набурчал.
Она, скрипя зубами, промолчала,
От страсти лишь в кровати закричала.
Ее спросил: ты почему до этого молчала
И лишь коровою недойною мычала.
Раскинув руки, мне она сказала:
Я, как и ты, о близости мечтала.
Мне так хотелось, так пекло,
Что рот от судороги свело!
«Лень»
Я растолстел и опустился,
Нектара лености опился.
Когда-то ж шаркая,
Болтал я с половиной,
Чужого яблока,
С улыбкою невинной.
Шататься в гости,
Нынче выше сил,
Хотя признаться,
Разве кто просил.
Меня забыли, рюмочка пуста,
Как в пятый день
Недельного поста.
Пожалуй, помолчу
И так всегда под нос себе бурчу.
Обижен кем-то,
Сам порой не знаю
Все время как-то, что-то осуждаю.
Ленюсь же дело делать от души.
Пожалуй, все-все дни мои ушли.
Что ж напоследок каплю поленюсь.
Теперь уж к прошлому,
Пожалуй, не вернусь.
«Меня»
Меня без дела обозвали,
И не этично отослали.
Имея, кажется, ввиду,
Что я так просто не пойду.
Начну, взглянувши в потолок,
И потрепав чуприны клок.
Молоть о такте и культуре,
Короче, пыжиться в натуре.
А я, откинувши кавычки,
И вспомнив юности привычки,
Дал апоненту по ушам,
Короче, смыл позор и срам!
«Воробушек»
Один премудрый воробей
Вскарабкался на дерево, злодей.
И начал над народом изгаляться,
И так и сяк скромных мест касаться.
Там не длинно, а там не толсто.
Короче, дураки, живете очень просто.
Вот я, когда моложе был,
Всегда и всех своим умом давил.
Пил водку лаптями и сапогами.
А девок удивлял интимными местами.
Но вдруг он крылышком за ветку зацепив,
Об землю череп раскроил.
Мораль известна всем:
Желаешь пообщаться,
Так научись на дерево взбираться!
«Сны»
Как много снов ложатся с нами в ложе.
И как они порой похожи.
Все суета, издерганность, заботы.
А как увидеть сладкое охота.
Увидеть девушку, увидеть чистоту,
Увидеть сладкую до боли, красоту.
Увидеть будущее в милой сказке,
Увидеть светлое, но без подсказки.
Летать бы в облаках подобно птице,
А не держать в руках безвольную синицу.
Пить сок желаний из бокала счастья,
А не хватать соломинку в ненастья.
Без сонников, без толкований торопливых,
И без расспросов мною нетерпимых.
Хочу свободы, ну, хотя б, во сне.
Чтоб было радостно, там глубоко в себе.
«Как жаль»
Как жаль, что я не наделен.
Талантом гения – осел!
Мычу, жуя какой-то хлам,
Не образован я и хам!
Меня Эйнштейн не посетил,
Ко мне Ньютон не заходил.
А Нобель бросил вслед гранату,
Жуй требуху, Осел, и вату!
Хотел роман я написать,
Но лень мне ручку в руки взять.
Хотел построить самолет,
Но нализался, вдруг, в улет!
Дом я задумал возвести,
Но туп расчеты провести.
Хотел раз рыбок завести,
Но их вдруг жарить понесли!
Так и сижу я у корыта.
Приклада нет и мушка сбита.
Хотелось что-то подстрелить,
Но видно этому не быть!
«Медведь и воробей»
Однажды, в жаркий день,
Пошел медведь к ручью напиться.
И надо же беде случиться:
Его ужалила пчела и прям туда.
Ах, мать твою,- взревел медведь.
И ну ее махать
Увидев все свидетели кричали:
Отроду в малое большое не вставляли.
Медведь мычал: не бойтесь, все нормально.
И весь народ остолбенел буквально.
Пчела не умерла, а только окривела
И через год мишутку заимела.
Мораль сей басни такова:
Большого нечего бояться,
Ведь лоно может расширяться.
Один премудрый воробей,
Услышав басни сей слова,
Решил: попробую и я.
Вот прилетел на конный двор.
И, ну, возле кобылы увиваться.
И так и сяк ее таенных чувств касаться.
Земное и небесное ей обещал,
Пока бедняга не устал.
Но тут кобыла собралась
И за мешок овса сдалась.
И вот наш воробей, ругаясь матом,
По зернышку мешок насобирал.
Завел кобылу за сарай:
Ну, поворачивай, давай.
На зад вскарабкался и трепыхаться:
Тут нету перьев, тут не за что держаться.
Кобыла пукнула на весь колхозный двор,
Наш воробей аж под забор:
Ага, не выдержала, б…дь,
Тебе лишь комарам давать.
А я всегда беру напором,-
Сказал и умер под забором.
А вывод прост:
Не передергивай мораль:
Другим путем ты влипнешь в Рай!
«Бегу»
Бегу по снегу, и в траву
Бросаю прошлое в гробу.
Все помню и забуду тоже
И сладкий сон, и чье-то ложе.
Бегу и прошлое за дверь,
Все по наследству, мне поверь.
Мы пьем и мрем, мы любим власть
Казалась не пришла напасть.
Она же здесь, тут за углом.
Верни свой взгляд, пойми нутром.
Отмерь ее и обними,
Хоть на мгновение замри.
Еще так рано умирать,
Нет время, нет желанья спать.
Бегу сегодня я вдвоем
И вмести мы всегда поймем:
Беги, беги всегда вперед
И наплевать- где разворот!
«Чужое»
Темная ночь, скрипит половица.
Это крадется ни зверь, ни лисица.
Это крадется чужая жена,
Я же не знаю: нужна - не нужна.
Вроде, уж, с этим давно я знаком,
Даже когда-то терпел я урон.
Все же чего-то я нового жду,
Может, любовь в этот раз я найду.
Тело чужое пахнет чужим,
Греет теплом совершенно другим.
Руки скользят, достают до всего,
Но не находится сил в этот раз у него.
Что-то не нравится в теле чужом.
Хочется думать совсем о другом.
Хочется спать, отвернувшись к стене,
Утра дождаться в ненужной мне тьме.
Утром упреки: не хочешь меня.
Взгляд свой отводишь, ругаешь себя,
Новой попытки боюсь я теперь,
Вновь не открою чужую я дверь.
«Леда и лебедь»
Лугами сочными покрытая,
Живет Голландия равнинная.
Здесь Леда пробуждаясь ото сна,
Возмущена и, право, не своя.
Она бичует лебедя словами,
Но скоро, видно, и делами.
За все что он не смог сврешить
Она желает отомстить.
И телом белым извиваясь,
В лучах у солнышка купаясь,
Она с презреньем говорит
И слово бранное летит:
Ты, птица с белыми крылами,
Играешь ты со мной словами.
Ты не способна плоть пронзить,
Способна только окропить.
Тебе не создал Бог-создатель
Тот орган, что так мне приятен.
Своим же дразнишь лишь меня,
Ты, право хуже чем свинья.
Ты возбуждаешь плоть мою,
Потом других любить молю.
Я вою жалко на луну
И убегаю к кабану.
Прощай, тебе я изменяю.
Перо на шкуру обменяю.
Жестка она, порой, бывает,
Зато всю плоть мою взрывает.
А ты же, жалкий воробей,
Клюй зерна, воду носом пей.
Не жил и не был ты мужчиной.
Иди же прочь и знай причину!
«Налей»
Налей тут хватит на всех,
А если не хватит то сходим.
А если сходив, не найдем ничего,
То что-нибудь, где-нибудь сбродим.
Мы дрожжи за «стольник» на рынке возьмем
Конфеты иль сахар водою зальем
И в теплое место поставим.
Пройдут не заметно дней скажем, пяток
И брага хмельная готова.
Ну, братцы, пора и на печку.
А можно и так,
Коль дрожь достает аж до пяток.
Но вот холодильник, то бишь змеевик
Струит тонкой стрункой родное
И тут не зевай подставляй черпачок.
Ни кто не подаст нам другое.
Хорош самогон, что очищен тобой.
Что печкой и телом согрел ты.
В деревне и граде он самый родной
А после «казенной» стал близок.
Налей же, дружище,
Здесь хватит на всех,
А если не хватит, то сходим.
«Своей душе теперь хозяин»
Сезон закрыт застольных пьянок,
Груз сброшен, нету больше лямок.
Давивших шею и спину,
Теперь я сам себе налью.
Прошла зима, когда народу,
Подобно пьяному уроду,
Хотелось летнее пропить
Застольем скуку погубить.
Конец столам во всю квартиру
И будто славному эмиру,
Стихи рожденным сочинять,
Потом, стесняясь, их читать.
Не будет больше разговоров,
Таких ненужных уговоров:
Да, выпей это, закуси,
Встань с рюмкой, слово попроси.
Не нужно будет улыбаться,
За спины чьи-то укрываться.
Со всеми в очередь плясать,
А после рюмки полоскать.
Своей душе теперь хозяин,
Теперь не чувствую, что ранен
Да и других не зацеплю,
Когда я сам себе налью.
«Книга красная»
Все я больше и больше слышу,
Что мужчин куда-то внесли,
Раньше их сажали в окопы
А потом к могилам несли.
Доведя до отчаянья в работе
Их «на зоны» толпою вели.
Их кляли на трибунах и в поле,
Довели до мыльной петли.
Чтоб поменьше болтали, а пели.
Водку реками лили в толпу.
А когда они охмелели,
Не оставили их без молвы.
Уж не могут они и часу,
Ночь не могут и днем ни гу-гу.
А пасутся на чьей-то зарплате,
Как коровы на грязном лугу.
Ни цветов не несут, ни подарков,
Ни обнимут, руки не дадут.
Словом все исчезали куда-то,
Словом, женщины их не найдут.
И вот слышу я больше и больше,
Что мужчин на руках отнесли.
И красивые женщины наши
В Книгу красную занесли.
Что же сделали Вы, родные.
Сами вырастили Вы мужчин,
Сами их воспитав, погубили.
Не кляните же их без причин.
«О комплекте»
За зарплатой я пошел,
В бухгалтерию зашел.
А кассир с красивой брошкой,
Член просунула в окошко.
Удивляюсь я: откуда
У дивчины это чудо.
А она мне: Во, нахал,
То заказчик нам прислал.
Я в ответ ей говорю:
Что раз так, то все пойму.
И заказчик пусть поймет
И в комплекте яйца шлет!
«Анекдот»
Ночью старушка стучится в окно:
«Милый, сердешный, не нужно - ль вино».
«Нет»,- отвечают спросонья в окно.
Утром же в погреб - пропало вино.
«Бред»
Похороните в зеркале меня,
Пусть будет это не любя.
Пусть будет просто - непонятно,
Но громко, с чувством, очень внятно.
Я отражусь в душе у всех,
Пусть это будет не успех.
Пусть будет просто отраженье,
Пусть будет прошлого вращенье.
Все блеф и возвращенье,
Но есть лишь в мире ощущенье.
Что жив еще, что опьяняют чувства
Наверно, это и искусство.
Уметь слагать желанные стихи.
Ох, Боже ,как они легки.
А где же сила, где же чувства.
Одна труха, одна капуста.
Не создавал я стихов – поэм.
Наверно, все же мало ем.
Не проникаюсь в мир желаний
И не даю реальных обещаний.
Пожалуй, зеркало молчи.
И отраженья не ищи.
В нем нет меня, не будет вовсе.
Скульптура будет, только в торсе.
Ах, Боже, гордость обняла.
Меня нахально обняла.
Взошел увидел победил.
В стакан елея я налил.
«Пальмовый рай»
Здесь рай безделья, тишина.
Трепещет вечная листва.
Течет вино, струится водка.
На берегу забыта лодка.
Здесь каждый день играют свадьбы.
На день, на два или на три.
Собаки писают на пальмы,
У моря дремлют рыбаки.
Массаж неспешен, малословен.
Клиент расслаблен и доволен.
Зимой пустынны берега,
Слаба из долларов река.
А воздух свеж, прекрасен вечер.
Но от безденежья не вечен.
Глаза горят, краснеют уши,
А запах блюд съедает души.
Теснятся бары, рестораны.
В глазах владельцев боль и раны.
Гуляет ветер на столах,
Исчезло лето и размах.
Но что так пальмы манят к югу?
Наверно, чтоб забыть про вьюгу,
Про холод вечной мерзлоты,
И чтоб набраться теплоты.
«Кустодиеву»
Красавиц видел я ни мало
В журналах модных и кино.
Но все они меня достали,
Как не крепленое вино.
Нет пищи взгляду и отрады,
Простора нет для крепких рук.
И лишь гляжу и убиваюсь,
Как жаль мне тощих, сколько мук.
Ах, милый сердцу мне, Кустодиев,
Так понимаю я тебя.
Жена твоя не вышла статью
И не наполнила себя.
Всю душу, ты излил в картинах,
Красавиц русских описал.
Себя несчастного прославил
И из штанов у нас достал.
«Студенты»
Студенты учатся, смеются.
Порой, напившись развернуться,
Так что трясутся пол, земля.
И даже любят не любя.
Потом играют свадьбы в спешке
И разбегаются поевши.
От жизни скучной без угла,
Да и свобода так мила.
Темно, но шумно в общежитьях.
Тут все свои, тут нету лишних.
Кровати тесно тут стоят.
Ночами мерно так скрипят.
Порой случаются пирушки.
И тут сбегаются подружки.
Лицом на вкус любой и цвет,
Стаканы в руки и привет.
Шипит на кухне сковородка.
Есть пирожки внизу, в буфете,
Девчонке каждой по конфете.
На утро снова курсовые,
Лабораторные родные.
Доцент занудный и заботы,
Где денег взять, найти работу.
Но есть студенты побогаче,
Им путь открыт, везде удача:
Костюм с иголочки, машина
И на лице призренья мина.
Но суть не в этом, смысл не в том
А в том, что молод и потом,
Бить может станеш Богачем,
Откроешь дело, развернешься.
И уж тогда за ум возьмешься.
Приобретешь себе машину.
Ну, а сейчас почистишь рыбу.
В стаканы водку разольешь
И с другом вместе запоешь:
Ах, Парамела, о, Чупурела,
Нам жизнь еще не надоела!
«Старичок»
Ужель, мой милый старичок,
Ловил ты бабочек в сачок.
Ужель тебя, мой друг, любили
И губы сладкие дарили.
Ласкали тело и чело,
Ужели было все давно.
Не уж-то все тобой забыто,
И в сердце дверка уж закрыта.
Ведь помнишь что-то, золотой,
Постой-ка, вспомни об одной.
Ту очень-очень молодую,
Такую яркую смешную.
Ты предпочел ее другой:
С богатым телом и душой.
Ты расплекал всего себя,
Она ж оставила тебя.
Теперь же бродишь ты угнувшись,
И на вопрос, чуть улыбнувшись,
Киваешь белой головой:
Так будет с каждым, дорогой!
«Крик»
Отдай мне молодость мою,
Я мудрость глупую верну!
Возьми никчемные стихи,
Здоровье юное верни!
Ты, там сидящий наверху,
Верни мне все, подав руку!
Я знаю: не ответишь мне,
Приняв все лепетом в вине.
Да, не кричал я, лишь шептал,
Себя вчерашнего искал.
«Думал как лучше»
Сон мне приснился в волшебную ночь.
Мог бы, наверное, жизни помочь.
Но как бывает, у бедных порой:
Думал как лучше – остался с сумой.
Будто - бы вышел я рыбки поймать.
Тут вылетает из проруба … мать…
Щука размером, наверное, с дом.
И по волшебному шамкнула ртом:
Что ты желаешь, мужик, в Новый Год?
Все я исполню, ласкать тебя в рот!
Я от испуга на задницу сел
И с голодухи волшебницу съел.
Елки зеленые, что же я так.
Ну, и придурок, ну, и дурак!
Надо ж корыто, надо ж избу,
Я же, подлюка, выбрал нужду.
«Желтая роза»
В вазе хрустальной, на низком столе
Желтая роза сама по себе.
Брошена в чашу с чужою водой,
Короток век и цветочный и мой.
В руки возьму я твои лепестки,
Сердце сжимается грустью в тиски.
Жизнь пролетела, юности нет.
Молодость сгинула, сгинул мой век.
Мудрость никчемная, боль и тоска.
Нет уже в сердце желаний ростка.
Я погружаю лицо в лепестки,
А передо мною одни лишь пески.
Все отлетело, рассыпалось в прах.
Жизнь завершается, в будущем крах.
Желтая роза разлука со всем:
Чем восхищался, к чему был я нем.
Что же, вдыхая я твой аромат,
Шах объявляю и собственный мат!
«Каламбур»
Раскалю орех на мелкие кусочки,
Соль насыплю в старые чулочки.
Подмету полы пером жар-птицы,
Откушу кусок от итальянской пиццы.
Заблужусь на полках сказок,
Заберу из них я кучу масок.
Наряжу цыганом медвежонка
Веселись зверушка, веселись душонка!
Пью вино забытое соседом,
Побегу за милою по следу
Разбросаю тапочки, халаты.
Сыпется с деревьев вместо снега вата.
Солнце кувыркается с луною,
Смотрятся мне парой молодою.
Прикурю от трубки у матроса,
Заплету у кошки сбоку косу.
Наверчусь, напрыгаюсь за сутки,
Заберу все яблоки у утки.
Приготовлю плов в десертной ложке,
Принесу воды запить в лукошке.
«Лань в пальто»
Мне приснилась лань в пальто.
Я спросил ее: Ты кто?
Я твоя невеста.
Слеплена из теста.
Почему же ты в пальто?
Что бы было нам тепло.
Но я не желаю,
О другом мечтаю!
Ты забудь свою мечту,
Я тебя к себе снесу.
Породнишься с полем,
Со степною долей.
Нет, пожалуй, ты ни кто,
Хоть и лань в своем пальто.
Убирайся к черту,
Ведь получишь в морду.
Хорошо, живи с женой,
Но потом дружок не вой.
Не просись на волю,
Не кивай на долю.
«Мартовский кот»
Потеплело на дворе,
Зажурчало что-то.
Кот на крыше замурчал
Захотел чего-то.
Глянул с крыши он во двор!
Как-то по другому.
Суетятся все кругом,
Хотят по иному.
Петух жалкий и смешной
Хлопотливо роет
И наседкам под сарай
Что-то в клюве носит.
Пес уж в будке не лежит,
Что-то возле сучки.
Как-то хвостиком метет
И толкает к будке.
Право, диво, что стряслось,
Праздники какие?
Что-то я проспал, небось.
Вот дела такие!
Почесал себе он хвост
И чуть-чуть за ухом:
А ответ нашелся прост-
Женский день подругам.
Мысли разные пошли,
Встрепенулся котик.
Лапы сами повели
На соседний дворик.
Мчался крышами во двор,
Кувыркаясь в суе
Мурка в том дворе жила
В благородной шубе.
Вот и двор, вот и чердак,
Где живет подруга.
Но на встречу вдруг чудак
Зашипел в натуре.
Опоздал, мелькнула мысль,
Соскользая с крыши.
И смотрел соперник в след,
Оказавшись выше.
Весь измазанный в пыли.
Кот наш брел побитый.
Он остался без любви,
С чувством не излитым.
Но на то она весна.
Чтобы в марте снова:
Жизнь казалась весела,
Начинай по новой!
Вспомнил кот другой подвал.
Заиграли чувства.
Ну-ка, кошки наливай-
Молока по кружке!
И компашка завелась,
Обмывая праздник.
Не робей, что потерял-
В марте кот проказник!
«Судьба любовника»
Бывают в жизни чудеса,
Когда средь ночи чудеса.
Светлей становятся чем днем,
Потом все говорят о том.
Так вот однажды, было дело:
Одна сударыня влетела.
Во флигель, где студенты жили
И от безденежья тужили.
Спасите, милые ребята,
Отдам вам все, чем так богата.
Вы б только милого дружка
Убрали с моего шестка.
Он помер, будучи в запале,
Когда мы в сладостном угаре
Скользили вниз, под облака,
А там вот божия рука.
Студенты быстро сообразили,
Что все долги теперь простили.
И быстро барыню уняв,
За дело взялись, деньги взяв.
Известно дело муж вернется,
Тут без войны не обойдется.
И потому, взяв мужика,
Под руки повели кряхтя.
К вокзалу прибыла компашка
И словно пьяного дурашку,
В купе вагона посадили
И как с живым поговорили.
Вагончик тронулся, качнувшись
И вот студенты улыбнувшись,
Соседу с верху сообщили,
Что покурить они решили.
А вот товарищ пусть поспит,
Его сон быстро отрезвит.
Сосед же сам вдруг задремал
И том из рук его упал.
Скользнул по темни хмельного
Свалив на пол вдруг не живого.
Сосед вскочил запречетал,
Но разум выход подсказал:
Придут дружки, а друг не жив,
Пойдет физическим нажим.
Он опустил в купе окно
И труп скользнул к земле, на дно.
Друзья вернулись покурив,
А их сосед вдруг удивил:
«Ваш друг, как вы, ушел курить.
Ну, что по стопочке налить?»
А время шло, труп приземлился
И по откосу откатился.
В пыли дорожной примостясь,
Он прикорнул, не помолясь.
А тут, как водится, телега,
С копной уложенного сена.
Наехав, подскочила вверх.
Возница вывалился в снег.
«О, боже, барина убил»,-
Возница в страхе завопил.
Схватил несчастного понес
И в лес глухой его отвез.
Там прислонил его к сосне,
Творя все будто бы во сне.
Потом умчался на телеге,
Свалив все сено в быстром беге.
Но для героя не конец,
В конце рассказа лишь венец.
Его ждут новые мученья,
А для кого-то развлеченье.
В лесу охотники бродили,
Ища добычу, все бубнили:
«Хотя б кого-то подстрелить,
Чтобы домашних удивить»,-
И удивили, когда ветер,
Раздул на бедном черный свитер,
Им показалось что медведь
Решил в берлоге не сидеть.
Раздалась мощная пальба,
Опять несчастному судьба.
В подарок смерть преподнесла.
О, как же все душа снесла.
К добыче бросились друзья:
Теперь накормлена семья.
Но волос дыбом заторчал
И каждый в ужасе молчал.
Дурман прошел, скорей за дело.
Чтоб тело вмиг не околело.
Его в тулуп и на коня,
Неси несчастного земля.
К врачу в усадьбу прискакали
И в руки верные отдали.
А сами сели у крыльца
Белее белого слица.
Курили, мучились, ходили,
Себя ругали и хулили.
Вдруг двери тихо отворились
И ноги чьи-то появились.
Врач, подбоченившись, сказал:
«Да, в жизни много повидал.
Но в этот раз вам повезло,
Еще б минута было б зло.
Но не волнуйтесь господа,
Сей барин будет жить всегда.
Сей барин жив, как никогда.
А вас же следует хвалить,
Смогли вы вовремя прибыть!»
«Студенческий народ»
Часть 1
(1977)
«Десять лет спустя»
Все знают, что все даты отмечают,
А если нет, то очень уж мечтают.
Взлохматить юбилей, родиться снова,
Короче, чехарда сия давно знакома.
Настал и мой черед отмечать.
Ну, вроде как, напиться светит.
В руках листок, что нужно мчаться,
И, десять лет спустя, с ребятами встречаться.
Взглянув в альбом, задобрил память.
И, разогрев утюг, стал брюки гладить.
Стал вспоминать и улыбаться.
Но испугался с брюками расстаться.
Дыра мне не нужна, вокзал скучает.
И поезд, поскрипев, уже качает.
Там, в Харькове, есть где приткнуться,
Но я к друзьям в гостинице сомкнуться.
Ряды еще тесны, хотя редеют,
Их поминаем мы, рука бледнеет.
Полилась водка, брызнули напитки,
Мы развернулись, мы уже улитки.
Из раковин полезли перлы жизни.
Все вспомнили, как мы науки грызли.
Голыдный быт и пьяные пирушки,
Хвосты и неуды и слезы на подушке.
Шальные практики, женитьбы и разлуки.
Короче, радости и обученья муки.
Так набрались, что спали, где попало,
Но все казалось мало, мало, мало.
Один мужик, примкнувший на банкете,
Вдруг вспомнил, как гуляют в свете.
Они встречались также в Таганроге,
Один, набравшись, умер по дороге.
Они с банкета шли большой толпой,
И одного из них прихлопнул гиморой.
А вот другой, глаза забывший в зале,
Под поезд угодил на Киевском вокзале.
А нам все ни почем: экскурсии, прогулки,
Знакомые проспекты, переулки.
Преподаватели, профессора, студентки.
Из жизни разное: то молоко, то пенки.
Потом разъехались и долго вспоминали:
Кого и как по пьянке обокрали.
Одних на улице, а вот других в вагоне,
Иных в подъезде, в лифте, в доме.
Все улеглось, в делах забылись,
И фотки прошлого в альбоме скрылись.
Часть 2
«Тридцать лет спустя»
(1997)
Года минули – еще двадцать.
Совсем другая уж страна.
И в дружбе прошлой уж не клясться.
Уже седая голова.
Опять звонок, опять желанье:
Собраться быстро и махнуть
На долгожданное свиданье,
И выпив беленькой вздохнуть.
Но все уже не так как прежде,
Все круче, лучше и темней.
Уже различные в одежде,
Уже машины покрупней.
Я ж не нажил себе колеса,
Из норок шубу не ношу.
Но и не спился от страданий
И не глотаю анашу.
Тружусь, как прежде, но прорабом.
Мне свежий воздух здоровей.
Рабочий люд со мною рядом
И на душе чуть посветлей.
Все время я живу в разъездах,
Совсем от дома далеко.
И на изношенных дорогах
Увидеть подлое легко:
Тут что-то бросили, разбили,
Там не достроили страну.
И на поля давно забили
И в яму бросили соху.
Цеха давно все разобрали,
Во вторсырье свезли страну.
А за границей похватали,
Что там не нужно ни кому.
Но, вроде все не так уж плохо:
Сложилась гривна, виден курс.
Купоны спрятались и много.
А миллионов сгинул вкус.
И на банкете, в честь свиданья,
Судачат все о том и сем.
И под шурпу из ног бараньих
Идут беседы обо всем.
Уже ночлег всем не под силу,
Шафер заводит лимузин.
И однокурсник с доброй миной
Везет меня от добрых вин.
В дороге спим и меня мимо,
Под гул мотора повезли.
И я попал, довольно мило.
Не на объект, а в круг семьи.
Ну, что то же делать, утром рано
Я мчусь на поезде назад.
И электричка, льстясь игриво,
Мне шепчет тихо: Здравствуй брат.
Минул банкет, минула встреча.
Как вкусен стол в кругу друзей.
И наступает другой вечер:
Держись морковкой, не робей!
Часть 3
«Сорок лет спустя»
(2007)
Седьмой десяток разменял я,
И разрастается семья.
А на пороге уж встречает
Так мне не нужная зима.
Ни кто не звонит, не желает
Меня на встречу пригласить.
Так видно старость всех достала,
Что уж не хочется и пить.
Я тоже многое увидел,
И тоже многих потерял.
Но все же всех хотелось видеть
Что страсть доселе не унял.
Взял позвонил тому, кто мог все,
Чуть поднапрягшись сотворить.
Но получил намек прозрачный,
Что вроде поздно всех любить.
Мол приезжай, мы тут с тобою,
За стол присев, поговорим.
И над остывшею трубою
С лица сотрем не нужный грим.
Я звал в Донецк, но не случилось.
На землю пали удила,
И конь покрытый сединою,
Забыл все добрые слова.
А жизнь идет. Отец Владимир,
Что вел приход у Горняка.
Со мною вел беседы ночью.
Да, очень нужные слова.
Но говорим о очень вечном
И сам не знал, что через год,
Мой однокурсник – поп сердечный,
Прилюдно ляжет в крепкий гроб.
Скончалась мать за это время,
Ушел из жизни дядя мой.
Что жил под горкой Митридата,
Где был в причал морской прибой.
Работал я прорабом долго.
В России даже побывал.
Где однокурсник Леша Курский
Меня на Сейме принимал.
Участье принял я в создании
Славянской Лавры на Донце.
И где сердечный поп Владимир,
Коньяк налил мне на крыльце.
Но сорок лет от окончанья
Я все ж отметил, но не здесь,
А возле моря наливая,
Я школьный курс припомнил весь.
Уже два года я в конторе,
Устал кузнечиком скакать.
Пора свой ум и даже опыт
В проектах скромно применять.
Вот инженер, студент когда-то,
Дорос до должностных высот.
Но жаль, что узником здоровья,
Я стал от тягостных робот.
Года пройдут и покидая,
Сей мир триумфа и забот.
Я буду думать, вспоминая
Тебя студенческий народ.
«Капельница»
Лежу в больнице с раненой душою,
Краснеет потолок вечернею зарею.
Ни пера сладкого, ни сладких выражений.
Живу в посту, без ярких отражений.
Не трогаю бокал, наполненный любовью.
И клятвы не пишу отравленною кровью.
Все тихо, скромно, все в дали.
Лишь капли падают в тиши.
И вдруг, в открытое окно.
Большое, темное, вошло.
Ни друг хмельной и даже не соседка,
А что-то круглое, как курица-наседка.
Заволокло, заполнило, накрыло.
Раздался визг и выставилось рыло.
Влетели облака, запахло серой,
И страха нанесло мне полной мерой.
Я вжался в пол, расширив очи,
А дело шло все ближе к ночи.
Ударили часы, пробило полночь.
И кто-то завопил: попался, сволочь!
Представил все, вся жизнь перевернулась,
Моя вина какая-то проснулась,
Трясусь от страха, потом истекаю,
Руками, ртом вокруг себя хватаю.
Блеснуло лезвие, зашелся криком,
Разнял глаза и все открылось мигом.
Вы что заснули, - голос промурлыкал,
Его я где-то раньше уже слышал.
У капельницы белая фата,
Нет, это в белом старшая сестра.
Я говорила вам, что капельки качают,
И мягко, сладко в сон лечебный погружают.
Вам что-то снилось, не переживайте,
Теперь вам лучше станет, не скучайте.
Вспорхнула бабочка, капустница взлетела,
И сон, и боль, все быстро отлетело.
«Отдохну я в больнице»
Часть 1
Отдохну я в больнице-
Сам себе я сказал.
Да и милый директор
Это тоже признал.
Позвонили кому-то,
Заглянул я туда.
Радость это? А может беда?
Окружили заботой-
В одноместной лежу.
Словно кот ожиревший
На сестер я гляжу.
Но не тут-то все было,
Быстро взяли меня:
Повязали анализы,
Процедур кутерьма.
Перед завтраком кают,
Кровь в пробирках бурлит.
В туалете на полках
Моча в банках шипит,
Током гладят мне голову,
Провода на груди.
А таблетки из пачек.
Прямо в рот потекли.
Стоматолог по челюсти
Мне железкой провел
И к «санации» полость
Он во рту вдруг подвел.
Рентгенолог решительно
К аппарату прижал
И лучами смертельными
Мою грудь пронизал.
И мечусь я по лестницам,
Этажами спешу
Под дверями лечебными
Беспокойно сижу.
Жду массажа лечебного,
Психиатра жду.
На могнитодинамик
Я сегодня пойду.
………
Все на нервах, избегался.
На кровати прилег.
Видно в этом лечении
Отдохнуть я не смог.
Отдохну на роботе,-
Про себя я сказал.
И схватившись за вещи
Из больницы сбежал.
Часть 2
Долго я бежал иль ехал,
Но до дома я доехал.
На роботу не пошел,
Дома хлеба не нашел.
Хоть бока мои намяли
И в трамваи обозвали.
Все же в очередь я встал,
Хлеба черствого достал.
Не достал, а обобрали,
Деньги лишние забрали.
На колбасы посмотрел,
Сразу есть перехотел.
Дома долго ковырялся,
Над картошкой издевался.
Но отчистившись, сварил
И желудок свой набил.
Все же вспомнил про котлеты,
И про желтые омлеты,
Про сосиски и яйцо.
Сразу сморщилось лицо.
То в больнице все давали,
Здесь, увы, не подавали.
После ужина такого
На работу мне идти,
Стройки всякие вести.
Батареи тронул я
И расстроил вновь себя
В плед старинный завернулся
К телевизору приткнулся.
Где реклама колбасы
Просто так - для красоты.
Всю из Дании прислали.
И красиво так подали.
«Дело всех» всем раздает
Взамен акции дает.
Я расстроился опять,
Стал канал переключать.
На парламент натолкнулся,
Словно мир перевернулся.
За окном бушует мир,
Здесь же лишь словесный пир.
И слова – то где находят,
Все-то прежнее обходят.
Норовят так завернуть,
Чтоб ни пискнуть, не вздохнуть.
Нет, включу седьмой канал:
На Америку напал.
Джексон тут такое мочит,
Что и ты такое хочешь.
Жизнь красивую вполне
На воде и на земле.
Но тут ужасы пустили-
Кинофильм вдруг закрутили.
О всевышнем и чертях
И о брошенных детях.
Дом под вязами качнулся,
Ночной мир перевернулся,
Дьявол все могилы вскрыл,
Кровожадный начав пир.
Нет, каналы отключу,
Лучше книжечку прочту.
К полке книжной подошел,
Все, что с кухней, обошел.
Детективы надоели:
Стрельбы вьяви одолели.
То с востока вдруг пальнут,
То вдруг с юга завернут.
Нет не буду я читать,
Лучше просто помечтать.
Лег в холодную постель,
Будто в снежную капель.
Пару раз перевернулся
И клубочком завернулся.
А о чем теперь мечтать:
Где и что за что достать,
Что на ноги обувать
И на тело надевать?
О любовницах мечтать?
Так на что их содержать?
Тело стоит дорогого
И внимания большого.
Ну, на сем и порешил
И глаза свои закрыл.
Часть 3
Простак думкой богатеет,
Бедняка же сон согреет.
Снится мне, что я с «Марией»
Что святой даже вернее.
С Анжеликой я развелся,
Но фазендой обзавелся.
Что Лионский подарил,
Когда совесть ощутил.
С Хосбулатом повидался,
С мамой Чоли он связался.
И живет себе не тужит,
И с Чечней уже не дружит.
Друг мой «МАЛОЕ» создал,
Денег кучи нахватал.
Ездит мимо в Мерседесе
И портреты видит в прессе.
Я как - будто, вроде, с ним
Теплоходом еду в Рим.
С нами вместе Челентано,
На мне «батик» и «монтано».
«Кемел» бросил я за борт
И разинул, братцы, рот.
Мне Кусто с Калипсо мешает.
И к себе завет он даже.
На глубины посмотреть
И себя преодолеть.
Я в ответ ему кричу,
Что и дома жизнь мочу:
Всяких трудностей хватает
И судьба порой бодает.
То Анжела изменит,
То Мария заблажит.
В Риме с Папой мы сдружились
Посемейному сложилось.
Меня сыном он назвал,
Челентано же послал.
В погребок за монастырским,
Я же Машеньку за Крымским.
Все так вроде бы не плохо,
Все как- будто бы от бога.
Но тут верная схватилась
И с Катенькой отлучилась.
Это я не перенес
И пошел мой блуд в разнос.
Тут, как раз, Нерон зашел,
Он к послу Султана шел.
Там в гареме мы напились
И в объятьях очутились:
У китаек и испанок,
У заносчивых германок.
Слева польки, справа грек.
В общем, блуди страшный грех.
Но все кончилось прекрасно,
Тур прошел наш не напрасно.
Я с богачкою сошелся
И «баксою» обзавелся.
То в Америку летаю,
То березы обнимаю.
Стал я весел, стал я смел!
Вдруг, будильник зазвенел.
Я затылок почесал
И с кровати на пол встал.
Часть 4
Утро вечера мудрее,
Свершив дело брадобрея.
Съев, что сам себе послал,
Я поплелся на базар.
А точней на остановку,
Чтоб вернуть всю обстановку
Что вначале я не понял
И случайно чуть не помер.
С непривычки было все,
Просто мало знал еще.
Вот в больнице я опять.
Буду снова отдыхать.
Те же простыни цветные
Те же лица дорогие,
Крики властные сестриц,
Что подобны стаям птиц.
«До и после»
До выпивки осталось два часа,
Начнутся скоро чудеса.
Махнет рукою тамада
И завертится все тогда.
Речь, как всегда, толкнет директор,
Как- будто с кафедры проректор.
При этом строго приказав,
Чтобы наполнили бокал.
Потом по списку все пойдет.
И оператор подойдет-
Вам лампу в лоб и тамада
Тут с микрофоном, как всегда.
Все, заикаясь, повторяясь,
Чудесных черт вполне касаясь,
Поздравят всех, кто заслужил
И лепту в дело положил.
А позже конкурсы начнут,
А уж хлебнувши, в пляс пойдут.
Размякнут чувства и в движеньях
Пойдут другие выраженья.
Чуть сексуальности, свободы
Что сохронили от природы.
И танцы шумно потекут,
А пары чувственно прильнут.
Коньяк, ликеры, водки, пиво
В бокалах вздыбятся игриво.
Всех быстро хмелем увлекут
И в дым веселый окунут.
Везет оркестр, гитара вздрогнет
И сердце сладостно замолкнет.
В углах поют, в курилке курят,
На блюде рыба глазки щурит.
Уж скоро споят тамаду
И операторшу в углу.
Конфеты сыпят прямо в блюдо.
Я тоже пить, наверно, буду.
Я так давно не пил вина,
Что заскучала голова:
По непременному похмелью
И вверх пошедшему давленью.
Короче, в пляс пущусь веселый,
Собой, компанию довольный.
И приз за смелость получу,
А силы духом испущу.
Домой вернувшись, буду охать,
Что с кем-то пил, сжимая локоть.
И вспоминать, в сердцах, свинью,
Что наступила на ступню.
«Дворец местоимений»
(разряды)
В коляске барин въехал в город
Был он не стар, а даже молод.
С утра покинул он именье,
Чтобы найти местоименье.
Один мудрец все рассказал
И даже зданье показал.
Он встал с коляски в умилении,
Перед ним дворец «Местоименье».
Швейцар, принявши шубу с рук,
В какой разряд?- спросил он вдруг.
Любезный барин вмиг опешил,
Но отошедши, стал он весел:
Я не знаком с порядком здесь,
Мне расскажи-ка все как есть.
Что означают си разряды,
Надеюсь мне все будут рады.
Швейцар, огладив бороду.
В кулак покрякав, как дуду.
Рассказ повел о всех разрядах,
О их значении и наградах:
Этаж здесь первый занимают
Все те, что личные- их знают:
Я, он, она и даже ты,
Они, оно, все мы и вы.
Второй этаж весь занимает
Возвратное, что так себя ласкает:
Себе, себя - все говорят.
И возвратить все норовит.
Этаж же третий вопрошает,
Он весь в вопросах обитает.
Какой, каков, который, что?
Чей, сколько и, конечно, кто?
А на четвертом этаже
Все относительно вполне.
Все те же, что живут на третьем,
Но вот за связь они в ответе.
А вот на пятом этаже,
Неопределенные вдвойне:
Некто, нечто, вроде кто-то.
Туда ходить так не охота.
Ну, на шестом всех отрицают.
Как- будто не живут, не уважают.
Там лишь никто и нечего.
Ну, не найдешь там никого.
Седьмой этаж приятный самый.
Он весь родной и очень главный.
Так притягателен, так наш,
Ну, в общем мой и в общем ваш.
Ну, а восьмой всем указует.
Всех он опишет, разрисует.
Кто есть таков, кем был вот тот
И сколько денег стоит этот.
Девятый это высота!
Определяет всех всегда.
Сам, самый, весь, любой, иной.
Короче весь этаж другой.
Швейцар вздохнул, он так старался
В поклонах трепетно сгинался.
Так вам какой этаж- разряд.
Ведь показать любой я рад.
Пожалуй, первый ближе мне,
Он лично близок, он в уме.
Его я видел по ночам.
Сказал се барин, помолчав.
Устаю ужасно я который год
И по лбу струится надоевший пот.
Тело уже просит нежной теплоты,
Сердце уже стонет, шепчет: отдохни.
«Не спеши»
Не торопись еду всю съесть,
И жизнь прожить в присест.
Пока на свете солнце есть,
Тяни спокойно крест.
Люби неспешно и с душой,
Лаская и храня.
И не спеши измять рукой,
Что взял не у себя.
«Домишко»
Внизу, у склона бугорка,
Ну, там где вертится река.
Домишка крошечный приник.
Дорога к дому напрямик.
Приду сквозь двор, войду в траву
Из дома друга позову.
Возьмем с собою «тормозок»,
Нальем во флягу наглазок
Чрез огородик, на бугор,
Откуда виден дом и двор.
Взойдем, дух свой переведем
И дальше тропкою пойдем.
Сквозь травы шумные, цветные
Что гладят ноги, вот родные.
Глотая запахи цветов,
Срывая листики с кустов,
Мы в лес тенистый заступаем,
Слова восторженно роняем,
С любовью что-то говорим
И безразличие браним.
Браним бездушие к природе
И поклоненье к чей-то моде
Рубить, топтать и отравлять.
То что руками не создать.
Заходим в брод, в реку вступаем
И сразу запах замечаем.
Вода отравлена водой.
Не родниковой, а другой
Что истекает из дворов,
Из туалетов и домов.
Не видно рыб, лягушек мало.
Как не сказать: нас били вяло.
Мы не познали ничего,
А знаем только лишь одно:
Бери побольше и тащи.
Мы возвращаемся на склон,
В ушах чуть слышен сладкий звон.
Чуть светит маленький костер,
Деревья дарят нам убор.
Шатром нас кроны окружали,
Добро и свет в глазах ожили
Сидим за скромною едой.
Как хорошо нам друг с тобой
Сквозь листья капнула слезинка,
Сквозь крону брызнула дождинка.
Лес потемнел, проснулось небо.
Ну, то же: здравствуй, ты к обеду
Прими участие в еде.
Тут есть напиток по тебе.
Напиток древний от богов.
С простым названьем «самогон»
Но дождь не в духе, гонит к дому,
Ну, что ж пойдем теперь к другому.
Лесной домишко покидаем.
Торим тропу, ковыль снимаем.
Водой наполнена одежда.
Теперь очаг в дому надежда.
А дело к вечеру, темнеет.
Усталость вяжет, мысль слабеет.
Вот и знакомый огород-
Конец тропы наоборот.
Мы входим в двор, под грушей стол.
Теперь вечерний разговор.
Дождь прекратился, отошел.
За бугорок, за лес ушел.
Хозяйка борщ на стол подала.
У что-то круглое достала.
О, Боже, это бутылек!
Эх, трехлитровый мотылек!
Порхаешь ты неоднократно
К душе иссохшей и обратно.
Тут разговор уж о делах,
О том, что держим мы в руках
И о веселом и не очень
И о дожде и всяком прочем.
Но вечер делает свое,
Уже луна глядит в окно.
Ложится в мягкие постели,
Дороги, мысли опустели.
«Плот»
(по мотивам реальных событий)
Я поэт укрылся одеялом,
Захотел, уставши полежать.
Но не тут-то было, зазвенело.
И пришлось за трубкою вставать:
«Что ты там разлегся – запаршивел,
Мать труба на реку нас завет.
Плот готов, уже рисуем вымпел,
Рыба в нашу сторону плывет!»
Хрустнув позвоночником, поднялся.
Побежал за пивом в магазин.
А когда на плотик я поднялся,
Понял, что свой возраст позабыл.
Ветры зашумели над палаткой,
Что приткнулась сзади на плоту.
И веслом махая, как лопатой,
Тронулись окучивать мечту.
Плыли резво, но не очень быстро.
Пили много водки и вина.
Опустели многие бутылки,
В этом была рыбья, но вина.
Рыба жарилась, ловилась и варилась.
А ее ведь надо запивать.
И поэтому все как-то так сложилось
Что уже и некому рулить.
Ночью врезались мы в ветви над водою,
Что смахнули хижину с плота.
И мелькнули пятки над волною
Штурмана, вздремнувшего слегка,
Утром после бурно – сложной ночи,
Пьяные и вялые слегка,
Мы собрались все, что были, мочи,
Для возврата дома моряка.
Снова вымпел реет над рекою,
Снова кубрик весел и шумлив.
Снова жизнь нам кажется родною,
Из реки нам лыбится налим.
Бредень тянем с шумом и размахом,
Берегом метем мы за мечтой.
Вдруг споткнувшись как-то разом,
Что-то потащили под водой.
Щука – рыба бьется, вырываясь,
На траве, зевая, говорит:
«Кто попался? Все вы тут попались!
Неизвестно кто - кого ловил!»
Шкипер на песок присел, опешив,
Руки задрожали с палашом:
«Яне буду ее резать, это леший,
В наши сети щукою зашел».
Все смеялись, но рыбину съели,
Все запив, изрядно захмелев.
А как тронулись в дорогу на фарватер,
То с разгону сели мы на мель.
Во попались: лодка разорвалась,
Что буксиром сзади волокли.
Во, какая щука нам попалась,
Напророчив горя и беды.
Но проход все и это тоже,
Все забылось, потонув в вине.
Мы лежим в палатке в мягком ложе,
Вспоминая лучшее в себе.
А в транзисторе пел так легко,
Вроде знакомых лох:
Всем нашим бедам назло,
Плот уже не так и плох.
Вечер новый нас встретил сюрпризом,
На пором налетели мы.
К тросу нас прижало не бризом,
А его зацепили мы.
Мачта с вымпелом не в габарите,
Рухнул символ похода и честь.
Но есть мужество все же на свете,
Не страшна нам духовная смерть.
Снова стала на место мачта,
Искривленная, но горда.
Не такое бывает, ребята.
Смелость в войнах берет города.
Все пойдем, проплывем все, как раньше.
Волны пива и волны вина
И все будет и лучше и краше,
Не смутит нас большая река.
Вот конечный пункт замаячил
Звуки ресторана донеслись.
Берег дивный приближаться начал,
Где чужие радости паслись.
Но запутавшись в протоках и проходах,
Берег только в сумерках принял.
Где гулял народ веселый очень,
Нас увидев, миг сей осознал:
«Хейердал приперся на Кон-Тике»,-
Кто-то в ресторане заорал.
И народ веселый на курорте,
Нам в объятьях ребра наломал.
Не врубивших спьяну и в похмелье,
Танцевали прямо на плоту.
Завалили все, что завалилось.
Плот же оказался наш в лесу.
Поздно ночью крепко все устали.
Повалились где, на чем и как.
Богатырским сном потом уснули.
Утопив последний с пивом бак.
Я уснул, мне снилось очень много:
С яблоком корова на ветвях,
Львица с попугаем на заборе,
Шкипер наш со щукою в руках.
Дернул кто-то за ногу с рассветом,
Я сильнее милую прижал.
Разлепив глаза, стал сразу белым,
Я козу всю ночку обнимал.
Сокрушаясь, хмурясь, улыбаясь,
Вещи собирали не спеша.
И когда в стаканы наливали,
Думали, как речка хороша.
Все – таки от дома оторвала,
От противной нудной суеты.
И конечно гордость обуяла:
Не смотря на все, но мы дошли!
«Избушка»
Глава 1
Всю жизнь мне мечталось уехать подальше
В глухую тайгу, где избушку срубить.
И там у камина, у берега речки,
Последние годы безбедно прожить.
Хотелось бы видеть избушку добротной,
С кладовкой за домом, в замшелой скале.
На полках которой, в мешках и коробках,
Еду и напитки сложил бы себе.
Кровать и меха, и веранда, и лодка,
Имелись бы рядом, всегда под рукой.
Мочил бы морошку и рыбку бы вялил,
И мясо с костра запивал бы ухой.
Ружьишко с прицелом от старого Цейса,
Собака Дружок размером с бычка.
Ходил бы по лесу, стрелял бы по белкам.
И ждать, когда ноги устанут слегка.
На вечер зажарить кусок баранины,
Вертя на решетке над жаром углей,
И взяв из кладовки бутылку перцовки,
Себе говорить: ни о чем не жалей.
Размякнув и ноги согрев у решетки камина,
Включить телевизор, вздремнуть на часок,
Проснуться, взять книгу, читать до упада
И снова уснуть, не скрывая зевок.
Глава 2
И вот все случилось, я добр и доволен,
Избушка приткнулась у края тайги.
Речушка ворчит, песок намывая,
Нигде человека, нигде ни души.
По хрусткому снегу сбежал прямо к речке,
И светлое утро увидел в реке.
Из проруби горстью хватил и умылся,
И пса потрепал по шерсти по спине.
Не хочется большего, я оглянулся:
По белому снегу на лыжах бежит,
Знакомая женщина, сердцу мне милая,
Улыбка которой под сердцем щемит.
Что так торопливо? Ни тени улыбки,
Румянец горит, но так мрачны глаза.
Не видно котомки и шапочка сбита,
И вот покатится из глаза слеза.
Тебя кто-то ищет, - сбиваясь на шепот,
Сквозь боль в самом сердце шепнула она,-
Не добрый, не здешний, чужой, проходимец,
С густым перегаром, в наколках рука.
Задумался я, прижавши бегунью,
И мыслью своей погрузившись в вчера.
Да, видно, придется платить за обиду,
Что людям лихим приподнес я тогда.
Мы молча в избушку вошли и присели,
Она все смотрела, вопросы в глазах.
Я мягкую руку прижал на колене,
Глазами купаясь в ее волосах.
Ее успокоив, что все обойдется,
Я тронул пластину у стенки, внизу.
Из тайной кладовки, из темного сейфа,
Достал карабин и обоймы к нему.
Поставил его, неизвестный закону,
И к доброй своей повернул я лицо.
Ну, что пообедать придется нам все же,
Когда тот чужак к нам придет на крыльцо.
Ах, право, не знаю, но я пробежалась,
И съела б, пожалуй, чего-то чуть-чуть.
Я кинул на протвень кусок буженины:
Не бойся, родная, плохое забудь.
Из бочки достал я огурчиков миску,
Нарезал кусками присохший чуть хлеб.
И мы откусив от горячего мяса,
Впервые без смака вкусили обед.
Я думаю, Мякушка, надо вернуться,
Тебе в городок, чтобы в курсе я был,-
И проводив погрусневшую женщину,
С досады на жизнь по собачьи завыл.
Я знал доберется до места красавица,
Уйдя от пурги и погони любой.
Остался один да Дружок настороженный,
Но взял все я в руки и власть над собой.
Глава 3
Осеннее солнце чуть-чуть затуманилось,
С горы потянуло слегка холодком.
Пурга, снегопад что-то вот приближается,
Успеть бы до вечера все нам с Дружком.
Я вытащил сани, чуть более детских,
На них уложил свою Дружбу-пилу.
Накинув упряжку на спину собаки,
Мы двинулись в путь, застревая в снегу.
По тонкому льду мы спустились в низовье,
Пройдя не спеша метров, может, пятьсот.
Я дернул мотузку, пила затрещала,
И врезался в лед, вырезая кусок.
От берега к берегу, меж сопок заросших,
Прорезал штрабу, потом рядышком две.
Но лед вынимать я не стал из полосок,
В надежде, что путник найдет все на дне.
Когда уж назад мы с Дружком повернули,
Посыпал снежок, заметая следы.
Мы в дом забежали, сметая порошу,
Теперь надо в доме готовить тылы.
Собрал я все ценное и дорогое в коробки,
Открыл в кладовой потаенную дверь.
И узким ходком вверх под сопкой поднялся,
В молельню старинную, словно пуганный зверь.
Здесь все разложил, приготовил что надо,
И ходом другим на вершину взошел.
Все эти ходы отыскал я недавно,
Когда кладовую расширить решил.
Когда-то, давно, тут был скит староверов,
Потом у охотников свой был тут приют.
А в годы репрессий здесь были карьеры,
Ломали людишек и каменный бут.
Избушка моя лишь остаток былого,
Работы чужой и чужого житья.
Я только в порядок привел сей домишко,
И все приспособил под жизнь для себя.
Есть маленький дизель и банька с уютом,
Камин и простая, но русская печь.
В углу телевизор, стеллаж с словарями,
Кровать на двоих, где могу я прилечь.
Все, вроде, в порядке, но вот незадача,
Кому-то мешаю – завидно живу.
И я на вершине у скрытого лаза,
На сотки и речку сквозь вьюгу гляжу.
Дружок мой просунулся следом за мною,
Уставился вниз с любопытством зверька.
Наследник Кучума, умнейшей собаки,
Хвост крепким калачиком – лайка моя.
Будто бы в фильме с кровавым концом,
Я с карабином застыл возле ели.
И будто герой с благородным лицом,
Жду корабля у заветной мели.
Но тишина, только падает снег,
Пес утомленный прилег возле лаза.
Я вспоминаю свой жизненный бег.
Глава 4.
Был в моей жизни не сладкий момент,
Было давно, еще в бытность Афгана.
Я тогда с грузом летал в Кандагар,
Много летал скажу, без обмана.
Как-то в Москве, при погрузке в отлет,
Меня отозвали в сторонку.
И попросили взять водку на борт,
Пальцами впились мне в глотку.
Дело все в том, что исламцы не пьют,
Те кто воистино верят.
Но ведь тайком и непьющие пьют,
И контрабанду имеют.
Я доложил кому надо тогда,
Хотя были большие угрозы.
Мне посулили лицензий лишить,
И на могилу гвоздики и розы.
Мне разрешили все взять и лететь,
Чтобы узнать и цепочку разведать.
И я позволил хомут мне одеть,
Ну, а что дальше не стоит и ведать.
Началась смута: война, перестройка,
И ни один из владельцев зелья.
Те что грозили и изголялись,
Не пострадали, их носит земля.
Все-таки, вскоре, меня наказали,
Мягко лишили лицензий летать.
И извинившись, мундир отобрали,
А на прощанье: сидеть и молчать.
Но незадолго до черной развязки,
Я объяснился с соседом своим.
Он там при штабе служил финансистом,
И с интернетом справлялся любым.
С помощью хитрых своих комбинаций,
Он завернул кучу денег туда.
Где не нашли их «вояки» лихие,
Мутные люди, рассадники зла.
Несколько лет я мытарился с пенсией,
Где-то работал и что-то жевал.
Но вот однажды я встретился с женщиной,
И по подсказке избу подыскал.
Майским деньком к ней я прибыл на лодке,
Тихо пожитки сложил под стеной.
И засучив рукава с моей женщиной,
Занялся делом, своею избой.
Глава 5.
Милую женщину я встретил случайно,
Будучи возчиком у челноков.
Тоже судьбою и жизнью обижена,
Хлеб добывала для малых сынков.
Жила она в городке у дороги,
С матерью в возрасте, очень больной.
Малые дети учились и бегали,
Так что досталось без мужа одной.
Но вот однажды, супруг непутевый,
Взял ребятишек к себе погостить.
Но с перепоя он вьюшку задвинул,
И умудрился детей погубить.
Вновь я увидел ее в Нефтеманске,
Где оформляла свой жалкий удел.
Мы с ней всплакнули в холодной гостинице,
И повязались касанием тел.
Я поделился мечтой о избушке,
Все описал ей и быт, и уют.
Мягкая женщина долго не думала,
И указала на этот приют.
Писанина бумаг была дешева:
Ни кому та изба не нужна.
И душа моя, что так изношена,
Наконец-то, хоть что-то нашла.
Глава 6.
Тихая ночь. Утомленный работой,
Я забываюсь. Пес рядом сопит.
Сладкая дрема подкралась уютная,
Друг добродушно клубочком лежит.
Тают снега, расцветает черемуха,
Лето спешит по цветущим лугам.
Я опускаюсь в прохладные лилии,
Речка бежит к необутым ногам.
Полные руки налитые радостью,
Тихо щекочут пушок на груди.
Пахнут знакомые губы мне сладостью,
Речка мне шепчет: люби же, люби.
Руки тяну, обнимаю хорошую,
В груди ее окунаю лицо.
Вдруг заметает зима все порошею,
Лай разрывает Морфея кольцо.
Резко вскочил, аж кольнуло под ложечкой,
Глянул во тьму, вдоль уснувшей реки.
Эх бы, сейчас полнолунья немножечко,
Ноя не вижу и края реки.
Сквозь пелену у тревожного вечера,
Слышу какой-то пчелиный галдеж.
Это не звук августовского катера,
Это несчастье, которого ждешь.
Мы кувырком и прыжками спускаемся,
Делая крюк, обходя западню.
Вот и река за камнями из Хаоса,
Вот и ловушка, что делал на дню.
Тихо присели за камнем заснеженным,
Нос у Дружка в расщелине чутк.
И уже ближе за лесом разреженным,
Скрип и мотора незваного стук.
Вот и луна чуть коснулась прогалины,
Тучи беспечные тихо ползут.
Снег перестал, но сугробы навалены,
И западню на реке не найдут.
Звуки все ближе внутри все сжимается,
Пес в нетерпении струною дрожит.
Но неожиданно все прекращается,
С жутким шипением что-то летит.
Страшный хлопок над рекою заснеженной,
Куст ослепительный в небе дрожит.
Это ракеты огонь удивительный,
Что-то сигналит и нам говорит.
Следом еще, ну салют прямо праздничный,
Целый букет разноцветных огней.
Только душа, что наполнена радостью,
Может рождать столько ярких идей.
Это свои, враг не станет миндальничать,
Просто, из «мухи» пальнет по двери.
Я аккуратно стреляю над соснами,
Эхо гремит, исчезая вдали.
Мне отвечают ракетой зеленою:
Мир и спокойствие – можно идти.
Друг мой рванулся препрыжкой веселою,
Я же твержу себе: тихо спеши.
Тихо, неспешно дорожкою лунною,
Я за барбосом на лед выхожу.
Вижу я двух человек и ,о,нежную,
Мякушку-женщину – та кем еще дорожу.
Это она догадалась, что я приготовился,
И просто так никого не пущу.
И фейерверк не спроста сей устроился,
Чтобы я знал: это я тебя, милый, ищу.
А мой Дружок возле «Золотца» крутится,
Лапы поднял и уткнулся ей в грудь.
Кто же с ней рядом в одежках сутулится,
Дай же, луна , им на лица взглянуть.
Глава 7.
Нет не закончится ночь эта лунная,
Да и не нужно, пусть будет до дня.
Так хорошо, что работа вся трудная,
Зря оказалась для них и меня.
(Не утомила сегодня меня).
Это мой друг со своею подругою,
Вновь через Мякушку в чаще нашел.
И пусть зимою, еще не холодною,
Плюнув на ночь, через страхи пришел.
Сани, что «мотто» с прицепом пристроим,
Груз затащили, в избушке тепло.
И заходились подруги веселые,
Стол накрывая, и стало светло.
Мы по простому: закуски домашние,
Гости на стол, что родят города.
И начихать на заботы вчерашние,
Главное в том, чтоб мы ели всегда.
Мы засиделись, девчата сморенные,
В теплой кровати уснули давно.
Друг мой с Афгана – друзья горемычные,
Мне рассказал про житье и бытье.
Сдал мне на руки пакет не приметный,
Карточку банка и банковский счет.
Деньги сказал он немного смущенный,
Я задержал, но все будет тип-топ.
Утро застало нас в баньке при доме,
Где мы взялись за растопку ее.
Банька дымила, я вышел на речку,
Чтоб осмотреться, под мышкой ружье.
Что-то чернело вдали, у пропилов,
Я потихоньку туда подошел.
Там провалился сохатый огромный,
Ну, вот, пожалуй, и завтрак нашел.
Долго возились, но тушу разделали,
Кус нашпигованный в печь унесли.
И отдохнувшие девушки милые,
В доме по-женски работу нашли.
В всех суетах и заботах хозяйственных,
Я позабыл, что грядет Новый Год.
И что сегодня – сегодняшней ноченькой,
Будет гулять православный народ.
С мыслею радостной, вместе с друзьями,
Мы накутили в горячем пару.
Сели за стол новогоднею порушкой,
Чтобы придаться судьбе и пиру.
На стол подали хозяюшки добрые:
Кус оленины, с грибами пирог.
Рыбу соленую и овощи свежие,
Разный балык и соленьев лоток.
Грудою яркой светились бутылки:
Виски заморские, водка «Кристалл».
Вина «Клико» и в бутылках «Советское»,
В общем все то, что Господь нам послал.
Кроме того тут хватало икорочки,
Юшки из мяса и сладкой ухи.
Разных грибов, мандаринов и яблочек,
Тортов в пакетах и яркой хурмы.
Чтобы столу не сломиться под ношею,
Мы приступили к питью и еде.
Год провожая словами хорошими,
Лик обращая к вчерашней судьбе.
Ну, а куранты встречали под соснами,
Хлопнув по-нашему пробкой в зенит.
Пусть улетают все беды со звездами,
Пусть нас судьба в новом мире хранит.
«Затмило все»
Снова, как и прежде,
Новый год спешит.
Каждый в свое верит,
Каждый с чем-то спит.
Может быть, как в детстве,
Утренник пройдет.
И малыш с усами
Что-то и найдет.
Под сосной ветвистой
Доброй водки штоф.
За столом накрытым,
Славный звучный тост.
Вообще-то как-то
Надоело все.
Хочется такого,
Чтоб затмило все.
Вот и потому-то
Вдруг решили мы:
Встретить это дело
Посреди реки.
То есть ставить елку
На морозном льду.
И покушав вкусно,
Подбодрить судьбу.
Наняли машину
С кузовом большим.
Погрузили елку
Высотой в аршин.
Ящиков набрали
С водкой и вином.
Если и не хватит,
Сбегаем потом.
Всякие игрушки,
Печка и дрова.
Девочкам работа,
Пацанам лафа.
Старую палатку
С полом и окном.
Даже крепкой дверью
И дверным замком.
Много разной снеди,
Лыжный инвентарь.
И коньки, конечно,
А посуды – ларь.
Все тепло оделись,
На коня поддав.
Лица вмиг зарделись
От хмельных забав.
Шумная компашка
Едет и поет.
Новый год же скоро,
Счастья принесет.
Вот и разложились
Под горой на льду.
Снег кругом искрится,
Тройку бы в узду.
Светится палатка
Светом из окна.
За оконной рамой
Елочка видна.
А над крышей вьется
Беленький дымок.
Чтоб тепло не тратить,
Двери на замок.
Вечер новогодний
Познавать зовет.
Вышли все на речку,
На морозный лед.
Кто обутый в лыжи,
Кто коньки одел.
Дед мороз поддавший,
Басом загремел:
«Освятим палатку,
Кругом обойдем.
Каждому в стаканы
Водочки нальем».
Взялись вдруг за дружку,
Тяпнувши вина.
Хоровод поехал,
Песня ожила:
«В лесу родилось елочка,
Ее сломал медведь.
И раздавив лапищами,
Давай во всю реветь.
А тут лесник с винтовкою
Заметил шалуна.
И солью не поваренной
Подранил шатуна.
Теперь ожила елочка,
Нарядная стоит.
И ночью новогоднею
Нам светит и горит».
Горит, горит,- задушено
Вдруг кто-то заорал.
И все застыв от ужаса,
Тут поняли – пропал.
Пропал веселый праздник,
Горит палатка – дом.
И все что наготовили,
Погибнет под огнем.
Кидали снег горстями,
В надежде, что пройдет.
И новый год под елочку
Нам радость принесет.
Но все надежды канули
С палаткою на дно.
Сгорела наша елочка,
Все в полынью ушло.
Стоим мы перед лункою,
Огромною дырой
И только дым над речкою
Накрыл все пеленой.
А полночь приближается,
Уж скоро новый год.
Как быстро все растаяло,
Все задом - наперед.
И вот берем с пожарища
Несчастною гурьбой.
Унылые – понурые,
Как - будто на убой.
Деревня там, за горькою,
Конечно, нас не ждет.
И Новый год, пожалуй,
Уже без нас пройдет.
Пробили вскоре полночь,
В церквушке на горе.
А мы, как вроде, ряжены
Под елью на бревне.
Сбросили все до капельки,
Наполнили стакан.
И двинулся по кругу
Наш горестный бокал.
Не знаю что развело
Нежданную печаль.
Ну чувства все оттаяли,
Мы зашагали вдаль.
А вот и деревушка,
У клуба ель стоит.
И дед-Мороз с Снегурочкой
Нас варежкой манит.
Все как-то устаканилось,
Нас окружил народ.
И закружился радостно
Веселый хоровод.
Откуда все и взялось,
Откуда полилось.
И все само и как-то
Гулянье началось.
Мы в саже, обгоревшие.
Кто в лыжах, кто в коньках.
Кружились опьяневшие,
В нас принявших руках.
Где утро нас застало,
Не помнит уж ни кто.
Но встреча новогодняя,
Затмила, точно, все!
Живут на свете чудаки
И верят в чудеса.
Что будто пасами руки
Сдвигают небеса.
Что ходит запросто босяк,
По волнам на реке.
И даже есть такой мастак,
Что прячется везде.
Что дядька с бабою косой,
Всем что-то раздают.
И будто в Киеве самом,
Всем вклады отдают.
Блажен кто, мир сей посетил
С наивною душой.
Его мешочком осветил,
Известный за углом.
Пойду я сам и посмотрю
На эти чудеса,
Все необычное люблю.
Потешу телеса!
--------------------------------------------------------------------------
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru
--------------------------------------------------------------------------