Александр Петрович Водяной - Законченный портрет - Александр Петрович Водяной
Скачано с сайта prochtu.ru
Колёса трамвая ритмично постукивали по рельсам. Свежий ветерок залетал в салон и бесцеремонно трепал шевелюру Артёма. Он сидел у окна, с безразличием наблюдая за мелькающими деревянными домиками, утопающими в густой зелени фруктовых деревьев. В одном из этих домов жила когда-то счастливая семья. Мама, папа и их любимый сын. Мама всегда была очень красивой. Густая копна рыжих волос и большие глаза синевы неба, которое сынишка очень любил рисовать в детстве. Мама улыбалась на всех фотографиях. Её раскатистый смех разносился по саду, и казалось, деревья склонялись в её присутствии, под тяжестью фруктов. В их доме не было недостатка в яблочном вине. Оно булькало в больших тёмных сосудах, а затем искрилось в бокалах постоянных гостей. Эти взрослые настораживали мальчика, уводя маму всё дальше от него. Она, как и прежде была весёлой и беспечной, красивой и молодой. Но не было в ней тепла, в котором нуждался пятилетний сын. Всё чаще её ночные сказки оставались недосказанными, а порой она засыпала раньше его, что-то бормоча, и от неё сильно разило вином. Вскоре мама надолго уехала. Папа говорил, что ей нужно отдохнуть, и вскоре родители расстались...
- Так будет лучше, - коротко пояснил папа.
Он был художником с очень ранимой душой. Запираясь в своей мастерской, он много работал, иногда забывая поесть. Тогда, десятилетний неопытный мальчишка, приступал к хозяйству. Иногда приезжала мама и помогала наводить порядок. Сын избегал её поцелуев и всё больше тянулся к отцу. Он только сыну доверял уборку в мастерской, и мама иногда ревновала, однажды даже всплакнула. Родной сынок постеснялся вылезти из ванны в её присутствии, и завёл какие-то секреты.
- Это папа настраивает тебя против меня?! Сознайся! Ведь он! - гневно кричала она.
Потом, начиналась знакомая истерика, и она вновь покидала дом. В такие тяжёлые минуты одиночества ранимый мальчик начинал рисовать. Ему было гораздо спокойнее оставаться наедине со своими фантазиями...
Артём очнулся от тяжёлых воспоминаний, и мельком взглянул на сидящего рядом приятеля, который, похоже не испытывал подобных душевных тягот в свои двенадцать лет. Ласковая мама, улыбчивый папа и суетливая бабушка; - что ещё нужно для общего счастья беспечному мальчишке.
Трамвай доехал до нужной остановки и Артём, окончательно стряхнув нахлынувшую на него грусть, и он потащил Женьку к выходу. Оба мальчика не очень любили играть в футбол и поэтому не пользовались особым уважением среди ребят. Артём везде таскался с мольбертом и красками, и жил, как-бы в собственном мирке, чувствуя себя изгоем, а Женька и вовсе казался беспечным малым. Наконец они подошли к домику с флигелем. Папа Артёма оборудовал на чердаке настоящую мастерскую. Старые одеяла, висевшие вдоль стен, смахивали на тяжёлую парчу. Вокруг была разбросана атрибутика из картона и папье-маше. А рядом стояли два подержанных кресла. Женька плюхнулся в одно из них, примеряя на голову лавровый венец. Затем он обвязался шёлковой алой полоской материи и натянул мушкетёрскую шляпу. Кокетничая перед зеркалом, Женька поминутно оборачивался к Артёму, и лукаво прищуривая глаза, весело спрашивал:
- Похож я на пирата?
Женька был похож на обыкновенного мальчишку, каких много в школе, и Артём сам не понимал, что их сближает. Неравенство семейного уюта явно зашкаливало, и при каждой встрече, Артём остро испытывал чувство несправедливости, скорее переходящее в неприязнь, чем в дружбу. Впрочем, Женька был отмечен печатью насмешек за свою девчачью внешность. Пухлые губки, вьющиеся волосы – прекрасный повод для издёвок, а что может быть ужаснее насмешек одноклассников. Артём не причислял себя к этим зубоскалам, и, бросался на защиту. Уязвлённое самолюбие уступало место справедливости. Он не пытался подражать книжным героям со шпагой в руках и отважным сердцем в груди, а просто не выносил чьих-то слёз. Сам наплакался вволю…
Отец часто повторял Артёму: \"Учись во всём видеть красоту, особенно в человеке\".
Вот он и пытался её разглядеть в Женьке. Отец всегда приобщал сына к рисованию и поэтому он детства я тянулся к краскам. Они были такие пахучие и свежие, как море и ветер. У Женьки намечался день рождения, и Артём решил вместо подарка нарисовать его портрет.
«Я тогда не знал, что принесёт мне этот летний день» – вспоминал впоследствии Артём. В голове всё кружилось от избытка чувств. Открыв нараспашку чердачное окно, я впустил в полутёмное помещение небесное огниво. Затем усадил Женьку в кресло, заваленное драпировками. Золотистый лучик наполнил слегка оттопыренные ушки с красным оттенком. Теперь они походили на медные колокольчики, готовые запеть. Неугомонный Женька наряжался в драпировки, и дурачился, как первоклашка. Тяжело вздохнув, я направился к столу, где меня ждали аккуратно наточенные карандаши. Склонившись над мальчиком, я стал внимательно разглядывать его лицо, как будто передо мной была бесценная ваза, созданная чудным мастером. Затем, я провёл пальцами по его щеке, и Женька вздрогнул, молча наблюдая за моими непонятными действиями. Я же тем временем выбирал нужный ракурс и мысленно вёл с ним беседу.
- «Ты должен выполнить миссию, возложенную на тебя природой, ибо рождён не для того, чтобы гонять мяч и бить стёкла, как другие мальчишки. Ты должен усидчиво и терпеливо позировать, чтобы пробудить во мне истинного художника».
И тут я очнулся. Не слишком ли я суров в таких суждениях, или действительно разглядел в своём ровеснике человеческую красоту, о которой толковал мне отец?
Неожиданно я ощутил на себе сверлящий взгляд Леонардо да Винчи. Он упорно смотрел на меня с репродукции, висевшей в тёмном углу. Старый мастер не уставал повторять: \"Прежде чем копия ляжет на бумагу, прикоснись рукой к оригиналу и почувствуй его...\"
Женька утопал среди драпировок в удивительно неудобной позе. Позади него, на чердачном окне, ворковала пара голубков. Они принялись ухаживать друг за дружкой, чистили пёрышки и ласкались…
В детстве мне нравилось наблюдать, как отец рисовал портреты. Свернувшись калачиком, я мог часами следить за его карандашом, снующим по бумаге. Руки художника легки и подвижны, как крылья. Несколько взмахов и на белом листе появляются загадочные контуры. Они переплетаются между собой тонкими паутинками. А дальше происходит настоящее чудо. Обладая точной рукой и острым глазом, отцу удаётся превратить беспорядочные линии в правильные формы, выстраивая черты человеческого облика. Позже, я пытался достичь такой же виртуозности владения карандашами. Ничто не уходило от моего пытливого взора. Я рисовал всё - восхитительную розу, тянущуюся к жизни и увядающий пожелтевший листок. Уже сегодня мне казалось, что я, наконец, достиг мастерства. Однако меня вдруг охватила неуверенность. Склонность к богатой фантазии предательски опустошила существо творца. Карандаш, словно заколдованный, оказался неуправляем. Мне хотелось добиться совершенства, но похоже, мой натурщик, словно дьявол, хотел отнять у меня наследственный дар отца. Я тщетно пытался воссоздать на бумаге терзаемый образ этого мальчишки. На пол падали один за другим, белые листы, застывая, словно замёрзшие птицы. Пожалуй, самое неприятное для человека - сознавать своё бессилие. Мой взгляд встретился с мрачным Леонардо. Он сурово смотрел на меня с портрета, словно хотел сказать: \"Неуверенность в собственных силах обуздала тебя. Все творцы проходят через эти испытания, но не все справляются с ними \".
Конечно, проще обвинить Женьку в его неусидчивости, чем сознаться в собственной бездарности. Почему я должен терзаться взрослыми мыслями, оттого, что рушатся идеалы и несбыточные мечты моего отца. Как мне хотелось в тот момент сидеть в полу раскаченном кресле, напротив Женьки, и отбросив карандаши, глупо улыбаться, тешась пустой болтовнёй. И всё же, я пытался сосредоточиться. Высокий ясный лоб, свободный разлёт бровей и нежный овал. Всё это оставалось объединить в моём рисунке. Положив перед собой чистый лист, я очередной раз приступил к работе. Я всегда начинал с глаз. Почему я сейчас избегаю их взгляда? Лёгкий прозрачный паучок запутался в Женькиных волосах. Любопытно, как он будет выбираться? О чём я думаю?! Может быть о том, что мне хотелось бы оказаться на месте этого паучка! Этюдов и эскизов было множество, но не один из них не устраивал меня. Тяготил душевный надлом. Этот мальчишка, сидящий напротив, начинал меня раздражать своей вычурной правильностью во всём: хорошие отметки, отглаженные рубашки и счастливые глаза. Явные признаки благополучия. Я спешил во всём достичь совершенства, не желая признавать поражения. Однажды это едва не стоило мне жизни.
Двенадцатилетним подростком я заключил пари, о том, что переплыву реку. Местные пацаны отлично сознавали, на что меня толкают. Я был никудышным пловцом. Они разбросали по воде мои акварели, созданные на живописном берегу. Этот солнечный день мне омрачил долговязый жилистый Санька.
- Ну что, искупнёмся? Или ты водичку только малюешь?
Деревенская компания гурьбой зашла в воду. Они образовали широкий круг, в центре которого я барахтался. Трудно было назвать это плаваньем. Моё отяжелевшее тело тянуло меня на дно. Кое-кто из мальчишек предложил вернуться. Однако Санька, вырвавшись вперёд, стал громко подначивать: «Ну что, городской, слабо?!»
Я жадно хватал воздух. Руки становились свинцовыми. Помню, в этот миг я взглянул на огромное небо, и в голове пронеслось: - \"А как же звёзды? Я их больше не увижу и никогда не нарисую?!\"
Возможно, это придало мне сил, да ещё Васька помог, тот самый, который лихо скакал на лошади и взбирался на самые высокие деревья. Однажды ночью, я рискнул полезть за ним, на старый ясень. Коленки тряслись, когда я карабкался по стволу, и всё же добрался до разлапистой ветки. Васька зауважал меня за храбрость и мы уселись рядышком, делясь секретами, Это не было пустой болтовнёй. Разглядывая яркие звёзды на тёмном небе, местный атаман раскрыл мне свою мечту. Он бредил космосом! Счастливчик! А вот я до сих пор не мог понять, чего я хочу достичь в этой жизни?
Солнце уже склонялось к закату. В мастерской сгущались сумерки. В полумраке поблёскивали Женькины глаза. Теперь у меня была цель. Я должен выдержать этот экзамен: запечатлеть на бумаге вздёрнутый нос с лёгким налётом веснушек, чувственный рот, и даже, лёгкий пушок, мягкой бороздой стелившийся от мочек ушей. Я должен доказать отцу и прежде всего себе, истинную принадлежность моего появления на этой земле. Я жадно изучал лицо сегодняшнего гостя, будто видел его впервые, и решил не изменять своей последовательности. Муки творчества останутся позади, если удастся передать его взгляд – эти глаза, яркие как звёзды, испепеляющие как огонь. Вся эта идиллия не могла пройти мимо взора художника. Если деревенский Вася покорял своей простотой, то городской Женька поблёскивал вычурностью аристократа. Старик Леонардо что-то нашёптывал мне за спиной, но я не слушал его. Я вдруг разглядел в Женькином взгляде насмешку. Его улыбка, впервые не порадовала меня, потому что он не верил в мои способности, глумился над неудачами. Мы оба оказались в проигрыше - он без подарочного портрета, а я без будущего. Но, похоже, моего приятеля это не очень огорчало. Женька сидел в кресле, поджав ноги, и продолжал ухмыляться, разглядывая мои зарисовки.
- Совсем не похож, - съязвил он, кажется, собираясь уходить домой.
Я вырвал у него из рук листочки и швырнул их на пол. Затем, крепко сжал пальцами, его чёртов подбородок с ямочкой.
- Что в тебе такого особенного?!
Я бесцеремонно провёл пальцами по его губам, затем цепко ухватился за упругое ухо. Женька весь съёжился, как затравленный зверёк, а я, не отпуская его насмешливо спросил:
- Что, больно?
Я прижал его животом к спинке кресла и начал трясти, как грушу. Пуговицы на Женькиной рубахе посыпались в разные стороны. Я наотмашь хлестал его ладонями по щекам.
- А вот так больно?! А так?!
Мне стало жутко, потому что я увидел себя со стороны. Вспомнились пьяные агонии матери. Но я уже не мог сдержаться, обрушив на мальчишку весь гнев из-за тягостного детства и своей слабости. Наша потасовка продолжалась на полу. Мы ёрзали ногами, путаясь в драпировках, подминая ногами картонные шляпы. Затем я вновь усадил перепуганного Женьку в кресло и стал грубо его расчёсывать.
- Пусти дурак! – вопил он и был готов расплакаться.
Но это не могло разжалобить такого подростка, как я, получавшего от жизни ещё более звонкие пощёчины. Тяжело дыша, я гневно произнёс:
- Ты не уйдёшь, пока я не нарисую этот портрет! Ты будешь позировать всю ночь! Слышишь, ты!..
Наконец, я опомнился, оставил его в покое и рухнул на свои эскизы, обхватив голову руками. Воспользовавшись моим замешательством, Женька бросился наутёк. Задержавшись на секунду у порога, он заправил измятую рубашку. Плачущая гримаса исказила его лицо.
- Не нужен мне твой дурацкий портрет!
Мне стало, искренне жаль завтрашнего именинника. Этот глупыш, не мог понять всего, что произошло на чердаке. Я тщетно пытался восстановить справедливость, блуждая в поисках равенства между счастливчиками и горемыками, и не заметил как попался в сети зависти и лицемерия. Однако, я не был потерянным человеком, если сумел в юные годы разобраться в себе, и понять, что в порыве депрессии цинично завидовал семейному благополучию своего товарища. Усталый от этих недетских мыслей, я взял первую попавшуюся книгу и уселся в кресло. Оно ещё сохраняло тепло Женькиного присутствия. Разложив на коленях тяжёлый том, я раскрыл его и стал любоваться статуей амура. Странное дело - мраморное изваяние очень смахивало на Женьку. В очередной раз, я ощутил со стены горячий взгляд Великого маэстро. Мне показалось, что я расслышал его тихое ворчание, а потом, он приободрил меня: «Ты непременно нарисуешь этот портрет».
Проведя ладонью по репродукции с лукавым вестником любви, я молча опустил глаза. Мне очень не хотелось подводить старика Леонардо. Впереди была целая ночь…
Я напряг зрительную память и назавтра торжественно вручил Женьке обещанный портрет.
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru