Ольга Авдеева - Новый год в патриотических тонах. - Ольга Авдеева
Скачано с сайта prochtu.ru
Японская поэзия вплетается в русскую прозу, тонкий юмор – в романтическую историю. Легкое, на первый взгляд, чтиво заставляет задуматься о многих аспектах нашей жизни. Сравнить, например, столичное и провинциальное общество.
Говорят, что женщинам свойственно делать несколько дел одновременно. Или одно, но убивающее сразу нескольких зайцев. Главное здесь – упорство, хороший план и грамотная организация работы. Добыть необычный подарок, осчастливить друга и повысить самооценку. Все это бывшая телевизионщица и завсегдатая богемных тусовок пытается сделать одним махом: «Надвигался Новый Год, морозный и суетливый. И я задумала сделать Василию подарок - книгу старинной японской поэзии. Веков этак десятого - тринадцатого. Придумала – и сама умилилась. Дела с выбором подарков у меня всегда шли туго. А тут – как снизошло что-то. С невесть откуда взявшимся, несвойственным мне практицизмом я принялась за реализацию крупнейшего в моей жизни проекта по приобретению подарка». План каждую минуту оказывается на грани срыва. Конечно же, ей все удается, но вот только…
Я работаю в книжном магазине. Продавец чужих историй. Недавно переставляла книги в разделе «Поэзия» и увидела последний томик японской классической. Вспомнила историю про Василия и Презент.
У моего друга Ваcилия внешность, прямо скажем – звериная. Рост – метр девяносто восемь, размер ступни – 45. Мохнатый торс. И не торс – тоже. Всё мохнатое. Движения – как у барса в поэме Лермонтова «Мцыри». При таких параметрах у Василия чувствительная душа и тяга ко всему прекрасному. В том числе и к японской поэзии. Живет он за сто верст от Сыктывкара, а потому в столицу Коми выбирается не чаще пары раз в месяц. Остальное время запойно шлет мне аськой понравившиеся японские пятистишия. Он горстями черпает их в Интернете и сыплет на мой побитый прозой мозг. Вернее, сыпал, пока мы не поссорились.
Надвигался Новый Год, морозный и суетливый…
И я задумала сделать Василию подарок - книгу старинной японской поэзии. Веков этак 10-13. Придумала – и сама умилилась. Дела с выбором подарков у меня всегда шли туго. А тут – как снизошло на меня что-то. Представила, как он эту японскую поэзию дома за чаем откроет, странички станет перелистывать… Умилилась. Умилилась, а сама задумалась: где ж я ему эту японскую поэзию 9 века в наших диких краях нарою? Но быстро смекнула. В Москву, в Москву! - воскликнула я, как сразу все три сестры А. П. Чехова. С невесть откуда взявшимся, несвойственным мне, практицизмом я принялась за реализацию крупнейшего в моей жизни проекта по приобретению подарка.
Мне повезло: одну мою подругу в свое время угораздило влюбиться в москвича. Он оказался последним героем – взял замуж девушку-без-прописки. И в столице моей родины у меня появилась очередная подвязка. Маринка. Ни в мать, ни в бабушку, ни в проезжего (тьфу-тьфу) молодца, а самым что ни на есть образом в папашу. Ресницы рыжие, глазища огромные, голубые, нос горбатый, склад ума – технический. Папа у нее – инженер. А Маринка - опровержение расхожему мнению, что без диплома ты какашка. Ее диплом экномиста - бумажка-бумажкой, во всех смыслах. Она уже на первом курсе подрабатывала системным администратором, а через пять лет пришла на собеседование в неслабую аудиторскую фирму: оценка плюс юридические консультации, плюс внедрение и разработка систем управления, ну и все это в международном масштабе. Три сотни компьютеров, конкуренты на должность – все мужики, все дипломированные и выглядят солидно. Вернулась – сообщила, что ей нужен деловой костюм. Всё. Теперь работает где-то на Лубянке. Из окна ее офиса простирается вид на исторический центр Москвы и магазин Библио-глобус.
Учитывая это географическое преимущество, проект по получению Презента я закинула Маринке. Она одобрила и пообещала оказать посильную помощь – то есть в обеденный перерыв сгонять в книжный магазин за японскими стихами. Библио-глобус – маленький город: несколько этажей, электронные терминалы для поиска книг, десятки разделов, разделов, разделов… на весь супермаркет нашлась одна единственная книжка японской поэзии. Последняя. То ли москвичи в своем развитии сделали культурный рывок – от японской жратвы к японской литературе - то ли и вправду товар дефицитный. Я как чувствовала - спешила! Цена в неденежном выражении на мой подарок подскочила до небес, а с ней и моя самооценка.
Книгу Маринка купила. Прочла. Даже погадала на древнем тексте. Между прочим, сходится. Она спросила: как пройдет завтрашняя корпоративная пьянка? И получила ответ:
Если нахлынет
Неудержимый поток,
С ним не сражайся,
Силы напрасно не трать -
Лучше доверься волнам.
Между прочим, всё так и вышло. И первоначальный поток шампанского, и последующая волнообразность реальности, и Маринкина финальная доверчивость. На корпоративе, правда, много чего другого было, там - рукава промокшие благоухали запахом цветов. И потом еще в горах, покрытых дымкою тумана, не утомлялся взор… Всех подробностей я не спрашивала, но решила: получу книгу – тоже погадаю.
А тем временем я прорабатывала этап номер два. Курьер.
Я была тогда не первый год замужем за телевидением. И очень даже благополучно, в полном неведении, что однажды решусь на развод, и он окажется почти не мучительным. Провинциальная творческая тусовка, при всех своих оправданных, между прочим, претензиях на взаправдашний бомонд, не велика размером. И информационное поле там вроде, как уютные шесть соток в сравнении с ничейной поднятой столичной целиной. Разница во всхожести. Проще говоря, слухи значительно достовернее и распространяются не в пример быстрее. И если днем я еще напряженно думала, как мне японскую поэзию перегонять из Москвы, то вечером уже знала, что в белокаменной проездом находится известная на всю РК телеведущая Элеонора.
Элеонора одновременно работала еще фотографом и верстальщиком в двух газетах и осветителем в театре, поэтому у нее были обширные связи с творцами-выходцами из Коми, проживающими ныне во всех концах страны.
Драная коза - хороша собой! Рожа – румяная, рязанская, глаза как у канарейки, бедра … бедра. Мне рассказывала ее подруга, что об эти бедра в московском метро завсегда начинали тереться извращенцы. Стоит Элеоноре приткнуться в вагоне, так кто-нибудь тут же начинает неприлично пыхтеть у нее за плечом. Однажды она отбивалась от очередного маньяка давно проверенным приемом: тихо, не привлекая внимания, но жестко ввинчивала каблук сапога этой свинье в ногу. Как и ожидалось, мужик жалобно и отчаянно взвыл, но что удивительно, пыхтеть при этом не прекратил. А когда под гул подземной электрички учинили разборки, то выяснили, что маньяка праведная участь обошла стороной, потому что в толчее общественного транспорта Элеонора перепутала ноги.
Я ее прямо обожала! Элеонора, быть может, одно из лучших моих произведений. Я сама учила ее вести эфиры. Она, наверное, рождена для прямых эфиров. Ради них она вставала в 4 утра и начинала петь. Петь! Чтобы к 7. 00 быть нее только в гриме, но и в голосе. Она как святые откровения слушала мои послеэфирные матюги и вдохновлено отвечала мне тем же. Только одного я не смогла - отучить ее от употребления слов-паразитов. Это было что-то сродни наслаждению от грызни ногтей – неистребляемое и не поддающееся расшифровке. Так что в студии, в моменты особенно сильного нервного напряжения, Элеонорины синтаксические конструкции достигали наивысшей эпатажности: то есть, вы думаете, то есть, блины следует печь как бы на кефире?
В общем, Элеонора не могла отказать мне в просьбе, ибо за два года ежедневных «добрых утров» мы стали с ней почти родней.
Методом обмена телефонными и ICQ номерами я ловко организовала стыковку девушки-сыктывкарки, которая спешит на вокзал и девушки-москвички, безвыходно сидящей в офисе на страже компьютерного здоровья. Методом перебора мы нашли ту самую хронологическую точку. В 12. 05. у обеих случились ровно 10 свободных минут, чтобы у входа на станцию метро Лубянская произвести передачу Презента. В 12.15 курьер отписалась мне, что подарок следует в Сыктывкар. Когда в вагоне скорого поезда № 28 Сыктывкар- Москва Элеонора открыла книгу, она увидела вот что:
Станет с годами
Скала отшлифованной галькой,
Не прерывая
Вечную цепь превращений
В этом изменчивом мире...
И конечно же, она прочитала книгу целиком.
Когда в вагоне скорого поезда № 28 Сыктывкар- Москва Элеонора открыла книгу, она увидела вот что:
Станет с годами
Скала отшлифованной галькой,
Не прерывая
Вечную цепь превращений
В этом изменчивом мире...
И конечно же, она прочитала книгу целиком.
Маршрут Элеоноры оказался значительно сложнее, чем я думала. Билет - до Вологды, чтобы навестить старого приятеля. Я узнала и заерзала на своем линялом редакторском стуле: время-то поджимает. Коллеги уже репетировали грядущее торжество, украдкой закусывая водку мандаринами. А моя японская поэзия застряла в старинном городе Вологда. Там, где резной палисад… Я тревожилась: А если Элеонора там тоже водку? И даже мандаринкой не закусит и не вернется в срок? И успокаивалась: Костик – буддист, а буддисты, вроде, не пьют. И снова тревожилась: выпить они, может, и не выпьют, но в русских буддистских традициях трубку за встречу точно раскурят. В общем, мое сознание, вровень со Вселенским, стремилось к энтропии…
Элеонорин друг Костик – фотограф. Конечно, в потугах борьбы за существование он освоил не мало профессий. Занимался даже тем, чего в нашей стране давно уже нет (а может, и за границей тоже) – журналистикой. Но мне он запомнился именно как певец визуальности, особенно двумя своими поступками. Тем, что перед прошлым Новым годом решил сменить дизайн и обшил всю квартиру от пола до потолка черными полиэтиленовыми мешками для мусора и тем, что однажды целый месяц с маниакальным упорством художника каждый день ходил фотографировать одну и туже бабку. Она торговала семечками у автобусной остановки на Коммунистической. Ходил, пока не добился удачного снимка, пока не запечатлел тот самый момент - нужное сочетание ракурса, жеста, взгляда, освещения и чего-то там еще, за чем гоняются фотографы. Не знаю, случилась ли с бабкой после этого звездная болезнь, но фотографии я так и не увидела. Никто ее не увидел. Он ее себе оставил. Подобно литераторам, пишущим «в стол». Костику, словом, я не доверяла. И не напрасно. В три часа ночи от до смерти накуренной Элеоноры пришла смс-ка: еду в сык книга костику понравилась прочитал всю.
До приезда Василия оставались считанные часы, когда я увидела, как Элеонора державной поступью шагает на эфир. Волосы у нее развевались, полы расстегнутого пальто – тоже. Оттого она напоминала Петра Первого, всходящего на ботик «Святой Николай». И. И в руках у нее была книжица. И эта книжица предназначалась мне. Ура.
Элеонора вошла в редакцию, положила Презент передо мной, и у меня закололо сердце. Едрена мать!.. Я попала! Книга под названием «Японская любовная лирика» представляла собой помятую брошюрку. Качество и цвет бумаги - что-то среднее между советским картоном для уроков труда в четвертом классе и туалетной бумагой Сыктывкарская. То есть оно было серое, зернистое и непрочное. И без картинок. Да. Без картинок (только сейчас я поняла, почему московская Маринка не стала брать с меня денег). На задней обложке явственно виднелся жирный отпечаток чьего-то пальца. Кажись, Элеонориного (копченой курицей они там, что ль, закусывали?). В эту минуту практическая сметка, достигшая, было, невероятных позиций в шорт-листе моих добродетелей, рухнула на самое дно. И лежала там ничком, хрипло дыша и подрагивая.
Но. Но до приезда Василия оставалось еще два часа. И я пустилась на жаркую и беспощадную охоту - решила присобачить что-нибудь к засаленной книжонке для придания товарного вида. А если еще в блестящую бумажку завернуть и ленточкой обвязать, то и вовсе - получается как бы подарок.
Через час беготни по Сыктывкару я захотела есть. Я так захотела есть, что стало не до японской поэзии. Даже не до прозы, а Мураками в тот момент просто сожрала бы живьем. Поэтому я пошла в Торговый двор, который Элеонора за архитектурные особенности называла не иначе как «Факер», за глазированными сырками. Когда у полки с молочными продуктами я протянула, было, руку, чтобы взять шестой сырок, краем глаза заметила странное вялое скопление народа у какого-то лотка. Шестой сырок все равно был лишним. Как ягуар я рванула прямиком в центр зала, к лотку, уже отчетливо понимая, что достигла цели. Выставка-продажа чая! Подскочила. Ткнула пальцем в банку с Личи - зеленым китайским церемониальным. И улыбнулась. Потому что это было хорошо. Идея Презента была точно и красиво закольцована – Василий будет пить китайский чай и читать японские стихи. Читать про то, как слива у хижины горной белеет не снегом – цветами, и смотреть, как в кипятке распускаются зеленые бутоны…
Упаковку в сувенирном магазине выбрала тоже зелененькую – для пущей феншуйности: вроде как символизирует гармонию в природе. Только в самом комплекте гармонии не оказалось. Банка – объемная и круглая, книжка – плоская и прямоугольная. Девушка делала художественный сверток 27 минут. Испробовала все известные ей способы оборачивания. Даже а-ля конфета. Смотрелось не вкусно – коряво. На тридцатой минуте она начала заметно нервничать, я вспотела в шубе. В ее взгляде появилась мольба и кротость. Тогда, растеряв остатки политкорректности, я вырвала подарок у нее из рук и, не мудрствуя, за считанные секунды замотала все в бумагу. Просто и прочно – как тетеньки-продавщицы в Детском Мире трусы с колготками. Чтобы не развернулось, края мы залепили скотчем, сверху пришпандорили желтый феншуйный бант – вроде символ богатства. По дороге он отвалился, но мне было уже не до деталей. Я неслась радовать Василия.
Успела. Вручила. Хитро прищурившись, сказала – сейчас не разворачивай, дома посмотришь.
Не хватало мне еще слез благодарности. Теперь я была спокойна…
Чудится, словно
С неба на землю летят
Лунные блёстки, -
Ночью ложится снег
Путнику на рукава.
В марте, под первое весеннее солнышко, мы с Василием сильно поругались на тему гендерности в быту – то есть, кто должен мыть посуду и готовить жрать – баба или мужик. Я-то конечно была за то, чтобы мужик. В пылу дискуссии он сказал, что нифига я не умею быть чуткой, нежной и хозяйственной. И, чтобы добить меня сказал, что точно такую японскую любовную лирику он купил еще осенью – у нас, в Коми книжном издательстве, за 100 рублей.
Дрожат на ветру
Росинки на листьях мисканта
Миг — и их нет.
Но союз наш еще непрочнее,
Хотя и живу, надеясь...
Тогда же я узнала, что он ненавидит зеленый чай.
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru