Александр Петрович Водяной - Исповедь - Александр Петрович Водяной
Скачано с сайта prochtu.ru
ПРОЛОГ

- Благослови меня, отец мой. Я согрешил…
Аббат вздрогнул. Усталый, с опечаленной душой и тяжёлым сердцем, сидел он в ужасающем одиночестве своей исповедальни, изо дня в день, слушая нескончаемый поток исповедей. Его утомили эти условные раскаяния и его рассудительные ответы. И эта фраза, давно утратившая смысл из-за своего бессилия: «Покайся, сын мой», - а затем и вовсе обнадёживающие слова, путеводные к прежним гнусным деяниям, «Я прощаю тебе твои грехи…»
К чему эти посылы к наместнику бога, когда мир не становится лучше. Почти двадцать столетий просидели христианские и католические священники в исповедальнях и ежедневно слышали старые истории об искушениях дьяволом. Слабый и безвольный человек, продираясь сквозь тернии невежества, раздирая в кровь грешное тело, стремиться преодолеть чёрную полосу. Вера укрепляет силы в сознании того, что бесконечная полоса всё же имеет своё завершение, и научит его прекословить искушениям. Ведь господь не должен посылать нам те испытания, с которыми мы не в силах справится. Почему же тогда мир остаётся неизменным, размышлял аббат.
Но, уж если люди не могут быть лучше, пусть хотя бы не становятся хуже. Средневековые пытки и казни, вселявшие страх перед болью и смертью отменены в надежде, что человечество само достигнет благоразумия и займёт почётное место на троне, именуемое честью. Раз уж неизбежно люди должны грешить, почему бы не свернуть им с проторенных дорог полу-добродетели, чтоб, по крайней мере, хотя бы в своих пороках быть не постоянными?
Голос, который услыхал аббат, вывел его из задумчивости. Он прозвучал, так кротко и нежно, так искренне и робко, что за долгое время впервые тронул его сердце. Аббат произнёс благословение и стал внимательно прислушиваться к грешнику. Это был детский голосок церковного служки, помогавшего ему во время мессы. Священнослужитель повернул голову и увидел сквозь решетчатое оконце лицо мальчика, склонённое перед ним.
Да, эти длинные мягкие локоны могли принадлежать только ему. Мальчик украдкой приподнял опущенную голову, и его большие тёмно-синие глаза встретились с проницательным взглядом аббата. Перед ним мелькнуло миниатюрное овальное личико, залитое краской трогательной стыдливости от сознания своих наивных детских грехов. Глубокое облегчение наполнило сердце аббата. Он вдруг почувствовал всем своим существом, что среди серого однообразия, нежданно возникло нечто новое, подающее надежду. Не хотелось верить, что настанет день, когда эти детские невинные губы сделаются лживыми и лицемерными, а свежий румянец этого чистого лица сменится выражением самоуверенности и цинизма. Мальчик встал и, пройдя через всю капеллу, опустился на колени перед алтарём. Проводив его взглядом, аббат тяжело вздохнул, погрузившись в тяжкие думы…

Исповедь (1 часть)

Молодой аббат, 28-ми лет от роду, изо дня в день исполнял свои привычные обязанности. В последнее время он плохо спал по ночам. Его существо охватывало загадочное волнение, и тягостные сновидения не давали покоя. Иногда, усилием воли, ему удавалось услышать голос разума, но всё чаще, он не находил ответов на многие вопросы, рождавшиеся в голове. Когда любовь, мистическая тайна мира, неисповедимыми путями, передающаяся от одного к другому, охватывает человека - его сердце с невыразимым блаженством переполняется мучительным предчувствием душевных мук. А если этот человек аскет, посвятивший себя Богу, давший обет повиновения его святой воле, то лучше такому человеку не родиться вовсе!
Он вошёл в ризницу, и мальчик, стоя перед ним, стал надевать священные одежды для мессы, аббат почувствовал, что отныне вся его вера, всё благоговение его молитв, будут связаны с мыслью о единственном в мире существе, овладевшем им. С тем же трепетом, с каким он прикасался к священным предметам, положил он свои руки на кудрявую голову, приблизил к себе маленькое бледное личико и едва коснулся губами гладкого белого чела. На первый взгляд то был поцелуй наместника божьего и мальчик не отстранился, ощущая близость святого человека, не отпускавшего его головы. Затем он отступил немного, как будто понимал, что это не просто священный поцелуй, а нечто необъяснимое. В одно мгновение всё поплыло перед глазами, как растопленный воск горящей свечи. Мальчик опустил голову, возможно читая молитву, но, несомненно, помнил прикосновение губ человека, перед которым благоговел. О чём думал аббат и что тяготило его душу. Думал ли он о Втором Пришествии Христа, одиноко бредущего по необъятной равнине к забытой заброшенной обители. Или быть может, размышлял о дивном появлении огненного Пророка Мухаммада. А возможно грезил о встречах и беседах с юным ангелом в окруженьи грифов и орлов. Все эти божественные виденья надолго врезались в пьянящее сознание и не отпускали в церковную обитель, где под тяжёлыми сводами шла священная служба. И это не умозрительная философия, а живое свидетельство…
Готовясь ко сну, аббат изрядно молился, прося прощения у господа, а затем, с камнем на душе шёл к прокрустову ложу, превратившему нескончаемые ночи в настоящие пытки. Но сегодня ему предстояло увидеть первый вещий сон, который даст право выбора – подчинится божьему послушанию или прислушаться к мятежному голосу тяжких дум.

Мгновенье каждое,
Что служит вестником любви,
Боюсь я упустить, и потому,
Не сплю ночами, и ум свой
Тешу сладкими мечтами я об одном -
Не поскупись на сладкое желанье,
Вкусить твоё горячее дыханье,
И что б мой тяжкий труд любить -
Принёс плоды, а не страданья...

Сон первый – «Распутье»

Каждый из его снов начинался с толстой книги, подобной библии. Он лихорадочно перелистывал страницы, тщетно пытаясь найти на них святое писание. Затем успокаивался, сосредоточено глядя на белый лист бумаги. Лёгким росчерком остро отточенного пера, кончиком смычка и музыкой сфер, невидимая рука изображала странные видения. Высокое распахнутое настежь окно и там, вдали идёт одинокий мальчик с флейтой в руках, с глазами цвета улетающей птицы, печальными и весёлыми одновременно. Позади него благоухают деревья нежно-розовыми лепестками, а ещё дальше виднеются синие горы в белоснежных шапках. Внезапно, всё заполняется солнечным светом, слепящим глаза, и грустная мелодия слышится за его спиной. Аббат пробуждается, безмолвно разглядывая смутные узоры на потолке. Он не спит, но звуки флейты продолжают звучать, вызывая слёзы. Аббат, не в силах пошевелится, и, закрыв глаза, снова пытается уснуть. И что же он видит? Всё тоже окно и сад и горы и чьё-то присутствие за спиной. Он оборачивается, в надежде увидеть мальчика, играющего на флейте. Однако, на его месте стоял сгорбленный старец.
– Я долго шёл к тебе, - произнёс он, - и пока добрался, время наложило свою печать.
– Кто ты? – удивился аббат.
- А ты взгляни в мои глаза, - ответил старик, - возможно в них ты прочтёшь ответ. Скажу одно – пришла пора прозрения. Я хочу испытать тебя. Так ли ты помнишь меня, как я страдал воспоминаньем о тебе.
С этими словами мудрец взмахнул руками, и они превратились в крылья. Аббат тоже обрёл способность летать, и оба взмыли к облакам. Усевшись на одном из них, они могли обозревать всё, что происходило внизу. Вот, что поведал старик.

- Давным-давно, когда земля еще была молода, между Синими горами и Железным морем, между Болтливой рекой и пустыней Умирающих птиц, располагался большой материк, разделённый тремя странами. Он бы ничем не отличался от других сказочных государств, если бы не люди, которые его населяли.
– Сейчас мы пронесёмся над этими странами и опустимся туда, где ты сам пожелаешь. И тогда я смогу предсказать судьбу, которую впрочем, ты сам выбрал для себя. Смотри и слушай.
- У жителей этой страны зеленоватая кожа и золотые глаза, а живут они в полых стволах особой породы деревьев. Когда рождается мальчик, его относят на ночь в священную Рощу, где листья деревьев серебряные и острые как мечи. Младенца оставляют под деревом, доверившись судьбе. Наутро родные возвращаются, забирая, либо окровавленный труп, либо живого ребёнка, воздавая похвалы богам. А мёртвых детей уносят к духам, обитающим среди Скал.
Так рассказывал старик и всё это видел аббат своими глазами, рыдая над убиенными младенцами. А тем временем, облака, гонимые ветром проносили их над вторым государством.
- Это страна Поэтов. Но её жители изъясняются не только стихами – настоящая поэзия проявляется не в словах, а в поступках. Каждое, даже самое мелкое событие исполнено для них глубокого смысла, и они умеют разговаривать с камнями и волнами. Души их прекрасны, но лица так уродливы, что они днём и ночью носят маски из шелковой ткани или из драгоценного металла. Эти люди настолько безобразны, что каждый, кто осмеливается снять маску и взглянуть на себя в зеркало, тут же умирает от ужаса и отвращения.
Аббат ничего не ответил, но старик предугадал его мысли:
- Человек, привыкший ласкать свой взор красотой, не в силах взглянуть на противоречивое уродство. Что ж, вероятно ты в праве так думать. Остался последний материк.

Это страна вечной тьмы, освещаемая лишь холодным светом трёх лун. Там живут самые могущественные из бессмертных волшебников. Они настолько сильны, что если бы в одном месте собралось больше трёх магов, небеса бы разверзлись и луны сошли с орбит. Поэтому они живут поодиночке, каждый в своём замке, отделяясь от других огромными пустынными пространствами.
Аббат снова задумался, а старик иронично подметил:
- Но никто не знает, на какое время хватит здравого ума у каждого из них, до свершения безрассудства. Все люди грешны властью.
После этого мудрец развернул рулон с картой трёх стран...
Мы не вправе заглядывать в чужие сны. Скажу лишь одно – каждый хочет доказать самому себе, что он хозяин судьбы. А разве мы не поддаёмся искушеньям? Вспомним первое путешествие аббата на крыльях небесных облаков. Что он увидел? Мать отдаёт родное дитя на растерзанье демонов. А пролетая над другой страной узрел он, что жители её предвкушают надежду на удачу или соприкасаясь с душевной красотой, терзаться искушением, заглянуть под маску истины. А иные, купаясь в собственной роскоши даже не испытывают боязни утонуть в чужом богатстве. Никто не в силах начертить грань между добродетелью и коварством.
Итак, первый сон должен был указать определённую миссию аббата Ролана на этой земле.
Когда забрезжил рассвет, аббат очнулся, почувствовав усталость в теле, как после долгого скитания. Приклонившись перед образами, он сознавал, что даже господь не в силах оградить его от совершения роковых ошибок. Он любил Бога, но уже не мог сопротивляться силе, разрушающей эту любовь. Вещий сон ясно указывал на то, что он - господней вере предпочёл запретный плод.

Чарующие трели соловья,
Ручья прозрачного журчанье,
И всплеск морской волны -
Ничто в сравненье слов заветных о любви,
Способных осчастливить, но так же погубить.
Твоё несносное молчанье страшнее пытки.
Сей жар огня испепелит, как на костре еретика.
Мои уста - подобие улыбки,
Не уж-то слух мой, не узнает правды никогда...



Исповедь (2 часть)

Ещё в юные годы Ролан испытывал в своём сознании несхожесть с другими служителями церкви. Выделяясь светлым умом и ясностью мыслей, он вскоре обратил на себя внимание многих служителей церкви, приобретая друзей, равно как и завистников. А вот, кто искренне проникся к нему сердцем и душой, так это дети. Ролан с большим вдохновением рассказывал им легенды из Нового завета. Святая книга в его устах вызывала восторг у юных послушников, и они заворожёно внимали его словам с широко раскрытыми глазами. Впрочем, в своём превосходстве, Ролан ощущал присутствие какой-то настороженности и внутреннего волнения. Он исправно трудился в услужении господу и усердно молился, познавая истинную веру, и в то же время, был чужим в этой святой обители. Будущий аббат в последнее время всё чаще опускал глаза, не выдерживая проникающих взглядов святых икон. Тем не менее, он расширял рамки совершенства, и старался быть воздержанным и смиренным, кротким и чистым. Однажды проходя мимо высоких георгин в саду, молодой священник заметил возню в густых зарослях куста жимолости. А вскоре, оттуда выскочил мальчик, оправляя задёрнутую рясу, и помчался прочь, как затравленный заяц. После из кустов показался запыхавшийся монах. Щёки его пылали, и он прошёл мимо, не поднимая глаз. Той ночью Ролан долго не мог уснуть, не в силах подавить в себе чувство презрения к этому безбожнику. Он всё чаще посещал купальню, откуда доносилось щебетание детских голосов. Святые одежды были сброшены, и теперь он не находил различия сана между мальчиками. В тоже время всё смешалось в естественной природной гармонии и на лицах этих земных ангелов не оставалось и следа скованности и литургического повиновения, а лишь озорство и беспечность. Эти мальчики часто выглядели обычными детьми, которые, в пример деревенским, весело хохотали, забыв о своём святом назначении. У Ролана сложились нежные, но разумные отношения с церковными мальчиками. Однако, иногда его посещали неясные мысли и возникал вопрос, в чём состоит это счастье. В такие минуты аббату становилось грустно, потому что его детство было обделено радостью и счастьем.
Тогда молодой аббат начинал настойчиво и упорно работать, всецело отдаваясь только своему божественному призванию. Ролан много выстрадал в дикой схватке с разрушительными страстями, в борьбе, которую он вёл с первых сознательных лет. Все силы его души, были направлены на созерцание прекрасных мистерий религии.
Он предал забвению всё, что говорило ему о прежней жизни. И это ему удавалось до той поры, пока в церковные ворота не постучали двое странников – немолодой седовласый художник и мальчик пятнадцати лет. Аббат распорядился дать путникам пищу и приют. Возблагодарив господа за его милость, художник изъявил желание покаяться и рассказал аббату свою историю. Искусство, как и религия способны просвещать человека, открывая ему глаза на истину и красоту. Но здесь нужно остерегаться излишеств, сравнимых с чревоугодием.
– Я много странствовал, постигая природу и быт людей, и вот однажды забрёл в маленькую прелестную деревушку, утопающую в лозах душистого винограда. Здесь я и встретил это милое дитя, подобное юному Вакху. Я не хотел обрекать его на бродяжничество, и он не годился в подмастерья художнику, не имевшему крыши над головой. Но я не был смиренным праведником. Любовь творца предрекла наш союз, и мы разделили тяготы бесконечных дорог на двоих. Голод и лишения скрашивались отдыхом в живописных местах, где я созерцал красоту природы и человека. Мы оба усердно трудились, он позировал, я рисовал и это кормило нас, однако более востребованной была духовная пища. В своём стремлении познать вкус запретного плода, я уподобился низменному человеку в полном соответствии с отрицательным взглядом на моё искусство. Я сам вынес себе приговор, обрекая на душевные муки, путём самоистязания. И потому решил привести мальчика в вашу обитель. Ради его душевного спокойствия я готов расстаться с моим любимцем.
Прости святой отец, за грехи мои. Пусть не деяния, но помыслы мои призывают к разлуке. Прими этого непорочного ангела в церковное лоно, дабы укрыть от искусителей.
С этими словами художник покинул святую обитель, передав в руки аббата свой бесценный дар.
Ролан с первых мгновений понял, что околдован этим стройным и гибким подростком. Бледный, молчаливый и задумчивый, подобно нежной лилии, купающейся в прозрачной воде и согретый солнечными лучами, он уподобился лику святого мученика.
Итак, Ролану был указан свыше тернистый путь. Он пытался противиться судьбе, но появление юного пришельца, подтвердило суждения вещего сна. Прошло некоторое время и теперь молодому аббату предстояло сделать свой выбор...

Что знаю я про мир? Пространство без границ,
Собранье многих стран, и городов, и лиц…
В нём люди есть, и реки, и пустыни,
Совсем мне незнакомые доныне,
И много их! Как этот мир богат!
Мой бедный ум – в него ничтожный вклад,
Ему не охватить и уголка мирского
И потому я свято верю в слово
Прекрасных книг о странствиях чужих.
С большим старанием, нырнув в глубины книг,
Я жемчуг знания оттуда добываю!
Я мало знаю мир. О, как я мало знаю!
Но всё же на вселенной я поэт,
И я готов воспеть и мрак и свет.

Второй сон – «Самобичевание»
И опять явился к Ролану во сне знакомый мудрец.
– Я пришёл, чтобы дать тебе пищу для размышления. Познав истину, ты сделаешь дальнейший выбор для себя. Для этого мы снова отправимся в путешествие, ибо только в сравнениях человек способен делать выводы.
Паря в воздухе, аббат и мудрец вновь уселись на облаке.
Внизу показалось огромное заколдованное озеро с холодной чёрной водой. В этом озере спали все ещё не родившиеся. Когда приходило время, из воды выходил человек – но он был глубоким стариком. Постепенно, год за годом он молодел, пока не становился ребёнком, и в один прекрасный день просто исчезал. Люди этой страны верили, что после смерти-исчезновения они вернутся обратно в озеро, и всё начнётся сначала. Вот почему, незадолго до исчезновения неразумные дети прыгали в воду и погибали раньше отведённого им срока.
Жители другой страны были Воинами. Едва научившись ходить, они уже брали в руки меч, и потому даже десятилетний ребёнок был серьёзным противником. Почти всю жизнь они проводили в военных походах. Раз в году над этой страной всходила алая звезда, и тогда Воинами овладевало кровавое безумие - они шли по улицам своих городов, убивая матерей, отцов, сестёр и братьев. А на рассвете над кровавыми курганами слышались рыдания палачей…
Затем мудрец взял аббата за руку, и они спустились к каменной пещере, где спал кровожадный дракон. Его храп содрогал землю. Почуяв людей, он приоткрыл один глаз и произнёс:
— Я задам три загадки, и если ответы будут правильные, я отпущу Вас с миром, а если нет, то окажетесь в моей утробе. Выбора не было, и пришлось согласиться.
Что страшнее всего?
Любовь - она заставляет отказаться от себя ради другого.
Одиночество - оно даёт тебе иллюзию свободы, а потом пожирает тебя изнутри.
Вечное блаженство – оно кажется, превосходным, но вскоре ты устаёшь от него.
Смерть - она облегчает от всех выше перечисленных тягот.
Аббату предстояло сделать один лишь выбор истины, и он отверг смерть, предпочитая тяжкое бремя. Второй сон предвещал страдания на выбранном пути, и аббат был готов к этим испытаниям, не желая возвращаться к мирской жизни.
На следующий день в капелле появился хрупкий изящный мальчик с тонкими чертами лица. Большие чёрные глаза в эти минуты спокойствия сверкали мыслью и пламенем. Тёмно-каштановые волосы обрамляли высокий лоб, а опущенные уголки губ придавали его лицу скорбное выражение. Среди бесчисленных разновидностей людской внешности вряд ли можно было найти ещё нечто подобное. Это лицо отличалось поразительным своеобразием. Погружённый в таинство мессы, Ролан поражался неотразимой привлекательностью, невольно вспоминая откровения художника. Едва дождавшись конца службы, аббат уединился в часовне.
– Боже, помоги мне! Смилосердись надо мной, грешным, в помыслах моих! Неужели тщетны все мои нечеловеческие усилия, когда я был уже у цели? Неужели я должен всё потерять? Помоги мне, о Боже!
Когда аббат простёр свои руки к подножию Распятия, из его глаз закапали слёзы бессилия и отчаяния. Ролану подумалось, что этот мальчик нуждается в его заботе.
- Как тебе у нас?
Мальчик ничего не ответил, опустив свои длинные ресницы. Они стояли друг против друга в глубоком молчании. Возможно, его угнетали мрачные своды церкви и тесная комнатушка, где он чувствовал пленение. Мальчик с такой мечтательной и глубокой душой вправе наслаждаться свободой. Новая обстановка угнетала его. Аббат убедился в этом, когда после вечерней молитвы, застал Станисласа возле окна. Мальчик глядел с такой тоской на яркие звёзды, рассыпанные жемчугом по всему небу, что его догадки были очевидны. Из малодушия и боязни неприятных объяснений юный «пленник» не вступал в беседы. Между тем, Станислас был смиренным послушником, проявляя немалые способности и заслуживая тем самым восхищение. Аббат старался оказывать помощь в познании многих наук, но видел со стороны своего воспитанника лишь достойное уважение. В его юном сердце пока не находилось места для более возвышенных чувств. Ролан, обладая умом и убеждениями, старался не навязывать своей дружбы и считал достаточным, что сумел развеять недоверие к себе.



Исповедь. (3 часть)

Однажды ночью пронеслась настоящая буря, кромсая всё на своём пути. Последствия были печальны. Поваленные деревья в саду напоминали боевое поле, где возлегали живой на мёртвом и мёртвый на живом. Все обитатели церкви взялись за расчистку и аббат вместе с мальчиками, принимал активное участие. Станислас стоял поодаль, как мраморное изваяние времён Эллады, а потом направился к маленькому деревцу с надломленным стволом. Аббат подошёл к мальчику и посмотрел на его открытый лоб, холодный и бледный, как мрамор, затем бережно перевязал раненное растение и, воткнув рядом колок, прикрепил к нему спасённый дар природы, тянущийся к солнцу. Станислас молча помогал ему. Аббат, глядя на прекрасные черты его открытого лица, замечал отсутствие тепла в холодном и сосредоточенном взгляде и стремился растопить лёд в его душе. Их руки соприкоснулись, и мальчик почувствовал в них надёжную силу. В тот же день они нашли в траве птицу с перебитым крылом и вместе заботливо выхаживали её. Так постепенно между ними налаживались добрые отношения. Замкнутость постепенно таяла, и взаимное расположение вселяло надежу. В один из вечеров Ролан сочувственно заметил:
- Ты, верно, скучаешь, за своим другом художником? Вам довелось пройти немало вёрст и многое повидать. Расскажи немного о себе.
Станислас охотно поделился своими воспоминаниями о родных местах и добрых родителях. Они изрядно трудились на поле в период летней жатвы и в саду, собирая осенний урожай. Он помнил вкус тёплого молока и ржаного хлеба и весёлые проделки своего младший брата Николя, с которым делил безмятежное детство. Эту счастливую идиллию разрушила беда, принесшая из города эпидемию страшной болезни. Сотни беженцев, спасались от жуткой холеры, не щадившей ни взрослых, ни детей. Многие из них нашли последний приют на местном кладбище. Смерть не пожалела и отца, который спасался водкой, а мать поместили в санитарный лагерь. Станисласа вместе с Николя отвезли в приют, откуда он вскоре сбежал, обещая младшему брату, вернутся за ним. Он торопился в родное селение, где ему казалось, его ждёт мать. Но бедная женщина никого уже не узнавала в бреду и вскоре умерла. Её сожгли с такими же несчастными, которых не удалось спасти и зарыли в общей яме, потому что на кладбище уже негде было хоронить. Тогда Станислас, почувствовал себя ужасно одиноким и решил до конца дней быть рядом с единственным родным человеком. Но судьба распорядилась по-своему, разлучив его с братом навсегда. Выбившись из сил, Станислас забрёл в чужую деревню, куда не докатилась волна эпидемии. Его временно приютили добрые люди, а вскоре он познакомился с художником. Переживая заново эти ужасные события, мальчик, казалось, вот-вот лишится чувств.
– Бедное дитя! Сколько бед обрушилось на твою голову. Но здесь тебя ждёт лишь покой и счастье.
Ролан старался делать всё возможное, чтобы отвлечь несчастного сироту от тяжких дум. Они долгое время проводили в мирских беседах, гуляя в саду или плавая в лодке. Всплеск вёсел располагал к отдыху и всего стеснения от сложной жизни. И вот, аббат дождался своего счастья. Оно состояло в лицезрении юного отрока на фоне природы. С запада дул ветерок: он проносился над холмами, напоённый сладким благоуханием вереска и камыша. Небо было безоблачно синее, река, вздувшаяся от весенних дождей, неслась вниз по лощине, полноводная и прозрачная, то отражая золотые лучи солнца, то сапфирную синеву неба. Уединённые прогулки под сенью деревьев, где тропинка уже терялась в густой траве, они опускались на землю, услаждаясь пением птиц. На первых порах этих общений с мужчиной у Станисласа, возникали образы странствующего художника или любящего отца, но Ролан всеми силами пытался вырвать мальчика из этих воспоминаний, желая, чтобы он принадлежал только ему. Они убегали к чудесному озеру, погружаясь в его прохладу. Воздух гудел от колокольного звона, словно призывал одуматься от необдуманных поступков, но они не слушали этого зова, уплывая всё дальше от мирской суеты. Выбравшись на другой берег, они сорвали по дороге, водяные лилии. Теперь белые цветы украшали их головы, словно священные венцы, скрепляющие вечный союз. А затем наступила необычная тишина, и церковный набат уже не нарушал её. Ролан взволновано промолвил:
- Если смерть надумает положить конец моей жизни, я буду сокрушаться только разлукой с тобой!
Внезапно, тишину прервали раскаты грома. Погожий летний день сменился непогодой. Туча растекалась по голубому небу густым чернильным пятном. В этом солнечном счастливом дне была нарушена идиллия покоя и торжественности и то, что творилось в вышине, было дурным знаком. Небо быстро потемнело от чёрных туч, которые нависали так низко, что казалось, их можно достать рукой. Мрачное видение дополнялось зловещей молнией. Наползали тени, ветер укрылся в деревьях, перебирая шуршащие листья. Кругом потемнело, и несколько тяжёлых капель звучно ударили о землю. Ветвистый лиловый зигзаг молнии прорезал небо наискосок, упал где-то рядом, и холодный металлический свет проблеснул на тысячах мокрых листьев. Гром взорвался над головами, сотрясая воздух. Ролан поднял мокрое лицо навстречу льющемуся водопаду. Его молитва смешивалась с могучим аккомпанементом стихии. Подросток вторил голосу аббата, не слыша себя среди нарастающей канонады.
Осень всё больше вступала в свои права, небо всё чаще заволакивалось тучами, и окрестности тонули в туманном сумраке...
Аббат и мальчик старались появляться в церкви, равно, как и покидать её, незамеченными. Вымокшие от дождя, они развесили одежду против камина и сами присели ближе к огню. Они тихо беседовали под треск раскалённых углей, и это были не философские изречения. Из уст лились свежим ручейком стихи:

Любви неугасимый пыл,
Пусть расцветает он без слов
Молчаньем умирающих цветов.
Взамен живых лобзаний.
Я прикасаюсь к мраморной прохладе,
О, не притворствуй каменной Элладе.
Уже ль я заслужил твоё молчанье?
В чём я виновен, и достоин ли вниманья?
Пощады я прошу, мой друг,
Прими любви моей признанье
И охлади свой пыл.
Ведь пленник тоже заслужил
Поверить в чудеса,
Не испытав страданий
На воле, оказаться вдруг…


Только так можно передать искренние чувства. Было давно за полночь. Они подошли к окну, откуда веяло свежестью трав омытых дождём. Эти мгновения человеческого счастья напоминали Ролану ощущение свободы, которые он испытывал в детстве. Сбегая от назойливых учителей, учтивый и воспитанный ребёнок превращался в шмеля, улетая на простор. Он весело качался в высокой траве, а затем, уткнувшись лицом в полевые цветы, торопливо разговаривал с ними. Это счастье было таким коротким. Няньки уже повсюду искали его, чтобы заточить в ненавистные стены…
Мальчик пристально вглядывался в лицо аббата. Он изучал классические черты его лица с раскосыми зеленоватыми глазами, заострёнными скулами, носом с едва заметной горбинкой и в дополнение ко всему, волевым подбородком. Среди этих черт, отливавших природным матовым оттенком, неожиданно выделялся чувственный рот. Вся эта несовместимость рисовала образ мужчины, скорее походившего на эсквайра, чем носителя сутаны. Аббат наклонился к подростку так близко, что почувствовал его прерывистое горячее дыхание.
- Вы мне и за отца и за брата. Благодарю… - прошептал мальчик, погружаясь в сон.


Исповедь. (4 часть)

Свернув с тропы, они шли по мягкой луговине с изумрудно-зелёной травой, пестревшей мелкими белыми цветочками и усеянной крупными золотыми звёздами желтых цветов; холмы обступили их со всех сторон. Весь внутренний мир аббата был перевёрнут чудесным образом, и он читал молитвы, отслуживая мессу с таким вдохновением, что прихожане невольно замирали, восхищаясь проповедью, и поощряли его за преданность господу. А он, воздавал благодарность небесному отцу, предвкушая очередную встречу с церковным служкой. Между тем, роковая развязка приближалась. Неразлучные друзья подмечали, что все давно догадываются об их отношениях, зло перешёптываясь им вслед. Но Ролан не обращал внимания на людские пересуды. Суждение святош, облачившихся в рясы и погрязших в обжорстве и блуде, не способны разлучить их. На то есть суд божий! Аббат был почти уверен, что его постигнет несчастье, и потому он особо волновался за мальчика...
Одна из этих встреч была омрачена неожиданным визитёром. В тот вечер, мальчик сидел на коленях аббата, чувствуя лёгкое недомогание. Каштановые локоны Станисласа смешивались с коротко подстриженными волосами Ролана. Но вот послышались шаги, всё ближе и ближе… Потом стук в дверь. Аббат отворил её, и перед ним на пороге предстала высокая фигура ректора. Никто не проронил ни слова, только мальчик с глазами затравленного зверька съёжился в кресле, прикрывая голые коленки.
– Вот значит, где вы проводите ночи! Так значит, это правда? О, господи! Какой стыд!
- Мальчик болен. У него жар, – пытался пояснить аббат, но ректор был непреклонен и продолжал клеймить его позором уже в своём кабинете.
– Мой долг, объявить о вашем позоре и передать вас в руки правосудия. Что вы скажите в свою защиту?
– Ничего, ровно ничего. Я не жду от вас милости и понимания. Я не прошу снисхождения к моей особе, но быть может, вы окажите щедрость добродетели к этому ребёнку.
- Добродетели? – вспылил ректор, - её давно уже нет, как только в этих стенах появился этот маленький бесёнок!
– Не говорите так бессердечно о невинном создании!
– Вы печётесь о судьбе мальчишки, а на поруганную честь святой Церкви вам уже наплевать!
– Но ведь скандала можно избежать.
– Вот на что вы рассчитываете?! Да, мне дорог престиж святых угодий, посещаемых сотней прихожан, но ещё важнее честь и преданность богу.
- А разве господь не испытывает сострадание к павшим и униженным и разве отвергает он любовь? – попытался достучаться аббат до сердца ректора. Но тот был неумолим.
- Не кощунствуйте, аббат Ролан! Что вы называете любовью, прелюбодеяние в постели с мальчиком? Вам самое время исповедаться, аббат.
- Именно это я и собираюсь сделать. Люди – это прах и тлен, и ещё, великие грешники. Но я не позволю сознанию греховности унижать чувства любви. Я чту небесного учителя, знаю, что он справедлив и всемогущ. Но даже он не вправе разрушить союз влюблённых, ибо он и есть орудием против человеческой слабости.
- Мне чужды ваши мысли! – прервал его ректор, - Даже, если в ваших отношениях не было гнусных поступков, вы не должны ставить на одну чашу весов внутреннее бессилие и служение господу, укрепляющее наш дух.
- Я не слышу голоса, который ободрил мою душу, - продолжал аббат, - зачем отказываться от реального счастья и прибывать в вечных иллюзиях?
- Не богохульствуйте! Этот путь неизбежно приведёт вас к свершению греха.
- Я готов отдать богу своё сердце, но от своей любви я не отрекусь…
Ректор беспомощно развёл руками и тяжело опустился в кресло.
- Ступайте и молитесь, и я тоже помолюсь за спасение вашей души. Аббат шёл по бесконечному коридору, размышляя о том, что ему не в чем раскаиваться.
– Господь даровал мне любовь к этому мальчику. Как можно противиться божьему дару?

Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за святой обет.
Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным, отпусти их грех.

Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них.
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.

Тем временем ректор поспешил дать наставления Станисласу и вызвал его к себе для тайной беседы.
- Мне известно о твоей нелёгкой судьбе. В свои четырнадцать лет ты пережил столько тягот и несчастий, что это не под силу выдержать даже взрослому, закалённому жизнью человеку. Ты потерял родителей и родного брата и впал в отчаянье от одиночества. И вот теперь, встретившись с аббатом, решил, что обретаешь доброту и сострадание. Но так ли это? Человек – слабое существо и ему свойственно ошибаться. Все мы подвластны Богу. Только он способен указать верный путь и предостеречь от беды. Ты слишком юн, чтобы суметь отличить отеческую любовь от пагубной страсти. Сердцем аббата Ролана завладело искушение, его душа мечется в поисках истины и всему виной – ваш союз. Его нужно разрушить, пока господь не отвернулся от вас. Необходимо излечится от порока, который заманивает в свои сети. Эта ловушка в руках дьявола! Берегись!
- Но что же мне делать? Как поступить? Научи, святой отец.
- Молись и проси у господа защиты и милосердия.
Казалось, Станислас внял наставлениям ректора и смирился, усердно замаливая грехи, которых не совершал. Он избегал встреч с недавним другом, но не ощущал облегчения. Скорее, считал себя неблагодарным и очень одиноким. Тем временем ректор поручил верному священнику тайно следить за мальчиком и молодым аббатом. Соглядатай, тот самый, что справлял пагубную нужду в кустах жимолости, рьяно исполнял это поручение, стараясь выслужится. Из его донесений стало известно, что чета неблагонадёжных церковников, часто перешёптываются о чём-то в саду. Ректор пожелал дознаться, о чём эти беседы и снова вызвал к себе Ролана. Тот не пожелал исповедаться, а лишь спросил:
- Неужели Вы думаете, что все люди одинаковые в своих помыслах и поступках? Неужели Вы не видите, как резко мы отличаемся друг от друга, по своей природе и темпераменту? Для меня, служителя церкви, было бы грехом полюбить женщину и скрепить наш союз браком. Церковь сие запрещает, и я повинуюсь. Своей святой верой я обрекаю себя на одиночество среди людей и добровольно лишаюсь отцовского счастья. Таковы церковные устои, и я повинуюсь. И вот, в этих мрачных стенах я встретил юное существо, которое заменило мне в тесной обители глоток свежего воздуха. Более того, сей отрок напомнил мне собственное детство, поруганное и растоптанное жестоко сердечными людьми. И вы лишаете меня этих маленьких земных радостей?! Тут я не повинуюсь!!!
Ректор молча слушал этот бунтарский монолог, разрушающий древние устои. Он устало закрыл глаза, вспоминая, как 18 лет назад в его церковь привели худенького запуганного мальчика по имени Ролан. И тот поведал свою печальную историю.
- Моя мать умерла при родах, и возможно поэтому, отец в мыслях винил меня в этом семейном горе. Он не проявлял должной заботы и любви и пребывая в сильной тоске, полностью отдался науке. И когда мне было десять лет, отец тоже ушёл из жизни. Что явилось причиной его смерти, никто не знал, но ещё долго ходили зловещие слухи о том, что отца погубила его страсть к алхимии. К тому времени она уже не была запрещённой наукой, но церковники всё ещё судачили, что это козни дьявола. И тогда моим воспитанием занялся дед (по отцовской линии) Он держал меня в строгости, ибо противился всему, что препятствовало истинной вере господу. Чтобы оградить мой пылкий нрав от ереси, дед решил вверить меня заботам дальнего родственника. Это был жизнелюбивый и почтенный дворянин со знатным происхождением. Светские беседы о моде, горячие дискуссии о политике, обсуждения театральных премьер, было обычным явлением в его доме. Мне наняли прекрасных учителей, и я с охотой поглощал многие науки. Мне нравилось музицирование и уроки фехтования. Но вот, мой покровитель стал вводить меня в курс своих увлечений. Вместо учебника истории, он подсунул мне однажды книгу о похождениях куртизанок, лукаво подметив, что это гораздо увлекательней пунических войн. В следующий раз, на столе, были, как бы невзначай, разбросаны пикантные картинки и диаскоп для их просмотра отыскался на пыльном чердаке. Однажды, меня угостили вином и устроили настоящий вертеп. В его программу входил домашний спектакль в духе Сенеки. Моё лицо было накрашено, как у падшей женщины, а разгулявшиеся гости вырядились в бесовские одежды и никакие маски не могли скрыть их пагубной страсти. Мой дядя принимал во всём этом активное участие. Он походил на сатира, выкрикивая непристойные стихи. Затем, все обезумившие от разгула страсти, разбредались по комнатам, уводя с собой блудниц. Один из разнузданных гуляк пытался прихватить и меня. Таким образом, мой своенравный дедушка, известный своими пуританскими взглядами, по воле случая, сам подтолкнул меня на путь разврата. Трудно сказать, что тягостней было для меня в детстве – строгость в доме отца или вседозволенность в этом вертепе. Однажды я не выдержал и покинул эту ужасную обитель. Я брёл по дорогам, неведомо куда, спал в поле, зарывшись в стоге сена, и был готов просить подаяние, чтобы не умереть с голоду. И, наконец, мне по пути встретился священник и отвёл в церковь.
Настоятель, узнав о печальной судьбе мальчика, принял решение оставить его под защитой господа. Вот почему, он сейчас, выслушивая богохульные речи Ролана, пытался сменить гнев на милость. Ректор помнил, как этот юноша был прилежен и с усердием познавал слово божье. Он долгое время не разделял общества ровесников и даже священнослужителей. Страх и недоверие к людям угнетали его даже вдали от людского невежества. И вот теперь, ему встретился это мальчик, Станислас, с такой же тяжкой судьбой и сумел вернуть веру в искренние чувства. Ректор и сам был на распутье в размышлениях об истине. Возможно, он не прав, становясь на пути их счастья.


Исповедь. (5 часть)

А теперь настало время вернуться к началу моего повествования. Это был исповедальный день, когда аббат Ролан отпускал грехи всем желающим. И вот он услышал детский голос и сразу узнал его. Он принадлежал Станисласу и звучал робко и взволновано. В решетчатом окошке Ролан увидел своего возлюбленного, но не было радости в глазах мальчика, а лишь тоска и растерянность.
- Прости, отец мой. Я согрешил.
- И в чём же грех твой?
- Я предал Бога…
Ролан поспешил встретиться с мальчиком, после такой неожиданной исповеди. Станисласа как будто подменили. Он сверкнул глазами и раздражённо спросил:
- Зачем вы пришли опять, погибели моей хотите?!
-Как же я могу хотеть твоей погибели, когда я люблю тебя больше всего на свете, больше самого себя!
- И даже больше бога? Но так не бывает, так не должно быть! Вы дьявол!
Похоже, наставления ректора привели мальчика в смятение. С ним начиналась истерика. Он вздрагивал всем телом, и по временам нервно всхлипывал, закрыв лицо руками.
– Уходите прочь! Мне никогда теперь не замолить этого греха, никогда!
- Не гони меня! Я знал, что тебя когда-нибудь посетят эти мысли. Но ты, прежде всего человек и должен прислушаться к своему сердцу.
- Вы загубили мою душу! Загубили! Господь не простит нам этот грех.
- Господь Бог? А что же делать мне, простому смертному?!
Станислас поднял заплаканное лицо, искажённое гримасой, словно от мучительной пытки и ответил уже не по-детски, словно окрылённый божьей святостью.
- Страдать и терпеть, потому что без крови нет прощения!
- Ну, тогда убей меня! - воскликнул аббат, сунув нож в руки мальчику. – Вонзи его в мою грудь, и покончим с этим злом навсегда! Смелей, мой мальчик! Я умру с улыбкой!
Станислас занёс руку над головой и в порыве гнева, казалось, был готов свершить приговор. Внезапно лезвие ножа блеснуло от вспышки молнии. Загремел гром, будто сама стихия принимала участие в этом жутком поединке между верой в бога и искушением дьявола. Мальчик обронил нож и скрылся в темноте. Он пробирался в ночном саду сквозь мокрые ветви, хлеставшие ему лицо, задыхаясь от волнения. Но в последний миг, то ли от сильного дождя, охладившего его пыл, то ли от прозрения, он остановился и оглянулся назад. Поодаль стоял Ролан, протягивающий ему руки, и Станислас бросился в его объятья. Он горячо обнимал аббата и беспрестанно повторял: - Прости, прости…

Останься, прост, беседуя c царями,
Будь честен, говоря c толпой.
Будь прям и твёрд c врагами и друзьями.
Пусть все в свой час считаются c тобой!

Наполни смыслом каждое мгновенье
Часов и дней неуловимый бег -
Тогда весь мир ты примешь как владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

И всё же их пытались разлучить. Эту проблему решился развязать всё тот же греховодный монах. Он отнюдь не тяготился престижем духовного нрава церкви и уж тем более благополучием аббата Ролана, а лишь видел в нём соперника. Коварный соблазнитель давно приглядывался к новому служке. Для свершения своего желания, монах решил убрать неугодного аббата. О нет, он не покушался на жизнь, но замыслил обезобразить его лицо. Для этого у злодея было уготовлено специальное зелье, ибо, как и водиться, все греховодники повязаны с дьяволом. Однако, господь не отвернулся от Ролана, несмотря на его непокорность. По воле случая во время трапезы, монах на время отлучился, заблаговременно подставив Ролану нужный сосуд с отравленным питьём. Случайно оно расплескалось на столе, и сердобольный аббат отдал свою кружку. Томимый жаждой, вернувшийся монах залпом выпил её содержимое. А на утро все услыхали душераздирающий крик. Служители сбежались на этот шум и что же они увидели. Лицо монаха было ужасно обезображено, будто сатана наложил на него свою печать. Нос, словно изъеден крысами, а нижняя губа почти отсутствовала и потому кривые зубы, оголены, напоминая челюсть черепа скелета. Так монах был наказан за свои козни.
Однако, господь посылал всё новые испытания. Ролан обнаружил у Станисласа сильный жар. Он был серьёзно болен. Ночное пребывание под дождём не прошло даром. И без того слабый организм, чудом избежавший последствий холерной эпидемии, начал сдавать. Через неделю лекарь обнаружил у мальчика воспаление обоих лёгких. Он лежал пластом на своей кровати, исхудалый, с осунувшимся лицом, и лихорадочно блестящими глазами, большими и скорбными, покорно притихший, точно подстреленная птица. Всё это время Ролан находился безотлучно рядом с больным. Он крепко сжимал его руку, любуясь пленительными чертами, с грустью сознавая, что это юное существо, не жилец на белом свете. Аббат рассказывал мальчику о прекрасных странах и невиданных чудесах.
– Ты непременно поправишься, и мы вдвоём увидим весь мир. Он так велик и прекрасен..
Станислас с трудом улыбался, внимая рассказам старшего друга. Ролан не спал сутками, боясь оставить наедине умирающего ребёнка. Ночью в бреду, мальчик повторял чьё-то имя. Перед смертью он звал отца и мать и когда, аббат склонился над ним, прошептал молитву и попросил прощение. Улыбка застыла на его лице. Ролан опустился на колени и, взяв в руки ещё горячую ладошку, издал такой крик отчаянья, что казалось, рухнут стены.
В часовне, в мрачной темноте, возвышался гроб, в котором покоился со скрещёнными руками Станислас. Даже смерть не в силах была нарушить красоту его безжизненного лица. Оно выражало серьёзность и грусть, с печально вытянутыми очертаниями. Слово «смерть» не имело полного значения для Ролана, ибо он ещё до конца не сознавал, что произошло. После прощального поцелуя в холодные сомкнувшиеся уста, горькие слёзы сдавили горло священника.
Ничто не могло унять его душевную боль. Аббат бродил по тем местам, где они назначали тайные свидания, склонялся над деревцем, которое вместе поливали, прислушивался к пению птиц, среди которых щебетала спасённая ими певунья. И всюду ему виделся Станислас – стройный и красивый как Бог, и всюду слышался его голос – бархатистый и неповторимый. После таких мучительных прогулок, Ролан был как неприкаянный. Колени его подкашивались, и он падал на кровать, рыдая долго и безутешно. Единственной отрадой в его страданиях было посещение могилки на церковном кладбище. Он, заботливо ухаживая за каждый цветочком, с ужасом вспоминая, как пытался убедить безнадёжно больного ребёнка в последние дни его жизни, что умирать не страшно. Гораздо тяжелее навсегда расставаться с любимым человеком.
– Бояться темноты не нужно. Ангелы небесные озарят твой последний путь своим присутствием, и я тоже буду рядом в мыслях и с любящим сердцем. Наше деревце я пересажу рядом с твоей могилкой, и зашумит оно густой зеленью, и склоняться ветви над тобой. А поутру на листьях появятся серебряные капельки. Только это не утренняя роса, а мои слёзы и солнышко не высушит их никогда. Деревце мы спасли, а вот тебя я не уберёг… Прощай, радость моя!
Ролан упал лицом в траву и горько заплакал от досады и боли. Он уже не в силах справится, с овладевшим им исступлением. В его груди закипало бешенство, и в такие минуты аббат был готов отвергнуть самого Бога. Ещё долгое время Ролан оставался в глубокой печали, наконец, пришёл к твёрдому решению. Только смерть могла избавить его от тяжких дум и несносного пребывания на этой земле. После того, как он согрешил, это являлось единственным поистине замечательным способом избавиться от душевных мук. Аббату предстояло провести полуночную мессу, а потом… одним грехом меньше, одним больше, ему уже было всё равно.
Он преклонил колена перед алтарём посреди тихой ночи. Мерцание восковых свечей выхватывало из темноты распятие, и оно отплясывало жуткой тенью среди мёртвой тишины. Никогда ещё священник не читал так искренне и подобострастно. Ролану слышался преданный детский голос алтарника, вторящий молитве за упокой его отлетающей души. Затем аббат уединился в своей келье, достал из кармана сутаны крошечный аптечный пузырёк, благословил его и вылил содержимое в золотой потир. Сперва, он вложил в рот освящённую облатку, потом поднёс к губам украшенный самоцветами потир и осушил его до капли.
– Иду к тебе, Станислас, солнце моё!
Он присел в кресло, ожидая смерти, но она всё не приходила. И вот, в полудрёме, Ролан услыхал скрип двери…



Исповедь (6 часть)

Аббат сидел в кресле с запрокинутой головой и полуоткрытыми глазами. Уставившись в потолок, казалось, что он погружён в свои думы. Когда скрипнула дверь, Ролан не пошевельнулся. Незнакомец извлёк из потайного кармана маленький сосудик и влил содержимое в рот аббата. То было противоядие, и Ролан вскоре очнулся, словно от тяжёлого сна, ничего не помня. Все тело ломило, и когда он попытался встать на ноги, почувствовал острую боль. Перед ним стоял какой-то старик и говорил непонятные вещи.
- Жестоко и бессмысленно расправляться с жизнью, так и не восстав против ошибок, которые препятствовали ей.
Только сейчас Ролан стал сознавать, что пытался покончить с собой, но не мог вспомнить причины этого безумного поступка. Неожиданно послышались чьи-то шаги, и старик поспешил укрыться. В келью зашёл ректор. Пытаясь направить аббата на путь истинный, он обратился к нему с проповедью.
- Горе тому, кто осмелиться переступить порог распутства, кто дерзнёт, свободно следуя порочным желаниям, идти собственным путём, не заботясь о традициях и общепринятых устоях. И кто споткнётся об этот камень, тот встанет искалеченным, а на кого он упадёт, тот уже не подымится вовсе.
Ректор приблизился к опустошённому аббату и попытался заглянуть в его глаза.
- Кто знает, может господь, для того и прибрал к себе этого мальчика, чтобы помочь вам очиститься от скверны.
Ролан, утомлённый длинной речью, наконец, поднялся и, рассеянно спросил:
- А разве был мальчик?..
Затем он приложил палец к губам и загадочно оглянулся вокруг.
– А впрочем, ангелы посещают меня во сне, но они порочны, как и все мы. Воля иль не воля – всё равно, всё равно…
Ролан подошёл к окну и умолк, вглядываясь в ночное небо. Неожиданно, не оборачиваясь, он тихо спросил:
- У вас никогда не возникало желание летать?
Ответа не последовало, и тогда Ролан убедился, что ректор ушёл. И всё же, аббат чувствовал чьё-то присутствие. Ах, да, этот старик. Он всё ещё здесь…
У всякой одаренной личности, будь это человек сильных страстей, или фанатик веры, или просто деспот, - если только он искренен в своих стремлениях, - бывают минуты такого подъёма, когда он повелевает и властвует. Ролан благоговел перед Станисласом, и внезапный порыв этого чувства неожиданно толкнул его в ту пропасть, которую он так долго избегал. Теперь, он не просто хотел не думать о нём, а похоже, совсем забыл недавнее присутствие этого мальчика среди живых. Возможно, сильный яд всё же успел подействовать на воспалённый мозг, и всё прошлое для него было окутано туманом.
Мудрец, сопровождавший Ролана в прежних снах, теперь стоял перед ним наяву.
– Ты не должен останавливаться на полпути, если хочешь дойти до истины. Ты устал, ляг и усни. Я явлюсь к тебе в сновидениях ровно в полночь, и мы отправимся в последнее путешествие…
Этой ночью аббату предстояло сделать жизненный выбор - раскаяться и вернуться в лоно церкви, или идти на великие жертвы ради своих принципов.

Третий сон – «Анафема»

Итак, перед ним лежала знакомая книга с пустыми страницами, истрёпанная, как путник после долгих скитаний, измятая, как высохший старик, уставший жить. Под твёрдой обложкой, подобной гробовой доске, оставалось несколько страниц. И снова невидимая рука стала водить на чистом белоснежном листе, создавая замысловатые рисунки…
На фиолетовом ночном небе выведены надберцевой костью не родившегося младенца, осколками волшебного зеркала, ртутью и углём, засохшими цветами и холодной кровью русалки нечто предсказуемое. Это был незнакомый мальчик с глазами цвета тайны, пристальный взгляд которого проникает в самую суть вещей; в его руках колода карт, а за спиной – бесконечно уходящая вдаль анфилада одинаковых залов, стены которых облицованы чёрным камнем. А его руку нежно обвивает змея с золотыми глазами бусинками. Но вот, торжественную тишину нарушает ужасное рычание, в темноте мелькнула чёрная тень и окутала собой последний проблеск света.
Воздушное облако уносит аббата и мудреца в страну вампиров. Большинство из них находилось в перманентной спячке, пробуждаясь лишь изредка, чтобы хлебнуть тёплой крови людей, которых они держали в стойлах как скот, людей почти неразумных и действительно подобных скорее животным. Вампиры же, несмотря на свою силу, коротали бессмертие в мире грёз, поскольку лишь там, среди ими же созданных иллюзий, могли быть счастливы.
– Вот так и я почувствовал искушение прекратить борьбу, отдаться потоку его воли и в волнах жизни потерять свою мечту? – подумал аббат.
Мрачная серость внезапно озарилась солнечным светом. В этой стране жили дети. Они не старились и не взрослели, проводя один светлый день за другим, играя в лиственных лесах и на берегах неглубоких рек и на зелёных лужайках, утопающих в цветах. Знакомое волнение вдруг охватило Ролана, и он пожелал спуститься в один из этих райских уголков. На деревьях вместо плодов росли конфеты, а вместо листьев – книжки с картинками. Враждующие страны давно бы завоевали этот удивительный край. Но, любой, кто осмеливался пересечь его границу, сам превращался в ребёнка и терял память, навсегда оставаясь пленником в царстве вечной беспечности и детского легкомыслия. Мальчики были одеты в прозрачные белые рубашонки ниже колен и подразнивали аббата манящей полунаготой. Они затеяли весёлый хоровод, и их звонкое пение заменяло щебет небесных птиц. Среди весёлых детских личиков мелькнуло до боли в сердце знакомое и родное. Нет, не может быть, просто померещилось… Прогуливаясь по бескрайнему полю, Ролан вдруг заметил в траве кровавые следы. Они привели к свирепому чёрному чудищу, напоминавшему огромного андалузского пса, терзающего свою добычу. Ею оказался один из мальчиков.
- Всё несчастье этих детей заключается в том, что они не умеют летать, подобно купидонам, несмотря на свою ангельскую миловидность и потому становятся жертвой зла, - с грустью пояснил старик.
С печалью во взоре, аббат покидал эту страну с её прекрасными юными жителями.
– Ты мудрый и всё знаешь. Скажи, почему зло властвует над добром? – спросил Ролан.
- Это вечный вопрос, над которым корпят все философы мира, но ответ так и не найден. Пожалуй, люди никогда и не узнают истины, ибо у каждого из них свои понятия о добре и зле. Невозможно дойти до края земли, которого не существует. Но всё же, попытайся разобраться в самом себе. Дай мне ответы на несколько моих вопросов. Не нужно мудрствовать, но пусть они будут искренними.
«Где ты видишь своё место? Возможно рядом с троном короля, чтобы стать полководцем? Твой меч всегда наготове, а сердце не знает страха, но для того чтобы спасти своего повелителя, нужно познать зло и только тогда начинать бороться с ним».
- Каждому слабому существу свойственна усталость. Ты не трус, но отчаялся в поисках сути. Тогда возможно твой жизненный выбор за троном короля. За спиной чаще всего таиться коварство, когда человек прячется в тени, не имеющий имени и чести, а лишь выполняющий чужую волю. Интриги, обман, злодейство. А если это свершается во благо отечества, и даже самые гнусные поручения овеяны благородством? Как же тогда распознать – злодеяние это или долг?
– Можно жить весело и привольно, не утруждая себя подобными мыслями. Тогда твоё место у ног короля, на ступеньках трона. Ты шут – и должен веселить своего повелителя. Для этого достаточно лишь выискивать недостатки у придворных, умело отсеивать глупость от разума и применив потешный фарс, высмеивать надменных глупцов. Это не сложно, ибо в глупости нет недостатка как рыбы в океане. Выставить в дураках ближнего своего, большой соблазн для многих. Но здесь существует одно неудобство. Рано или поздно, человек совершит ошибку, над которой смеялся только вчера. Выходит, ты оскорбил самого короля и тогда тебя придётся лишиться головы. А разве мы не теряем её и без помощи палача? Поверь мне – намного больнее, казнить самого себя.
Этот вещий сон указал Ролану на то, что путь возвращения к Богу долог и тернист, особенно, если ты раздумываешь о том, стоит ли идти этой дорогой…

Случайные взгляды и полуулыбки,
Немного намёков, один полу жест,
Но после нас ждали сплошные ошибки
И общий обоим пожизненный крест...
Тащили его, спотыкаясь и падая,
Народ, проклиная, что был по пути.
Не видеть обоим заветного Рая,
И лишь на Голгофу грехи нам нести.
А там, прибивали нам руки и ноги
И крики стояли над вечной горой,
А после охранники замертво падали,
Увлёкшись с богами кровавой игрой...


Исповедь (7 часть)

Однажды, к концу дня, Ролан молился за упокой души Станисласа, как друг послышался шорох, и чья-то голова мелькнула за алтарём. Кто-то внимательно следил за ним в вечерних сумерках. Из-за укрытия вышел мальчик и безмолвно направился к аббату. Ролану показалось, что его посетил, не иначе, как призрак. Он в страхе следил глазами за детской фигурой. По мере отступления Ролана, незнакомый пришелец приближался к нему. Аббат вздрогнул, наткнувшись сзади на что-то прохладное и бесчувственное. Он нащупал рукой каменную колонну и облегчённо вздохнул. Теперь он отчётливо видел перед собой отрока. При тусклом свечении он разглядел удивительное сходство с умершим Станисласом. Тот же взгляд, но глаза теперь выражали не тоску, а игривость. Плечики округлились, а волосы превратились в золотистые кудри, да и сам он выглядел весёлым и оживлённым. Вот только ростом был теперь гораздо ниже. Перекрестившись, аббат собрался с духом и спросил:
- Кто ты?
Мальчик не ответил, а лишь загадочно улыбнулся, скрывшись в темноте. Это лицо аббат уже где-то видел. Пока ректор предрешал когда-то судьбу Станисласа, Бог распорядился по-своему. Ролан не хотел теперь повторять ошибок и связывать свою жизнь с прошлым, но почему именно этот мальчик, среди десятка других, так тревожит его уединение. Стоило аббату одержать небольшую победу над пагубной страстью, как он тут же опять становился её пленником. Тщетно он пытался утолить порывы своего сердца долгими молитвами и тогда был готов вырвать его из груди. Во время церковной службы аббат постоянно чувствовал на себе взгляд этого мальчика, с его загадочной улыбкой. В отличие от Станисласа, которого приходилось завоёвывать, белокурый искуситель сам навязывал Ролану своё внимание, заполняя все его сны. Однажды он ввалился в его келью, оседлав голого толстяка и начал сечь его плетью. В нём он легко узнал своего дядю. Вещие сны раскрывали многие тайны. Ролан пробуждался от этого жуткого визга, отдающегося эхом ночного воя собаки. Он начинал сознавать, что господь испытывал его до прихода в церковь, и что двоюродный дядюшка спутался с самим королём ада Люцефером.
Стоило ему вновь задремать, как силуэт мальчика опять появлялся перед его глазами и метался по комнате, словно приведение, а затем таился в углу потолка, съёжившись, как паучок. Оттуда всю ночь светились две красные лучинки. Вся эта история не обошлась без происков сатаны, который хотел надломить веру в церковной обители. Отчасти ему это удалось. Аббат в беспамятстве влюбился в Станисласа и теперь, ему предстояло противостоять новым искушениям.
В последние дни аббат чувствовал себя уставшим и разбитым. Он в страхе ожидал приближение ночи, пробираясь по коридору с особенной осторожностью. Едва сдерживая волнение, он заходил в келью, окропляя её святой водой, затем плотно запирал окна и двери, словно опасаясь злых разбойников. Стараясь перебороть сон, Ролан прислушивался к гробовой тишине в четырёх стенах, и, наконец, сражённый усталостью, засыпал в кресле. Но вот, сквозь дрёму, аббат услышал слабые шорохи за дверью. Он понял, что кто-то пытается забраться к нему. Ролан приоткрыл глаза и сквозь щёлки разглядел в окне всё того же мальчика с красными глазами. Аббат издал крик, вызванный отчаяньем, которое испытывает человек, терзаемый мыслями о внезапной гибели. Какое-то время, он боялся пошевельнуться, пытаясь убедить себя, что это пустое беспокойство. Он бормотал, что силуэты на полу, всего лишь лунная тень от дерева, а шорохи – ветер в трубе или прошмыгнувшая мышь. Усилием воли, Ролан подошёл к окну и увидел в тёмном саду большую чёрную собаку. Теперь собственные уговоры не помогали, и аббата одолел настоящий страх. Но слишком велико было желание узнать правду. Сумасшествием можно считать лишь крайнее обострение чувств. Поспешно зажигая фонарь, Ролан бросился преследовать чёрного пса. В ушах слышался глухой, частый стук. То билось сердце. Его удары, подобно барабанному бою будили отвагу и распыляли ярость верующего человека, заподозрившего козни дьявола. Погоня привела его на церковное кладбище. В бешеной спешке Ролан едва не угодил в свежевырытую могилу. Поздняя осень уже навевала прохладу, а мерзкий моросящий дождик прибавлял уныние мрачного места. И вдруг, совсем рядом аббат услыхал тоскливый и протяжный вой собаки, от которого мурашки пробегали по всему телу. Он с трудом узнал находящуюся неподалёку могилу Станисласа, которую давно не посещал. Шорох листьев заставил его погасить фонарь и притаится в кустах. Когда луна выглянула из-за тучи, он ясно увидел очертания злобного пса, сидящего возле могилы. Но, стоило тучам окутать луну, Ролан разглядел в кромешной темени мальчика. Испытывая непередаваемое волнение, аббат дрожащими руками снова зажёг фонарь. И тут же образ мальчика пропал, а на его месте опять находилось гигантское животное, с хищным оскалом и яростным взглядом красных глазниц. Аббат поспешил покинуть страшное место. По дороге он наткнулся на сторожа.
– Не видал ли ты омерзительной чёрной собаки или мальчика?
Тот с удивлением посмотрел на аббата и произнёс: - Что вы, ваше святейшество, какой мальчик будет бродить здесь по ночам. Все давно спят. А чёрных собак у нас сроду не было.
– Они, наверное, все считают меня сумасшедшим, - размышлял Ролан по дороге. А может, я и вправду теряю рассудок?
Идя по безлюдному коридору, он всё же тихонько заглянул в келью, новичка, который навещал его во снах. Мальчик мирно спал в своей кровати. Ролан не помнил, кто привёл этого ребёнка в церковь, ощущая при этом заметное душевное облегчение.
– Я просто очень устал после смерти Станисласа, вот и мерещится всякая чертовщина. Завтра надо поставить свечку за упокой его души. Добравшись до своей кельи, он погасил фонарь. Ночное приключение отняло у него все силы. Еле добравшись до кровати, он предвкушал крепкий сон. Мудрец, внезапно появившийся в келье, открыл Ролану тайну и назвал имя мальчика. Это был Николя - брат Станисласа. А вернее, его призрак.
- Однажды тебя привлёк грех, и твоя последующая жизнь была отравлена, - сокрушённо произнёс старик. – Ты наивно принял её за чистую любовь. До сих пор тебе казалось, что слаще её нет ничего на свете, и ты усомнился в святых заповедях. Но теперь ты знаешь всю правду, и тебе решать, как поступить дальше. Я знаю – велико искушение властителя гиены огненной. Будь осторожен с вероломным мальчишкой. Он боится солнечного света, но в темноте его власть безгранична…

Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив.
Встречай на равных и успех и поруганье,
He забывая, что их голос твёрд и лжив.
Останься тих, когда твоё же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать c основ.



Исповедь. (8 часть)

Любой из смертных, ищет свои радости в этой короткой жизни. Для одних – это достижение высоких целей или служение Богу, для других – праздности и утехи. Совесть, как божественный инстинкт, должна толкать каждого на поиски того, к чему он предрасположен по своей природе. И противится здесь бесполезно, пусть даже, если совесть для многих – синоним трусости, страха нарушить общественный порядок.
Ролан не знал, почему избрал такой путь. В одном лишь он был уверен, что не намеревался отплатить за своё поруганное детство. Он пытался укрепиться в вере, но всякий раз, лукавый взгляд мальчика, сводил его с ума. Обворожительная улыбка и заигрывания затмевали его разум. Когда солнечные лучи освещали купол и пробивались сквозь оконца, мальчик становился невидимым. Тогда Ролан, облегчённо вздыхая, продолжал службу. Но на закате дня, когда вечерние сумерки разбрасывали кругом густые тени, наступало время Люцифера, овладевать душой Ролана. Он всюду натыкался на маленького искусителя. Не в силах более сопротивляться, аббат иногда поддавался его чарам. Мальчик с ловкостью кошки запрыгивал через окно.
- Сейчас он добился меня с такой же настойчивостью, как в своё время я добивался его брата, - размышлял Ролан, наблюдая за действиями Николя.
- Но, тогда, как и теперь, я словно одержимый. Уступить в тот раз - значило пойти против велений совести. Уступить сейчас - значит пойти против велений разума.
Теперь, когда бурные переживания той поры прошли, аббат с ясностью сознавал повторение безумия. Ролан стоял неподвижно, точно зачарованный властному взгляду падшего ангела. Мальчик молча обвивал руками его шею. Жаркий поцелуй, ставший традиционным, раз от раза становился более продолжительным. На рассвете, аббат со страхом гляделся в зеркало – не покрыто ли его лицо страшными язвами. Он опасался божьей кары, которая постигла монаха, повстречавшегося ему в детстве. Однако, господь был милосерден. Лицо аббата оставалось гладким и чистым, без сиих жутких отметин. Разумеется, Ролан пытался избегать подобных встреч, и несколько раз его старания увенчивались успехом. Но стоило ему добиться победы, как он снова становился лёгкой добычей. Эстетическая устремлённость тянулась к чудесным таинствам Христианства, к возвышенной красоте церковной литургии. Со дня рукоположения, он отчаянно пытался убедить себя, что обрёл покой, понимая, что это лишь притворство. И вновь аббат начал испытывать невыносимую тягость к религиозной жизни. Всё меньше он находил утешения в молитвах, и тогда он решился на сознательный поступок.
В тот вечер, Николя, как обычно заглядывал к нему в окно, облокотившись на подоконник. В эту минуту он напоминал рафаэлевского ангела с лучистой улыбкой. Проявленная слабость заставляла аббата предполагать, что этот умилительный мальчик был недостающей половинкой его сердца. Внешность Николя так напоминала умершего Станисласа!.. Но внешняя схожесть отнюдь не совпадала с характером его старшего брата. Станислас был угрюм и молчалив, предчувствуя короткий срок своей жизни, Николя же, радостен и оживлён. Изучив многие науки, Ролан знал о существовании двойников у каждого человека, чувствовавших на расстоянии происходящих друг с другом бед и несчастий. Возможно, двойники и появляются на свет божий, что бы завершить намеченное их предшественниками. Ролан резко встряхнул головой, словно силясь сбросить колдовскую пелену.
– Так значит, ты послан дьяволом, что бы забрать мою душу! – вскрикнул он в сердцах. Как только мальчик подскочил к нему, пытаясь одарить поцелуем, Ролан зажал в руке животворящий крест, висевший на его груди, и неожиданно приложил его ко лбу коварного обольстителя. И в это мгновение, он обернулся чёрным псом с кровожадной пастью, пытавшимся вцепится в горло аббата.
Да! Это была собака, огромная, чёрная как смоль, которая повстречалась ему на кладбище. Но, такой огромной собаки еще никто из людей не видывал. Из её пасти вырывалось пламя, глаза метали искры, а по морде и загривку переливался мерцающий огонь. Ни в чьём воспаленном мозгу не могло бы возникнуть видение более страшное, более омерзительное, чем это адское существо. Ролан схватил чудище за шею, удерживая его от стремления перегрызть ему глотку. На крики сбежались монахи, и тогда свирепый пёс выпрыгнул в окно. Люди с факелами, вилами и лопатами кинулись преследовать оборотня. Он затаился в большом кустарнике в конце сада. Разъярённые монахи пытались расправиться с исчадием сатаны, но казалось, что оборотень был неуязвим. На короткое время монахи затихли и все услышали злобное рычание. Меж густых зарослей мелькала звериная морда с жутким оскалом и красными светящимися глазами. Кто-то дал в руки Ролану острые вилы. Аббат вознёс голову в ночное небо и громко провозгласил:
- Господи, дай мне силы совершить это! Пусть свершиться должное! Так лети же по назначению!
И с этими словами он метнул вилы, словно освящённое копьё, в сторону хищника. Раздался звериный визг, сменившийся детским криком. Аббат ужаснулся от собственного поступка. Монахи кинулись добивать посланника Люцифера, и Ролан тщетно пытался остановить их. Когда же они, по его распоряжению загасили факелы, аббат едва разглядел в кромешной тьме очертания ребёнка. Он поднял его тело с земли, и когда луна вышла из-за туч, все отпрянули назад, увидев окровавленного мальчика. Ролан не смог сдержать слёз и разрыдался над убиенным.
- Когда же наступит конец нашим прегрешениям?!
Отпевая покойного, аббат походил на пастора, зовущего этих двух заблудших овечек, сознавая, что часть вины лежит и на нём. Если бы его вера была проникновенной и постоянной, возможно, он не подвергся бы таким жестоким испытаниям. Эти мальчики, чьи души были вверены ему, как наместнику бога, были бы сейчас живы. Теперь его взгляд не был отрешённым, какой бывает у влюблённых, а скорее смиренным, как у послушника…
После погребения Аббат пожелал остаться один на церковном кладбище. Неожиданно перед ним оказался мудрец. Ролан, привыкший к его появлениям и исчезновениям, уже ничему не удивлялся.
- Моя жизнь не удалась, - с грустью подметил он. – Вместо того, чтобы вселять в души прихожан веру в Бога и выслушивая их исповеди, направлять на путь истинный, я сам не устоял перед искушением. Значит я плохой аббат.
Ролан был готов к упрёкам мудрого старца, но к своему удивлению услыхал иные слова.
- О, эта нежность! Насколько она могущественней, чем сила! Я тоже не смог противиться ей и часто склонялся, как слабый тростник.
Ролан пристально посмотрел в глаза старцу и спросил?
– Кто вы, такой мудрый и властный над моей душой и разумом?
Старик, словно не слыша вопроса, задумчиво произнёс:
- Мы все хотим грешить и в тоже время, желаем быть обласканными господом.
Вы же прекрасно понимали, что если уступите сейчас, то в будущем вам не миновать расплаты за былое ваше неповиновение Богу. Один час торжественной молитвы не мог изменить вашей натуры.
Седовласый мудрец, подойдя совсем близко к Ролану, иронично спросил:
- Помните ваш первый вещий сон? Мальчик с флейтой, священник, увидевший его в окне и сгорбленный старик. Эта вся ваша жизнь – её рождение, расцвет и закат…
Вот она – разгадка всей тайны. Как просто и грустно. Аббат сложил руки и произнёс следующую проповедь:
- Однажды вы спросили меня, где я вижу своё место - в высокой башне, среди книг и странных приборов, в свите короля, в гуще дворцовых интриг или на шумных городских рынках, в тёмных извилистых переулках и в переполненных тавернах?
Теперь я нашёл ответ. Я обычный человек, я влюблён и счастлив, и ничего другого мне не нужно.
- А как же Бог?
- Бога никто не отменял. Он был, есть и будет.
- Истину, истину говоришь! Так вот, твоё место – весь этот мир. Ты странствующий философ, искусный художник, врачеватель чужих душ. И всё это творение господне. Твоё назначение служить ему, а всё остальное – суета сует.
– А как же любовь и моё пристрастие?.. – спросил аббат с горячим пылом.
- Ах, ты про это? – с сарказмом спросил старик и тут же ответил вопросом на вопрос:
- Разве были какие-то мальчики?
Ролан молча указал на две могилки. Старик закрыл глаза, погрузившись в свои воспоминания. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он тихо произнёс, скорее самому себе:
- Каждый жертвует кем-то ради блага другого. Мы заставляем свои сердца биться сильней и при этом чужие сердца умолкают навек…
С этими словами старик извлёк флейту и протянул её Ролану.
- Сыграй колыбельную этим мальчикам, которую когда-то напевала перед сном наша матушка. Осенний сад, шурша опадающими листьями, заполнился волшебной, грустной мелодией…

Умей поставить в радостной надежде,
Ha карту всё, что накопил c трудом,
Bcё проиграть и нищим стать как прежде
И никогда не пожалеть o том.
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: \"ИДИ!\"

Конец



ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Прежде всего, хочу напомнить, что эта повесть написана в жанре мистики. Поэтому, всё происходящее в ней нельзя воспринимать, как реальное произведение. Например, некоторые читатели приняли старика, являвшегося во снах аббата Ролана, за его отца. На самом деле этот персонаж является самим Роланом в старости. Именно для этого я упомянул в начале и в финале, о первом вещем сне, где был мальчик с флейтой, символизирующий детство, и аббат у окна – Ролан в период поисков истины. А старец – это Ролан в преклонном возрасте, имеющий право делать выводы для себя и поучать других. У каждого из нас будет дано такое право к закату жизни.
Через внутренний мир аббата Ролана показана сущность человека. Его нельзя считать изгоем, потому что, несмотря на свои погрешности, он свято верит в добро и показывает это на деле. Поруганное детство не озлобило его против человечества. Попробуйте отобразить каждую сцену старины, мысленно сравнивая с современным миром. Например, братья абсолютно несхожи характерами и взглядами. Станислас – романтичная натура, немного недоступный, немного недоверчивый и очень ранимый. Николя, полная противоположность ему - игривый, беспечный, настойчивый.
Через всю повесть, красной нитью проходит философские размышления – какой путь правильный в этой жизни. Для этого избрана религиозная тема с привкусом мистики. Казалось бы, совершенно несовместимые понятия. А разве в реальной жизни мы не смешиваем благовидные поступки с недозволенными? Возможно, многие догадались о том, что Ролан и мудрец – это олицетворение Бога-сына и Бога-отца. С древних времён мудрые басни и захватывающие мифы поучали людей законам жизни, оказывая этим неоценимую пользу. Душевные страдания Ролана, не что иное, как стремление разобраться в самом себе и найти своё место. В этом заключается прочтение Библии и удел каждого человека. Оба мальчика, которые встретились на жизни пути аббата, по велению дьявола, искушают его, пытаясь разрушить в человеке истинную веру. Всё содержание заполнено постоянной борьбой маленького человека с ветряными мельницами внутри самого себя и не важно, в каком виде они показаны...
Самым удачным эпизодом в повести, большинство читателей избрали философские рассуждения мудреца, во время последнего вещего сна, где говорится о предназначении человека, определяющее его совесть и разум. Это выражено в той части, когда мудрец спрашивает аббата, как подобает служить королю – полководцем, советником или шутом. В своих сочинениях я стараюсь дать пищу для размышлений и дискуссий. Ведь у каждого из нас своя правда, своё предназначение и своё отношение к религии. Вот и пофилософствуйте наедине или с друзьями на эти темы. Приятных дискуссий.

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru