-------------------------------------------------------------------------- Сергей Дымов - Завтрак на вулкане -------------------------------------------------------------------------- Скачано с сайта http://prochtu.ru ДЕДОВ НАГАН Дед Фёдор был суров и нравом крут. Но когда я спрашивал знавших его людей: «Был ли он злым?», все они категорически твёрдо говорили: «Нет!» Наоборот, он был добр, просто не был обучен проявлениям доброты. Время его было такое. Суровое. В гражданскую войну он ушёл красноармейцем в армию. Единственный лирический момент в его жизни относится именно к этому периоду жизни. Ему поручили стоять на посту с винтовкой и охранять мост, по которому местные жительницы гоняли коров, отдавая их на день пастуху в общее стадо. Там он и познакомился с Лизаветой. На том мосту и проходили их свидания, там он и произнёс с волжским «оканьем» свою самую романтическую фразу: «А что, Лизавета, пойдёшь за меня?» Она ответила согласием, тем более, что Фёдору положен был армейский паёк, а в Поволжье в то время лебеду ели. Как бы то ни было, а с тех пор надолго их могла разлучить только война, она моталась за ним по казённым квартирам, родила ему троих детей, выкормила их пока он был на фронте в Отечественную. В армии за хороший почерк Фёдор определили при штабе, потом он закончил пехотные курсы РККА, остался в армии офицером, служил в небольшом городке Лукояново в управлении, заведовавшем военкоматами в районе Нижнего Новгорода. По семейной легенде именно дед набирал армию, выписывая мобилизационные предписания, для своего «лукояновского земляка» - генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова, командующим печально известной Второй ударной армии. Черная тень «генерала-предателя» прошла по многим судьбам, тысячи живых и погибших были незаслуженно объявлены «власовцами» и преданы забвению. Коснулась она и деда. Обо всём, что он пережил на фронте, он так никогда не смог рассказать ни пионерам-следопытам, ни собственным детям и внукам. Сохранилась только история про дедов наган. В начале войны, отправляя земляков на бойню, военком Фёдор писал одно за другим заявления о собственном призыве на фронт. Военкомовская «броня» его надёжно защищала, на все заявления дед получал отказ – надо было набирать новые роты, полки и батальоны на смену гибнущим армиям. И тогда взыграла горячая «щенячья» кровь. Получив очередной отказ, он выбрал под потолком военкомовского кабинетика бревно потолще и кучно всадил в него все шесть свинцовых пуль своего нагана. Зарядил его снова и вышел в коридор навстречу сбежавшимся на выстрелы коллегам. Убирая в карман галифе ещё дымивший ствол, дед Фёдор заявил: «На фронт я всё равно уйду! Или так, офицером, - тут он ткнул свободной рукой в высокий воротничок с офицерскими ромбиками (погоны в Советской Армии появились позже), - или через штрафбат солдатом! Здесь, с бумажками, меня никто не удержит!» Заявление, в конце концов, подписали, дед Фёдор ушёл на Волховский фронт. Мотался с поручениями как офицер штаба по узкой трёхкилометровой бреши, пробитой в немецком окружении к Ленинграду, пока она не схлопнулась. Ему повезло остаться на внешней стороне. Прошёл всю войну, уцелел, вернулся вместе со своим неразлучным наганом. Этот наган и сыграл с ним злую шутку. Памятуя буйный «щенячий» характер Фёдора, Лизавета долго уговаривала его сдать оружие или хотя бы спрятать пистолет с глаз долой, куда подальше, чтобы только не попал под горячую руку. Фёдор, не долго думая, выбил пару кирпичей и спрятал его в фундаменте печи своей казённой квартиры. А когда по приказу стали собирать у фронтовиков боевое оружие, то дед Фёдор по выходу на пенсию уже вынужден был с военкомовской квартиры съехать. В этой суете наган так и остался замурованным в печи. Новые постояльцы через несколько лет решили печь перебрать, в кирпичной выемке нашли пистолет и, перепуганные, отнесли его в военкомат прямо в газете, в которой он был завернут. Новый военком тут же вызывает к себе своего предшественника – бывшего военкома, можно сказать в его же прежний кабинет, где на его же столе в промаслившейся газете лежит красавец-наган и длинные латунные патроны со свинцовыми пулями, забитыми в них как пыжи. Два бывших фронтовика, оба окающие «волгари» с надсаженными фронтовым кисетным табаком и «наркомовскими ста граммами» голосами набычились друг на друга. «Что ж ты себе позволяешь, Фёдор Иванович? Почему не сдал!? Это ж подсудное дело, не мне тебе объяснять! Сам по статье пойдёшь и меня потащишь!» Дед Фёдор решил не признаваться, «пошёл в отказ», мол, я-то причём, ничего не знаю: «Наган - не мой, ничем не докажешь. Я в любом подполье, на каждом чердаке по три таких нагана с ведром патронов мог найти!» Новый военный комиссар от такой наглости взорвался: «Фёдор, да что ж ты мне голову-то морочишь! Ты во что его завернул, чудило!» На промаслившихся газетах, в которые вышедший на пенсию военком старательно завернул «боевого друга», можно было легко прочитать даты, совпадавшие со временем его проживания на казённой жилплощади. Мало того, кривыми почтальонскими каракулями фиолетовым «химическим» карандашом была выведена дедова фамилия и его номер квартиры!.. Военком решил своих не выдавать. Наган оформил как добровольную сдачу, явку с повинной. Дело замяли… БЛОНДИНКА НА БОРТУ Как известно, всех блондинок мужики делят на два дивизиона:«Эх, я бы такую…» и «Эх, я бы на такой…» Про первых всё известно из народного фольклора, к тому же три четверти из них - крашеные. Представительницы другого, высшего дивизиона – «А вот на такой бы я женился!» - встречаются редко, можно даже сказать, что это вымирающий вид. Капитан Морган нашёл свою во время службы в далеком, богом забытом военном гарнизоне. А поскольку была она дочерью начальника гарнизона, то по понятным всем знакомым с прозой Пушкина литературным ассоциациям звал он её «Капитанская дочка». История эта произошла на Адриатике за год до регаты на Эгейском море. Одной рукой управляя яхтой, а второй рукой обнимая верную жену, капитан Морган входил в бухту хорватского города Раба, где на причале, как он думал, его уже ждали верные друзья. Но он ошибался – не друзья они ему были, не друзья! Дело в том, что на борту яхты капитана Тарантула давно зрел бунт. Каждый матрос на борту, включая и будущего горластого капитана Хэнгера, хотел встать на его капитанское место, чтобы крутить штурвал, швартовать и отшвартовывать яхту, отдавать команды на подъём и спуск парусов или якоря. Поэтому когда Тарантул, ссылаясь на сложные гидрологические условия, сам вошел в бухту и причалил, вся команда вновь высказала ему своё недовольство. «Хотите покомандовать, командуйте – яхта и экипаж в полном вашем распоряжении. Швартуйтесь!» - царским жестом Тарантул указал своим матросам … в сторону входившей в марину яхты Моргана. Направленная рукой коварного манипулятора Тарантула вся эта разнузданная матросня, возомнившая себя шкиперами, набросилась на чужую яхту: «Бросай! Держи! Тяни! Трави! Штурвал влево! Вправо! Малый вперёд! Полный назад!» Шквал противоречивых команд обрушился на экипаж Моргана. Больше всех досталось «Капитанской дочке» - мужики почему-то любят командовать чужими блондинками. Как и все блондинки, бедняжка принимала каждую поступающую команду на веру, но главное, воспитанная сначала отцом-офицером, а потом мужем-офицером она буквально следовала двум гарнизонным правилам: «Приказ должен выполняться немедленно и беспрекословно! Сначала выполняй, а потом думай!» «Подать кормовые швартовые!» - отдает приказ законный капитан яхты своему русоволосому матросу. Она начинает отвязывать свёрнутый в бухту свободный конец швартового троса – в море она не первый раз и знает, что надо делать. Главное в этой ситуации – не забыть до броска пропустить бухту под леером, чтобы не сломать ограждение натянувшимся канатом. Но один из «капитанов-самозванцев» орёт на неё так, как будто его режут: «Бросай, бля!». Согласно гарнизонному правилу №3 приказ, отданный «диким голосом с ускорителем «бля», полностью исключает раздумывание и выполняется с удвоенной скоростью. Вздрогнув как от удара, блондинка бросает бухту над леером. Дальнейшие события напоминают весёлую игру пионербол – где одна команда перебрасывает мяч другой, не роняя его на землю. Один из добровольных «помощников» ловит канат и, чтобы исправить свершившуюся глупость (т.е. вернуть и провести швартовый под леером), тут же швыряет его назад: «Лови!». Другой, не разобравшись, тут же орёт ей диким голосом: «Бросай же, бля!» Она ловит и бросает. Теперь доходит и до второго, что через леер-то нельзя! Уже вдвоём они на лету ловят спутанную бухту и молниеносно, как горячую картошку, бросают в руки блондинке: «Держи!». В это же время местный служащий марины достаёт из воды верёвку, привязанную к тросу переднего швартового, которую называют «муринг» (mooring). Он галантно перебрасывает верёвку даме: “Lady, take the mooring, please!” Бедная блондинка стоит с двумя верёвками в руках… При работающем двигателе и лишь одном закреплённом заднем швартовом яхту Моргана тянет на соседнее судно. «Я же сказал, блин, подать швартовый!» - орёт Морган. Приказ капитана – закон, отменяющий любые другие распоряжения, и «Капитанская дочка» немедленно перешвыривает обе веревки «внешним управляющим» на причале. Но те - на чеку, перехваченные в воздухе тросы снова летят назад! Муринг падает в воду и его тянет под яхту, где неминуемо намотает на винт. Я ору с берега: «Морган! У тебя верёвка под винтом!» Почти сразу же служащий марины невозмутимо вылавливает специальной палкой с крючком оброненный блондинкой муринг и галантно протягивает даме: “Madame, your mooring!” Несчастная блондинка снова стоит на палубе с двумя верёвками. Морган значительную часть событий пропускает: рассчитывая, что экипаж вот-вот закрепит второй кормовой швартовый, он отчаянно борется со штурвалом, ручкой газа и реверса, пытаясь спасти яхту от столкновения правым бортом с другой яхтой. Одновременно он ищет в воде опасную верёвку, о которой его только что предупредили. Его напряжённый взгляд пытливо скользит вдоль правого борта к корме, исследует буруны, поднятые винтом… Наконец, капитан поворачивается лицом к левому борту, где натыкается на картину дерзкого саботажа на борту - вопреки неоднократно отданной им команде жена (она же матрос) по-прежнему стоит с двумя верёвками в руках! «Йо-о’п!!! Па-чему не..?! Я когда сказал?!!» Напряжение ответственности, лежащей на плечах капитана яхты растёт. Просчёты в несложной для опытного капитана операции швартовки грозят ударить не только по престижу, но и по карману. На каждый его промах можно повесить ценник: «Порвать кранец - 50 евро, погнуть стойки лееров неправильно поданным швартовым – минимум 200 евро, заклинить и сорвать винт намотавшимся тросом – минимум 300 евро, повредить своей яхтой борт соседней – от 400 евро за каждую яхту. Так и взятого чартерной компанией залога за яхту не хватит расплатиться. Все орут, машут руками, вода бурлит, зажатые между бортами надувные резиновые кранцы нелепо раздуваются и визжат. Стоит прижать их ещё немного сильнее, и они лопнут. Крашеная блондинка давно уже ввязалась бы в рыночную склоку с непрошеными помощниками или билась бы в истерике в каюте, выбросив все противные верёвки за борт. Но «Капитанская дочка» стойко сносит несправедливые упрёки, лишения и тяготы службы. Она молча опускается на колени и под леером перебрасывает кормовой канат на причал, ловит уже не раз побывавший в воде муринг и передает его, как положено, на нос. И только выполнив необходимые действия и опустив обессилевшие в борьбе с канатами руки на колени, она спокойно объясняет Моргану: «Они все та-ак кричали…» «Кто тебе должен отдавать команды?!! Кто на борту капитан?!!»,- срывается Морган. Напряжение достигает высшей точки, все замерли в ожидании развязки - с дикой семейной сценой и списанием саботажницы на берег. Не меняя библейской позы раскаяния, на коленях, глядя на Моргана снизу вверх голубыми глазами сквозь спутавшиеся русые волосы, «Капитанская дочка» произносит кротко, но с проникновенной силой, как это могут делать только натуральные блондинки из высшего дивизиона: «Ты, конечно! Ты - Мой Капитан!» У-уф! Мир в семье и мир на корабле восстановлен! Все радуются, дружно аплодируют как в американских фильмах для семейного просмотра и идут пить пиво… Однако после описанных событий бунт на корабле Тарантула не прекратился, просто принял латентную, скрытую форму. На следующий день незадолго перед выходом из марины вся команда с капитаном собралась на причале возле кормы, заканчивая подготовку к отплытию – доливали в баки воду, заряжали аккумуляторные батареи: на яхту с причала перекинуты шланг пресной воды и электрический провод, трапик и швартовые. И, конечно, как и положено, на причале были сложены всякие шлепанцы и кроссовки, поскольку яхту уже помыли и на борт можно подниматься только босиком. Три человека стоят и канючат хором: «Тарантул, дай порулить, дай встать за штурвал и выйти из бухты!» «Вы же сами убедились, что вы еще не готовы, - парирует Тарантул, - вы первый раз в море, за исключением Игоря». Будущий капитан Хэнгер, услышав своё имя, взвился как застоявшийся жеребец, перед которым, наконец, открыли ворота: «Все слышали, все? Тарантул разрешил мне встать за штурвал! Отдать швартовы! По-олный вперёд!» - орал он, запуская двигатель... Забрасывать на борт швартовые, электрический провод, резиновый шланг, кранцы и шлепанцы, запрыгивать на корму и отвязывать муринг пришлось уже на ходу. Только присев на лавочки, чтобы перевести дух, мы обнаружили, что с нами в кокпите нет капитана. О, ужас! О, позор! Команда забыла на берегу своего капитана! Оборачиваемся - на причале его тоже нет. «Ну, вы, блин, даете!» - голос Тарантула раздается снизу, он карабкается из каюты по лесенке, держа в руке рацию, чтобы предупредить другие яхты о нашем скоропостижном отплытии… …И долго ещё по мелкой волне за нашей кормой бился как в истерике привязанный деревянный трапик, про который при отчаливании просто забыли... -------------------------------------------------------------------------- Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru --------------------------------------------------------------------------