--------------------------------------------------------------------------
Евгений Ильич Грацаев - Думая о вечном
--------------------------------------------------------------------------
Скачано бесплатно с сайта https://prochtu.ru
Грицаев Евгений Ильич
Думая о вечном
Комсомольск-на-Амуре
2019г.
Содержание
стр
От автора………………………………………………………………………….3
Предисловие………………………………………………………………………5
Глава 1. Как быть с собой или «нужно успевать»…………………………….12
Глава 2. Как «познать» жизнь или «где смыслы?»……………………………65
Глава 3. По закоулкам судьбы или «что мы теряем?»……………………….123
Глава 4. Человеку человечность или «одинокая вечность»………………… 163
Глава 5. Свое в чужом или «не заблудись в себе»……………………………198
Глава 6. Добро и зло или «в красоте ли дело?»……………………………….231
Глава 7. Холодок Вселенной или «вечность не объять?»…………………….265
Глава 8. Диалектика без противоречий или «угнаться бы за собой».…..…...312
Послесловие……………………………………………………………………..365
«Над миром реет вечность настоящего,
а не мгновение отжившего. Термин
«вечный покой» не применим
к общечеловеческим категориям»!
От автора
Добрый читатель!
Говорят, что «вечность – это общечеловечность, а не могильный безутешный звон». Мы думаем и действуем, творим и смеемся, читаем и созерцаем – чужие мысли должны побуждать к действию свои. Несомненно: каждый поэт согласно А. Блоку должен быть философом, но не каждый философ – поэтом. Каждый из нас в душе поэт, добрые песни бодрят нас и настраивают на мажорный лад. Но каждый из нас в душе мечтатель и фило-соф, «Алые паруса» обычно сочетаются с отчетом о неудачах и требованиями к себе.
Этого достаточно, чтобы разобраться в себе и петь ладовые романсы? Вечность на-стоящего всегда дает нам шанс осуществить задуманное, но не всегда этот шанс удается реализовать. Почему? Можно пенять на силы зла, тайно подъедающие основы мира. Можно верить, что красота нас спасает. Можно полагать, что нам не избежать негативно-го действия судьбы. Где смысл нашей жизни? Как быть с собой в минуты сомнений в праведности сущего, самого себя?
Наверное, каждый из нас на склоне лет задумывается над вопросами «беспощадной» судьбы в своей жизни. Над тем, почему мы не нашли своего в чужом? Над тем, почему мир оказался не так щедр, как хотелось бы этого? Почему он был холоден – и не в этом ли вечность настоящего? Почему мы так часто раздваиваемся: думаем одно, а делать вынуж-дены другое? Почему такая противоречивая диалектика движет нашим существованием, а может, и всем миром?
Все эти вопросы жизни уходят в вечность – над ними веками бились мудрецы, оставив нам общие понятия (общечеловеческие ценности), согласно которым мы должны идти по жизни. Где же наша самость и свобода, где те радости и счастье, ради которых предназначена жизнь человека? Мы живем реально в нереальном мире, или наоборот: нереально в реальном? Можно утверждать, что наши успехи процентов на восемьдесят-девяносто зависят от нас самих. Об этих важных процентах вечности настоящего и стоит вести речь…
Что значит: жить достойно? Как находить согласие с самим собой, чтобы в старости совесть наша не брала за горло нас в беспощадном одиночестве? Законченность прошлого как выражение несовершенства должна стремиться к вечности незавершенного настояще-го…
Хотелось бы сразу обозначить авторское понимание ключевых слов:
– «вечное» – это непрерывность в абстрактном без идентификации связей;
– «вечное настоящее» – непрерывное, существующее в бесконечности дня;
– «вечность» – непрерывность, существующее в целостности с предметным миром…
Мы выходим на улицу: светит-смеется ласковое Солнце, воробьи несут свои «чирики» с зеленых ветвей, белые облачка бодро несутся по синеве куда-то к важному, люди, улыбаясь, спешат по делам. Так радуйся же дарованному вечному!
Автор будет благодарен за отзывы к этой книге по адресу: Grizaev@gmail.com.
«Действует на человека постоянно вечность
Даже если он беспечно спит, –
Если неразумно проявил беспечность,
Вечным ему ставится на вид.
За каждым действием стоит анализ,
А за анализом должны стоять шаги;
Без связи с вечным не ударит палец,
Мы с ним, конечно, не враги».
Предисловие
«Вечное настоящее». Оно принципиально не похоже на «миг между прошлым и буду-щим». Миг, мгновение лишено времени. Строго говоря, нет никакого мига – зазора между прошлым и будущим. Что же есть? Принято говорить, что это некоторое «ничто». Хотя, на самом деле это процесс, связывающий будущее с прошлым. Он вечно протекает в сущем. Да, настоящее вечно в своем развитии или движении, поскольку процесс протекает вне времени. Планетные системы, звездные скопления, галактики различных типов, Вселенная – они существуют миллиарды лет, как считают ученые. Но что же было ранее, до «Большого взрыва»? Этот вопрос многого стоит.
Не может быть никакого сомнения, что нечто было всегда, даже когда считалось воз-можным существование «Ничто». Однако это ничто не могло существовать без нечто. Круг замыкает, а вечность продолжается. Как они существовала ранее, этого мы пока эле-ментарно не знаем. Однако то, что они приходили и уходили не по возрасту – это, несо-мненно. Уходили в вечность и возвращались из нее. Это и есть нынешнее вечное настоя-щее, оно: было, есть и будет.
Можно оспаривать такие суждения, мол-де: жизнь конечна, это «Вечный покой» (прошлое), и он бесконечен? Однако вряд ли корректно осмысливать все с точки зрения параметрического времени, по которому живет субъективное. Процесс настоящего как континуум нашего существования существует: во-первых – в рамках времени объективного, а не параметрического; во-вторых – оно (настоящее) живет не само по себе, как процесс оно очень тесно связано, как с прошлым, так и с будущим. Более того, настоящее формирует и развивает будущее. Оно отзывается на процессное, объективное развитие, идущее изнутри субъекта. Отзывается на «биосоциальный поток» (процесс связи с обществом), идущий от окружения, социума и субъективной сферы чувственного мира.
Так что понимание настоящего как мгновения, как некоей «картинки» или фотографии отражает влияние материалистического или дуалистического течений миропонимания. С диалектической точки зрения настоящее как процесс существует и развивается в виде целостности совместно с явлениями прошлого и тенденциями будущего. Поэтому – в третьих: «глубина» настоящего бесконечна, как и сама Вселенная, которая бесконечна в развитии. Хотя она может быть конечной в субъективном пространственном выражении. Поскольку нас более интересует настоящее с его вечным развитием, то пространственным изображением настоящего можно пренебрегать. Это изображение как чувственное выражение окружающего мира уже связано с существованием, поскольку существовать может только целостность как субъективно-объективная связка.
В качестве примера вечного можно рассматривать материю, которая считается неунич-тожимой как «объективная реальность». Вот только эта «объективная реальность не мо-жет существовать сама по себе, поскольку у нее неизбежны проблемы с целостностью. А именно: «объективная реальность» должна бы дополняться «субъективной нереально-стью». Однако тот же диалектический материализм низводит субъективное к атрибуту объективного, который считается вечным под видом «материи». Так что вопросы бес-смысленности вечной материи даже не ставятся.
Согласно современным диалектическим установкам, на роль вечного может претендо-вать лишь самоорганизация с ее тенденциями развития в виде «объективных отборов» (инструментами-процессами объективного воздействия на мир). Кроме прочего опреде-ляющего, вечного, самоорганизация дает возможность существовать субъективностям: личностным, общественным, природным. В качестве природной субъективности в основ-ном выступает сама самоорганизация – в виде физического (вакуумного) отбора развития мира? Отбор естественный (физиологический, видовой) включает в себя действие физического отбора, но во многом определяется средой обитания и общественным влиянием.
В субъективном плане природная субъективность имеет материальное выражение; в объективном плане – это самоорганизация. Субъективность общества в субъективном от-ношении определяется правителями, в объективном отношении – это все та же самоорга-низация. Хотя ее «доля» в процессе развития менее существенная. Субъективность вооб-ще – это целостность субъективной (чувственной) сферы и процесса объективного, кото-рая выражается в принятии нематериальных сигналов, усвоении их с обязательным со-вершением разумных действий. Можно представлять субъективность и как своего рода целостный объективно – субъективный «трансформатор».
Субъективность так же в принципе вечная процессная структура. Она выступает под видом связующего нечто – как процесс связи субъективного и объективного. Подобные «образования» можно характеризовать термином «феноноумены». Все феноноумены веч-ные в глубинах своего существования. Собственно, только они и могут существовать в нашем мире, согласно универсальной аксиоме «Мир – Существует». Причем, обязательно в процессе развития в виде так называемых «диалектических связок». Развитие невозможно без существования. В этом отношении та же материя в единственном образе принципиально не может развиваться и существовать. Принцип развития сущности – ее поляризация в виде диалектической связки объективного и субъективного.
Человек, зачастую, не знает: как быть с собой, вставая перед стеной вопросов и про-блем, которые сам же в основном создает. Причем эти препятствия возникли в труднораз-решимом виде только потому, что сам человек оказывается не связанным с вечным. Он не учится у истории, чтобы обрести будущее, чтобы установить свою субъективную целост-ность и самость. Его рефлексия попадает в заколдованный круг: сущность – смысл – ис-тина. И он сам не знает из него выхода. А он заключается в вечном же поиске истины, переходя в процессе своего развития от сущностного к осмысленному, от представленного к усвоенному.
Что касается равновесия социальных отборов – они несут вечное в субъективность человека. В этом отношении необходимо отметить авторскую позицию. Так, «грегарный отбор» это процесс очеловечивания, связанный с нематериальными ценностями (с самоорганизацией). «Капитальный отбор» – процесс расчеловечивания, связанный с материальным интересом. Только позитивно направленное на развитие равновесие капитального и грегарного объективных отборов позволяет человеку достигать вечного настоящего. То есть нужно становится целостной личностью, существовать и познавать жизнь. Причем, осмысленно, подбираясь к общему смыслу в виде «необходимости существования».
Жизнь сама диктует доминантные установки: «Нужно успевать». Вот только прини-маются к действию они далеко не всегда. Вот тогда человек может легко попасть в зако-улки искажения собственной субъективности, пеняя при этом на «злую судьбу». Приобретая «защиту» в виде выдуманной судьбы, человек теряет собственную самость. Он впадает в одиночество, вернее: одинокая вечность отнимает у него человечность. Тогда он оказывается в затруднительном положении – не может находить свое в чужом. То есть, начинает блуждать в самом себе, «шарахаясь» от доброго дела к злому помыслу. Да еще клянет красоту мира как восторг души, которую плохо видит.
На помощь ему обязательно выступает Вселенная – она посылает ему свой «холодок», который побуждает действовать активно и находить свой путь к вечному настоящему. Но вечность не объять – у нее бесконечно много вариантов жизни. Легко заблудиться. Уг-наться за собой должна помогать диалектическая позиция. Тогда эта «бесконечность ва-риантов» жизни лишена противоречий и сходится к единому существованию – непрерывному вечному. Она таится в каждом из нас, остается лишь ее разбудить, чтобы быть достойным той вечной связки: прошлое – настоящее – будущее. Именно она заключает в себе основы нашей жизни…
Человек мыслит образами, формализуя их в символы, которые приводят к действиям. Нам никуда не деться от своего прошлого, от нашей истории. Более того, прошлое не на-до забывать, поскольку именно оно (ранее имеющаяся структура как процесс) составляет основу. На этой основе развивается настоящее и закладывается будущее. Там же «рожда-ется» новое, которое в скором времени становится в историческое событие.
Правда, мышление, формализация не «работают» сами по себе. Всякое будущее разви-вается и вытекает из прошлого. Это должно быть понятным всем. Настоящее это лишь явление процесса прошлого. Если рассматривать вопрос возможности предсказания буду-щего, то можно сделать вывод: для того, чтобы узнать будущее в общих чертах (как тен-денцию развития), достаточно проследить процесс прошлого.
В нашем мире нет конца, но он постепенно уходит в историю – в этом заключается связь живого и прожитого. Акт познания жизни оборачивается процессом, если глядеть в вечность. Но этот процесс существует благодаря акту познания. В этом отношении изуче-ние истории оказывается исключительно полезным. Однако при этом нужно видеть не только исторические события и связывать или сопоставлять их между собой. Необходимо связывать их все в единый процесс. Кроме того, наперекор, например, синергетике мы утверждаем, что к истории вполне применимы универсальные механизмы развития. Уже поэтому она может помогать «увидеть» будущее.
Мир открывается для человека, но это не означает, что он открывает его в себе. В от-ношении выяснения возможностей предсказания целесообразно представлять прошлое и будущее как диалектическую связку процесс-явление с процессом настоящего (истины?) «между ними». То есть речь должна идти о типовом процессе диалектизации, который происходит в виде исторического процесса. Направленность развития такой диалектиза-ции – на вечное проявление будущего, на историческую структуризацию.
При этом человеческая интуиция не орган осознания, а лишь результат осмысления. Будущее проявляется в виде фракталов (пользуясь терминологией синергетики) – вполне оформленных структур исторических событий. Такая направленность непременно ведет к аттрактору в виде исторического процесса. То есть к траектории (тенденции) развития будущего. Связав фракталы с траекторией их структуризации, можно оценивать в общих чертах само будущее, как вновь рожденное явление, или как череду явлений.
Например, глобальный кризис «вырос» исторически и проявился в настоящем. Про-явился, например, как терроризм (фанатизм), глобализм (прагматическая императив-ность). С ним можно связывать экологические катастрофы (потрясения от прошлых эпох), Кризис проявился в общем виде как фракталы (память) – отголоски былых эпох. Так бу-дущее образуется из прошлого в настоящем, как продолжение их вечной связи. Так реали-зующаяся потенция, заложенная ранее в вечной направленности бытия…
Исторический процесс объясняет становление этих пережитков дебалансом между ду-ховной и материальной сферами человечества. В будущем эти пережитки могут усили-ваться, если не уравновесить человечностью процесс развития духовно-материальной свя-зи. То есть выход можно найти. И он будет найден в целостности материального мира с вечным стремлением его существовать. Созерцательность требует осмысления лености ума, иначе нам не познать жизнь извне. Жизнь познается человеком, когда осмысление уравнивает осознание. Будущее рождается и становится в непрерывной связи прошлого с будущим в настоящем, в процессе развития, как и любое другое явление. Социальные причины всякого исторического события лежат в экономике (в материальном интересе) – и наоборот.
Парадоксально, но грегарный отбор много консервативней, чем капитальный, он при-зван сохранять и умножать общечеловеческие ценности. Капитальный отбор много агрес-сивней. Очевидно, должно соблюдаться их равновесие в развитии. История это борьба экономик, но не только – это и связь времен: прошлого, настоящего и будущего. Матери-альный интерес прорывается снова и снова – его нужно привязывать к культуре. Общест-во и история развиваются взаимосвязью всех четырех объективных отборов и в принципе могут предсказываться (в противовес И. Пригожину). Прошлое, настоящее и будущее уже связаны феноноуменом существования воедино в вечность нашего мира. Они связаны еще до проявления будущего единой диалектической связкой в каждой точке, в каждом историческом событии. Нужно только увидеть его в этом событии. Чтобы человек знал: как быть с собой, а не путался по закоулкам судьбы.
Для этого нужно учитывать разнокачественное действие всех этих отборов. А такое обстоятельство субъективно уводит нас в дурную бесконечность. Вся неопределенность исходит именно из подобно коллизии. Сама связь конечного и бесконечного диктует принцип неопределенности, а не как постулат В. Гейзенберга. Связь определенного про-шлого и неопределенного будущего исходит из неопределенного прошлого (как процесса) и определенного будущего (как потенциального явления). Они развиваются совместно как свое в чужом.
Известно, что общество, основанное на всеобщем равенстве и определенности, являет-ся утопией. Зададим вопрос, нужен ли тот или иной социальный эксперимент (например, реформы со стороны государства). Этот вопрос должен решаться через смысл. То есть в связи материального и идеального, прошлого опыта и будущего с их учетом. Но не в их равенстве. Да, нужно находить тенденции диалектизации. Когда мы говорим, что экспе-римент опережает теорию, то это невозможно проверить явлениями. Хотя оно основано на них, но переведено процессом связи явление – процесс в смысл. Такое, зачастую, основано на интуиции, но оно должно обязательно браться в расчет. Роль интуиции в истории трудно переоценить, так же как невозможно объять вечность. Зато они структурирует прошлое в нашем будущем.
Прогресс это смысловое выражение развития, когда разумеется движение вперед, а не «зигзаг развития». Интуитивное всегда вероятностно, оно наполовину чужое, ведь при этом набор явлений не равен процессу. Зато из прошлого как процесса можно предугадать направленность будущего. Например, почему взрослые часто не понимают детей. Потому что объективное сталкивается, а не связывается с субъективным. Самоорганизация действует на человека и через средства массовой информации. Но они сами по себе не структурируют (направляют) прошлое – нужен смысл нового (детского)…
Современная синергетическая парадигма уровневая, а не процессная организация. Она реализуется с соотнесением, а не со связью. Физический отбор дает круговорот материальных структур. Естественный отбор дает круговорот биологических структур. Грегарный и капитальный отборы (связь «Я» и «Не Я») – связка за счет появления осознательной рефлексии. Эволюции нет без революции – они вместе, как и прошлое с настоящим и будущим в вечном развитии!
Важен учет специфики социального развития. При этом в рассмотрение добавляется грегарно-капитальное равновесие, альтернативность исторического развития, но не слу-чайность в виде судьбы. Это альтернатива, когда даже незначительные события могут стать причиной масштабных исторических событий. Здесь «капля переполняет бочку» – явление связывается с процессом, – это уже объективно подготовлено. Случайность? Судьба? Ну и что? Развитие должно продолжаться – и оно продолжается безо всяких про-тиворечий!
Как познать жизнь в нашей «хаотической системе» отношений? Хаотические системы – не есть нечто ругательное. Это процесс развития, он имеет место всегда и везде. Такие системы хаотически, но равновесно направлены. Да, действия людей (особенно группо-вые) могут быть хаотичными. Но они, в самом деле, направленные. Дело в том, что эти малые причины субъективны, объективно они выражают большие возмущения от траек-тории развития. Общество в принципе не система, а процесс развития связей. Расхожде-ние близких траекторий происходит постоянно, поэтому так важно человеку не заблу-диться в себе, найти свое в чужом.
Известно, что разрыв в умах между двумя культурами – естественнонаучной и гума-нитарной – глубок. Но именно в связи этих культур заложен ключ к решению глобальной проблемы. Вообще существует два подхода к пониманию иерархии «уровней» в познании: редукционизм (стремление к прошлому) и холизм (стремление к будущему). Их соединение в диалектическую связку может позволить получить редукционный холизм. Нам нужен максимально эффективный уровень редукционного холизма. То есть вечное развитие в ходе развития.
Пассионарность холизма предполагает самодостаточную целостность системы. Он ближе к диалектическому рассмотрению, чем редукционизм. Принцип такого самосогла-сования в социальных науках позволяют взглянуть на общество как на вечное свое в чу-жом. Это не сумма взаимодействующих индивидов, а процесс отношений, связи или взаимодействия с общественными институтами (культурой, экономикой, политикой и другими). Их состояние определяется не выбором самих индивидов, а связкой субъектив-ностей. Так кажущийся выбор вырождается в невыбор вечного. Вот она диалектическая связь: будущее закладывается в процессе связи имеющихся структур (прошлое, общество) с личностями (настоящее). Для человека здесь главное: угнаться за собой.
Общечеловеческие ценности лишь подталкивают нас к осмыслению мира, но не пока-зывают смысла жизни в вечном. История не повторяется. Повторяются правители и поли-тические системы. Бессилие политического курса часто становится от влияния экономики. Почему и откуда возникает бессилие? Политический курс не тот, прошлое как процесс не развивается, люди не поддерживают. Или экономика слабая и не дает развернуться политике. Так или иначе, человек многое теряет, когда выставляет вперед себя материальный интерес. «Холодок Вселенной» помогает ему найти себя, но для этого нужно познавать жизнь, а не пенять на судьбу, когда случаются ошибки. Нужно успевать их преодолевать, для этого существует человечность как одинокая вечность…
«Призвание мышления в том и состоит,
чтоб развивать вечное из временного».
А. Герцен
Глава 1. Как быть с собой или «нужно успевать»
1.
Я думаю о вечном настоящем из прошлого, вспоминая далекие годы. Пытаюсь свя-зывать их с закономерностями бытия. Всматриваюсь в вечное настоящее, в его непрерыв-ную круговерть событий, действий, обстоятельств, фактов. Всматриваюсь через людей, которые проходят мимо и спешат по своим интересам, заботам и печалям. Кто мы, мелкие букашки на широкой дороге большой Земли или великие разумные существа, «оседлав-шие» Землю? Всматриваюсь в вечное из будущего и задаюсь непростым вопросом: что действует на нас незримо? Откуда берется архитектоника будущего, где его тенденции и вектора развития?
Где находятся тенденции развития будущего, его элементарный дух? Исходят ли они из общего направления развития мира? Как сами люди ищут и находят смыслы своего существования, а то и к истине подбираются? Иногда удается подобраться к свету, чаще нет. Наверное, потому что эти смыслы как процессы не могут однозначно и адекватно фиксироваться осознанием человека или даже его субъективностью? Потому что они не явленные феномены, а субъективно-объективные феноноумены. Это целостности, кото-рые можно охватывать только осмысленными действиями поиска, а не одним рациональ-ным, даже семи пядей величия умом. Образ личности творит не опыт или знания, а ос-мысление и осознание: как быть с собой?
Как часто при этом люди теряют эти смыслы из вида – за текучкой повседневных за-бот или вследствие того, что сами смыслы не стоят на месте и развиваются по своим зако-нам? Бывает, что человеку просто не до них, своего хватает с лихвой, правда, мелковатого и немасштабного калибра. Люди часто по своей ментальности принципиально не могут доходить до глобальных вопросов мира. Да и нужно ли до них доходить, для этого есть философы и мыслители, каких немало. Как говориться, каждому свое? Винит ли нас прошлое? Виним ли мы его? Оно винит за то, что часто не успеваем. Мы виним, что не дает знания: как быть с собой?
Многие люди даже не пытаются вглядываться в вечность настоящего, в его калейдо-скоп образов и видений. Пусть-де: мгновения пролетают, мне-то что до них, у меня свои проблемы до корней волос? Они даже не собираются познавать себя в вечном. Часто даже не замечают красоту и благородное течение жизни, не ценят человечность мира, а замы-каются в своей субъективности. Да еще и говорят: «Зачем мне это надо?». Такие люди живут «Как все, как все…» А значит, бессильно пеняют на суету судьбы вокруг них при неудачах. Иногда благодарят Всевышнего за редкие удачи и социабельность вечного. Словом, их это вполне устраивает? Однако они чаще замечают зло мира в этих проказах самой судьбы, которую придумывают всякий раз для собственного оправдания в своих глазах. Они даже не пытаются взобраться высоко-высоко, чтобы оттуда увидеть мелоч-ность наших сует в суете дня, а то и ночи.
Вопрос «Нужно ли успевать?» для многих людей просто не приходит в голову. Также как и понимание необходимости согласия с сами собой в так называемой проблеме «Как быть с собой?» Мир чаще страдает от недостатка нашей человечности и избытка бытий-ной мелочности. От негатива прагматического начала, не уравновешенного человеческим состраданием и сочувствием к другим. Может быть, поэтому он и спускает на Землю ис-пытание людям сытостью или самостью. Да, с самостью также необходимо обращаться очень осторожно, иначе она легко оборачивается в подражательство, а то и в сомнения. Сомнения нужно не преодолевать, а связывать с действительностью. То есть, нужно успе-вать, а не сомневаться, решая: как быть с собой?
В первом случае человек, очевидно, проигрывает перед субъективностями природы или социума. Во втором случае не находит свое в чужом, – хоть и пытается жить «своим умом». Но этот ум, отнюдь, не есть самость. Ведь дело даже не в уме или в его величии, а в том, что он должен быть достойно связан с поступками. Это обязательное условие цело-стности существования субъекта. Нецелостность сквозит по нам на каждом шагу и в мыс-лях, и в поступках. Но это вовсе не означает, что нужно кричать «Караул» и бежать за спасением в соседний лес, чтобы связаться с ним и существовать вместе.
Отсюда исходит весь непрерывный и вечный холодок Вселенной. Он ярко свидетель-ствует лишь об одном – нам нужно успевать в вечном же настоящем. Причем, успевать осознательно, думая над собой и впереди себя по общечеловеческим канонам и законам. Чтобы потом не унестись, отчаявшись от неудач, по закоулкам судьбы, где мы теряем свою самость, собственное лицо. Где производим ненароком или осознательно кризисы, войны и собственное духовное опустошение. Да, вечность не объять из-за ее бесконечного разнообразия и глубины каждого, даже мельчайшего явления. Но необходимо к этому стремиться, чтобы не прозябать захудышным воробьем в самом себе.
Я частенько гуляю на набережной нашей великой реки. Постоишь на парапете, погля-дишь на величественную картину могучего потока Амура. И странно, вода не только при-тягивает, но и очищает. Она приводит в порядок мысли о вечном, а значит, ты снова и снова добр и мудр. По окраине города стоят деревянные домишки начала города. Новости деревенские разносятся птицей. На этот раз они утверждают, что будет непогода. Амур уже нервно шумит «беляками» с брызгами пены.
У берега стрекоза - «коромысло», которую мы в детстве звали «рыбником», удила, по-догнув длинный хвост до воды. За волнистой поверхностью, за стрежневым руслом вид-неется каменного цвета утес. Возле него портальные краны нависают над обрывом. А ря-дом сосняк стоит, шелушится сосновая желтизна стволов среди мягкой колючей зелени. Хвост пароходного дыма стелется вдоль берега, ветерок его относит вниз. Вот рядом за-стрекотали сороки, скоро их вечерний майдан перешел в ругань. За сосняком поле волну-ется. А в поле нет неволи. Густая просинь васильков...
Это я вспомнил детство и отчий дом – «деревянный угол». Вот из тумана прочертился знакомый силуэт избы с петухами. И розовый пар в лучах закатного Солнца. Странно, кукушка пробила два часа, опять ошиблась. Что она понимает в смыслах времени, стреко-тать взялась на большой березе. В палисаднике пышная зелень с прожелтью лилий, люби-мых цветов матери. Вдалеке зарокотала темная туча. «Ты гроза грозись, а мы друг друга держись» – хороводили мы ребятишками, взявшись за руки.
Но в народе говорят и так: «От грозы либо все в кучу, либо все врозь». Лето и осень быстро пролетают. А там и зима – гостьюшка с того света вечного. Где смысл всей этой круговерти? Посмотришь в зимнее окно – вроде уже тихая прозрачная ночь. А выйдешь во двор – с порога дыхание забивает вата случайного порыва начинающейся пурги. Ветер шарит по бесплодным полям. Дома не топлено, холод такой, что хоть костер разводи посреди или собакой лай – будто мороз со всего света собрался… Я и зимой хожу на берег Амура, чтобы «посмотреть» свои мысли…
Думая о вечном, обычно анализируешь того или иного человека – что и почему ему удалось, а чего не удалось добиться. И волей-неволей приходишь к выводу, что время одиночек кануло в Лету, а времени общественных идей или коллективного разума мы еще не достигли. Может быть, поэтому по красоте или красивости судим не только о чувственном явлении, но и об общем процессе вечного настоящего. Усилия коллективов неоспоримы, но каждый из них работает уже по готовой идее, в котором поиски идеек поменьше не красят основное. Ведь, как правило, идея сама по себе обладает иммунитетом целостности вечного. Поэтому она не может быть расчленена на «кусочки». Человеческая самость может дать гораздо больше по части выдвижения поосмысливания идей, чем «разработка» одной идеи в рамках, например, некоторого НИИ.
Дело здесь, наверное, еще в том, что мы далеко не освободили творческий потенциал личности от перекосов субъективности отдельного субъекта. От перекосов пресловутой и непассионарной «судьбы». А субъективности социумов обычно оправдываются в мас-штабах вечного бытия. Тем самым нивелируются зачатки многих отличных идей, с кото-рыми наше вечное настоящее стало бы более человечным. Приведем пример. Мучения Ф. Ницше были связаны в основном с необходимостью дополнения к духу. Нужно было по-нимать, что духу нужен был выход к вечному? А там и до действия рукой подать?
Думая о вечном, невозможно не отметить, что настоящее и только оно может разви-вать вектор прошлого и устремлять его в будущее. Настоящее не может быть невечным. Однако как процесс оно само по себе не может накапливать ценности как субъективные достижения. В этом отношении прошлое выглядит очагом прагматизма и даже некоторого зла. Поскольку оно подыгрывает расчеловечиванию в виде капитального отбора (субъективно не управляемому перетоку международного капитала). Все-таки прошлое накапливает явленности лишь до определенного предела – пока ему позволяют это делать общечеловеческие ценности, главный инструмент приобретения человечности.
Мы находим свое в чужом подобно тому, как формируем и становим свое будущее в вечном настоящем. Пусть холод Вселенной негативно реагирует на каждую нашу про-машку в формировании и реализации будущего. Здесь мы часто теряем собственную са-мость, подпадая под влияние объективных доминант внешнего. Зато внутренние объек-тивные силы постоянно уравновешивают внешние тенденции. Будущее может проявлять-ся лишь при условии внешне-внутреннего равновесия при участии субъективностей лю-дей. Тогда они понимают: как быть с собой? Понимают, что нужно успевать.
К сожалению, при этом мы неизбежно многое теряем, проходя по лабиринтам и зако-улкам случайного (судьбы?). Чаще всего жертвой объективно-субъективного обращения становятся мотивы социума и интересы личности. Мотивы при этом, зачастую, субъекти-вируются в прерогативу требований норм и законов, традиций и верований. А интересы, как правило, теряют свою актуальную насыщенность. В результате становится дебаланс свобод и желаний человека. Это обычно приводит к отчуждениям творчества и даже ря-довых действий от субъективностей личности и общества.
Человеку природой даны привилегии в регулировании равновесия между прошлым и будущим при помощи осмысленных действий в непрерывности вечного настоящего. К сожалению, это равновесие поддерживается в недостаточном устойчивом режиме. Многие люди «окунаются» в прошлое и несут тем самым пессимизм в мир, недооценивая важность соответствующих действий в сиюминутном настоящем. При этом история сама по себе не учит – она и не обязана учить, – если мы сами не желаем у нее учиться… Поглядишь на улицу: там свежо, хорошо, хоть и стреляет дождик.
Другие люди, бывает, обращены, наоборот, в будущее. Чаще всего это мечтатели пус-того толка или охваченные аскезой райских грез, несущие в мир «легкую» жизнь. Те и другие крайности сдвига объективно-субъективного равновесия возникают от недоста-точного умения распорядиться собой в вечном настоящем, от отсутствия смысловых до-минант поведения. В таких случаях помыслы могут отрываться от действий. В результате человек терпит неудачи, отстает от жизни и сетует на непонятную «судьбу».
Причем, вечность, как правило, пугает человека временем. Хотя пугаться нужно дей-ствительно конечного времени, а не непрерывности вечности как таковой. Переход в мыслях на параметрическое время смещает равновесия ментальности в виде осмысления-осознания. Действительно, он чреват его окончанием или торможением разумных дейст-вий. Человек обычно не думает о счастье, когда он несчастен, тогда он думает о несчастье. Так происходит и в этом случае: начинаешь думать о неудачном поступке – сразу появляются недостаточно осмысленные мысли, которые плохо сочетаются с осознанием внешней обстановки. В результате имеет место либо аффективный поступок, либо действие, которое приводит к дальнейшей неудаче, а то и к накоплению их в себе.
При этом очевидно, что время само предоставляет человеку такую возможность. Но ее реализация идет вразрез с недостаточно учтенными особенностями вечного настоящего, поскольку разрывает (или надрывает) его непрерывность. А значит, исчезает целостность существования, и человек или опаздывает к жизни, или не знает: что ему делать с собой. Тогда человеку начинает казаться, что он живет в некоем иллюзорном мире. Что все это происходит издалека и не с ним самим, а с кем-то другим. Такое состояние располагается достаточно близко к зоне аффектации личности, поэтому опасно негативными последст-виями – не только для самого человеку, но и для его окружения. В том числе для социу-ма, который в этом случае оказывается также отчасти виноватым за происшедшее со сво-им гражданином. Это не индивидуализм вечности, а перекосы субъективностей.
Некоторые считают, что «жизнь это борьба с собой», а то и «жизнь это борьба с ми-ром». Однако более реалистичным выглядит утверждение диалектического пошиба, что-де: « Жизнь это борьба за себя». А еще лучше: не борьба, а согласие с самим собой. Со-гласие с собой венчает диалектическую ветвь понятий о вечности и проникновение в смыслы существования личности. Почему? Потому что не борьба, в том числе преслову-тых противоречий, движет миром, а развитие целостности субъективно-объективного толка. Это касается как личности, так и общества, и природы. То есть, всех имеющихся в наличии у мира целостных субъективностей.
Действительно, когда замыкается целостная субъективно-объективная связь и стано-вятся две тождественных ипостаси в едином развитии, то это развитие поляризации сущ-ности. Но это не дуалистическое понимание вида: «сущность как нечто двойственное, которое может проявляться то одной «стороной», то другой». Ведь если рассматривать единое в двух ипостасях – то это и есть «слепой» дуализм. Например: корпускулярно-волновой дуализм в вечности, якобы, проявляется то частицей, то волной. В приложении к человеку это выглядит так: субъективность человека это сфера чувственного, к которой может примыкать сфера сверхчувственного?
Однако диалектический более реалистичный вариант выглядит иначе. Здесь сфера чувственного и процесс объективного неразрывно соединены в целостность субъективности личности. Как видим, при этом отсутствуют какие-либо противоречия. Хотя классическая диалектика была «построена» на развитии как «борьбе противоречий» только для мышления. Причем, спекулятивного. Но кто видел эти противоречия? Откуда они берутся? В этой спекулятивной философии они исходят только из головы, надуманно для удобства оперирования фактами. Хотя набор этих фактов вовсе не проникает в картину непрерывности мироздания.
Тогда становится более понятно, что каждый человек, если он неадекватно (противо-речиво) оценивает свои неудачи и неадекватно действует, то для него в таком случае вся-кий успех превращается в неудачу. Непрерывность вечного не позволяет не учиться на ошибках (касаемо истории). В противном случае, вместо корректировки траектории объ-ективных тенденций (смыслы), человек еще более отклоняется от предложенного ему в сосуществовании объективного пути. Это значит, что он все больше заблуждается в лаби-ринтах «судьбы» и, зачастую, не знает «как быть с собой».
Говорят, что «свобода рождается в необходимости». Но она умирает в… свободе. Этот факт лишь подтверждает необходимость диалектического развития без противоречий. Ведь давняя дилемма: «свобода-необходимость» не предусматривает развитие от свободы к свободе. Борьба с самим собой не есть смысл сущности человека. Победа здесь равно-сильна поражению.
«Может смысл существования
В том, чтоб смысл его искать…»
Это верное идейное высказывание Е. Евтушенко подтверждает также необходимость нашего пути от смысла к смыслу, и даже – в смысл. Вот уж действительно: «Кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно» (по Г. Гегелю).
При этом стоило бы добавить, что совершенно недостаточно только смотреть на мир или внешнее окружение. Нужно обязательно действовать в ответ в соответствии с этим смотрением, как своего, так и мира. То есть сочетать внутренние интересы и внешние мо-тивы. Ведь нет такого зла, которое «не рождало бы добро» (по Ф. Вольтеру). Нужно ду-мать и верить, что всякий успех вытекает из осмысленных, а значит, связанных в процесс мелочей. В этом отношении хорошо воспевал Ф. Фет: «Хоть не вечен человек, все что вечно – человечно».
Это утверждает глубоко идущую и ищущую идею, что вечное настоящее без человека не может существовать. Значит, человек от рождения связан с вечностью! Развитие вечно-сти как непрерывности должно быть связано с конкретными событиями и условиями, с действиями. В этом, может быть, смысл мышления человека. Вот тогда: «Из предельного рождаясь, входит в вечность бытие» (по А. Навои). Это характеристика мироздания, где сможет существовать лишь субъективно-объективная целостность. Даже в социетальном плане или природном выражении.
Последнее становится понятным, если принимать, что законы природы одинаковы везде и всегда. Однако очевидно, что они сами являются выражением единого целостного закона невозможности неразвития мира в вечности его существования. К сожалению, не-которые люди до того заблудились в лабиринтах судьбы и тьмы, что «неясно видят все освещенное» (по Л. Сенеке). Но человек не должен быть рабом настоящего даже в воспо-минаниях, это удел животного существа. Он сам развивает вечное настоящее вместе с ми-ром в единой диалектической связке. В холодной Вселенной нет, и не может быть ничего, что могло бы существовать само по себе (даже бозонов Хиггинса) в единственном числе. Это отмечал уже античный мыслитель Лукреций Карр.
К сожалению, психология человека такова, что ему ближе прошлое, чем будущее. Стендаль, очевидно, справедливо утверждал: «Воспоминание об утраченном всегда ка-жется выше того, чего мы можем ждать от будущего». Такую априорную тягу вечного на-стоящего к пессимизму можно объяснить вектором связи жизни человека от прошлого к будущему. В этом отношении, действительно, прошлое делает будущее. Но только с не-пременным участием вечного настоящего, которое в меру собственной самости соразви-вает человек. Вечное связывает его всем миром бытия и небытия, помогая обрести себя. Остается только успевать.
2.
Лучи Солнца исходят из прошлого к будущему, но не наоборот. Иначе Солнце идет вспять и гаснет, а человек не успевает жить. Это значит, что он сам разрывает себя как феноноумена. Как часто в наши действия прокрадывается неудача, особенно в те минуты, когда ее вовсе не ожидаем. Что это? Случайность, привычка, судьба или болезнь роста? Многие на понимание этого прискорбного обстоятельства просто не обращают внимания, хотя из малых неудач складывается большое горе. Другие подмечают шутливо-метко, мол-де: «Такая привычка – как цвет бровей». Таким образом, неудачи априорно или имманентно присущи человеку в его жизни? Как тогда в таком деле быть с собой? Обычная проблема мышления в его прагматизме. Превзойдя его, мышление уравновешивает субъективное с объективным…
Я выхожу на балкон своей квартиры и пристально вглядываюсь в мир. Спешат люди, бегут машины, чирикают воробьи. Под окном гуляет соседка с коляской, которая недавно «в дети» взяла ребенка. Кот рыженький под деревом трясет хвостишком и улыбается жел-тыми хитрыми глазами. За большой рекой поднялся пожарный круг Солнца. Там лес и я уверен, что он поет сонеты на ветру. Красный гуд хвойного леса как будто уже завяз в ушах, хотя до него далеко, – через широкую ленту воды звуки хорошо плывут.
Вечером много думал о вечном в нашем мире. Это несчастье не дало мне спать ночью. Скоро подсолнух Солнца взойдет в зенит. А там и чернота ночи заслонит день – круго-верть начнется сначала. Луна пятнисто-испачканной белизны будет пытливо и безмолвно рассматривать тебя… Вот прошли по дорожке две дамы: худая и полная. Худая что-то рассказывает, помахивая левой рукой. Полная смеется, и смех ее «затрясся холодцом», и щеки с солончаковым налетом пудры разрумянились. Живут люди, о здоровье своем мало кто заботится. Наверное, знают: что делать с собой?
Вечерами в бачки с пищевыми отходами прокрадываются бродячие коты; сытые сте-пенно уходят, облизываясь; голодные шипят, но упорно дожидаются своей очереди. Это жизнь, со всеми ее удачами и неудачами, красивым, и не очень. Вот тучи застлали с Запа-да светило, и небо опустилось почти до Земли. Хороша вечность в бесконечности своих проявлений – в каждой мельчайшей детальке виден свой смысл. Если знаешь: что делать с самим собой, тогда везде успеваешь. Даже к вечности настоящего на пир, непохоронен-ному учителю прошлого, страждущего свободы будущего…
Все не может идти от благодати, в таком случае мы не будем знать: как быть с собой. Сама идея неизбежности развития, факт становления человека-личности – хороша в смыс-ле приближения к истине, вечной и прекрасной. Однако мы, как правило, испытываем трепет перед постижением тайны. Ведь нам нужно успевать уловить ее сущность, а этот «трепет предчувствия» ввергает ожидание в томление. Иначе эта тайна быстро скрывается за нагромождение случайного. Значит, это, отнюдь, не болезнь роста, а ее случайные издержки. Тогда неизбежность порождает сомнения, которые постепенно перерастают в стереотипы привычек.
Оптимизм в отличие от пессимизма верит в свою улыбку миру. Пессимизм улыбку прячет в себе, уходя в невечное. Случайна ли сама судьба? Если рассматривать нашу субъективность как все то, что мы имеем в этом мире (тело, организм, мысли, идеалы, привычки, традиции и т.п.), то судьбой оказываются наши поступки, обусловленные на-шей же целостностью. Последняя «конструкция» представляет собой диалектическую связку нашей субъективности и внешней объективности в их тождественном вечном раз-витии. Наше развитие и рост, наша самость и само существование целиком обусловлено наличием такого важного фактора субъективно-объективной связи. Вот за этот рост, раз-витие и целостность мы и рассчитываемся неудачами. Нужно успевать и не считать время более вечным образованием, чем сам человек.
Причина их заключается в том, что в ходе неизбежной материализации наших помы-слов в поступки, в ходе связи таких разноплановых вещей, как непрерывность мысли и конкретность действия, происходит диалектизация субъекта. При этом его закономерные черты обязательно дополняются (сравни с принципом дополнительности Н. Бора) случай-ными издержками. Издержками за счет наших субъективных действий, которые не могут полностью предугадывать объективно заданное направление развития. Происходит воз-мущение связки и как следствие корректировка поступка. «Разница» между поступком моделируемым и поступком совершенным принимает вид непредсказуемого случайного. «Перевод» бесконечности» в конечный «вид» всегда чреват издержками случайного.
Человеческое восприятие это не выбор, а нахождение себя. Выбирать можно многое из готового, а вот находить нужно неготовое, формируя его. Как тогда быть с собой, как познать себя? Выход один: изменить свое мировоззрение через улучшение ментальности как обратной связи по отношению к обществу и другим людям. Тогда внешние обстоятельства обязательно будут уравновешиваться внутренними тенденциями. И вот это внутреннее необходимо успевать создавать в себе – в поиске и нахождении согласия с самим собой. Тогда неудачи будут светлым пятном в жизни, случайности будут сводиться к минимуму. Тогда привычка быть или любить самого себя распадется на мудрое философствование и спокойное пассионарное целеустремление.
При этом болезнь роста обратится в жажду вечного познания себя и мира (это и будет существование). А судьба как случайность этого роста будет преодолена ежедневным и даже ежеминутным подстегиванием себя: «Нужно успевать». Ментальность подразумева-ет доброту и вечность непрерывности. При искусственном внешнем или внутреннем раз-рыве, она распадается на непредсказуемое конкретное, которое как осколки зеркала могут глубоко ранить душевные связи. Ментальность это целостность созерцания, активного мышления, качество жизни с обязательным действием, а не только образ мышления. То-гда это будет субъективностью или самостью. То, что наша самость и есть такого рода диалектически сцементированная субъективностью ментальность, обуславливает ответ на вопрос «Как быть с собой?» Главное в формировании глагольных ментальных образов – чтобы успевать за вечностью истины и ее смыслами, которые развиваются в объективном порядке.
Конечное существование и бесконечное развитие бессмысленно соотносить, посколь-ку они тождественны, хотя и идут различными дорогами. Легкость жизни – большая беда, которая непременно ведет к черствости как свидетельству непережитости неудач. Многие молодые люди неосознанно прожигают жизнь развлечениями и созерцаниями, оставаясь бездушными, потеряв самость. Молодости вообще свойственна бесшабашность, под мас-кой которой нужно видеть стремление типа «Нужно успевать». Когда оседает на дно жиз-ни неразумная муть неосмысленных поступков, это «успевание» обычно приводит к ответу на вопрос, как быть с собой.
Тогда «поганое состояние души» от постоянных нравственных компромиссов ощуща-ется как горизонт под натиском рассвета. А вечность как общечеловечность настоящего распахивает объятия навстречу связи человека со своей планетой. Так «гнилые сорта лю-дей» учатся жить, начиная с внутренних разборок, которые подталкивают именно неуда-чи. Но без преодоления неудач, особенно крупных и самостоятельно, вряд ли получается добрый человек, которому открывается вечность настоящего…
Поэтому на сакральный вопрос: «Может ли очеловечиться истина?» необходимо отве-чать положительно. Но только в случае, если сам человек успевает за ней в своих поисках. Понятно должно быть и то, что законченность прошлого как выражение несовершенства должно стремиться к вечности незаконченного настоящего. Доброта человека имманентное качество, именно от нее необходимо отталкиваться при решении мучительной проблемы, как быть с собой. Но и за добротой нужно поспевать, так чтобы вопрос «Как быть?» становился в откровение: «Что нужно делать, чтобы успевать».
Развитие в мире предполагает вечное, иначе развития нет. Но само вечное должно ста-новиться в настоящем как феноноумен. Общечеловеческое вечное зависит от усвоения нами ценностей, и наоборот. Человек много более связан обществом, чем он об этом ду-мает. Поэтому разумные действия производятся обычно с оглядкой на него. Однако не общество делает человека счастливым, а признание, что он понимает собственное предна-значение и успевает его реализовать. Бессмыслица мира и бытия выползает из тайных мышиных нор тогда, когда человек не ищет или не находит смысла собственной жизни. Когда равнодушие бытия его не удивляет, а он сам перестает удивляться стремлению жизни, которое должно подстегивать его успевать за собой. Тогда, смотришь: и день про-резал горизонт.
Мы не должны призывать себя к восстанию духа, но обязаны обращаться к совести и здравому смыслу при осмысливании поступков. Только так можно успевать жить. Более того, существовать как личности, ценность и качество которой в постоянном уравновешивании помыслов и поступков. Двойственность «желание – действие» выражает сущность и смысл существования человека. Но она же лишь подтверждает целостность конструкта «вопрос-ответ» в виде вектора развития, направленного на ответы, а не на вопросы. На то, чтобы победно успевать, а не по рабски прозябать.
В этом отношении вопросы мышления не могут быть противоречивы – они всегда взаимосвязаны, и направлены через рефлексию на оптимизацию действий. Прежде чем покорно приспосабливаться к имеющему миропорядку, следует осознать его необходи-мость в отношении самого себя. То есть нужно усвоить общечеловеческие ценности, пе-рерабатывая их совместно с собой, на собственный лад, развивая их таким образом. Ощу-щение необходимого изменения мира, адекватное осознание собственных сил в имею-щемся окружении, в этом отношении – и есть стремление успевать жить.
Саморазвитие идеи «успевать» хорошо прослеживается по оценкам карнавализации – народных гуляний, когда массовое успевание отодвигает вопрос «как быть с собой?» на последний план или даже нивелирует его. Такое положение дел лишний раз подчеркивает важность «совместного» относительно «единичного». Понятно, что любовь к ближнему или, по крайней мере, к себе – была и будет весомой. Говорят даже, над ней никто не властен. Даже если колокольный гром пугает.
Однако с другой стороны любовь личности напоминает кризис, который заставляет его забывать многие первостатейные вопросы. Этот кризис напоминает бросание в омут с головой. Но после этого голова просветляется и становится более мудрой и разумной. У человека любовь должна быть всегда и везде, иначе он не живет. Даже в случае обостре-ния противоречий с другими и неприязни к ним, у человека остается любовь к себе, а зна-чит, и к другим. Поэтому миновав конфликт личностей, человек остается добролюбивым к другим себе подобным. Вместе с тем это и любовь к природе, поскольку, когда человек выходит из кризиса, он первым делом обращается к природе, как внешней, натуральной, так и своей.
Таким образом, происходит переосмысливание приобретенных и потерянных ценно-стей. Жить-то надо и после кризисов, которые были и будут, а будущее, как ни крути, ос-тается за человеком. Она остается за его разумом, за субъективностью, которая усваивает общечеловеческие ценности. Как писал Данте в своей изумительной картине ада: уже у входа в вышине слова: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Не напоминает ли это лю-бовь как кризис? Нет, но эта вечность настоящего позволяет нам верить в будущее даже там, где «нет ростка живого (по Данте).
Однако мы-то помним лучшее и благодаря тому верим. Зачастую, память оказывается той палочкой-выручалочкой в кризисную пору. Тогда мы остаемся наедине с самими со-бой. Мы представляем летний лес, который смеется гомоном птиц и исходит смолистым духом. Стрижи радуются хорошей погоде и залетают все выше в небо, все ближе и ближе к Солнцу. Мы сами устремляемся за этой стремительной птицей счастья, верим и летим в вечность? Даже если лучик золотистый вечным лег…
Да широка и необъятна как океан психология человеческая. Она переживает опасно-сти, неудачи, кризисы только благодаря вере. И эта вера вполне разумна, поскольку мы уже почувствовали вкус вечного настоящего. Поэтому, мы верим не только в собственные силы, а благодаря надежде: что нас не оставит в беде общество соплеменников, друзья. А то и сама природа – некий всевышний, которые играет красками во имя и благо живого на Земле. Так часто малодетные матери сетуют, что-де: нет условий для воспитания. А рядом многодетные матери улыбаются своим подрастающим сорванцам. У них нет проблем с «условиями для воспитания», им даже в голову не приходит подобное. Зато они знают: что делать с собой ради детей. Стараются успеть, не задавая вопросов сущности. И успевают. Дочка ласково щурит голубые глаза – она уже учиться у расторопной матери успевать…
В отношениях между людьми очень важен доминирующий нравственный императив (почти по И. Канту). Усиление роли общечеловеческого начала за счет усвоения и разви-тия общечеловеческих ценностей обеспечивает «утончение» конфликтов. Психология конфликта обычно отстает от психологии человека, начиная с того, что сам конфликт за-рождается уже в нечеловеческих условиях, когда характеры ломаются. Если считается, что характеры кристаллизуются в периоды потрясений и перемен, то только в случае, ко-гда человек остается наедине с самим собой. Тогда происходит конвенциальный договор. Если таковой договор достигнут, если достигается согласие человека с самим собой, то его характер успевает за вечностью настоящее, обеспечивая целостную связку между по-мыслами и делами.
Конфликт между людьми обычно уводит психологию в сторону звериную, аффектив-но не позволяя осознанию «доходить до самого корня», то есть находить истину. В таком положении блокируется биосоциальный поток от общества за счет отсутствия обратных связей. Резко смещается равновесие осмысления-осознания с волевой деформацией гла-гольных ментальных модусов. Вот и накатывается с глухим ворчанием сильного хищника тучи аффективного мышления – и мы забываем, что нам нужно успевать к себе, в вечность настоящего. Когда человек напряжен внутренне, он неизбежно напрягается и внешне. Начинаются беспорядочные материальные действия, зачастую, идущие вразрез с вопросом «как быть с собой»?
Можно считать аксиоматически данным вывод: плохое, так или иначе, выходит из плохого. Тогда как хорошее, наоборот. Оно заходит вглубь хорошего, сохраняя человека для себя в вечном бытие. Поэтому так важно видеть не только хорошее в любом плохом, но и плохое в хорошем, поскольку они тождественны в своем объективно-субъективном развитии. Но они дифференцируются действием при забывании, что «нужно успевать». Ведь «все, что относится к настоящему, умирает вместе с ним», как отмечал А. Бахтин. А если настоящее вечно и не умирает, значит, оно продолжается. Однако, ведь «без языка и колокол нем». Это значит, что в любом случае можно и нужно находить контакт, даже с собой, когда не знаешь: как быть с собой. И этот контакт как субъективно-объективная феноноуменальная связь означает адекватное равновесие помысла и действия. Хотя не любого по качеству, а общечеловеческого свойства.
В этом отношении полезно почаще задавать себе провоцирующий вопрос: «А веришь ли ты каждый миг?» Чем чаще веришь (совсем не обязательно в судьбу или во всевышние силы), тем чаще будешь успевать за собой. Тем меньше неудач будут тебя преследовать в вечном настоящем, тем более будет обеспечено качеством образом твое невечное буду-щее. Тем с большей пользой ты будешь использовать «бездонную кладезь сапфиров» прошлого. Тогда и вопрос о смыслах будет видеться разрешенным. А путь решения про-блемы «как быть с собой?» будет прочищаться как воздух талой весной при первом цве-тении прогретой Солнцем земли. Тогда и ранняя мира заря терпит лишения духа.
Посмотришь: листики вздрагивают под легким, едва ощутимым дуновением знойного ветерка. И сегодня мира действительно покажется вечностью, из которой так не хочется уходить. Только вот тенденции развития ведут тебя вслепую по жизни: шаг не туда – и сразу возникает возмущение потока развития, а значит, жди неудачи. Хорошо, если мел-кой, а если неподъемной? Быть добрым, значит, чувствовать себя нужным. Борьба с собой равносильна борьбе добра со злом в собственном характере. Хотя мы все великолепно по-нимаем, что борется-то не добро со злом, что нереально и бессмысленно. Здесь должны связываться в целостность мы сами с собой, находить лад, согласно тенденциям развития вечного. По крайней мере, человек всегда нужен себе. А значит, и другим, если он ощу-щает единство мира и его благости в природе. Каков грех – такова и спина, каков негрех – такова и душа. Играет ветер вечности замшелой, а с человеком ничего не в силах сделать. Да и нужно ли?..
3.
Абсолют это выразимая тайна, связывающая человека в личность. Но это не тайна ми-ра, который основан на абсолютах нуля и бесконечности. Достижение целостности воз-можно лишь при принятии вечного. Для этого человек должен успевать за собой, своими мыслями. Смысл человеческого существования упирается в парадоксализм бытийного сюжета. Именно он заставляет думать, когда сталкиваются лбами быт и вечность мира. Подобное происходит при осмысливании и познании категории «судьбы», осмысленности необходимости устремленности в бытийном саморассказе. Мотив «успевания» как некоторая дорога, по которой нужно идти извилисто, несет в себе немалый эстетический и философский смысл. Это движение самой жизни на ее «магистральных путях» – идти, падать, вставать и идти дальше, чтобы успеть выразить свою самость. Да, забирает воздух у людей история.
Многие знаменитые люди отмечали, что «характер раскрывается в преодолении пре-пятствий». Лишь бы спина не слишком трещала от ноши да мысль давала бы «что должно быть», а не то «что есть» или «что будет». Иначе Солнце багровое от стыда будет неук-лонно садиться на Землю и гаснуть где-то в неизвестном, отставшем от жизни овине, где тебя уже никто не поймет. Однако отдавая Землю на растерзание густому и тяжеловесно-му мраку непонятия собственного «Я» - «Не-Я», мы ощущаем необходимость обновления, прежде внешнего и понятного, и только затем внутреннего, потаенного от сторонних глаз.
Почему не наоборот? Поскольку не уверены в самом себе, не нашли согласие с собой, погрязнув в мелочном и затхлом «что есть». Но если мы даже уверены, что вечность еще будет, ее еще предстоит нам испытать, это вовсе не означает, что оно «должно быть». По-скольку наша субъективность должна существовать и развиваться совместно с субъектив-ностями социума и природы. Социетальное и вселенское должны органически входить в нашу целостность на правах сотворцов действий в мире.
Греховность скептицизма заключена в его торможении развития и материализации. Она мешает ставить перед собой вопрос: нужно успевать. Скептицизм нужно не преодо-левать, а развивать. Это будет равносильно решению вопроса: как быть с собой. Уверен-ность и самоуверенность это два полюса закона жизни: вечности и ничто. Уверенность – суть закона – спрятана в глубине, а самоуверенность «прет» наружу к бесконечности бы-тия. Она как тот разочарованный в жизни человек, который «плюнул в шапку и ушел», поссорившись по меленькому со своим закадычным приятелем. Такой человек не захотел понять, «что должно быть» и то, что его стремление вовсе не ведет к успеванию жить достойно. Он не знает: что делать с собой только потому, что не уверен в само себе, не хочет понимать свое прошлое и будущее, собственную вечность в настоящем существо-вании мира…
Вечность это реальная бесконечность, которая в отличие от бесконечности математи-ческой – конечна. Подобно тому вечное настоящее конечно относительно будущего, но бесконечно относительно прошлого. Поэтому так важно находить красоту настоящего в том, что кажется уже бесконечно обыденным и опостылевшим. Человеческая психология такова, что она старается не копаться глубоко в явлениях, а лишь поверхностно скользить по ним, зачастую, под давлением стереотипов. В этом отношении необходимо воспиты-вать собственное будущее – успевать это делать, – культуру мысленных чувств, прежде всего, чтобы «изжить в себе ветхого Адама».
Формирование новой «породы» людей, которые знают: что делать с собой и ценят вечное настоящее в своих устремлениях и творчестве, не заканчивается школьным или университетским образованием. Да, новость обычно день за днем торопливо убегает от человечества, находя себе приют в тридесятом царстве, оставляя холодную пустоту ночи на растерзание хищникам и ветрам. Вот эту пустоту нам постоянно приходится напол-нять, а хищников изгонять из себя непременными думами в спорах с самим собой. Можно сказать много большее: человек соотносится с людьми соответственно своим целям (по Ленину). «Если у него цель перевернуть мир, помочь людям, то он любит всех».
Однако не нужно забывать, что эта любовь начинается и заканчивается в раздумьях о себе и обязательными соответствующими думам действиями. Но чтобы успевать действо-вать, не обязательно нужно думать быстро. Нет, более важно думать правильно, то есть в соответствии с законами вечного настоящего, по которым сосуществует человек, и в ко-тором существует многое помимо него. Да и сам он может, лишь улучшая, жить и реали-зовывать общечеловеческое развитие и направленность пути сущего.
Ведь и природа плачет, например, когда горожане режут березы ради сока – их крови. Рубят ели ради собственной сиюминутной потехи. А они предназначены более для нату-ральной красоты, для того, чтобы мы осознавали ее и становились лучше. Даже плоская тарелка степи, ополоснутая ночным дождем, несет в себе не только притягательный заряд утренней свежести и благодати, но и дыхание во всю грудь в желании успеть везде, вознести себя к еще большим красотам. Чтобы там не спросить «Что делать с собой?» а воскликнуть радостное «Я уже сделал добро и себе и другим». И даже сказать большее миру: «Не могу верить, что материальная страсть – нормальное состояние людей».
Да, материальное должно лишь приближать к вечности настоящего, которое в против-ном случае банально скучает. Человек не должен быть тайной для самого себя, хотя смыслы действий, да и глагольных ментальных модусов приходится разгадывать, осмыс-ливать и осознавать до действий. Если даже будешь разгадывать себя всю жизнь, то, как говорил Ф. Достоевский, «…не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком». Да, не разгадав себя, не успеешь в кипучей нашей жизни, будешь вялой тряпкой на ветру. Тогда гром, испуганный сполохом молнии, будет долго сердито рвать Вас – тряпку, – стремясь на свободу, убегая от туч, породивших его. Он-то достиг-нет свободы, а вот Вы так и не успеете за собой, ибо Вы так и не поняли: как Вам быть с самим собой…
Г. Лессинг утверждал в свое время на спор, что «человек рожден для действия, а не для умствований». Утверждение правильное в основе, но ведь для постоянного действо-вания необходимо прошлое умствования. Действия сами по себе не становится, и не су-ществуют. Оторвет ли кто действие от помысла? Попробуй-ка? Если оторвет, то это будет уже не человек. Значит, он так и не понял, что уже опоздал. И попробуй-ка далее, догони. Мысли что корни дерева: уходят в Землю. И если доброта мыслей – суть закон развития, то доброта действий – закон человечности. Вот откуда можно и нужно черпать потоки своей самости и субъективности, чтобы успевать становиться человеком, а не мучиться вопросом: «Что делать с собой?»
Проблема человека это проблема мира и его существования, а не только социальный вопрос, который в принципе не решается человеком. Прежде чем совершить революцию в себе, нужно видеть революцию в других, в общественном осознании, в социуме. Почему мы так запаздываем в себе? Потому что учимся не у истории, а на настоящем примере других. Да, через других мы обретаем себя, поэтому не стоило бы жалеть доброты для людей, чтобы взять у них куда большее – вечное настоящее. Каждый день, пока еще мертвенно-бледные вспышки гневных молний не заполонили душу отставшую, а потому бездельно-уставшую. Чтобы «пролетарско-пионерская» самостоятельность не перерастала в мещанскую самоуспокоенность и индивидуализм экзистенциального толка.
Дуалисты обычно пеняют и сетуют на потусторонность. Они даже самость человека расценивают лишь в физиологическом или антропологическом ракурсе. Разве это не аб-сурд в театре теней? Человеческая гармония рождается обычно там, где есть могучие по-люса спора, спора с самим собой. Ибо только в таком споре может рождаться истина в ви-де «нужно успевать». Тогда как споры с другими людьми, как правило, не выражают ни-чего, кроме глупости спорящих? Почему? Здесь дело в «оголенности» самого себя перед собой, когда отношения еще не успели набраться грязи, как это бывает в споре вербально-ограниченных противоречий. Не они являются источником движения и развития самости.
В споре с самим собой нет, и не может быть противоречий. На этом основан диалектический подход к становлению мира. Поскольку связка «Я» - «Не-Я» представляет собой единую целостную субъективность, «бьющую» в одном целевом направлении. «Нужно успевать», а не отстаивать «свою точку зрения», которая обычно застывает в вечности настоящего из-за неизбежного нежелания неразвития. Тогда вечность может представать в чудесном виде блестящей идеи. Однако «что может быть фантастичней, неожиданности действительности» (по Ф. Достоевскому).
Человека раздавливают не условия жизни, а жизнь без условий. Эти условия должны быть общечеловеческими ценностями, а не личностными приоритетами. Известно, что интуиция является первоосновой и началом всяких разумных действий. Но сама интуиция вытекает из вечного желания успевать, это не априорное или энциклопедическое качество. Тогда и много начитанный интеллектуал грустно скажет мыслителю: «Замонал ты меня уже своими идеями». Почему он так сокрушенно заявляет? Он не связывает идею с ее актуализацией. Важен не вид вечного настоящего, для принятия которого более важно не количество накопленных в памяти «знаний», а лишь умение видеть большое в малом. И успевать «ухватить» большое не валом фактов и сведений, а процессом «молнии мысли».
Этим валом количества, которым бессильно страдает современная наука как корвало-лом – только «чертей глушить». История должна учить вечности, непрерывности, пассио-нарности, но не дискретности. Конкретные действия должны исходить от человека, от его субъективности, а если более точно – от «процесса объективного». Более того, история должна создавать вечность в виде настоящего. Иначе получается «Человек с собачинкой», то есть созерцающий и немыслящий субъект. Он не видит, что из-за накопления без осмысления и обязательного использования «знаний» он сам опаздывает жить, а его самость загнивает на корню.
Очевидно, что не может идти речи об автономизации отдельных личностей или субъ-ективностей, или обособления семей и даже мыслей. Открытость это всегда признак силы личности, его уверенности в себе. А в условиях мгновенности вечного настоящего это призыв к сотворчеству, поскольку вместе успевать жить всегда легче. Успевать жить можно лишь в целостности субъективностей личностей. Если удалось достичь успеха, значит, эта личность отчасти уже «разобралась» в себе, осознала: как быть с собой в той или иной ситуации. Только в соответствии с усвоенными общечеловеческими ценностя-ми. То, что бывает негативного во взаимоотношениях людей это лишь «пена», которую хотят показать как заглавный инструмент поведения в органичном оркестре вечности.
Недаром говорят разумные люди, что – мол: «Я от Толстого взял больше, чем от отца родного». Нас это в особенности интересует в связи с желанием прояснения вопроса: «Почему?» Почему отец родной не мог дать больше Л. Толстого? Здесь ты взял сам то, что мог осмыслить и усвоить общечеловечески ценного. А там (с родным отцом) лишь автоматически перенимал привычки, традиции и стереотипы, зачастую, не очень согла-сующиеся с общечеловеческими ценностями. Хотелось бы пожелать, чтобы все отцы в мире учили своих детей достойно и на должном общечеловеческом уровне. Но пока это лишь благие и не очень реалистичные пожелания-мечты.
К сожалению, в достаточно редких случаях отец поможет тебе научиться учиться или научиться думать, что более важно, особенно в раннем периоде жизни. Как можно более раннем. «Важно не опоздать в жизни» – такое понимание и есть начала мышления человека. Хорошо сказано в этом отношении одним из великих людей: «Соревноваться с самим собой – пошло, соревноваться с людьми – еще более пошло, соревноваться с жизнью – бессмысленно, соревноваться с совестью – достойно, состязаться и побеждать плохое во всем – цель хорошая. Но прежде чем состязаться с последним, нужно победить совесть, жизнь, людей и себя самого…»
Как можно победить самого себя. И нужно ли это делать? Целеустремленностью и добротой можно победить, вот только нужно ли «напрягаться» ради такой победы? Ведь борьбы с собой нет и быть не может, поскольку мы единое целое, хотя и диалектически развиваемся в двух ипостасях: в субъективной сфере и в процессе объективного. Значит, более важно не бороться с собой и не побеждать себя, а находить согласие с самим собой. Причем, на базе общечеловеческих ценностей (поскольку мы связаны с обществом) и под лозунгом «Нужно всемерно успевать». Действовать при этом добротой? «Отдавая, ты ус-певаешь» – вот какой девиз выковала жизнь, обрамив его в величественное зерцало вечности. Чтобы каждый мог поглядеть в него, увидеть себя в истинном зеленом свете и ответить себе на вопрос: «Да, мелко ты еще живешь, дорогой! Нужно поторопиться». Но будешь ли ты торопиться, если, отдав добро, ничего не получаешь взамен? Очевидно, не очень заторопишься и ненадолго. Значит, нужно равновесие: отдал – взял. Здесь речь должна уже вестись об оценке окружающими людьми доброго поступка личности и дос-тойного его одобрения, желательно с материальным концом.
Диалектичность мысли в том, что она обязательно материализуется, пусть хотя бы в виде мельчайшего действия. То есть становится действием в материальной среде, конечно же, не отрываясь от среды нематериальной, которая его породила. Взаимодействие субъ-ективного и объективного продолжается до бесконечности в вечности существования ми-ра. Диалектичность личности заключается в том, что ее мысли приводятся в порядок дей-ствиями (обратная связь). Диалектичность общества в ее связи с личностями, в том, что его субъективность способствует развитию общечеловеческих ценностей. Они сами должны воспитываться и усваивать личность. Должны действовать сообразно и успевать попадать в вечность настоящего. Диалектические «клещи» орудуют и здесь, без них нет жизни.
В противном случае и возникает известный мотив Данте: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Субъективность мира заключается в его существовании, в действии, задаю-щем направление развития всех: природы, человечества, личности. Это направление объ-ективно и непрерывно действует на нас и шепчет сокровенное: «Успевай, действуй». От-казаться от действий мы не можем. Иначе становимся изгоями и гибнем в живой вечно-сти. Например: попробуй не расти или не шевелиться? Из кожи вон – а растешь и двига-ешься. Это и есть процесс объективного в нашей субъективности, которая охраняет нас от внешних бед. Но часто бывает так, что он не оберегает нас от дум о вечном. О том, куда бы себя лучше деть, чтобы успеть к обедне вечности. «Бочки катятся с горы миров, смот-ри, успей их гнева избежать».
Так и действует объективно-субъективный девиз, подстегивающий нас везде: «Не зна-ешь, что делать с собой? Успевай же узнать». Если поленишься в данной ситуации – и по-несет тебя «чудика» лихая объективность в бесконечность небытия, бесконечность мате-матическую, «дурную», в вечность могильную. Там и звук-то не разносится окрест, а сжимается в точку. Так настоящего не увидишь, не почувствуешь его прекрасы, оно ста-нет для тебя беспробудным сном, очнуться от которого – ох-как трудно…
Молодость следует считать импровизированным революционным периодом входа в вечное настоящее. Тогда жажда «успевания» особенно велика, а силы пока еще не скова-ны несвободой груза побед и поражения, которые не отходят от нас никуда по причине нашей инволюционности в дальнейшем. Она способствует моральному становлению лич-ности, позволяет успевать сесть в один вагон с другими «счастливчиками». Последние уже научились думать, не расталкивая всех на перроне, и выражать свою самость в чело-вечности и добре от мира. Это же будет способствовать адекватности бытия и отношения к ожиданиям светлого будущего под эгидой успевающего человека. То есть: важно ос-мыслить «целинные залежи»: «что должно быть», а не «что есть» или «что будет».
Пользование благами жизни всегда чревато подверженностью опасности ослепнуть от блаженности сытости. И как следствие – перестать узнавать себя. А потому снова и снова задавать себе извечный и избитый родом человеческим вопрос: как быть с собой. Ощуще-ние холодка при опоздании появляется, когда действительно идешь не туда. Это может вызвать легальное пренебрежение к окружающему, что частенько имеет место в реальной действительности. Общество может даже поддержать такие выверты. Однако согласие с самим собой обрести будет в таком отношении куда как трудно. Уж больно тяжкие колли-зии возникают в случае пренебрежения здравым смыслом.
Особенно хорошо и отчетливо такое проявляется в случае теорий, например кванто-вых, оторвавшихся от смысловых доминант основных концепций реальности. Как обрести этот «здравый смысл»? Очевидно, только через человеческие ценности, через их усвоение, развитие и применение в действиях на постоянной основе. И это не игра в поддавки или в инквизиционном «Избиении Христа», войдя в роль «Великого Инквизитора». Нравственная мощь объективной вечности легко может смять, раздавить в лепешку пренебрежение Вашей субъективности к их восприятию.
К сожалению, зачастую, одни и те же мотивы приводят нас как к лихолетному рево-люционному торжеству души, так и к тягостному духовному обнищанию. Внешние моти-вы (например, представленные социумом общечеловеческие ценности) неизменно связы-ваются с внутренними интересами в процессе усвоения и применения этих ценностей. Поэтому выработанный синтез мотивов-интересов может быть двояким: по отношению к обществу и по отношению к личности. На этом основана диалектика личности. В случае если внутренний интерес заведомо «заквашен» на торжестве самости и красоты дня, тогда внешние мотивы и неудачи вряд ли могут свести с праведного пути. Тогда личность успеет попасть-таки в вечность настоящего бытия.
Можно задать себе и другим неразумную дилемму: кто побеждает в столкновении внешней силы и внутренней ценности? Увы, вопрос заведомо недиалектичный, он противоречит здравому смыслу. Значит, он «неправильный», поскольку в этом случае победа лишена смысловых нагрузок. То и другое должно непротиворечиво связываться в единую целостность – только тогда они могут сосуществовать, и существовать вообще как нечто развивающееся. То и другое должно связываться и развиваться самим человеком – иначе он не успевает, и вечность настоящего не состоится без него. Она уйдет в «дурную» бесконечность несуществования. В таком случае остается лишь «разбитое корыто» как в сказке А. Пушкина о рыбаке и рыбке. Но остается недвижимым смердящий упрек: «Куда себя деть? Как быть с собой, чтобы успеть к жизни?» «Земная ось боится верить, что вечность двинет ее в бок»…
4.
Вечное исходит из существования в бесконечном мире и в собственной субъективно-сти, где оно находит свое воплощение в настоящее. Испытание нравственной ценности обычно происходит у решающей черты жизни и смерти, прерывности и дискретности. При этом постижение развития действительности обычно представляет собой возмож-ность встать на сторону вечного (непрерывного) настоящего. Но для этого нужно дейст-вовать, действовать самому – творить себя, познавая жизнь. То есть отталкиваться от об-щечеловеческих ценностей и развивать их, обретая собственную самость.
Сила рационального в том, что оно побуждает материальное. Вот только это побужде-ние должно помогать человеку успевать за вечным. Почему многие даже падшие люди обретают мир и спокойствие в своем сердце, уходя, например, в монастырь? Потому что там каждый камень и сам дух пропитан вечностью бытия. Потому что там невозможно существовать иначе, кроме как успевать идти впереди себя, обретая нечто высокое. Воз-вышенное, некий смысл, ради чего существует само вечное настоящее в непрерывной ипостаси. И. Тургенев подчеркивал картину такого существования: «Если бы все несчаст-ные художники пускали себе пулю в лоб, не было бы их не одного, потому что все они более или менее несчастны. Да и не может быть счастливых художников: счастье – покой, а покой ничего не создает». Каждый человек своего рода художник – он творит себя.
Такую коллизию можно вполне соотнести с простым смертным, поскольку все мы во-лей-неволей вынуждены принимать решения и осуществлять их, творить себя и мир по-добно художникам. Однако, почему они все несчастные? Да потому что они не могут описать бесконечность конечным, непрерывную вечность бытия конкретными действиями – мазками фактов, образов и событий. Хотя в мыслях эту конечную бесконечность в виде вечной действительности ухватить удается, но только потому, что мысль сама процесс поиска смысла.
Однако барьеры материализации не дают возможности охватить четырехмерный про-цесс конкретностью трехмерного явления. Это, отнюдь, не вина человека, а беда нашего раздвоенного мира, когда непрерывность приходиться улавливать мгновениями, «куска-ми» или застывшими образами. Наш раздвоенный диалектичный мир диктует каждому человеку: хочешь существовать, соединяй в целостность свою субъективность, чтобы мысли уравновешивались делами. Иначе в этом мире не успеть за смыслом и истиной. «Бич смерча вечного хлестнет по человеку вдоль, и он окажется в чужбине».
Один мой знакомый по расхожему прозвищу «Димыч», отведав кружку домашнего «атомного» кваса, вздохнул и сакраментально изрек: «Я в теще свое счастье нашел». По-сле чего добавил по-философски: «Я как Фигаро – успеваю и дома и здесь. А как иначе, диалектика заставляет успевать…» А ведь действительно, диалектическое понимание ми-ра, прежде всего, заставляет связывать воедино и осмысливать в целостности множест-венные явления и события, которые при монистском понятии заставляют нас страдать своей «затемненностью». Более того: многое оказывается оторванным от жизни только потому, что мы его не чувствуем. Хотя оно, безусловно, связано с нематериальными тен-денциями существования вечного.
Многие пожилые люди сетуют на современную молодежь, что-де: прожигают жизнь бесконечным весельем, пивом, играми. Все это сопровождается бездумным созерцанием боевиков и бесцельным болтанием по жизни, которую они еще и не видели по доброму счету. Хочется сразу заметить по этому важному поводу обретения себя, что они инфан-тильны не потому, что их не учили жить. Скорее, их переучили, а потому и не научились они общечеловеческому вечному. «Мы не видели жизнь с этой войной, так пусть хоть они нужды ни в чем не знают» – типичная обывательская и наплевательская с точки зрения психологии человека позиция. Это великое заблуждение отчаянно тормозит развитие вечности настоящего для молодого чада, которому долго еще предстоит осознавать свое собственное участие в Сизифовых трудах самопознания.
Можно заметить, что главное в современных инфантилах – мелочность нравственных целей и попугайное подражательство. Почему? Потому что иное они пока не усвоили. Не от безделья ли? Не от легкой жизни? Нет, многие из них готовы на подвиг – и они сами об этом заявляют в открытую, – но не знают, что делать с собой, поскольку родились в «такое легкое время», когда для подвигов места просто нет. А потому они отстают и не успевают за вечностью, опускаясь в бесконечную дискретность болота развлечений и удовольствий. Это цепь одного круга, когда материальным подменяют духовное, общечеловеческого качества нравственность. Хотя и здесь, как и везде в диалектической вечности должно быть равновесие. Они развиваются и существуют в единой целостной связке с миром, который так или иначе будет их принуждать и пригибать, наказывать, если нужно, с одной целью – быть человеком, успевать за всеми и знать, как быть с собой.
История гасит время и человека в нем, если он не успевает у нее учиться вневремен-ному. Нравственное формируется через материальное, и наоборот. Но готовое материаль-ное – безнравственно, оно вообще не может существовать. Однако если обеспечивается материальное, что тогда до нравственности, какие тогда цели в жизни? Такие, что они не поспевают за вечным настоящим, а живут где-то в убогом закутке, затхлом и неправед-ном. Что уж здесь говорить о подвигах или творчестве, где моральное уже оперлось на материальное. Оно видит его границы, а потому успевает за собой. Говорят, «эстетика это этика будущего» (по М. Горькому). Но разве такое смешение понятий придет само собой, если сам человек, в поисках будущего, и, идя в него, не будет помнить прошлого? Он просто отстанет в безводной пустыне бездумных страстей.
Субъективность приходит изнутри, из вечного в человеке, но рвется наружу, стремясь успеть осознать мир. Тем не менее, поиск это главный инструмент «борьбы с собой» за себя. Недаром Д. Дидро считал, что «… я не обязан найти истину, но я обязан ее искать». Можно добавить к этой мудрости: кто ищет, тот всегда найдет. Остается единственная оговорка: искать необходимо в рамках общечеловеческого. Тогда и сам станешь челове-ком без вопросов над собой, висящих даже на краю бездны вечности…
«Помни человек, ты прах, и в прах превратишься» (Исход, гл. III). Такое предупреждение весьма кстати, ведь наша вечность конечна, и она подстегивает: надо успевать жить, и жить достойно. Что касается «праха», то это не рабье свойство или качество, а лишь «хвосты бесконечности», между которыми пролегает вечное настоящее, которого с лихвой хватает, чтобы понять, осознать и стать человеком, достойным этого мира. Прах это и непрерывность объективного, в которое мы входим со своей субъективностью, соединяясь с ней в целостность существования.
Раскрытие личности возможно лишь в вечном, то есть: в непрерывном развитии. От-сюда вытекает ответ на вопрос: как быть с собой? Побудительные мотивы обычно пере-живают своих героев. Ведь в диалектическом воплощении субъективно-объективная связь целостности личности свидетельствует не только о материализации помыслов (объективация), но и идеализации поступков и самой жизни (субъективация). Даже если человек уходит, то уходит не в небытие как бытийное, обывательское, а не философское понятие. Он уходит в вечное настоящее его идей и мыслей, смыслов, которые он развивал, но не успел отчасти актуализовать. Говорят: «Каждый думает по своему, но ждут все одного – добра» (по Л. Толстому). Ждать, однако, можно годами, но так и не дождаться, если не идти стремительно этому добру навстречу. Да, добро необходимо встречать, готовится, опережая его приход, успевать и предвосхищать: как оно «должно быть». Только тогда оно приходит, это долгожданное добро.
Человек пребывает в вечном настоящем, если он осмысливает и осознает его смысло-вые доминанты. Ожидание как пассивное созерцание бесцельно уже потому, что «…жизнь на миру видна всем, и люди скоро начинают понимать, кто есть кто. Да разве можно долго держать втуне волю, ум, знания» (по Ф. Достоевскому). Нет, помыслы ожи-дания не должны опережать действия. Выжидать можно только действие собственной со-вести и чести – выжидать, как они действуют в добрых делах и поступках. И то, дождав-шись результата, нужно успевать идти дальше, не дожидаясь вожделенной похвалы, кото-рая приходит сама по себе в ответ на добро. «Радугой пьянит познание вечного неугаси-мый свет».
Человек обретает себя в вечном мире (внутри себя); но теряет себя в мире предметном. Разделяя миры, он не знает: как быть с собой. Похвала никогда не минет человека, если он не считает добро на деньги в вопросе: что делать с собой? А видит перед собой одну цель – успевать. Как кощунственно обидеть мать свою, так кощунственно обидеть и вторую мать свою – природу, и третью мать – собственное «Я» перед «Не-Я». То есть разорвать целостность собственной субъективности, нивелировать тем самым свою самость. Тогда глубоко просаженные вечностью глаза совести начинают янтарно блестеть слезами горькой обиды на жизнь за то, что не выслушали ее совета. Обидеть свою совесть – значит, добровольно разрубить себя наполовину. Тогда на простой вопрос: «Сколько Вам лет?» приходиться отвечать, например: «Пол-тридцать шесть».
Такое принижение свидетельствует о кардинально важном обстоятельстве – что чело-век имеет всего одну форму, но двоякое диалектическое содержание: один человек в двух ипостасях: души и тела. Это содержание включает в себя всего субъекта: и внешнее мате-риальное, и внутреннее духовное. Причем со всеми ее атрибутами типа: равновесия осоз-нание-осмысление, вечно становящихся в связи с биосоциальным потоком от общества глагольных ментальных модусов. Условие успевания в вечное настоящее одно – адекват-ное общечеловеческому равновесие помыслов и действий.
Хочется рассказать одну историю из далеких восьмидесятых годов. В то время я трудился металловедом на заводе "Амурлитмаш". Завод немаленький – 3500 работников. И единственный в Союзе завод по выпуску литейного оборудования. Там же в отделе главного металлурга работал инженером некто Витька Налимов, которого все почему-то звали «Корчком». Худой и довольно высокий, он сильно сутулился и походил на крючок, может, поэтому его и прозвали так.
Корчок курировал участок спецчугуна. Я по утрам обычно обходил литейку в шуме отбойных молотков и смрадной гари от бакелитовых форм, поскольку в основном зани-мался вопросами повышения износостойкости изделий из спецчугуна.
Вначале Корчок не воспринимал меня всерьез, мол-де, нет такой специальности «ме-талловед». Но вскоре я стал начальником центральной заводской лаборатории – и он сразу изменил свое отношение ко мне, – зауважал и чуть ли не полюбил. Мы подружились, особенно после того, как вместе с ним отладили электронный пирометр.
Вообще, он был истинным работягой, а такие часто бывают неудачниками – на них «пашут» и таким обычно не везет в жизни…
Пришла контрреволюция 91-го года. Пришел развал и на Амурлитмаш. Витька, вооб-ще нытик по природе, все чаще стал жаловаться на житье. Хороший инженер, вечно гряз-ный от литейки, вечно без денег, а дома маленькая дочь и замученная заботами жена. Словом – жаловался «в тряпочку».
Вскоре мне пришлось уйти с завода. Новый участок спецчугуна закрыли, чего доброго разворовали. «Корчок» остался без работы. Года три мы не виделись. Знакомые говорили, что он подался в торговлю, но на глаза мне как-то не попадался.
Встретились мы на базе «Универсал», что на улице Димитрова. Витька нагнал меня у выхода и, чуть не обняв, с ходу стал выкладывать, что торгует: то успешно, то нет; что «на масле» заработал тринадцать тысяч (тогда это была цена хорошего авто типа "Падже-ро"). Но «на мясе» попался милиции и едва откупился. Глаза его бегали и горели как-то победно и ненасытно, да и сам он все припрыгивал и стал какой-то крученый.
По старой дружбе он затащил меня к себе домой и стал угощать на кухне коньяком с лаймом. Все квартира его была заставлена коробками с новозеландской масляной смесью из бараньего жира и пальмового масла.
«Я тут целый контейнер по дешевке перехватил у хохлов», – гордо всхохотнул хозяин, наливая по второй.
Я уже пожалел, что согласился «на гостей»…
Прошло, наверное, еще года три-четыре. К тому времени я уже переехал в другой рай-он города и работал на сернокислотном заводе директором по производству. Вечером шел из гаража домой. Нагоняет меня у нашего скверика перед детсадом довольно крутой «Кроун». Водитель сигналит – приветствует. Я его сразу даже не узнал. Гляжу – «Корчок» собственной персоной. Раздобрел, залоснился.
– Ба, привет, Женек! – и обниматься лезет. Пошли тары-бары, как водится.
– Где робишь? – с кривой усмешечкой.
– На сернокислотном.
– И что там плотят?
–Да ничего; а ты-то где сейчас?
– А я все торгую.
– На Амурлитмаш не тянет?
– Не-ка. В гробу я его видел.
Он сделал артистический жест ногой, будто подпинывал Амурлитмаш. Потом выхва-тил из заднего кармана толстую пачку «зеленых». Потряс и с громким треском хлопнул ею о ладонь:
– Вот как надо работать!
Отвечать было нечего.
– Покатили, Женек, в кабак. Я сегодня хороший. Почему не сделать себе приятное?!
Он шумно сморкнулся и подмигнул…
Лет через пять я встретил Витьку возле торгового центра «РУМА» на Аллее Труда. Гляжу, стоит здоровенный «Лексус», что твой трамвай, а рядом здоровяк-хозяин с мас-сивной цепью на распахнутой груди пихает взашей куда-то под колесо двадцатого разме-ра плюгавенького мужичка (своего шофера, как выяснилось, – колесо у него подспусти-ло). И громкий беспощадный мат-перемат. А у самого по огромному перстню на руках – почему-то на больших пальцах.
Я подходить не стал. Да и он видно не заметил в пылу разборки.
Подумалось только: «Вот, учили нас, что бытие определяет сознание… Почему же бо-гатое бытие определяет скотское сознание?.. Наверное, наоборот: скотское сознание опре-деляет богатое бытие?..»
Вот так: был друг – и нет друга… Это был своего рода тест на нравственность – Кор-чок не попал в вечное настоящее. Жена ушла от его алчной грубости, остался он один, не зная: как быть с собой. В мозгу осталась единственная мысль: «Преумножай свое богатст-во». Такая уж не совсем обычная история, когда человек сам себя наказал…
5.
Кантовская «вещь в себе» – это бесконечное стремление к вечному, к смыслу. Но она не подстегивает, мол-де: нужно успевать, пока вещь не замкнулась. Вот уж воистину, кастовый отбор правил, который выдают за истину, – причина катастроф. Имеется в виду, что государственные деятели, зачастую, субъективное выдают за объективное. Автор всегда говорил, что «правителям нужно прежде быть честным перед народом, а уже потом ждать от него ответных адекватных действий». Это и есть антирефлексия духовной сферы, когда культура оказывается в ее паутине! Вечное этого не терпит…
Вечное не может быть понято до конца, но оно этого и не требует. Более важно, чтобы человек знал: как быть с собой. Почему система, в том числе культурная, при самооргани-зации стремится сохранить устойчивость? Может быть, дело в том, что устойчивость стремится сохранить вовсе не система, а развитие, движение, процесс движения – ведь иначе нет существования! В этом смысл диалектизации. Мы много говорим о системах. А ведь их нет. Есть связки процесс-явление. Система как набор явлений – она не может раз-виваться сама по себе! Она не может связаться с вечным без раскрытия вовне. Тогда это уже внесистемность, субъективно-объективная целостность?
Развитие не «внешняя картина», а феноноумен вечности, поэтому человек часто не знает: как быть с собой. Нам говорят, что все процессы в природе и обществе стремятся к равновесию, в «результате чего возникает самодвижение». Под таким самодвижением разумеется направленное равновесие. Почему процессы стремятся к равновесию? Да потому, что они образовались и становятся в результате поляризации. Не к равновесию они стремятся, а к оптимизации развития в вечном мире.
Откуда берется «внутреннее»? Только из внешнего источника за счет диалектической связи. Природа внутренних сил (например, культурных) находится в процессе поляриза-ции сущности и в том, что они находятся в диалектической связке с внешним. Таким об-разов прагматический субъективный интерес (капитальный отбор) неизбежно приводит к разрыву (антирефлексии) общества с личностями, разрыву культурного с животным. Но он должен уравновешиваться объективным, иначе вечность не состоится. Это объектив-ное говорит человеку: «Преодолевай соблазны изнутри, иначе они одолеют тебя извне». Прежде чем ставить вопрос: откуда взялся мир, в котором мы живем, нужно ответить на вопрос: почему он раздвоен на субъективное и объективное, непрерывное и дискретное, закономерное и случайное, материальное и идеальное, рефлексию и антирефлексию? Только тогда человек может узнать, как ему быть с собой.
Да, объективная самоорганизация действует через субъективности на неуловимом уровне. Но действует постоянно. Непрерывность вечного находится в процессе осмысле-ния и осознания. Наивно полагать найти ее в материальном. Например, найти материаль-ную управу на антирефлексию. Вечное находится глубже. Поляризация материальных структур или материализация без него невозможна! Этого, зачастую, не хотят понимать наши политики, когда принимают решения против общечеловеческих ценностей. Древние мыслители не уставали повторять: «Не задавай себе вопроса, как быть с собой? Лучше будь собой». Современное понятие социальной самоорганизации чисто явленное. А социальная структура процессная и непрерывная, нелокальная. Казалось бы, отсюда и надо было исходить, а не представлять общество «винтиков». То есть набор явлений, частиц или индивидуумов в качестве, якобы, неизменного и вечного. Антирефлексия рвет процесс связи на куски, она чужда социальному. Но прагматизм материального неумолимо рушит понятие человека о том, как ему быть с собой. Смысловые доминанты уходят.
Жаждущий не может жить без жажды и жаждуемого, и он знает: как быть с собой. Ко-нечно, вся направленность социального развития состоит в равновесности процессов свя-зывания (рефлексия) с одной стороны – и неравновесностью свободы личности как актив-ного фактора (антирефлексия) с другой стороны. То есть налицо качественные разнород-ности потоков сущности. Из них второй поток более мобилен и неуязвим, поскольку, как говорится, «своя рубашка ближе к телу». Фундаментальная нестабильность «социальной материи» лежит во вполне объективной стабильности связки общество-личность, рефлексии-антирефлексии. Есть история времени (явление), но нет истории процесса! Связка процесс-явление всегда проявляется в виде истории. Может ли время идти вспять? Оно может идти как угодно, если вообще может идти! Идеология двигает науку и культуру. Научная культура должна обеспечить культурную науку – и наоборот. Культура в целом (рефлексия) может и должна обеспечить прогресс общества за счет усвоения вечных общечеловеческих канонов. И это невозможно не видеть.
Рефлексия осмысления в обществе становится все более осознательной, и дифферен-циация субъективных структур ускоряется этим. При этом имеется обратная положитель-ная и обратная отрицательная связи. В этом отличие живого от неживого. В первом случае – это рефлексия как процесс, во втором – антирефлексия как явление. Явление не может быть осознательным уже потому, что оно не может создать связь с процессами развития. Когда субъективное явление тормозит процесс вечного, рефлексия становится неадекватной и может даже инверсировать в антирефлексию. Поэтому нет необходимости политике специально «зажимать» культуру, достаточно ее «разжать», то есть сбалансировать ее равновесие с материальным. Иначе появляются возмущения равновесия развития и положительные обратные связи? Нет, развивается дебаланс развития связи общество-личность! Это равноценно непониманию человеком истины, что ему нужно успевать в жизни и знать, как быть с собой.
Процессные инструменты связи модели и реальности могут быть только рефлексив-ными. То есть социальными! Рассмотрим диалектизацию общества в виде связки: обще-ство-личность. Так же выглядят и фондовые биржи, и финансовые потоки и товарные рынки, где сталкивается капитальный отбор и отбор грегарный очеловечивание). Проис-ходит смещение их равновесия и соответствующие возмущения траектории развития. Нам говорят, что прошлое оценивается ретроспективно, исходя из стихийного фактора? Реально это выглядит наоборот: стихийный фактор оценивается из прошлого опыта. Казалось бы, субъективно. Но и объективно, обусловлено. Как здесь быть с собой, если внешнее оторвано от внутреннего?
Наивно полагать, что развитие общества ограничивается экономикой (капитальный отбор), которую трудно поднять быстро (еще конъюнктура мешает) – отсюда исходит без-властие. Но ее развитие во многом зависит от политического курса! Элемент случайности постоянный и естественный в механизме развития. Говорить о некоей роли случайного в истории вообще бессмысленно. Случайно-закономерный поток связи в процессе развития сущности направляет и явление и процесс! Самоорганизация подталкивает наше мышле-ние к диалектике, к связи прошлого, настоящего и будущего. Но в случае затруднений при объяснении какого-то явления она все списывает на случайность. Такая опасность реальна, но также реальна и сама случайность, от этого никуда не уйдешь – фатализм заложен в основе субъективного рассмотрения. Особенно, когда человек теряет смыслы.
Действие грегарного отбора происходит в основном благодаря информации, заложен-ной в общечеловеческих ценностях, отношение к которым определяет качество самой личности. Но отношение к представленным ценностям (которые мы ощутили, но еще не осмыслили) может существенно отличаться от ценностей усвоенных, осмысленных и принятых к действию. В ходе социальной самоорганизации идет постоянная переоценка ценностей, в зависимости от установки самой личности. Целостность диалектической связки общество-личность вызывает необходимость раздвоения духовной сферы на объ-ективную и субъективную. Таким образом, становится целостность вечного.
Такое деление достаточно условно, но характеризует целостность самого духа, кото-рый с одной стороны (объективный дух) граничит с обществом в виде законов, норм мо-рали и права, культуры, обычаев, традиций, информации и тому подобному. С другой стороны (субъективный дух) связан с материальным. Для того чтобы усваивались, напри-мер, культурные ценности необходимо осмысление и принятие их образов. Это процесс происходит по универсальному механизму рефлексии. Собственно рефлексия осуществ-ляет связь между образом представленным и образом, принятым в рамках субъективно-сти. Общество не развивается только экономикой. Отсюда человек узнает, как ему быть.
Но может случиться так, что представленное не усваивается, или даже разрывается связь личности с уже им усвоенным. Это антирефлексия. Тенденция усиления такого слу-чая имеет место уже более полувека. Причина тому известна – «наша сумасшедшая жизнь». Если же говорить по большому счету, то главная причина такого сдвига равнове-сия «Я» - «Не-Я» – переинформация, напор биосоциального потока. В этом отношении можно дать разумный совет: «В трудную минуту выходи из себя и гляди на мир, он под-скажет тебе: как быть с собой». Как отмечал В. Франкл, именно в шестидесятые годы прошлого столетия произошел перелом в сознании, который выразился в росте наркома-нии и других самоотчуждениях. В последнее десятилетие прокатилась волна террористи-ческих актов, часто от рук смертников. До какой же мотивации нужно довести человека, чтобы совершать подобное, наперекор всем человеческим канонам! Мир живет в паутине антирефлексии и все больше отрывается от вечного настоящего, которого достоин. Как говорится: «Горе бьет колокольная медь, и тревоги уходят за вечность».
Почему так происходит? Можно говорить о глобальном кризисе, но от этого не станет понятнее картина современных злодеяний, которые попирают вечность мира. Почему происходит отход от траектории развития и процессности? Да, навязываются трафареты массового сознания, не остается места для выдумки и полета творческой мысли. Но поче-му? Только ли урбанизация здесь виновата? Должны действовать объективные и вечные закономерности развития. Человечество частично возвращается в прошлое, благодаря действующему капитальному отбору, на почве собственного прагматизма. Это обуславливает развитие антирефлексии, когда человек не желает успевать за жизнью.
В России за последние двадцать с лишним лет антирефлексия захлестнула не только культуру, но и науку, и образование, воспитание, мораль – словом, всю духовную сферу! Культура как двигатель социального прогресса оказалась в паутине антирефлексии. Меж-ду тем, как многие полуграмотные, но оборотистые и нахрапистые российские дельцы от бизнеса ворочают вывезенные из родной страны огромные миллиардные барыши… Ду-ховная нищета поразительная. Например, по подъездам многоквартирных домов ходят женщины старшего возраста – с пропагандой веры «Свидетелей Иеговы». Как будто веру можно насадить! Вера приходит сама, если ее искать в вечном. Как она преподносится в данном случае? Диалог начинается стандартно: «Как Вы думаете, почему так много зла на Земле?» Как будто эти фанатичные женщины знают действительный ответ. Такие же фа-натики-мизантропы идут к людям взрывать пояса шахидов…
Самоорганизация приоткрыла занавесу дуалистического и мистического флера в мире. Но ее до сих пор не могут правильно интерпретировать, во многом оставаясь в плену субъективных и материалистических представлений. Так, например, говорят о необратимости глобальной эволюции. Однако не объясняют при этом: почему и откуда взялась эта глобальная эволюция. Нет объяснения и вопросу, откуда пошло раздвоение сущности мира на объективное и субъективное. Это свойство природы, когда антирефлексия борется с рефлексией и побеждает? Нет, это неизбежное влияние вечного, которое раскрывает человеку глаза на жизнь.
Культурная самоорганизация начинается с поляризации нашего сознания на осознание (объективный дух) и собственно сознание (субъективный дух). Они образуют диалектическую связку и развиваются далее совместно по известной схеме существования вечности: культура представленная (явление 1) – процесс осмысления – культура усвоенная (процесс) – поступок (явление 2). В этом случае человек неизбежно выходит на материализацию и связывается с материальным интересом, в конечном счете, с капитальным отбором. Это не означает, что культура вырождается в материю! Этот факт необходимо учитывать политикам в своей деятельности: культура фактор воспроизводства материального! Фактор, дающий человеку понятие: как быть с собой…
6.
Главное в умении думать – это способность развивать мысль до оптимальных дейст-вий, а не варварские замашки. Выразить мысли оказывается куда трудней, чем их обрести, поскольку выражение должно быть целенаправленным. В последние десятилетия многие исследователи отмечают снижение социетальной активности, которое осложняется тенденцией потери смысла жизни со стороны существенной части человечества. Разносятся лозунги о кризисе, а то и гибели культуры, о приближающемся неудержимо глобальном кризисе. Этот негатив связан в основном с тем, что тенденции объективного развития, зачастую, не поддерживаются рядом развитых стран. Подобное неизбежно отражается на общечеловеческих ценностях и выливается в их фальсификации и девальвацию. Что остается делать человеку? Блуждать в сомнениях?
Кризис гуманизма лежит в непринятии вечного, поскольку при этом человек не знает, как быть с собой. Люди все больше начинают не доверять правительствам, снижать собственную социальную активность, зачастую, не зная «как быть с собой». Они все меньше стараются успевать за вечным настоящим, поскольку теряют с ним смысловую связь. Более того, оно начинает их мало интересовать, мотивы общества пересекаются с интересами личности и выливаются в самоотчуждения от бытия.
Становление вечного происходит в содействиях человека и самоорганизации; послед-няя лишь предлагает совет: как можно успевать. Если мы рассматриваем поиск оптималь-ного поступка в сложившихся обстоятельствах как действие рефлексии, то торможение или осознательное искажение рефлексии – это антирефлексия, которая во многом связана с отчуждением. Она обычно характеризуется социальной пассивностью, равнодушием, апатией, сдвигами ментальных равновесий в субъективности. Как следствие приходит бессильное незнание «как быть с собой» при негативации в отношениях к обществу. Это самоотчуждение обусловлено, как субъективно, так и объективно. Человек не желает по-нять себя в смысловом корне, не хочет быть радикальным негативистом. Тем самым вы-пячивает свою самость в отрицательном свете.
Интеллигент не тот, кто страдает интеллектом, а тот, кто умеет достойно им распоря-жаться. Известно, что «молодежь страдает и тоскует из-за отсутствия высших целей жиз-ни (по Ф. Достоевскому). Вечность их, отнюдь, не волнует, доминирует не смысловая, а сиюминутная направленность. Однако разве можно жить в мире с такими огрехами обра-зованности? Даже выходить в жизнь страшно, а выпускать их из-под родительского крыла просто совестно – «без зачатков положительного и прекрасного» вечного. Но что еще более важно, без реализации идеалов и общечеловеческих ценностей не может быть хорошей, достойной действительности. Ничего не будет, кроме «еще пущей мерзости». Недаром многие люди, теряя смысл жизни в социальной сфере, вынуждены обращаться к религии, пытаясь в ней обрести Веру. Как жить без Веры? Это только пустозрячий человек может обходиться без нее, уходя в себя с головой, но оставаясь при этом изгоем. Тогда угрюмая вечность смотрит как ночь на него.
Антирефлексия как результат перекоса равновесия между социальными отборами, между субъективным и объективным неизбежно приводит к выработке инструмента про-тив катастрофического глобализма. Социальный разум находит пути выхода в усилении положительных обратных связей – в ограничении этим аппетитов капитального отбора – путем повышения роли личности через творчество и сотворчество. Не отдельные «чуда-ки» (типа А. Эйнштейна) должны искать будущее и успевать к обедне вечного, а коллек-тивы творцов и сотворцов. Причем: каждый по своему, но в одном направлении – направлении оптимального развития. Это сознательное самообразование, это творчество на всю жизнь. Здесь важно видеть его результаты от общества, тогда становится еще более понятным путь к решению вопроса «как быть с собой»…
Недавно встретил старинного приятеля. Гляжу и не узнаю: надел какой-то «железный» костюм, морщинистая «печеная» физиономия «неутюжена»… На нем всегда любое одеяние сидело плохо, а у башмаков хоть носки обрубай. Лысая голова его красиво блестела на закате. Какая-то женская походка не шла ему. Я окликнул его как-то даже сердито, видя, что не узнает. Смотрю, человек не в себе. Что, говорю, случилось. А он потер медвежью грудь и заговорил как-то будто по-собачьи, со всхлипом.
Оказалось, что он недавно развелся с женой, с которой прожили больше десяти лет. А теперь потерял смысл жизни и не знал, куда себя девать. Конечно, сам во многом виноват: пил-гулял. «Эх ты, тужилка, хлора, что ли наелся?» – говорю. А он «ее» ругает. – «Базарная пустозвяка. Золото для нее было верхом цивилизации и культуры». «Мой муж большой любовник рыбалки», – издевалась. – Она даже боялась влюбиться, поэтому одевалась чертом. Сморишь, идет «американка», а навстречу ей моя страстная фирма «Страус» на двенадцатисантиметровых каблуках…»
И понес он во все форточки. Мол-де: и язык у нее, что змеиное жало, а сама играет до-ма как ребенок в мячик: «Тяшка, прыгай»! «Да, это была владыка в своем царстве, я для нее пустой бряк. Чуть что – резко вздернет свой комариный нос, вытащит из кармана мо-ток паутины, снимет шапку волос. А оставшись одна, сердится на свой маникюр и выго-варивает: «Даже на Новый Год ничего не могу надеть» Как будто стояла на морозе в од-ной паутинке и дрожала нищенкой. А у самой накрашенные глаза бесовато щурятся. Си-дит с маменькой в одном блюде, еще и заявляет: «Поглядела, ничего дефицитного нету, и денег-то не почувствовала». А сама самая модная – весь зад в ярлыках. Она даже говорить по-русски, как будто разучилась – импорт подавай. Обожала неформенное, и всегда шила штаны с «выкрутасами». А пояс с медными бляхами делала сама…»
Я хорошо помню ее «бывшую», один раз у нас в гостях были. Прощаясь, она накинула на голову «собаку», встрепенула кошачью шубку и замяукала, благодаря за угощение. Но она хороший человек, сердечный. Мы беседовали на равных – все понимала. А выкрутасы были ее хобби и самовыражение. Ну, и что, разошлись. «Я сам, наверное, виноват, – чертыхнулся приятель. – Дал ей волю. Я вот ее ругаю, а себя еще хуже вижу; не сошлись характерами». Что тут ответишь? Сказал: «Ты ведь доброзрячий человек, хоть и Дмитрий-сорокоязвенник. Не теряй себя, главное. Успевай за жизнью». Закивал головой.
Распрощались. Глянул вослед: чучело, а не человек, как только я с ним раньше дру-жил? Всем недоволен, лучше бы себя ругал. Это ж такой человек, что даже матери не на-до. Бледный как Иванушка Бедный или даже Никита Вредный. Глаза красные, будто спал с кроликами. И судя по внешности, любит мясо и водку. И в такую перемену вышел, что побелел весь. Он и раньше предпочитал серую погоду, чтобы его недостатки были не так заметны. Трудно таким людям; а ведь раньше он не пил. Жалей-не жалей, но как часто мы сами себя губим; не знаем, что теряем, опаздывая в вечное настоящее…
Спор с малокультурным бессмыслен, с высококультурным – бесперспективен, так как он уводит в вечное, где вербальное не правит бал. К сожалению, человек наших дней, оказавшись в жерле телекоммуникационного бума, все более замыкается на текущем. Ему начала и концы мира и жизни даже начинают казаться некоторым фантастическим виде-нием, в котором участвует он сам со стороны. Личность все чаще касается частного, уже не стараясь успевать за общим. В результате рушится целостность личности, которая уже не знает, «что делать с собой». Тогда человек старается все меньше касаться общества, угадывая свой путь, иногда даже не в силах составить верные понятие об идеалах, ругая их и общество. Это антирефлексия. Но она в стороне от вечного настоящего.
Такую довольно мрачную картину можно наблюдать у Достоевского – «гения души». И конечно, у эсхатологических экзистенциалистов. Однако вечное настоящее этим не ис-пугаешь. В более ранние эпохи человек оказывался куда более приниженным природой и обществом, вплоть до рабства. Стоит вспомнить позорные века гладиаторских побоищ или средневековую инквизицию. «Гнусавый дьячок нам воспевает веру, а вечность между тем спешит страдать». Мы думаем о себе и о мире с одной единственной целью: успевать в этой жизни, которую во многом делаем сами…
7.
Думается, что нынешний период упадка человечности лишь временный эпизод нера-зумия. Он не может существенно исказить общий ход развития сущего. Однако он вносит немалую негативную лепту в разбор отношений и «противоречий» (?) между личностны-ми субъективностями. Но в особенности – между странами, а также между субъективно-стями личностей и социумов. Человеческий разум ведет нас к прорыву качества жизни (информационному обществу), которое уже пророчит вечное настоящее. Недаром мы уже вошли в информационный разлом телекоммуникационных достижений. А ученые в по-следние годы всерьез озабочены не только путями выхода из глобального кризиса, но и проблемами грядущего гражданского общества с человеком во главе его. Кардинальное кредо социумов в таком случае за человеком, за его пониманием вопросов: «как быть с собой» и «нужно успевать».
Очевидно, справедливо полагать, что найдутся еще «прекрасные моменты в душе че-ловеческой самим же человеком» (по Ф. Достоевскому). В основном они должны касаться понимания глобальной проблемы человечества «как быть с собой?» Человек хоть и живет в вечном настоящем, но это вечное малозаметно для него за барьерами житейских пере-дряг материального бытия. Вечное обязательно включает в себя наше великое прошлое и не менее величественное будущее. Как отмечал весьма проницательный М. Лермонтов: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и по-лезнее истории целого народа».
Что же, история человечества побуждается самим человеком, его историей, его субъ-ективностью в целостности с субъективностями общества и природы. Безусловно, должна быть действенная и устойчивая обратная связь – именно у истории мы должны учиться «как быть с собой». В том числе учиться необходимости, что «нужно успевать». Успевать можно только с любовью к делу, к другому, к самому себе. Без любви всякое осознание глохнет как мощный дизельный мотор без топлива посреди дороги. Знание себя равно-сильно познанию жизни, а, следовательно, и законов вечности, по которым существует весь мир.
Как повернуть осознание и любовь к себе в сторону социальных задач, любви к ближ-нему? Одного прекрасного в душе и действиях здесь явно недостаточно, необходима об-ратная связь. Решение социального вопроса возможно только через общечеловеческие ценности, а значит, через общество как инициатора соразвития с личностями. Иначе чело-век не живет и не желает выражать собственную самость в угоду другим. Прагматизм и субъективизм общества, издавна известный в рамках капитального объективного отбора,
не может далеко отойти от отбора грегарного, процесса объективного очеловечивания (разумеется, совместно с человеком). Именно осознание жизни должно быть выше прагматических интересов. Особенно молодость: видит большое, но не видит малое. Поэтому так часто остается открытым вопрос, как быть с собой.
Законы человеческого счастья лежат в плоскости непрерывных смысловых доминант и понимания того, что в жизни нужно успевать к вечности, карабкаясь по уступам общечеловеческих ценностей. А не распускать «вожжи антирефлексии». Это в первую голову вплотную касается общего социетального мироустройства, и отдельных социумов в частности. Зло вовсе не таится в глубине человека. Грешно было бы не признать и то, что проблемы бытия и смыслов исходят, прежде всего, от их недостаточной осмысленности и осознания самим человеком. От недостаточного знания входов в вечное настоящее и выходов из него.
В качестве примера можно привести страдальческое выражение Ф. Достоевского о необходимости успевать за общечеловеческими ценностями, а не за плотскими удовольствиями: «Всякий-то теперь стремится отделить свое лицо наиболее, хочет испытать в себе самом полноту жизни, а между тем изо всех его усилий вместо полноты жизни лишь полное самоубийство». Да, нельзя любить без жертвы, но эта жертва должна быть оценена соответствующим образом и восполнена хотя бы нравственным действием. То есть в виде вечного.
Ошибки ума обычно действуют на человека более больно, чем ошибки действий, по-скольку при этом выказывают определенную степень духовной слепоты, которая расхо-дится с субъективно-объективной целостностью. Мы вынуждены все факты, события, ин-формацию перерабатывать на свой лад. Но этот лад должен быть ладным и в отношениях с окружающим миром. Так должен решаться вопрос «как быть с собой?» Только так появ-ляется возможность успевать в мире за вечным настоящим. Последнее открывается далеко не каждому и далеко не всегда – только тем, кто без оглядного страха думает и идет, идет навстречу вечному.
Как часто случается так, что рутина житейская захлестывает идеалы общечеловече-ских ценностей, будто человек угодил в пустыню жизни. У многих просто руки опускаются от лени или усталости в борьбе с невечным. У некоторых утренний автобус бежит бодро, а настроения нет – быт уже поставил «рогатули». И он «всю дорогу» так делает, сжигая любовь к жизни и желания успевать в «красном огне». Нам бы спросить тогда: «Это что за трушица?» Но нам отвечают непотребным образом: «Ты что, с молочного берега да на кисельный прыгнуть норовишь?» А то и по-другому: «Или много ума надыбал?»
Словом, видится непроглядная болотная тишь и гладь, где, однако, черти водятся. Как тут быть с собой, за кем и за чем успевать? Да, скажут, заслабо мир сделан, только людей мучает. А кое-кто, «спустив очей прохладу», берется за бутылку, а затем за гармошку, чтобы орать допоздна невнятное и невечное. Он не знает для себя иного выхода к «весе-лью». Позже, утром он говорит себе: «Меня все за уши дергают уже. Где оно, мое веселье? В похмелье, что ли?» Так и «вольную пятницу» захочется сделать. Глядит иной юро-дивыми глазами и не может толком понять что почем? Разве так успеешь к вечности? Скорее к шапочному разбору. Так и к обедне-то опоздаешь. К сожалению, искренность и откровенность минует нас. Каждый из нас мог бы осчастливить других и повести их за собой в добрые края, где безо лжи правда торжествует, и люди праведно живут, живут по совести человеческой. Но при условии, что они сами этого захотели. Тогда, может быть, захотели бы и Вы открыться миру.
А так получается замкнутый круг: все чего-то и кого-то дожидают. Некоторые вообще получают наслаждение только когда лежат. Такие особы даже и в гостях любят полежать на диване. Разве так можно успеть к жизни с ее вечной глубиной осмысления. Не говоря уже о самой вечности, даже если знаешь: что делать с собой. Вот тогда и приходит раз-очарование в жизни, мол-де: что это за жизнь – нет ни веселья, ни интереса, каждый день одно и то же. Кто виноват в этом? Только мы сами со своим подходом к вечному настоя-щему, которое-де нужно веселить. Если не видится иного выхода – тогда и не знает чело-век: что ему делать с собой. Пропадает жизнь на корню, даже не пытаясь взрастить могу-чими крыльями разума...
Из истории хорошо известно, что на заре 20-го века взрывным образом появились возгласы, что «материя исчезает». Их парировали, «исчезает предел видимости». Для нас важен вопрос, исчезает ли история? Исчезает и проявляется в ином обличье. Как и материя. Исчезнувшую историю мы не видим принципиально. При этом существует процесс (история), но в нем не существуем мы сами! Осколки древних империй лежат в основе современности – они «растворились» в ней, но дали жизнь новому. Так что история находится всегда при делах. Тайна не вдали, а в глубине нас. Значит, необходимо эту тайну открыть хотя бы для себя самого. Для того чтобы знать элементарное: как быть с собой.
Делимость истории на исторические события – это ее неделимость развития в вечное будущее. Исторические фракталы всегда заключают в себе большее, чем следы самого события – дух (направленность) эпохи. Делимость связана со структурой события, но не самой истории как процесса. Эта структура идентична структуре эффектора и ограничивается отсутствием связей (как это имеет место в исторических следах). Но эти следы очень часто оказываются востребованы. Тогда встает вопрос их актуализации – оживления прошлого в настоящее. Здесь, зачастую, человек пасует.
Событие исчезает при отсутствии связей. Сразу возникает вопрос: «Почему их нет?» Нет частиц связи? Они уходят в вечный процесс истории. Куда они деваются там? Не проявились. Почему? У настоящего фрактала нет связи с субъективным – это виртуаль-ная, «темная» материя, которой гораздо больше, чем материи обычной. Само исчезнове-ние исторического события, переход настоящего в будущее исходит от тенденции разви-тии – «темной» энергии? Будущее в этом отношении напоминает ад Данте – в нем все бурлит и кипит, но не проявляется само по себе. Власть над таким будущим находится у нас в голове, но само будущее нам неподвластно. Нужно иметь хотя бы ориентиры зна-ния, как быть с собой.
Будущее начинается тогда, когда рефлексия заканчивает анализ истории и переходит точку инверсии – происходит синтез: выдвигаются идеи и модели новых действий, что и есть будущее. Корни будущего располагаются в плодородной земле прошлого. То есть вечное будущее находится за границей дивергенции истории и начинается с началом ее конвергенции. Тот факт, что будущее не имеет своего эффектора, весьма знаменательный. Он освящает то, что процесс формирования и становления будущего не может проявить-ся. А значит, человек не может осознать чувствами собственное предназначение и смысл жизни.
Почему так происходит? Только потому, что процесс будущего не может быть зафик-сирован, он до последнего момента находится в стадии становления. И тогда только фор-мирование его с субъективной точки зрения оказывается готовым к его реализации. Бу-дущее попадает в объятия эффектора настоящего – и материализуется как явленное на-стоящее. При этом обязательно имеет место будущное ускорение в виде мгновенного дей-ствования. Так человек оказывается перед пропастью, в которую нужно бы не упасть. Оказывается, что объективное материализовано вечностью…
Все мы ищем и ждем «светлое будущее», а оно часто не приходит. Почему? Дело в том, что с будущим оказывается не все так просто. Его существование и становление за-висит не только от личности (явленного), или только от общества (процессного), но и от истории. То есть, знакомая нам троица субъективностей: личностная, социальная и при-родная – делает будущее. Поток будущих времен проистекает по широкой долине их вла-сти и действа, где он крепнет, набирает силу и – выливается, в конце концов, водопадом сияющего вечного настоящего.
В человеческой истории личность строит свои планы на будущее, которое в первона-чальном варианте отражает его чаяния и желания (первичная модель будущего). Затем происходит (или стереотипно-автоматически, почти одновременностановится) рефлексия, обычно в целой серии зигзагов – взглядов на прошлый опыт. Так получается вторичная модель будущего. Где же находится этот «Страшила» от смеха? В самом человеке, поскольку очень многое зависит от его разумных действий. Хорошо, если он знает: как быть с собой. А если нет?
Тогда происходит действо помимо него. Происходит учет процессной истории (инте-ресов общества) в виде общечеловеческих ценностей, которые частично осваиваются, частично отвергаются с согласия с собой (снова в результате серии рефлексий). Это выражает действие связки «Я – для себя» – «Я – для других» и касается равновесия грегарно-капитального отбора. Так формируется третичная модель будущего. Затем она может еще долго дорабатываться в поисках (часто мучительных) до оптимального варианта будущего. Так достаточно сложно происходит становление будущего. Мы для наглядности опускаем часть существенных деталей от общества и истории, которые выражают их участие в формировании будущего. Будущее и возможности приближения к вечному настоящему находится в нас самих, и от нас самих зависит его существование. Но…
Однако процесс будущего не является индифферентным и рабским созданием, цели-ком зависящим от самостийных действующих лиц истории. Он также вполне угрюмо-самостоятелен в своем развитии, поскольку не может быть согласованных действий сразу трех заинтересованных сторон. Обязательно появляются размолвки, которые, так или иначе, решаются самим процессом вечного будущего. Как это происходит? Например, всякое искажение общечеловеческих ценностей со стороны государства вызывает отчуж-дение личности в виде антирефлексий. Человек не всегда желает успевать за развитием и существованием мира.
Личность начинает строить свое будущее сама, вернее, наедине со своими моделями будущего. Часто благодаря сглаженной рефлексии они начинают не соответствовать эф-фектору истории. Он в виде долженствования пытается корректировать последние по-ступки в обличье процесса будущего – будущее для личности оказывается совершенно не таким, каким оно представлялось в ожиданиях. Так происходит развитие настоящего бу-дущего. Вот только человек при этом далеко не всегда знает: как быть с собой.
Сущность вечного будущего выражается в обеспечении интересов общества и лично-сти, то есть в регулировании. Но будущее это не только борьба с навязываемыми ему объективными установками. Это и сопутствующее глубокомысленное самовыражение, и самообразование, и самоорганизация. В мечтах и в реальности понимания человеком, что в жизни нужно успевать. То есть происходит неказистая борьба «Я – для себя» и «Я – для других», что является субъективной формой регулирования грегарно-капитального равновесия. Такая борьба во многом отличается от сочетанного внешнего интереса (в согласии с обществом и природой), поскольку зависит только от личности. Недовольство собой – признак думающего человека.
При этом могут происходить существенные девиации субъективно-управленческих структур с отходом от общечеловеческих ценностей. Это нежелательные издержки фор-мирования будущего, которые происходят либо от самоупоения, либо наперекор традици-ям. Такие действия требуют исправления. Тогда субъективное единичное будущее должно входить в соответствие с процессом вечного будущего. Такое происходит главным образом за счет истории, которая правит даже непоправимое (вспомним горькую пословицу: «время лечит»). Более верно говорить: «История лечит». Именно история окончательно доводит будущее до адекватного состояния связи личности с обществом. При этом личность начинает понимать, что нужно успевать за обществом, а значит, за вечным будущим.
Касаясь вопроса самостоятельности будущего, необходимо отметить, что в некотором аппроксимированном отношении можно говорить о феномене будущего как самостоя-тельной структуре. Она исходит из ноумена прошлого. И наоборот: нужно говорить о но-умене будущего (процесса вечного будущего), исходящего из феномена прошлого (явлен-ной истории). Тогда насколько объективно существует будущее? Настолько, насколько случайно то или иное историческое событие. Поскольку теория вероятности в данном случае неприменима, то объективность будущего скрывается за субъективностью исто-рии. Это может означать безальтернативный путь познания человеком самого себя, чтобы осознавать: как быть с собой в той или иной ситуации.
Будущее постоянно находится в процессе развития, прошлое – в явлении общего раз-вития, настоящее – в процессе субъективно-объективной связи (в ходе трансформации процесса в явление). Как вообще образуется прошлое? В ходе развития – при проявлении процесса будущего в вечном настоящем. Но такое появление может быть как субъектив-ным, так и объективным, а прошлое всегда субъективно. Значит должны существовать уканоненные законы природы, по которым субъективируется процесс будущего. Они есть, основной из них: проявление объективного в субъективном.
Значит, будущее проявляется всегда, но вне временных рамок. Есть ли законы у про-цесса? Процесс един, и закон у него один – направленность. Благодаря этой направленно-сти, существует самостийное будущее. Существует человек, благодаря своей направлен-ности на успевание в жизни. Существует ли субъективно-объективное вообще? Сущест-вует, так же как сама история (субъективно-объективный процесс связи). Насколько объ-ективно будущее? Настолько, насколько оно проявляется. Насколько оно субъективно? Это уже зависит от истории, вместе с которой существует вечное будущее. А возраст у вечного молодой, даже младенческий, если это слово вообще применимо для процесса. В вечном настоящем человек обретает себя – тогда он точно знает, как быть с собой.
8.
Может это прозвучит парадоксально, но человек не живет настоящим. Оно для него лишь «передаточный» пункт. Он живет будущим и прошлым, связывая их воедино. Это получается совсем не так, как в известной песне о миге: «…именно он называется жизнь…» Вечное настоящего трансформирует будущее как процесс – в прошлое как яв-ление. Настоящее это процесс связи процесса и явления, равновесно направленных на материализацию. В этом отношении он схож с физическим отбором. Вот только человек этого часто не замечает за суетой материального бытия.
Более того, настоящее ответственно за структуризацию истории; тогда человека мож-но считать за соответствующую структуру истории. Но как процесс оно неизбежно разде-ляет эту ответственность с субъективным. А поскольку человек одновременно представ-ляет собой и объективное и субъективное, то его ответственность за будущее оказывается сдвоенным эффектом. Двоеверие рефлексии отражает это «оскуднение» настоящего, од-нако и эта «страна святых чудес» имеет свой мечтательный элемент. То есть новое буду-щее, которое должно становиться вечным, если человек успевает к нему.
Поэтому с точки зрения настоящего история одна – это истинная история. Но не как «вещь в себе» в заторможенном виде исторической иллюзии – как процесс, который не имеет, ни начала, ни конца. А с «подключением» таинственных субъективных сил недос-таточного понимания того, «что должно быть» – эта истина размывается множеством субъективных трактовок. Именно поэтому нам кажется, что история нас ничему не учит. Она учит непосредственно общество. А через него и каждого человека, который должен осознавать собственную миссию.
Настоящее существует, а значит это также процесс. А не какой-нибудь там «миг» или «зазор». Но его существование настолько неуловимо субъективно (это мгновение), что, кажется: вот он миг, ты поймал его. Однако пока ты даешь себе об этом отчет, этот миг уже ушел в историю. И попробуй-ка: поймай-пойми, как быть с собой. Такой взрывчатый динамизм настоящего может возомниться апокалиптическим окрасом. Поскольку за ка-кое-то мгновение, собственно, ничего не успеешь сделать по коррекции уловленного в процессе совершения действия неладного, незапланированного моделью будущего, кото-рую начал реализовывать. Значит, надо формировать и оптимизировать модели будущего еще более тщательно. Особенно это касается адекватного учета гипертрофированной функции прошлого. Становление вечности происходит в рамках прошлого. Это и будет то, «что должно быть».
Тем не менее, настоящее существует не само по себе. Если это процесс, то он может существовать и становиться только совместно с явлением. Это явление – прошлое, или явленная история. То есть настоящее и прошлое представляет собой диалектическую связку, их не оторвать друг от друга. Если развивается настоящее (хотя бы в силу объек-тивных обстоятельств) – значит, будет развиваться и прошлое (правда, не как прежнее яв-ление, а как другое явление, нежели то, которое должно бы быть). Религия прошлого, его «монастырская собственность» настоящего имеет вполне определенные корни. Они ходят далеко в землю, то есть в процесс, с которым предстоит «сочетаться» настоящему в виде будущего. Как видим, эта «неразлучная» троица всюду преследует друг друга, и это ока-зывается вполне диалектичным. Настоящее вечное трудно уловить человеку, который не знает, как быть с собой.
Однако настоящее, как процесс, развивается вне времени, а у явленной истории есть временные регуляторы и рамки. Качественно развитие настоящего несопоставимо с яв-ленным смещением количества. Поэтому материализация настоящего (вечное настоящее) всегда проходит через стадию структуризации истории. Имеется в виду расположение и ранжирование исторических событий и фактов не только в своей хронологии, но и по степени своего перспективного влияния на будущее. Это нравственное чувство настоящего, которое задает тон в стремлении субъективности человека бежать наперегонки с рефлексией. Нравственное обычно подталкивает: нужно успевать.
В данном случае осуществление действия следует подтормозить саморефлексией. На-стоящее имеет сугубо радикальный механизм образования. «Свободные радикалы» реф-лексий разносятся метеорами по всему процессному «полю мышления», так что бывает трудно уловить оптимальные связи. При неадекватной формализации рефлексии лично-стью – вполне возможна цепная реакция обструкции, которая передается по каналам объективации прошлому. Жизнь ставит нас не перед временем, а перед вечностью: если не успеваешь, значит, не знаешь, ни себя, ни жизнь.
Отсюда вытекает немаловажный фактор формирования (становления) прошлого на-стоящим. Феномен настоящего в истории заключается еще и в том, что оно постоянно «пожирает» историю. Подобно тому, как время пожирает пространство у известного пул-ковского астронома Н. Козырева в его модели развития. Благодаря этому качеству, время существует само рядом с процессом развития. При этом оно постоянно формирует все но-вые и новые исторические структуры. В этом ракурсе рассмотрения настоящее должно преодолевать диссонанс прошлого. А сам человек учиться у истории: как быть с собой.
История это не множество совмещенных фактов (пусть даже совпадающих, статисти-чески разупорядоченных) – это процесс развития настоящего. Более того, оно постоянно поет сонеты будущего под музыку прошлого. Но настоящее это еще и проявление процес-са будущего при его синтезе с прошлым. Зачем же сразу допускать в настоящее «черта понюхать своей собачьей мордой своей христианской души» (по Гоголю)? Пусть он ис-чезнет при формировании будущего, чтобы не мешался успевать за жизнью. Иначе такой фарс совсем расшатывает нервы и фибры истории и человека…
Течение истории невозможно выразить какими-то либо геометрическими фигурами, например, спиралью, как у Гегеля. Все зависит от «зигзага развития», когда субъективные действия происходят возле тренда объективной направленности, пульсируя и выправляя этот тренд. Этим объясняется пульсация истории. Но этот «зигзаг» видится только из на-стоящего (от субъективного). Тогда будто «пересыщенный раствор» будущности в опре-деленные моменты «взбрыкивает» – выбрасывает реактивные «струи» корректировки развития и перехлестывает траекторию смыслового тренда. Это происходит в результате «катализа» настоящего историческими «флюидами» автоматического (подсознательного) действия человека, осознавшего свой путь.
Картину развития вечности субъективно создать невозможно уже потому, что она должна быть четырехмерной, что для настоящего неисполнимо. Ирония вечного или ис-тины оказывается такова, что их никогда не догонишь. Настоящее «уплывает» в прошлое мгновенно. Но оценка исторических событий из настоящего по статистическому распре-делению мнений относит истинное, процессное к настоящем. Оно относит человека к прошедшему настоящему, из которого он должен черпать собственные понятия о жизни... Это истинная история.
Некоторые исследователи говорят о наличии «белых пятен» в истории. Есть ли они? Нельзя познать бесконечное. Белые пятна существуют, они из настоящего, которое как процесс невозможно полностью описать явлениями. Налицо оказывается цепь: явления – детали явления – микродетали явления – исчезновение явления – человек, который учи-тывает явления своей субъективностью в вечном настоящем. То есть эти исчезнувшие яв-ления не проявляются в истории. Зеркало рефлексии – это настоящее при взгляде со сто-роны – оценка модели поступка и далее обязательное действие (собственно следующее настоящее). Так происходит развитие как истории, как и самого настоящего, тесно свя-занного с ним. Оказывается, что таинственная сила памяти заложена именно в настоящем. Поэтому вечное настоящее открывает человеку глаза на смыслы его существования, каким оно должно быть.
Трудно предугадать пути долгосрочного развития истории, но, постоянно приближа-ясь к нужному времени, – можно его предвидеть «вблизи». Важно видеть ближайшее бу-дущее, тенденцию развития настоящего. Это дает человеку понимание того, как быть с собой. Стратегические прогнозы можно делать только по аналоговой схеме. Здесь силы среднестатистического человеческого разума недостаточно (мы вообще почему-то пре-возносим его могущество), нужен исторический разум, нужна фантазия настоящего, ну-жен доступ к вечному настоящему…
У настоящего как ноумен-феномена есть начало, но нет конца! Начало находится вне истории (возможно, это процессы в «черном» виде: «темная» материя и такая же энер-гия?). Все в явленно-настоящем мире относительно-конкретно: если имеется некое «нача-ло» – то необходимо знать: относительно чего? Материя проявилась – это уже «божест-венное» начало. Если у нее есть начало локальное, то конца у такого начинания не может быть – его нет по причине такой, что проявленное уже стало связанным с процессным. Это есть конец нелокальный, который не принадлежит явленному и потому в расчет не принимается, например, как «темная» материя. Подобное может происходить и до стран-ного наоборот.
Настоящее – это процесс неуклонного разворачивания будущего. Прошлое – явление процесса такого разворачивания. Настоящее – процесс трансформации будущего в про-шлое, процесс трансформации объективного в субъективное – оно не может существовать одно. Поэтому бывает трудно понять: что есть что в этой статико-динамической троице, которая «крутит-вертит как хотит шарик наш земной». Поэтому человеку бывает непросто видеть себя и свое участие во всей этой «кухне мира».
Вечность существует и проявляется – в исторические события. Но она не может суще-ствовать сама по себе, поскольку необходим субъект! Это требование неформального ис-торического дискурса как актора истории. Нужна определенная комплементарность ког-нитивного образа вечного. При этом сам режим исторической комплементарности приоб-ретает характер реципрокности с настоящим при имплицитности будущего. Такая форма-лизованность исторической имплицитности обусловлена ее сосуществованием с челове-ком, который обрел знание себя.
Настоящее есть моментальный срез процесса материализации. «Срезает» настоящее всегда субъективное, но сам процесс материализации продолжается до бесконечности. Например: утро, мы встали, глянули в окно, увидели Солнце – запечатлели этот момент улыбкой. Так мы поймали момент процесса материализации, материального. Этих мгно-вений может быть великое множество, и все они сразу уходят в вечность, хотя бы в нашу память. Если фотографировать каждое такое мгновение, то получится набор картинок, которые можно потом рассматривать как вечную историю.
Настоящее уходит в вечное потоком, независимо от нас самих. Понятно, что это объ-ективный процесс материализации, направляемый историей, которая продолжает сущест-вовать и в настоящем. То, что начинается неуловимо-объективно, обязательно заканчива-ется явленно-субъективным – и наоборот. Но существует не только то, что проявляется. Настоящее существует в процессе и до проявления, хотя бы в ходе рефлексий, в моделях, которые затем реализуются, уходят снова и снова в вечное Важно, чтобы эти модели ис-ходили из понимания человека, что нужно успевать действовать.
История существует как поляризация связки прошлое – будущее, осуществляя связь через настоящее. Но настоящее субъективно, без него настоящее шло бы потоком в виде процесса незаметно для нас. Однако прошлое уже не субъективно, к тому же, оно пока еще не вечность. Оно, так или иначе, рано или поздно будет замечено и задействовано. Однако человек тем и существует, что участвует в объективации, в проявлении настояще-го. При этом саморазвитие не цель для человека, а лишь средство. В самопознании чело-век обретает понимание, как быть с собой.
Настоящее живет в истории субъективным временем. Временная отсечка мира может проявлять множество событий, переходящих в ранг исторических. Но таких событий мог-ло бы быть много больше, если бы их больше фиксировали и проявляли. Имеется в виде эффективная плотность событий – характеризующая интенсивность существования на-стоящего. Все настоящее из его процессного потока уходит в вечное невостребованно и безвозвратно для субъективного. Но невостребовано ли оно для объективного? Конечно, нет, даже непроявленный, слепой поток настоящего корректирует направленность про-шлого на идеализацию. Непроявленное из процесса настоящего – настоящее ли оно? Субъективно нет, объективно да.
Настоящее субъективное должно быть связано с настоящим объективным. Только в таком случае субъективность человека имеет право развивать то, «что должно быть». Если эта связка нарушена, настоящее для субъекта просто перестает существовать. Но развитие на этом вовсе не останавливается, так как процессное настоящее находит-таки свое явление. Хотя бы в прошлом – в виде неявного, но проявляемого впоследствии как новый поступок, новое вечное будущее. Нужно только успевать…
Обычно считается, что «любой исторический факт – элемент объективной реально-сти». Так ли это? Если считать за объективную реальность нечто явленное, то о вечном в данном случае речь вообще вести невозможно. Как и о настоящем. Исторический факт (событие) это безразмерное проявление вечного, а не элемент процесса настоящего, кото-рый не имеет к объективной реальности никакого отношения. Если говорить об элементе, то имеется в виде некоторая «заикающаяся» повторяемость, закономерность. «Повторяе-мость в истории» – за счет циклоид, развития по спирали и тому подобные «умности»– вся эта тавтология есть атавизм от материализма. На этом пути человек вряд ли узнает: как быть с собой. История не повторяется никогда, как не повторяется и настоящее. В лю-бом самом маленьком явлении всегда можно найти массу отличий от другого явления. Если только не делать субъективно-грубую оценку. Такую, например, когда в первом приближении два явления настоящего кажутся одинаковыми, повторяющими друг друга. Подобное имеет место и в практической жизни. Вообще, процесс вечного, процесс настоящего (и их эффекторы) это «части» процесса развития. У процесса (потока) нельзя «дважды войти в одну и ту же воду». Так и человек: ошибок много, все разные, трудно ему понять, как быть с собой в каждый момент бытия.
Процесс вечного в ходе своей трансформации в будущее проходит объективацию – перевоплощение как процесса в явление, в объекты социальной значимости. Это общече-ловеческие ценности, категорично представляемые обществом личностям для действия дальнейшего грегарного отбора (для повседневной ориентации и усвоения этих ценностей и дальнейших соответствующих поступков). К их числу можно отнести традиции, обычаи, обряды, культуру, мораль, нравственность, нормы, законы и прочие субъективированные акты исторического развития общества. Они помогают человеку очеловечиться, то есть, понять смысловые доминанты существования: «Как быть» и «Успевать».
Тем самым личность оказывается объективно сориентированной в своем будущем в виде: «это можно, это нужно, а это нельзя…» Таким образом, общество постоянно деле-гирует личности грегарный запрос: «Что! Что ты должен делать». Так готовится к прояв-лению и материализации будущее, поднимающееся из далеких глубин вечности перво-бытного общества и ее истории, из будущного прошлого. В бытийном понимании буду-щего нет вовсе – есть лишь тенденция существования, идущая от истории, которая непре-рывно реализуется нашим паритетным участием. А в природе – благодаря несоциальным отборам. Это и есть разумное «что должно быть» для каждого человека.
В любой обстановке личность берет это «что должно быть» во внимание. И при выработке модели любого поступка (сознательно или автоматически-подсознательно) – субъективно отвечает на запрос общества: «Как быть с собой». То есть вводит определенный объект-явление грегарного отбора в субъективный процесс корректировки (процесс субъективации потенциально разрешенного поступка). Так становится очевидным, что не может быть границы между будущим и настоящим, как нет времени ни у настоящего, ни у будущего, они есть только у прошлого. В этом направлении действует это пресловутое «как быть с собой», которое призван усваивать каждый человек.
Например. Человек вспомнил, что завтра у его жены день рождения. Сразу в память приходит требование обычая в виде вопроса «Что?»: «Нужен подарок». Человек задается вопросом: «Какой лучше?» Нормы эстетики подсказывают: «Цветы». Вопрос: «Какие?» Ответ: «Розы». «Сколько?» – «Хотя бы три». «Где лучше?» – «Там-то». «Когда?» – «Ве-чером после работы»… Так человек осмысливает и осознает «что должно быть» и «как это сделать», что равносильно пониманию: как быть с собой. Так требования объективно-го обычая вводятся в субъективный процесс дарения цветов. Так будущее из прошлого становится будущим настоящим – все по той же известной схеме: явление первое – про-цесс – явление второе – процесс и так далее. Зачастую человеку кажется, что «законы гу-бительно тупы». Но зато потом чувствуется, что их «исполнение спасительно лукаво». Так осуществляется связка: общество – личность. Так встречается «остров сирен» будущего с прозрачностью вечного настоящего. Так человек развивает свою субъективность «Я» - «Не-Я».
Необходимо заметить, что в отношениях личности с обществом всегда проходят два потока вечной связи. Первый – от общества, как процесса, к личности (процесс представ-ления потенциального будущего в разрешенных рамках). Второй – от личности к общест-ву (процесс усвоения потенциально возможного поступка – осмысление, построение сво-ей модели на этой основе – и реализация его в окончательном варианте как ответ общест-ву в настоящем виде). Связь этих двух потоков в субъективности личности позволяет вы-рабатывать видение: как быть с собой не только сейчас, но и в дальнейшем. Так становит-ся самость. Кипит-бурлит реакционноспособный раствор вечного будущего, выливается в слепой поток, который останавливает настоящее.
Вечное будущее можно рассматривать в широком и узком (человек) смыслах. В широ-ком значении этого слова процесс вечного осуществляет потенциально-кинетический синтез будущего и подспудно существует и развивается вместе с ним далее. В узком приложении будущее развивается как бы само по себе, так что в лучшем случае можно поймать лишь «брызги солнечного света», а не будущее. Причем связка прошлое-настоящее более сдвигается в прошлое-будущее, имея в виду идеи: простое предложение исторических событий (как представленное) переходит в усвоение и связывается с будущим. Так делается вечное настоящее, без которого человек даже на секунду вперед не знает, как ему быть…
9.
Еще много лет тому назад Ф. Достоевский считал, что «…порочные люди все-таки молятся добродетели. Этот факт первой величины и ужасной глубины». Но и теперь такие люди встречаются. При этом понятно, что они чувствуют жизнь иначе, они обычно не общаются сами с собой по доброй воле, а чаще всего отмахиваются от откровений и от себя самого. Они молятся, тем не менее, только о себе, выжидая и на что-то еще надеясь. Правда, такая надежда, не подкрепленная действиями навстречу удаче, обречена неосу-ществимостью. Наконец, они не менее мольбы выжидают и по-детски мечтают, что манна небесная радостно свалится им на голову. И тогда…
Таким образом, это еще не конченые люди, но самим им из болот, в которое они сами загнали себя, без посторонней помощи не выбраться. Вот Вам и общечеловеческие ценно-сти, которые оказались отринуты, сознательно или нет. Вот Вам и общество, которое, ка-залось, должно бы помогать, в том числе падшим. Но снова и снова при помощи все тех же общечеловеческих ценностей, а не некими материальными подачками. Честь обычно сильнее физической силы. Но если честь разменять на силу (плотские удовольствия без должного общечеловеческого осмысления), то она приводит человека к такому гнилому месту, где только лешие испуганно ухают и норовят забрать Вашу душу. Цели человече-ские вековечные должны бы видеться сквозь частокол житейских передряг. Если человек их не видит, значит, у него нет будущего, и он уже опоздал говорить даже слово. Радость как выражение сакрально-откровенного в условиях непрерывно-вечного настоящего на-столько широко варьирована жизнью, настолько индивидуально-дифференцирована, что по ее качеству можно судить и безошибочно определить качество самого человека, пони-мания им смысловых доминант…
Вот только захочет ли каждый человек открывать до конца интересы и мотивы своей радости – хотя бы самому себе? Поэтому они кажутся им неким фантастическим. Если этого не достигается, то никакая помощь извне не поможет. В наш век многое стало с ног на голову и открытость обычно даже не считается символом силы, а, скорее, признаком глупости и болтливости? Прав ли был И. Гете, когда высказывал мысль о том, что «…и в своих темных блужданиях люди все же сознают правильный путь»? Очевидно, мыслитель прав, даже порочные люди осознают абсолют и общечеловеческие ценности. Вот только рассматривают они их издали, как будто они не имеют к ним никакого отношения. Так – как картинку видят, созерцают, лицезреют и… забывают снова. Таких люди не признают, считают, что будто сами съели с ними пуд соли и поняли, что ели напрасно. Но разве можно есть напрасно? Как тогда быть с собой?
Поэтому ценности, выработанные веками, кажутся таким людям неким фантастиче-ским, обманным и несбыточным образом в далеком ореоле заката. Говорят, что порядоч-ный человек должен иметь совесть перед собой, а не в себе. Далекого ума человек – тем более. Где же Вера? Без ее совета любое дело плохо пахнет. Неужели она в страхе перед смертью? Ведь чем более человек не знает «что делать с собой», чем он ниже пал, тем у него больше страха смерти? Который оказывается «тем больше, чем хуже жизнь» (по Л. Толстому). Известная истина: вечно прибывать – значит, не существовать.
Казалось бы: чего бояться изгою? Да он боится самого себя, он в ужасе: что он сделал с самим собой? Он и боится того, что не знает «что делать с собой». Отсюда видна отчет-ливо глубина его падения. Развлечение не может утопить нас в несчастье. К тому же оно само по себе несчастье, если отрывает от жизни, не дает самой возможности успевать к вечному настоящему, и даже к «разбору шапок». Тот же Б. Паскаль считал: главная беда развлечений в том, что «…они мешают нам размышлять о себе и нечувственно губят». Плохо, когда чувственное не связывается с нечувственным.
Плох тот человек, которого без развлечений и созерцаний охватывает тоска. Если бы эта тоска принуждала нас успевать действовать. А то ведь, зачастую, от тоски мы вовсе раскисаем и кажемся самому себе противными. Тогда развлечения заставляют нас «неза-метно приближаться к смерти». Особенно если «голову в школе наукой свихнули» и в университете «только хлеба есть научили». Таков получается работник, что от него работа плачет. Тоска, хоть «помирай до завтра?» Добродетель не требует необыкновенных усилий, достаточно бывает повседневной человечности по отношению к себе и людям. Тогда самоотчуждения могут уйти сами собой. Доброе дело оно всегда доброе.
Мне самому доводится временами подхватывать ощущение, когда не знаешь «как быть с собой». Обычно это проявляется после завершения крупных дел – тогда чувству-ешь некоторое «истомное» опустошение и даже изолированность, если не отчужденность от окружающего прекрасного. И от не очень, но процветающего мира. Очевидно, в таком случае наступает время обращения – начала переосмысления старого и серьезного обмоз-говывания новых идей.
Обычно такие подвижные состояния, когда тебя корежит, не приносит роковых по-следствий характеру. Более того, к нам приходит валом новая волна чувств, побуждаю-щих к активной и даже лихорадочной деятельности. Но только после достаточно малого по длительности периода беспокойства. Он во многом похож на процесс бурной активно-сти осмысления, а не на состояние отдохновенного покоя и бездействия. Полного, однако, работы мысли по крупному счету. Это уже можно охарактеризовать периодом хаотического поиска во всех направлениях и утверждением найденного оптимального пути. Пути, который соответствует объективным общечеловеческим ценностям. Иного не дано, и по этому пути необходимо успевать, хотя бы за собой. Наверное, это свойственно каждому разумному и ищущему человеку: нечто своего рода «зигзаг развития» после «бифуркации мысли». Тогда происходит обращение – смена настроений и охот, действия и мышления. Положительный «этап» непрерывности, континуум существования в вечности сменяется отрицательной поляризацией субъективности. При этом становится торможение субъективно-объективных равновесий. Но со значительной активацией глагольных ментальных модусов в субъективности человека.
Как правило, одновременного усиления деятельности всей субъективности с включе-нием терминальных действий у разумного человека не происходит. Импульсивность и даже аффектация поступков свойственна вспыльчивому или неадекватному человеку, у которого раздвоенность помыслов и поступков приобретает патологические черты. Обычно таких людей преследуют неудачи. Именно они чаще других сетуют на судьбу, совершают решающие ошибки, не зная, как быть с собой перед встающими вопросами.
Однако таких людей было бы опрометчиво и даже некорректно причислять к безрас-судным персонам. Часто это высокоидейные и нравственные люди, а отходить от вечного их заставляет перенацеленность на что-то одно, с их точки зрения, наиболее важное. Та-кое, зачастую, приводит к нарушению равновесия осмысление-осознание их субъективности. Обычно в таком случае при хорошей идее ее актуализация хромает недоучетом окружающих обстоятельств и факторов. Такой человек чересчур желает успевать в вечном настоящем, он знает «как быть с собой», но его подводит чрезмерность ментального в ущерб чувственности.
Чрезмерное завсегда уродливо; даже большая красота вянет в обычном представлении, поскольку ей требуется большее видение. Увлеченность проблемами эстетического харак-тера легко может приводить к недооценке собственного «Я» и разрыву связки субъектив-ности в виде «Я» - «Не-Я». Как следствие при этом проявляются черты аскезы. Подобное позволяет утверждать, что этот чрезмерно увлеченный красивой идеей человек потерял контроль над собой. Он мучительно не может найти согласие с самим собой и, следова-тельно, не знает, «как быть с собой». Его бытийная размягченность играет с ним злую шутку. Может быть, это пример источника зла в добре? Так или иначе, такому человеку необходимо срочно переоценивать ценности и ставить задачи, адекватные своему субъек-тивно-объективному равновесию самости. Это значит, нужно вновь обращаться к процес-су усвоения и развития общечеловеческих ценностей, чтобы успевать за вечным настоя-щим. И успевать – ох, как нужно!
Иного человека судьба так отругает, что до смерти хватит. Но нужно понимать, хоть и наливается при этом сердце свинцом, что его собственная вина не менее, чем вина судьбы. Зачем тогда носить траур по своей собаке, если от самого уже старьем запахло? Тогда нужно срочно спасать себя, а не траурничать и посыпать голову пеплом. Человек, если хочет, может заболеть чем угодно, вот только был бы при этом здравый смысл. Только привыкнуть к чему угодно он не может, поскольку в противном случае он был бы уже не человек.
Здравый смысл чаще всего вытекает из знания «куда девать себя», а не считания себя с усами из когорты сорока бессмертных. Вечное настоящее не терпит снисходительства и панибратства уже потому, что оно непрерывно изменяется, а эти позорные качества за ним явно не успевают. У вечного есть аксиома: добрая мысль должна соответствовать доброму делу. Плохая мысль не может создать вообще ничего: ни доброго, ни злого. То-гда можно говорить, что он-де: «умер от того, что боялся жить». Поскольку жить с плохи-ми мыслями принципиально бессмысленно и невозможно. Когда человек не знает «как быть с собой» это означает первые, но грозные симптомы отставания от вечного настоя-щего. То есть от самого себя в своей бессамости. При этом он, как правило, бывает расте-рян духом, неуверен в себе и окружающем его мире. Его Вера вообще ослаблена до такого предела, что процесс обналичивания Веры в надежду почти затух. Все это следствие надрыва или разрыва непрерывности мышления или разбаланса помыслов и действий.
Кроме случаев явных неудач или ошибок, такое может быть обусловлено элементар-ной ленью, когда проявляется равнодушие и торможение действий при явном неуважении собственной персоны. В таком случае для человека выступает на главный план позорное качество типа: «Один с факелом, а четыре сзади идут». То есть, хоронится всякая добрая мысль, а в голове либо пустота, либо мыслишки о сладострастии. Такой человек может еще рассуждать очень даже витиевато и будто бы заумно: «Раньше люди с совестью были, а теперь как нелюди без совести…» Таким образом, человек оказывается обижен на весь свет за то, что он сам такой?
Во всех описанных случаях незнания «как быть с собой» в качестве заглавного лейт-мотива и причины отставания от жизни служит нарушение целостности субъективности личности. Нарушение либо по собственной воле, либо по вине обстоятельств, вследствие неудач; а то и без воли вовсе в канве аффектации. Если про первых в народе обычно говорят: «Ума все ничего стало, а теперь и ничего не стало», то вторые нуждаются в повышении уровня притязания, хотя бы путем обретения Веры.
Растерянный человек смотрит на окружающих как «черт на дьявола», то есть вызывает понятное сожаление. Однако такое аффективное состояние требует, прежде всего, адекватного самосознания, может быть, самообразования со становлением определенных целей в жизни. По крайней мере, аффектация обычно проходит, как это можно заметить со стороны, сама собой. Жизнь продолжается, а растерянность переосмысливается, «перелопачивается» объективными тенденциями, которые взывают к смыслам. После этого может наступить период эйфории – процесс обретения себя. Тогда человек может так осмелеть, что «даже жены своей перестанет бояться». А сам становится рад подъему так – как черт черной ночи. Встретишь такого, поглядишь, улыбнешься озорно. Так и подмывает сказать: «Как, ты жив? А я у тебя на поминках был». Конечно, это шутка, но кто виноват, если человек уже было потерял себя. Хорошо, хоть нашел снова.
Неуверенность в себе требует обретения серьезной Веры не только в себя, а вообще – большой Веры в жизнь, в вечное ее торжество. Тогда такой уверенный человек будет ус-певать во всем. И дело здесь даже не в том, какая Вера. Ведь за очень малыми исключе-ниями даже никакая религиозная вера не учит чему-то помимо общечеловеческих ценно-стей. Более того, такая Вера опирается на них как на духовность и человечность. Если же Вера не религиозная, а смысловая, вселенская – тогда и говорить или опасаться не прихо-дится. Потому что такая Вера сама развивает общечеловеческие каноны.
Что касается лени, то здесь разговор должен быть короток: она требует только одного – потрясения. Потрясения одиночеством или краем гибели. Она требует одного редкост-ного лекарства, которое обычно дает бесплатно некий волшебник. Говорит он ласково. Да еще и приговаривает: «Дам, дам я тебе того, что собаки есть не станут…» Что именно, нетрудно догадаться. Тогда человек поблагодарит вечный мир и жизнь за обращение да еще сам себе скажет упрямо: «Ты что тут дремотой торгуешь, Иуда-сорокосребренник?» Словом, покойник ожил и поприветствовал вечное настоящее.
Обретение Веры наиболее важный момент процесса становления и обретения самого себя. Даже лентяй, находя Веру, находит себя. Еще и удивляется. Это как путеводная звезда по жизни, которая указывает: куда идти и как быть с собой, чтобы успевать к веч-ному бытию. Однако, с другой стороны, Вера сама по себе не приходит. По единственной довольно банальной причине, что она уже находится в нас. Нужно только не заслонять ее нытьем или плотскими удовольствиями. Необходимо хорошенько отрегулировать равно-весия жизни: ментальное с биосоциальным потоком, осмысления-осознания, субъективно-объективное.
Для этой цели существуют общечеловеческие ценности, от которых нам никуда не уйти. Которые, наоборот, нужно встречать, усваивать и привечать, развивая для других, для дальнейших поколений и эпох. Это и будет та рука помощи со стороны объективного –
чтобы упорядочить Вашу подгнившую и заржавевшую от плохого ухода субъективность. Это рука помощи страждущему со стороны общества и внешнего окружения через ваши внутренние смыслы. Целостность субъективности гарантирует личности адекватность восприятия, эффективность мышления и их связь между собой. Это означает не что иное, как знание «куда себя девать». Часто в жизни вечное оказывается не таким уж страшным, как его малюют «сверху», а потому это многим людям так кажется страхом. Особенно тем, кто вступил в «полосу неудач», якобы, по вине судьбы-злодейки. Нам ведь нужно обязательно попробовать материал на зуб, а вечность оказывается нематериальным мате-риалом, и потому зубам не поддается.
Зачастую, мы слушаем прошлое вполуха, а то и в четверть уха. Но оно требует осо-бенного внимания – без нашего великого желания учиться, не станет учить. Вот и получа-ется «как обычно», что «на карнавале черту рога обломали». Так оно у неразумных бывает среди вечности. Да, струны златозвучные гитары вечного настоящего не поют в раю, так как там давно уже поминки по утраченным святым. Обычная картина – будто бы, кажется, что враги сбегаются со всех чужекраин, чтобы человек не узнал свое в чужом, но и не продал добро жизни холоду Вселенной. Стоит протянуть «волчью лапу» непрерывности, и она когтями порвет ее целостность. Тогда остаемся мы у разбитого корыта: не то чтобы мы не успели в жизни, но и потеряли себя, не зная, как быть с собой.
Законы диалектики диктуют: нужно успевать. Диалектически: все постоянно изменя-ется. Непрерывное вечное «ломает» человека, говоря ему: успевай. Почему происходят у нас качественные изменения? Потому что мир не может все время изменяться только ко-личественно. Он и сам, наверное, далеко не всегда знает: как быть с собой. Особенно если учитывать факт необходимости соразвития его с человеком. Диалектизация личности это не углубление его раздвоения, а уменьшение «зазора» его с социумом и природой. Вот как нужно быть с собой. Трансцендентная идея и имманентное начало всегда существуют внутри человека. Откровение это выход наружу этой диалектической связки. Нужно успевать. Человек обычно проходит мимо собственного раздвоения, если стремится к вечному настоящему напрямую. Тогда он наверняка знает: как быть с собой.
Поклонение прошлому должно предшествовать освоению вечного настоящего и соб-ственно жизни. Не знаешь, как быть с собой? Обернись к прошлому. Человеку кажется, что он вбирает в себя все; но почему тогда реализуется лишь малое? Так как это «все» за-висит не только от него, но и от того, как он успевает в жизни. Процесс развития сущего характеризуется направленным равновесием, но не сплошным прогрессом. Процесс связи разумеет процесс развития. Успевай за ним. Потенциальные возможности бесконечного мира ограничены вечным. Так же как и возможности человека раскрываются только в бесконечности. Они вовсе не фиксированы и не скрыты в некую субстанцию. Потенции должны успевать раскрываться. Цель жизни и инструменты ее осуществления должны смыкаться в развитии; если этого не происходит – человек оправдывает себя «плохим ми-ром» и не знает: как быть с собой. Человек призван глядеть одновременно и вглубь (в се-бя, в вечное), и во вне себя. Глядеть в вечную широту мира – так он существует, так успе-вает за собой.
Истина не может поворачиваться к нам той или иной стороной, мы лишь приближаемся к ней как к целостности, если не теряем себя. Есть ли пределы у человека как самого себя? Нет, его самость непрерывна, как и вечное. Тогда нет вопроса: как быть с собой – он в поиске. Объективный мир настолько объективен, насколько субъективен человек. Если он не знает, как быть с собой, значит, его субъективность на нуле. Человек-творец не рождается в оправдание перед вечным за то, что слишком много взял на себя. Успевай за собой. Человек всегда оправдывает себя, даже если ошибается, в этом глубокий смысл будущих побед…
Всякое восприятие, всякое осмысление требует обязательного действия. В случае со-зерцания его нет – цели развития обрываются. Уравнивание мнений не приводит к правде жизни только потому, что при этом исчезает самость каждого мнения. Для того чтобы знать: как быть с собой, человеку необходим широкий взгляд на мир. Это равносильно целостному видению сущего путем уравновешивания собственной субъективности с субъективностями общества и природы. Тогда появляется уверенность в себе и достигается «граница» вечного настоящего в виде адекватного осмысливания и осознания жизни. Такой человек будет обязательно успевать к «вечной вечере». Он будет понимать социальные и социетальные проблемы. Он будет стремиться к общечеловеческому канону. Для него существует закон творчества: «Нужно успевать не только для себя».
Войны, конфликты, кризисы и прочие рукотворные катаклизмы делают люди, которые не знают: как быть с собой. При этом, наверное, кощунственно забывать вечную память? Например, так:
«Мама! Давно я погиб,
Восторга Победы не знаю,
Но чувствую, что не забыт
Наш подвиг Девятого Мая.
Лилось наше горе рекой
Четыре ужаснейших года;
Беречь бы нам надо покой
Костей человечьего рода…
Но снова разрывы гремят –
Слепые не чувствуют света?
Мне жалко убитых ребят,
Что ждут терпеливо ответа.
Попав под проклятье войны,
Могилы солдатские знают,
Что память сильнее судьбы,
Ведь крови чужой не бывает.
Мама! У нас вечный бой;
Законы любви вспоминая,
Мы знали: как быть с собой,
Под танком врага умирая…»
«Может, смысл существования,
В том, чтоб смысл его искать?»
Е. Евтушенко
Глава 2. Как «познать» жизнь или «где смыслы?»
1.
Познание вечности, мира и себя через призму субъективно-объективной связки: мышление – действие происходит постоянно и непрерывно человеком в жизни в ходе своего самопознания существования. Человечество за многие века пытливых исследований выработало множество духовных практик, так или иначе относящихся к самопознанию: трансперсональная психология, медитация, гипноз, психотренинг, гештальтпсихология, учение толтеков, аналектика, древневосточные йоги и многие другие. Ученые их уже достаточно подробно изучили, поэтому мы их здесь касаться не будем. Тем более что нас больше интересует общая картина: не оздоровления духа, а «познание» жизни в целом через самоличную картину дня вечного настоящего.
Коллективистская «зараза» воспитывает человека, но этого недостаточно для «позна-ния» жизни, поскольку требуется обращение «чужое» – «свое». Человечество не от хоро-шей жизни выработало немало и духовных теорий, начиная с религиозных учений и кон-чая философскими дуальными течениями типа неопозитивизма, интеракционизма, экзи-стенциализма и другие. Связь с жизнью, грозными силами природы, малопонятными за-конами общественного устройства, острыми социальными вопросами заставляла хоть как-то осмысливать окружающий мир. Надо было отвечать на вызовы вечного настоящего, приспосабливаться к нему или пробивать самому путь с учетом непрерывной смены калейдоскопа мира. Недаром говорят: «Фунт вечного слез горьких стоит».
Однако все эти теории, концепции и практики не давали и не дают ответа на жгучие вопросы самопознания, не решают проблемы смысла жизни. До сих пор многие исследо-ватели бьются над надуманной дуалистами «психофизической проблемой», где явно от-рывают душу человеческую от тела, субъективное от объективного. Очевидно, в наиболее лучшем свете к рассматриваемому материалу выглядела бы диалектика. Действительно, она во многом проясняет позиции мироздания, если заменять противоречия как основу прогресса жизни – связью. Особенно, если иметь в виду под понятием «самопознание» диалектическую связь субъективностей личности, общества и природы. Истина не может находиться «между двумя противоположными мнениями (по И. Гете). Между ними лежит проблема истинности самости, которая может быть разрешена лишь в вечности самопознания. Цель науки познание не истины, а существования. Так же как цель искусства – познание не правды, а все того же существования. «Познание» жизни это не только мышление (по М. Пенкину), но и сфера субъективного в целостности с процессом объективного. Это будет гуманизм самопознания как критерий осмысленности бытия.
Такая связь не смотрелась «сметанным груздем», она отражает сквозное мышление о вечном настоящем с соответствующими действиями. Собственно, «познания» при этом не происходит, да и не должно происходить, поскольку это некорректный термин «позна-ние», который «от зависти окосел и стал дураком». Не лучше ли заменить его, например, «осмыслением жизни» или «осознанием жизни». Тогда осмысление мира и жизни будет преследовать не только оптимизацию практической деятельности, что абсолютно не имеет вкуса и модальности, потому «всем и всегда недоволен», но и «приложение смыслов.
Осознание раскрывается в смысле бытия, который выводит осознание на просторы вечного; осознанию тесно в бытие, оно нуждается в осмыслении. Осознание позволяет правильно оценивать окружающую обстановку не только для лучших действий, но и для адекватного уравновешивания процесса осмысления. Диалектическая связка субъективности: осмысление – осознание составляет сердцевину мышления и может характеризоваться качественно как ментальность. Про нее можно говорить, что она «московская и без колбасного никуда». «Познать» (более верно: «осознать») жизнь можно лишь в случае активного участия в ней самого себя, причем, осознанно.
Вечное настоящее мы «познаем» непрерывно, осмысливаем, осознаем, отвечаем дис-кретными действиями и непрерывными помыслами рефлексии. Из вечного бытия мы сле-дим за общей жизнью и отмечаем ее основные вехи с целью дальнейшей связи их с веч-ным в собственной деятельности. Основная беда «познания» (по диалектическому мате-риализму) в том, что этот процесс «отражения и воспроизведения действительности» не служит развитию мышления и самопознанию, поскольку оказывается разорванной связь личность – общество. А признание законов общественного развития причиной «познания» лишено смысла. Говорят: «Хорош гусь, что дедушка в гробу». А то и по-другому: «Он утонул, насилу душу вытащили».
Символ не переходит в действительность только потому, что закрыт невечной закос-нелостью. Законы общественного развития, если они существуют, должны быть увязаны с законами развития человечности, мышления и природы. То есть, с самой жизнью. Иначе получается, что общественное довлеет над всем: над личностями и над природой? Как го-ворится: «Чтобы быть хмуро-веселым, он запел грусть». Вообще, сомнительно существо-вание таких законов, которые охватывают своими действиями лишь «часть» целостности. Есть единый объективный закон невозможности неразвития, который обязывает сущест-вовать только в целостности. А «познание» само по себе не имеет целостности в своей основе. Вечное благо благодарит за дружбу, но уходит смыслом вдаль.
Символ – конвенциальный знак, но он связывает людей интенциональностью сущест-вования, которому нужен и символ как некий смысл. Целостность субъективности лично-сти не вызывает сомнения, и она диалектически связана с целостностями же социума и природы. Непосредственно практическая деятельность служит результатом такой связи для материального обеспечения жизнедеятельности человека. Но не дальше. Дальше – в вечность – идет субъективность. А основная ее «составляющая» – равновесие осмысле-ние-осознание с ментальными модусами и рефлексией, обеспечивающей непосредствен-ное самопознание. Только это не самопознание человека-личности, а нечто более широкое «знамение»: сосуществование или соразвития «вечных истин» в вечном настоящем. Это же напрямую касается совместных действий в рамках самоорганизации и самообразования жизни и мира в целом.
Гносеология как теория познания диалектического материализма слепа без диалектики развития, поскольку не учитывает связи думающего человека с обществом, а тем более – с природой объективной Вселенной без решения пресловутого «основного вопроса философии». Как говорят: «Раньше Петя ямы копал, а теперь он в начальство попал». Зато преуспел в стремлении этого «сотворчества» к вечности в конечно-бесконечном феноноумене осмысления и действия. То есть в субъективностях. К сожалению, мышление сплошь и рядом отрывается от действия, так что нужно «трое башмаков износить, пока его найдешь». Также трудно осознать жизнь, поскольку ее нужно сначала прожить?
Если бы войти в процесс развития, тогда мы могли бы говорить о его здравом смысле. Общие законы движения, как внешнего мира, так и человеческого мышления (по Ф. Эн-гельсу) – это еще не диалектика. Вернее, это материалистическая лжедиалектика с ее про-тиворечиями и монистическими категориями. Она разрывает эти самые законы внешнего и внутреннего, субъективного и объективного, процессного и явленного. В конце концов, она разрывает на противоречия и субъективность личности, и непрерывность вечного настоящего. То есть, отрывает «Я» от «Не-Я». Получается, что эта «наука» «копила деньги, но не знала для чего». А отрыв «Я» от «Не-Я» не позволяет осознавать жизнь в принципе, поскольку лишен смысловых доминант.
Диалектика это вовсе не «отражение всеобщих закономерностей развития объективного мира», а связь в целостность объективного и субъективного миров, связь в вечное настоящее. Это и есть «познание» жизни и мира в бытийном понимании этих слов. Не отдельное понимание смыслов объективного и субъективного, поскольку может быть лишь единый смысл развития. Вот наше самопознание и связывает между собой эти смыслы, которые не существуют в единичном виде. Связывает в целостность субъективно-объективного континуума вечного.
Однако самопознание как осознание жизни, мира и общества это вовсе не самоцель для личности. Это самососуществование совместно с сообщим и миром в вечном настоя-щем, которое создает одновременно «стрелу прошлого», стреляющую в будущее. Так что нет ничего важнее в «познании» жизни как умение думать широко, постоянно держа в подсознании вечность, чтобы нести совесть и честь впереди себя. Истина не может быть ни абсолютной, ни относительной, если не считать, что абсолют достижим, а соотнесение есть «борьба противоречий». Сущность жизни и мира это единая развивающаяся истина, которую в виде смыслов предстоит находить каждому человеку. «Как сущности племян-ник встает от горизонта смысл».
С другой стороны, вовсе не «познавание жизни», а то и не «познание себя» является целью и смыслом существования человека. Обычный человек обычно даже не задумыва-ется над вопросами «познания». Хотя всегда анализирует ошибки, связывает их с про-шлым опытом, мечтает обеспечить достойное, как ему кажется, будущее. Зачем тогда го-ворить о необходимости «познания жизни» или самопознании? Очевидно, дело заключа-ется в том, что многие не хотят видеть «дальше своего носа», отдаваясь текучке «житей-ских забот». В этом заключается основная наша беда – в нежелании видеть большого за мелким. Даже более того: в стремлении укрываться за мелким и нарочито стараться не замечать крупного в жизни, как и саму жизнь, если разбираться по большому счету.
Вопрос даже не в том: как человек может избавиться от них – от хлопот, забот, удо-вольствий, отчуждений или вредных привычек «назло» или «западло». Есть нечто более важное – он их должен уравновешивать с требованиями жизни, обеспечивать не то «что есть», а то «что должно быть». Как это сделать? Только через себя, через добрую связь между «Я» и «Не-Я». То есть, балансируя собственную субъективность с субъективно-стями общества и природы. Это и будет решением вопроса «как познать жизнь».
При этом немаловажно своевременное очищение самого себя от наносной грязи, так сказать, «пены драки», когда сшибаются паны в яростном поединке. Вот здесь и должны служить добрую службу общечеловеческие ценности, хотя бы такие, как Вера, Надежда и Любовь. Наверное, это может вполне понять каждый человек, что без Веры он почти на-верняка пустится во «все тяжкие». Без Надежды он пропадет вовсе (как в аду Данте: «Ос-тавь надежду всяк сюда входящий»). А без любви твоей не будет и любви к тебе – вот и оставайся маргиналом-изгоем. Разве не так трактуют потерю себя многие суждения вели-ких людей?
И все-таки, понимая эти вполне доступные даже рядовому уму общечеловеческие ка-ноны, человек продолжает «тянуть лямку» страдальца, который заведомо знает, что «пле-тью обуха не перешибешь». В этом случае речь должна идти и о социальной активности каждого человека в процессе самопознания. К тому же государство должно быть честным перед народом в том отношении, что оно должно само не менее глубоко, чем личность, познавать себя. Однако об этом разговор может состояться только в другом, более «тем-ном» месте и наедине…
Кто у нас теперь думает о вечном настоящем? Только «сильно положительные типы», то есть чудаки, если не выражаться еще худшим. Вот и клянут потому многие жизнь вме-сто ее «познания». Например, так: «Будь она проклята на семи ветрах». И будут отчасти правы, поскольку имеется лишь единственный путь осмысления жизни: от плохого к хо-рошему. Можно и слезы «попродавать» над очередной неудачей, а можно и сказать себе строго: «Ты мне чертей не городи»! Человек многое может, если ищет и старается хотя бы нащупать смысл. Тогда, глядишь, и интересы воспрянут перед внешними мотивационны-ми доминантами. Да и судьба тогда, наверняка, скажет: «Эх, ты! С деньгой, а сидишь тут».
Не стыдно ли не знать себя, отдаваясь сплошным удовольствиям и созерцая внешнее безо всяких яких? А узнавая себя, узнаешь и познаешь все большее, вплоть до вечного на-стоящего. Жизнь она у всех разная. Но она у всех одинаковая, поскольку путь к ней един-ственный и освещается он не прожекторами счастья, а свечой рутинного, но каждоднев-ного поиска. Все другие пути ведут к нежизни, к несуществованию. Ну, точно по Данте. Тогда сам себя не поймешь: то ли живешь, то ли нет. Да, мелочно мы пока живем, мелко-вато плывем, на чистую воду не выходим, если даже себя не понимаем и согласия с собой не находим. «Река в тумане тихо плавит чертоги вечности в убой».
Тогда и вечность, и смыслы, и «познание» не понимают нас. Нужно понимать и то, что навстречу нам они не пойдут без приглашения и достойной, подготовленной разумом встречи. Это нам надлежит вести их поиски и милостиво зазывать в хозяйские гости. Да не где-нибудь в пустом и непроглядном поле, а в самих себе…
Осмысление («познание») жизни – понятие более широкое, чем познание мира, по-скольку включает в себя дополнительно самопознание и приближение к внутренним смыслам (лучше: конкретным истинам). В этом отношении необходимо четко понимать, что обычные гносеологические теории и концепции, как правило, неаксиологические. Они рассматривают познание мира и даже его освоение, но не ценности жизни как таковой. Самопознание как процесс познания ценностей в себе самом, ввиду безусловной онтологической и аксиологической связи человеческой субъективности с субъективностями социальными и природно-мировыми, не имеет гносеологической основы. Оно не выходит за пределы «Я» - «Не-Я».
Поэтому «познание» жизни не обуславливается лишь гносео-онтологическими зако-нами общественного развития. Хотя обязательно должна быть связь с материальной дея-тельностью и ее аксиологической оценкой внешним окружением. Однако для осознания жизни категории общественного развития явно недостаточно широки и вместительны, поскольку объективные отборы мира отчасти также воздействуют напрямую на человека. Ведь, например, человек не может не расти только по причине социальных или внешне-гносеологических воздействий.
Целью осознания жизни (или самопознания) отнюдь, не является достижение «объек-тивной истины», как это считает диалектический материализм. Даже наоборот: истина (сущность, сущее) выдвигает на первый план цели самопознания совместно с социальным участием. Недаром внешне-внутреннее равновесие личности в виде равновесия осмысления-осознания осуществляет неразрывную связь субъективностей человека и общества. При этом необходимо отметить, что самопознание не является «необходимым моментом» практической деятельности общества. Последнее вообще не имеет смысла в том отношении, что субъективность общества свои «терминальным концом» в виде действия захватывает лишь биосоциальный поток – образование сугубо нематериальное.
Тогда сам пресловутый термин «практическая деятельность общества» следует отно-сить к заблуждениям марксизма и так называемого «истмата». Практика в гносеологию была включена без личностных на то оснований, поскольку формирование знаний о мате-риальном мире лишь «часть» гносеологии как процесса познания. Тогда как сама практи-ка относится к элементам объективации или материализации помыслов человека, но не общества. Чувственная сфера личности не может нести в себе черты объективно всеобще-го без связи с объективным социальным процессом уже в ходе процессов мышления и осмысления применительно к самопознанию.
Поэтому известные психологические основания, такие как ощущение, восприятие, представление, суждение – они не должны отрываться от объективного процессного в субъективности личности. Они должны осмысливаться и становиться глагольными мен-тальными модусами, чтобы затем материализоваться в результат осознания жизни. Поня-тие о себе не должно противоречить жизни и подниматься выше ее. Также как познание вещей не поднимается выше обычных представлений об их практическом значении. Вот и получается, что «церквей мистических туманы не могут вечность оживить».
Дальнейшая деятельность в области самопознания с привлечением процесса объек-тивного в субъективности человека обычно приводит к выработке знания, граничащего с теорией жизни и становлением самости личности. Мечты, Вера, интуиция, осмысление позволяют входить в вечное настоящее через синтез внутренних интересов личности с мотивами общечеловеческих ценностей от социума без противоречий. Противоречия всегда возникают на почве соотнесения некоторых элементов в определенной системе взглядов. При этом сама система обязательно представляется закрытой от внешних воздействий, то есть это нечто дискретное, а не непрерывное образование. Открытие таких систем приводит к целостности и феноноуменам, которые только и имеют право существовать в мире. А жизнь осмысливается не как некий феномен, а как все тот же феноноумен, связавший троицу субъективностей мира воедино. Противоречия при этом принципиально отсутствуют.
Загадка «как познать жизнь» легко разгадывается процессом самопознания. Однако сама разгадка при этом уходит в далекую бесконечность. Поскольку жизнь наша это не только вечное настоящее, но и конечное прошлое, и бесконечное, неоформленное буду-щее. Связь времен, как правило, находится в точке трифуркации, внутрь которой удается проникнуть очень немногим. А достичь самой сердцевины этой точке как абсолюта не удается никому. Это абсолютная неданность (даже не истина), «вещь в себе» по И. Канту, или «дурная бесконечность» по Г. Гегелю. Мы говорим: «Это, это, это». Так можно дале-ко уйти и «наэтоваться» так, что перестанет видеться даже светлое пятно дня. А значит, мы не увидим и бесконечность его широты и глубины. Если не искать, не хотеть и даже не встречать. Если говорить грубо о грубом, то подобное можно назвать: «самому себе мозги парить»…
Однако человеку вовсе не обязательно в точности достигать абсолюта собственной жизни (чего он при всем желании не может совершить). Ему вполне законно и достаточно сосуществовать с миром в вечном настоящем, как он его видит и представляет, осознает и осмысливает. Достаточно некоторой аппроксимированной оценки «что должно быть» – то есть, будущего через уроки прошлого, оживляя собственной самостью события и факты истории. Важно не ограничиваться результатом психического (душевного) процесса субъективно-объективной связи. Важен и сам процесс субъективности, включающий в себя прямую и обратную связи с обществом по биосоциальному потоку.
Помимо этого, отвечая на вопрос: «Как познать жизнь?» немаловажно осознание внешних факторов и осмысливание общей информационно-нормативной ситуации. Кроме того, важна выработка адекватных глагольных модусов, формирование и оптимизация моделей будущего поступка – и обязательное действие. Все это отражает нашу самость и входит в процесс самопознания, но не как некие элементы субъективности, а как непрерывная субъективно-объективная связь с миром. Вот уж воистину: «Мудрость жизни в человеке, нужно только путь открыть».
Необходимо отметить, что относительно мало уловимые частные процессы познания жизни в субъективности человека обычно характеризуют явлениями нашей жизни. Хотя это не только явления как некоторые феномены познания, но и собственно процессы в целостном развитии с явлениями. Такова диалектическая картина вечности дня личности, которая лишь примитивно формализовано разделяется на две «составляющие» жизни: субъективную и объективную. Хотя в реальности сущего (не только материального мира) происходит их сосуществование в диалектической связке тождественных в своем разви-тии образований. В общей связке они выступают как познающие жизнь феноноумены, отражающие субъективно-объективную самость личности.
Целостные феноноумены обязательно имеют прямое отношение к самопознанию и смысловым доминантам онтологического бытия. Самонаблюдение должно чрезвычайно изострить наблюдателя. Но не ради самого процесса, а с целью изучения и осмысления своих слабых и сильных сторон абстрактного мышления и практической деятельности. Цель здесь может быть единая – уравновесить собственное развитие. Ведь в противном случае происходит дебаланс нелокальных частных процессов субъективности с результа-том ниже ожидаемого. И тем более – «ниже того, что должно было быть».
Привычное самонаблюдение, зачастую, несет свежесть и свободу душе, – от чистоты нравственного чувства зависит эффективность подходов к самому себе. Такое происходи-ло, например, с Н. Бердяевым, который утверждал, что при этом «преодолеваются грани-цы времени и пространства». Однако эти «границы» нами теперь понимаются как конти-нуумы мышления и действия в вечном настоящем. В этом отношении нет смысла их пре-одолевать. Тем более что острота ума совершенно не связана со «знанием противополож-ностей» (например: удач и неудач). Всегда имеются возможности нахождения оптималь-ных вариантов действия, минимизирующих эти, якобы, противоречия, и даже превра-щающие их в диалектические связки, которые гарантируют успех в познании жизни.
2.
Тысячелетние догмы хороши уже тем, что дожили до наших времен. Но и в них часто скрыты смыслы небытия. Диалектика страсти в самопознании, очевидно, не исходит из обыденного обстоятельства как результата «охлаждения страсти». Нет, она исходит из поддерживания и уравновешивания страстей духовных и материальных действий. Позна-ние самого себя должно нести на фоне глубокого согласия с самим собой освобождение ума. А также нацеливание его на борьбу с бесконечностью соблазнов и потенциальных чувств будущего во имя вечности настоящего. То есть, от самопознания должен прокла-дываться мостик к тому «что должно быть», а не смиряться с тем «что есть», «что было» и «что будет.
Ощущение духовного разлада в себе должно смыкаться с добрым душевным наладом окружающих человека людей, оставшихся на «солнечной стороне». Так, например, « му-зыка притупляет ум, действуя на чувства». Но они не наводят на «вечный покой» или «вечный простор» жизни, которые может навевать природа. Например, у того же М. При-швина вообще нет природы без человека, такое даже не мыслится, что, очевидно, и долж-но быть в реалиях жизни. Нет и человека без природы. При этом, конечно, не следует за-бывать про общество, которое также бессмысленно отрывать от человека. В этом отноше-нии причина смыкается со следствием и побуждает к целостности, то есть все к новому и новому существованию вечного человеческого дня. Попутно происходит и побуждение к познанию как вторичному атрибуту существования, поскольку, познавая себя, мы познаем мир и жизнь. Но только в рамках целостного существования. У того же наркомана или пьяницы не может быть целостной субъективности, поэтому про таких людей можно говорить, что «они не существуют, а лишь коптят небо и мешают жить добрым людям».
В таких условиях человеку может касаться, что он стал богом и может все. Это чувст-во возвышения – первейшее свидетельство согласия его с самим собой в процессе самопознания, чувство познания жизни в процессе такого возвышения. Подобные чувства быстро проходят, сталкиваясь в дальнейших действиях с новыми трудностями. Но они позитивно характеризуют избранный тем или иным человеком путь самопознания: как мыслей, так и действий, и жизни в целостности помыслов и поступков. Примечательно то, что в данном случае близкий человек не станет Вас упрекать. Например, мать не скажет взрослой дочери: «Или научись носить сапоги по шесть сезонов, или учись вертеться. Твой Вадик умеет делать деньги…»
«Соблазны свободы» всегда связаны с несвободой несоблазна. Тогда несоблазны более ценны в деле познания жизни? Мне припоминается добрый старинный приятель, довольно высокопоставленный чиновник от силовой власти, который постоянно сетовал на засилье в администрации города стариков: «Снова одни мухоморы собрались». Он отводил себя от них, хотя был немногим моложе. Но он существенно отличался от них ментальностью и широтой взора на жизнь. Даже занимался йогой и самопознанием, усердно вел дневник, куда записывал даже мелкие нюансы мотивировок, совпадения их с интересами, и результаты дня. Но он ночью «храпел как конь» (как выражалась его супруга, заставляя его укреплять глоточные мышцы).
Выходит, что он пока еще плохо сознавал себя, если допускал такое с собой. Ведь нравственное или ментальное не может отрываться от физического. А если они оказыва-ются в отрыве, значит, целостность личности страдает, и нет позитивного результата от такого «самопознания». Да и его отрыв от общества был весьма характерен и неадекватен. Критика других должна начинаться с разумной критики себя, конечно, без ущерба себе, но «для науки». Тогда даже будучи обладателем персонального водителя с шикарным автомобилем, отправишь его на отдых, а сам пешком пойдешь в лес. А там блестящий темно-зеленый брусничник будет глядеть на тебя стыдливо прячущимися гроздьями красавцев-ягод. Не в этом ли смысл самопознания, чтобы испытать все, но в первую очередь себя в условиях перепетий жизни в ходе ее «познания» (осмысления).
Спасение бытия может быть лишь на пути его насыщения небытием так, чтобы они соразвивались. Самопознание, как и эстетические идеалы, например красота, могут иметь лишь «одну форму» выражения вечности (по Д. Дидро). Это форма слияния человека с природой и обществом в вечное настоящее. Недаром говорят, что влюбленные понимают друг друга лучше, когда молчат. Так «Диалектика природы» Ф. Энгельса смыкается с диалектикой души Достоевского. Иногда события вечного происходят по другому сценарию, если смыслы «ушли» слишком далеко от осмысления личностью. Тогда говорят: «Сердце доброе, а душа чужая, мертвая». Так не познаешь жизнь, если смыслы спят.
Откуда такое может исходить? Чужая боль? Ужал сердца? А может, просто хандра? Однако счастье складывается (формируется, становится) не только из индивидуальных смыслов. Они сами по себе не существуют, а представляют собой личностные импровиза-ции единого смысла. Счастье складывается и из этих самых ужасов, которые могут, кроме прочего, вгонять нас в тоску, если этого захотеть. Важно только осмыслить и осознать в действии их проявление правильно. И это будет уже процессом, а не конкретной болью или ужасом. Процессом «познания» жизни и вечного настоящего, в том числе через ос-мысление и осознанное действие.
Самопознание человека не может ограничиваться только собой, в противном случае человек становится бездумным зомби. Наверное, не совсем корректно будет говорить при этом о «долге по покойнику» (имея в виду прошлые неудачи). Человек всегда поймет страждущего. Да, в «познании» жизни важна опора на людей. Переломи через них свою боль, и тебе откроется нечто новое, спокойное и уверенное, близкое к смыслам. Познание себя не есть некая аскеза серьезности – в жизни всегда веселое сочетается с грустным. Причем, важно, чтобы то и другое качество были целостно уравновешены между собой. Только тогда возникает некоторый симбиоз натуральности познанного, который дает сво-боду мысли и становления дальнейшего познания в социальных и социетальных рамках. Приведем пример недостаточности такого уравновешивания у молодых, еще неустояв-шихся в жизни и вечном настоящем людей. Это небольшая история из жизни школьников, подмеченная автором…
«В летние каникулы скучно даже в парке. Компания голубой беседки томится на изре-занных скамейках, но веселье вязнет в ленивой жаре.
Ленка сонным глазом щурится на Димку. «Ничего парниша: ненавязчивый и сильный; губы красивые, московские; а вот целоваться не может; истинный «Лапоть». Эта Светка перед ним корчится, вот макака». Она привычно сделала ударение на последнем «а» и повернулась к подруге:
– Светка, это, твои в отпуск не срываются еще?
– А что? – закрутила «рогами» рыжая Светка. Повернулась было. Но снова «отвалила» к Солнцу.
– Порезвились бы у Вас розовыми поросятками.
– Тащи маг, я и так их не очень-то… Как закричу: «А-а-а! Жизни лишаете»! – сразу убегут…
Дело клонилось к вечеру. Димке страстно хотелось чего-нибудь необыкновенного. Шестнадцать мальчишеских бунтуют и требуют.
– Давай, кто крепче обнимет? – пустил он рот с едучей сигаретой вкривь.
– Ага, вчера с меня кишки вымотал, кабан. Товарищ «Рашпиль». Как там тебя? Злато-горов – Златомордов?
Ленка лизнула противную импортную материну помаду, поморщилась. Затем неожи-данно увернулась и щелкнула Светку по носу. Та взъярилась и схватила соперницу за во-лосы.
– Брэк! – рыкнул на них «Венька-Гуд», ловкий коротыш в клетчатой цирковой кепке. Все знали, что он льет себе на лицо духи, «чтобы оно лучше выглядело».
Он показал рукой с затейливым перстнем на бредущую по боковой аллее парочку влюбленных:
Могу развлечь?..
Девчонки моментально затихли, восторженно глядя на поднятый толстый палец «Гу-да». Венька немедленно пьяной, «самолетной» походкой подплыл к предмету веселья. Он набил на каблуки огромные подковы и громко цокал на асфальте. Как резвая кобыла, идущая порожняком. Затряс двумя «мешками» штанов:
– Хаю-пардон, ребятки, – поволновал воздух рукой со скоморошьей шапочкой, зная, что парень при девушке шуметь не станет. – Разрешите прикурить? Короче, дайте «куря-тины, пожалуйста?»
Высокий парень достал из кармана помятую пачку простеньких сигарет.
– Вы не с мехмата, ребята? – наклонился «Гуд». – Спичку можно?
Венька хладнокровно, с улыбкой зажег весь коробок, фейерверком подбросил его вверх и заголосил песенку про лаванду из репертуара Софии Ротару. Парень легонько по-пытался сдвинуть его с дороги, но Венька неожиданно легко упал и заголосил во все ду-рацкое горло: «Убива-а-ют»! Парень недоуменно поднял его под мышки, но Венька снова свалился и плаксиво загундосил: «Ребята, меня обижают».
Ленка больно саданула в бок – сигнал. Димка выскочил из беседки. Незнакомец про-сунул руки в карманы и загородил собой худышку-девушку:
– Не дурите, ребята.
Неожиданно для всех сзади Венька схватил девушку за ногу.
– Саша, не вяжись с ними, это хулиганы! – взвизгнула она и вцепилась в рубашку сво-его ухажера.
Действуя безотчетно, Димка потянул счастливого женатика за пуговицу и моменталь-но получил резкий толчок в грудь…
Дмитрию врезалось из этой никчемной драки окровавленное, но страшное лицо, пу-гающий крик «Фашисты»! и собственное обезумевшее бегство. Он не видел, как удирал «Венька-Гуд», как, шипя сердитыми кошками, подались к чертовому колесу девчонки, как невеста утирала платочком жениха. Плакала и целовала его в разбитый нос. Не видел он и то, как смачно плюнул оставшийся один в беседке серьезный и невозмутимый Никита Зачекорный…
Крик «Фашисты»! долго звенел в ушах, и от этого было противно даже дома. Дима равнодушно, в который уже раз проглядел в окно свой дворик. «Какой фашист? – средний российский десятиклассник: тройки-четверки. Хотели просто повеселиться».
Громко выстрелил по нервам звонок. Мать устало опустила на пол покупки, потрясла уставшими руками.
– Димочка, сейчас ужинать будем. Потерпи чуток, припозднилась я: туда-сюда, везде народу полно…
За ужином отец зло выговаривал за безделье, – вилка в его волосатой руки мелькала как пика возмездия:
– Где болтался опять? Договаривались же в обед на дачу?.. Опозда-ал. Обормот… Ни учиться, ни помочь тебе; вырос под потолок…
Что тут ответишь? Про дачу просто забыл с утра. Набычился над борщом с большим лавровым листом наверху тарелки. Потом стал отбрыкиваться:
– От тебя, батя, одни упреки. Я что, отказываюсь помочь? Давай, хоть сейчас?
– Куда, темняет уже!
– Да Вы не ругайтесь, мужчины Вы мои, – бросилась успокаивать мать… – Что-то плохо поел, сыночек?..
– Этого сыночка по загривку надо – вырос детиной, а лень малиной, – донеслось обид-ное вослед…
Наутро, едва родичи за порог, приволокся Венька Гудов с орущим еще на улице маг-нитофоном. Как хозяин с шумом распахнул окно и весело плюхнулся на софу. Сегодня он зачем-то натянул короткую овечью шубу без рукавов. И это летом?
– А здорово ты вчера этого шнурка шибанул. Живуч, гад… Что?.. Что, жалко?.. Да ты что, ну пошутили, ну помахались малость, «пустяки, дело житейское».
Венька со смехом осмотрел новые картинки на стене, надул щеки перед красоткой в розовом купальнике:
– Ха, красотища… А меня маманя хотела засадить физику зубрить к осени. «Ты что, говорю, маменька, дай отдохнуть» А она свое: «Был бы жив отец»…
Разговор Димке в тягость. Зло тьфукнул в настенных «мадамов» и склонил вбок голо-ву:
– Вень, ты хоть себе правду говоришь когда?
– Хм…А что кричать? Ты мне дело дай – я горы сверну. А то: «Физика, физика…» Вчера из-за девчонок все. Никита вон как сидел, так и остался. Твоя Ленка до того крово-жадная – вот где жестокость рождается, вот на кого Макаренко-то надо… Что водишься? С кем же еще? Я что, с Иркой Блытовой буду ходить и пятерки получать? Так от нее даже ночью физикой и химией разит… Ты видел, как они на кровь глядят? Это ж вампиры. То-гда Никите Зачекорному руку прокусила нарочно, испытать, видите ли… Поехали на пляж старик-рокер?
Димка вспыхнул и предложил немедленно идти к девчонкам за ответом. Но, подумав, отказался. Бездумно развалился в кресле; ослабев, махнул рукой:
– В обед с батей на дачу обещал. Крышу чинить ему надо, видите ли. «Прояви себя в деле», – говорит… Да что ты с этим пляжем? Лежать-подыхать там?
– Кто бы меня на дачу отвез, так работать охота? – непонятно как крутнулся Венька. Но затих, нагнулся и покатал рукой пятикилограммовые гантели… – Лучше бы в лагерь поехал, там хоть сам по себе.
Ленка вертелась у зеркала известной актрисой перед выходом на бенефис, которую внизу поджидает толпа поклонников. Мать, собираясь на службу, нудно ворчала про больные «печенки». Не оставляла в покое красавицу-дочь, которую без ремня портит ули-ца. Вспоминала про бесившегося от суррогатов пьяницу-мужа и про добродетелей, дол-гожданно закрывающих водочные заведения. В четверть десятого она ушла, захватив за-чем-то зонт, хотя уже вторую неделю жарило Солнце.
Ленка, войдя в роль, встала, побалансировала ласточкой, сделала грозную позу как боярыня Морозова. Потом быстро обулась и выскочила на улицу. Куда идет – не знала, но дома не терпелось. Возле автобусной остановки едва не столкнулась с Гудовым. Тот хо-дил по мостовой и громко цокал подковами как оружием.
– Ленка-пенка, давай в парк, сегодня очередного женатика уложим, – не здороваясь, закрутил перед носом магнитофоном. И улыбается довольно, ждет эффекта.
– Как тебе не стыдно! Я до того растерялась вчера, что не знала, кому помогать. Вы же удрали, а нас бросили. Ага-ага…
– Ты хотела, чтобы мы ждали милицию и ложились в тюрьму? А-ла-ла… Сами же просили развлечь Вас?
– Развлеклись, – отрезала рукой Ленка, сердито обходя оторопевшего дружка. – Как подонки. Твари!..
– Больно надо. Испытать хотел…на совесть, – чертыхался пляжный Венька. – Кругом невротики, сами себя мотают. Вот так и дружи…
Со стороны парка между прутьями ограды прошмыгнул мальчуган. За ним девчонка лет десяти «с догоняшками», наверняка, сестра.
– Аш-ты, бандит! – радостно рявкнул Венька на «шантрапу». Мальчик испуганно ойк-нул и виновато сжался, теребя в руках первомайский флажок. – Ладно, валяй, беготня, – смилостивился. – Мать не потеряет? А то ремня ввалит?
– Не-е, мы здешние,– озорно встряхнулся человечек.
Отец опоздал и заявился, прихрамывая. Вынул из кармана детский носовой платок. Дима прислонился к двери в ванную и молча наблюдал, как он трудно разувается.
– Что бирюком-то? – поднял с кряхтением лицо. – Делать нечего?.. Откровенный ответ, молодец... Нога вот захандрила, надсадил вчера без тебя-то. Не получится сегодня.
– Давай я сам, – предложил почему-то.
– Сам с усам. Куда ты годен? Только кулаки ломать? В твоих джинсах клеевых-плевых да с цепями как в кандалах на каторге мно-о-го наработаешь.
Димку схватила злость. Всколыхнулся сдерзить: «Поеду один». Но быстро остыл: «Что докажешь?» Он пробрел в залу, подпнул на ходу жалобно вякнувшего лентяя-кота, который взял моду валяться на пороге. Поглядел на себя в зеркало. Не понравилось – в дамском махровом халате он был смешон и без цепей. У книжного шкафа, под который мать приспособила зеркальный сервант темной полировки, быстро выбрал нелюбимую «Анну Каренину». У себя завалился медведем на софу. Снял кандалы и ошейник, разва-лился пузом вверх»…
Вот такая история про недорослей, которые сами страдают от незнания себя, куда уж там попасть в вечное настояшее, чтобы «познать» жизнь. Где же смыслы?...
3.
Наша жизнь настолько хрупкая вне вечности, что ее можно даже не заметить и сло-мать, если считать и разменивать на одни удовольствия. Зачастую, у нас чиновники вору-ют не потому, что мало зарабатывают, а потому что есть такая возможность. Даже пройдя нравственный тест, отношение к которому впоследствии меняется. Человек проходит, прежде всего, нравственный тест перед собой – и это видят все по результату. Не в этом ли смысл «познания» жизни?
Самодвижение происходит не только изнутри, оно всегда диалектично, поэтому дви-жется только за счет связи с внешним. Современный кризис духовности связан не с кри-зисом экономики или телеинформационным бумом – а потерей целей, смыслов и мотивов-стимулов к самообразованию и саморазвитию. То есть упал спрос на интеллектуальный труд в обществе. Вопросы приобретения смысла жизни всегда будоражили лучшие умы человечества, стоят они перед всем человечеством и поныне.
Единство бытия и небытия может быть целостным лишь в процессе развития. Для че-ловека это происходит совместно внутри него и вовне. Категория смысла как процесс развития процесса далеко не нова. Как процесс смысл безличен – это траектория процесса развития каждого из нас и совместно с обществом. Как вполне осмысленный поиск, смысл требует мотивов, которые, в конце концов, выливаются в активную деятельность – материализацию целей. Развиваются ли сами мотивы? Безусловно, они идут и становятся совместно со стимулами и смыслами к своему развитию, материализуются в поступки и далее. А деятельность определяет образ жизни, Таким образом, смысл заключается в разумной деятельности, в процессе поиска в ходе самообразования с учетом самоорганизации.
Мотивы самообразования не приходят к личности сами по себе, и не навязываются ему обществом. Они «приходят» в ходе осмысливания, то есть в условиях объективного оди-ночества, когда человек остается наедине с самим собой и невидимой самоорганизацией (хотя бы как общечеловеческие ценности). Но мотивы и стимулы нужно всегда рассмат-ривать совместно. Да и сама личность всегда находится в диалектической связке с обще-ством, в бесконечном развитии с ее определенной направленностью. Такая направлен-ность тождественна мотивам-смыслам и служит источником самообразования. Субъек-тивные смыслы сами развиваются, приобретаются и становятся в процессе развития.
Ядро самости и человечности расположено в процессе осознания жизни. Такое осоз-нание исходит как из самости, так и из человечности. Когда-то давным-давно Эпиктет говорил, что «нас беспокоят не события, а наше восприятие этих событий». Но беспокоят нас и сами события через эмоциональную сферу. Обратная связь при этом была, есть и будет – без нее нет процесса развития. В этом смысл самого развития. Как говорят мудрые люди: «К побудке вечность, не желая, бродяжит истину кругом».
Да, для человека чрезвычайно важно осмысливать события своей жизни, важно отве-чать самому себе на вопрос, почему так произошло, и как быть дальше. Это и есть уже са-мообразование и самоорганизация, в процессе которой обретается смысл жизни. Напри-мер. Известно, что для пожилых людей самообразование действительно становится смыс-лом жизни. Хотя бы как компенсаторный фактор уходящих и истончающихся связей с обществом. Как же непожилые? Для них тоже самообразование и есть смысл жизни, когда каждая новая связь становится предметом осмысливания. А значит, и решением смысла своего существования.
Нам говорят о «замкнутой петли познания», когда человек замыкает свое образование, для того чтобы далее начать снова и снова. Но через петлю ли проходит осознание? Где здесь вечное настоящее, от которого необходимо отталкиваться? Смысл становится осо-бенно ощутимым при замыкании этой «петли», то есть при связывании явления с процес-сом. И так происходит каждый раз – в этом процессе можно улавливать смысл жизни. Ведь всегда оказывается мало одного знания явления – нужно умение и его применение в действии как процесс. А еще лучше говорить о процессе-явлении как развивающейся связке. Именно в ходе ее развития как самообразовании становится смысл.
Образованному человеку всегда хочется учиться? Но хочется ли? Он видит в этом смысл своей жизни, вернее, не видит, а находит сам. Значит, речь должна идти не о осоз-нании как таковом, а о творчестве. «Образованный человек никогда не перестает учить-ся». Учиться ли? Может быть – осмысливать, развиваться и увеличивать свои связи мате-риального с духовным? Одно дело осознавать себя – здесь смысл пока еще далеко. Другое дело – осмысливать это в ходе своего развития, а значит ставить цели и добиваться их. Ведь в мире для себя можно открыть столько интересного и важного. Стоит только на-чать, что просто диву даешься, как могут многие молодые люди не находить смысла жиз-ни и утопают в низости помыслов и действий. Процесс целеполагания важен – но на основе общечеловеческих ценностей. Любой достойный смысл основан на развитии общечеловеческих ценностей.
Проблема времени лишена принципов существования вечного, но остаются принципы и предикаты существования бытия. Перед каждым из нас стоит проблема теоретического основания организации собственного самообразования, в которой мотивация, как осмысленность моделей будущих действий, необходима для саморазвития. Здесь важны два вида мотивов-смыслов, которые нужно развивать каждому самостоятельно: первые –непосредственные, соответствующие социально значимым целям (особенно мотивы-смыслы развития личности, то есть самообразования). Вторые – мотивы опосредованные, лежащие в процессе связи с обществом. Последние смыслы выражают действенное отношение личности в его деятельности, то есть в осознании жизни.
Вся духовность основана на «знании» смысла жизни. Личность обычно переходит от усвоения знаний к конструированию самой реальности. Вот только чрезмерное увлечение этим не может дать ничего хорошего. Да и сама духовность страдает в немалой степени, поскольку новые возможности не всегда создают новую социальную реальность. Но они открывают новые горизонты в социальном пространстве. И их нужно связать с процессом собственно развития. То есть с объективной тенденцией, а не только с возможностью конструирования. Последняя должна выливаться в равновесный процесс, основанный на развитии общечеловеческих ценностей. Это и будет процессом самопознания или осознания жизни в смысловом варианте.
Смысл приобретается в процессе развития связи личности с обществом. Это движение к культуре, к коллективному действию – это самоорганизация в виде становления субъек-тивности общества, Оно подталкивает не только объективное развитие, но и сами лично-сти в процессе своего развития. Такая диалектика понятна – это «бунт против этой бесче-ловечности», в которой ныне живут люди. Тогда мотивы этой деятельности – есть осозна-ние процесса овеществления, материализации, которое, собственно, и связывает личности в общество. Недаром: «Свистит метель, не зная смысла, уносит вечное в сугроб».
Граница «между» духовным и материальным лежит в процессе развития, как диалек-тической связи в виде смысла. Например, психологи все чаще сетуют на то, что очень редко востребуется информация по отработке навыков умственной деятельности, учиты-вающие психическое развитие. Это не только развитие мышления. Психическое развитие закладывается, формируется и становится еще в самом раннем возрасте. Речь идет не только о создании базы дальнейшего развития на основе достигнутого уровня психиче-ского развития. Чтобы использовать такую базу, этого мало. Нужно нечто большее – ду-ховность, добровольное принятие такого груза на всю жизнь, что это вначале может испу-гать своей неизведанностью и сомнительным видением перспектив благосостояния. Но такая неизведанность должна и подталкивать к поиску смысла жизни в процессе самопо-знания.
Тогда возникает несколько сакраментальный вопрос: «Что упорядочивает бытие чело-века?» Только лишь связка и уравновешенность материального бытия с духом? Давняя моральная максима – категорический императив, моральный «прозор». Он ориентирует человека на творческое начало, на поиск смысла жизни снова и снова в каждый момент развития. Категорический императив исходит из принципов самообразования как смысла жизни, ее достойности. Он объективно направляет и обретает сам смысл жизни. Остается лишь субъективно его реализовать в активной деятельности, достойной человеческого начала. Поиск это уже начало познания жизни.
Как рождается потребность и необходимость в самопознании? Когда вся социальная жизнь приобретает черты самообразовательного процесса? Она рождается в процессе приобретения сознательной жизни – то есть выливается в обратный процесс. В обретение смысла жизни. Смысл мира лежит не в конце его, а в начале непрерывности как вечности. В этом отношении теория «Большого взрыва» не впечатляет, поскольку замыкается на познании лишь материального бытия, но не жизни как феноноумена.
Равновесие «Я - для себя» - «Я - для других». Стихийно ли оно? Конечно, нет. Госу-дарство регулирует его, регулируют и личности. Демократия – это миф материалистов, субъективный миф. Для того чтобы предоставить права и свободы – нужно постоянно напрягать личность! А это уже не демократия... Нужно учитывать необходимость развития и объективное действие двух социальных отборов: грегарного и капитального. Первый направлен на очеловечивание личностей (духовный), второй – на развитие общества (материальный). Первый не может существовать без второго. Значит целостное развитие личностей необходимо обществу – только на этой основе оно само может развиваться. А человек может осмысленно осознавать жизнь.
Подобным образом можно утверждать, что случайное закономерно уже потому, что закономерное случайно. То есть закономерное пробивается через случайное, общество че-рез личности, поскольку они связаны в диалектическую связку. Иначе не будет, ни слу-чайного, ни закономерного. Например, в науке явления искусства улавливаются процес-сом познания. В искусстве – процесс познания улавливается явлениями (образами). Если тот или иной ученый не вводит в свою исследовательскую работу явления искусства (на-пример, красоты или духовности в целом), – его деятельность бесплодна. Если живописец ночами бьется над выразительностью картины и никак не может удовлетвориться достигнутым результатом. Он «вошел в процесс», творит «процессный ансамбль явлений» и может дать многое всему человечеству своей жертвенностью. Он осознает жизнь через творчество. Это, очевидно, высший калибр познания?
Так что же такое общечеловеческие ценности? Где их смыслы? Это все, что объединя-ет человечество: культура, искусство, музыка, мораль, право, религия, спорт, литература и другое. Проявлений таких связей бесконечное множество. Например: явления культуры, литературы, искусства, традиций, уклада, образа жизни и т.п. Но у этих явлений обязательно должен быть смысловой процесс, ведущий к феноноуменальности. Общечеловеческие ценности – процесс (целостность) связи личностей в общество. Он связывает их объективно и непрерывно. В каждом из нас «сидит частичка» этого процесса, которая постоянно напоминает о себе: «Это можно и нужно, а вот этого и так делать нельзя»...
Как воспринимается процесс? Правильно, через явления. Каждый человек создает свое явление – образ. Так обстоит дело и с общечеловеческими ценностями как с процессом: они связывают нас субъективно через явления – образы, ансамбли явлений, слова, жесты и др. Критерий у общечеловеческих ценностей один – возможность очеловечивания при их восприятии. У каждой общечеловеческой ценности бесконечность проявлений, но одна тенденция – учить добру в процессе осознания жизни. Это и будет смысловыми доминантами жизни. Например, литература, как проявление общечеловеческих ценностей. Хороших книг очень много и они действительно учат доброму. Множество различных направлений в искусстве: импрессионизм, натурализм, реализм и др. Но содержание у них одно – доброта. Конечно, если личность сама желает учиться и воспринимать это содержание. Если нет, общество заставляет, вплоть до карательных мер, например, по отношению к преступникам. Отказ от осознания жизни лишает человека смысла жизни.
Искусство, мораль, культура, литература, музыка и многие другие проявления обще-человеческих ценностей полезны тем, что они позволяют увидеть направленность разви-тия, процесс. Увидеть через явления, доступные для человеческого восприятия, через об-разы (гармоники), выражающие процесс очеловечивания. Именно потому они общечело-веческие и подталкивают не только к очеловечиванию со стороны, но и к самопознанию.
К сожалению, в последнее время расплодилось множество бизнес – суррогатов обще-человеческих ценностей. Часто при попустительстве государства, чрезмерно занятым проблемами экономики. Они ведут к созерцательности, аффектации или агрессии, – по крайней мере, не очеловечивают. Например: «серое чтиво», желтая пресса, реклама и бое-вики на телевещании – это не инструменты смыслового познания жизни.
Здесь не все в руках государства (общества), поскольку помимо его власти действуют объективные законы капитального отбора. Хотя оно должно строго следить за соотноше-нием материального и духовного. Однако многое зависит от самих личностей. Ведь одни то или иное явление могут воспринимать как общечеловеческие ценности, а другие нет. И это вопрос вопросов: почему, несмотря на обилие истинных общечеловеческих ценностей, многое не воспринимается? Значит, самопознание тормозится, как личностное, так и социальное. Чья здесь вина?..
4.
Единство человека не только в целостности «Я» - «Не-Я», но и в связи «Я – для себя» и «Я – для других». Жизнь требует их соединения. Каждый человек в течение жизни узнает и познает очень многое. Познание это процесс, он тернист в субъективном выражении, поскольку прокладывается по явлениям, то есть наугад. Общечеловеческие ценности – средства очеловечивания, сжатая тысячекратно история человеческой цивилизации. Поэтому общечеловеческие ценности помогают каждому человеку видеть путь, по которому предстоит пройти.
Испытание страданием это испытание вечным, через это должен пройти каждый чело-век, осознавающий жизнь. Пути осознания жизни предполагают свободу мысли, но эта свобода предполагает связанность с бытием. Мы видим цепь отборов (ограничений) – это драма жизни. Общечеловеческие ценности неизбежные (объективные) рычаги грегарного отбора, которые обеспечивают развитие (направленность). Идея развития и становления глубока. Человек принимает ее как должное и участвует в этом процессе как феноноумен.
Вечное настоящее выливается в порядок хаоса. Эту материализацию мы наблюдаем постоянно, вот только хаос почему-то представляется нам беспорядком. Процесс истины бесконечен и драматичен. Только через общечеловеческие ценности можно придти к со-гласию с самим собой. Это очень важно. Даже любой негодяй не может найти его иначе, иным путем. Его удел страх и злоба – это путь в никуда. Без эмоций нет поиска. Молодые всегда активно ищут... добро. Бывает, эмоции захлестывают их. Но никогда не поздно исправить себя самому, осознавая жизнь через смыслы вечного.
Человек в жизни познает не тайну бытия, а собственное существование, которое он почему-то считает жизнью. Хотя жизнь проходит в мире, а не только в человеке. Извест-но, что существует классическая триада: истина-добро-красота. Все ее составляющие вхо-дят в общечеловеческие ценности. Более того, общечеловеческие ценности воспринима-ются красотой, отдаются добром, создаются истиной. «В звоне дум страдая вечным, при-ближаем силу бурь».
Выражение сущности лежит в развитии смысла. Остается лишь научиться находить его в настоящем, чтобы оно стало вечным. В этом случае нужно вести речь не только о пороках, но и о добродетелях. Если общество допускает то, что масса личностей вынуж-дена постоянно думать о хлебе насущном, значит, процесс ее связи с личностями искажен, а оно его недостаточно регулирует. С другой стороны, общечеловеческие ценности должны не только показывать, но и предлагать, вовлекать, и сами развиваться. Так, чтобы высветить обществу всю его гнилость, осознавая тем самым свою жизнь. Смыслы не должны обрастать сиюминутным и наносным, только тогда они засветятся....
А вот еще одна история про молодых людей, которым некуда девать свою немалую энергию.
« – Димун, поскакали купаться, – жарища сегодня, прикинь?
Длинный тонкий подросток в очках подскочил к басовитому вихрастому пареньку в майке с гербовыми брендами по-английски и с плейером «в ушах».
– Курить есть чего, Жека-гон? Тогда поперли. Короче, все равно делать нечего... Толь-ко не мешай музыку слушать... Да брось ты, «уши перегружать»... Но-но, обожди, короче, потом дам.
– За углом их нагнал третий, в голенастых шортах. Запыхаясь, выложил новость:
– У Дрыги видаки новые вматные. Погнали глазеть!
– Жара, Лёлик, прикинь, – лаконично заключил басовитый «Димун», мурлыча что-то под плейер.
– С «кондюком» чепуха. У него предки на работе,– запустим на полную катушку – как на Северном полюсе оттянемся.
Голенастый «Лёлик» осторожно вытащил из-за пазухи длиннющую и толстую сигару. Захохотал от произведенного эффекта:
– Во-о! У деда спер. Он где-то в министерстве отхватил кубинские. Прикинь.
Длинный «Жека-гон» сразу заныл:
– Дай зябнуть, Лелик?.. У-у, жадина-говядина. А у меня, смотри, чего-то есть…
Он победно повертел перед носом голенастого перстень с большой черной печаткой в виде черепа со скрещенными костями.
– Это что еще?.. Да барахло, китайская подделка. Короче...
– Куда уж там. Прикинь, настоящий эсэсовский амулет. Батя говорит, в войну сняли с какого-то фюрера.
– Короче, давай ври быстрей, – скривился Лелик.
– Давай, быстрей, – подпнул длинного «Жеку-гона» басовитый и, убегая от него, ловко перемахнул через довольно высокую ограду сквера. – «Догоняй!»
– Куда гнать, все равно делать нечего, – отдувался голенастый.
– Что, слабо? Кишка тонка?
– У меня? – схватился Жека-гон. – Смотри...
Длинный – с мотней в штанах – «Жека-гон» попытался перепрыгнуть, но зацепился носком ноги за штакетину и мешком свалился за ограду – прямо в дерьмо, которое разве-ли собачатники. Хохот покрыл все вокруг: «Слаба-ак».
«Жека-гон» подскочил, скорчил смешную рожу, чтобы не поддаться, и сделался ско-морохом:
«Да я нарочно, чтобы веселее было». – Скорчил рожу
Никто не поверил, но обижать дальше не стали...
До конца работы родителей сидели за «Ди-Ви-Ди». Особенно понравился фильм про разбойников с кривыми саблями, «ничего» – про клеевых девчонок на озере амазонок. Курили, вытянули «полторашку» пива на четверых из дрыгинского холодильника. Сам хозяин – Витька Дрыгин милостиво и важно разрешил из батиных запасов, «поскольку делать нечего».
Едва обед, важно пришествовал крупный белый кот Тишка и стал мелко трусить лох-матым хвостом о колено хозяина, мол: «подайте вкусненького». До этого он пугливо от-сиживался под креслом, сторонясь шумной компании.
«Дрыга» погрозил Тишке пальцем: «Аш ты, бандит». Затем наклонился и шумно вы-сморкался прямо в котовую морду. Лопнул и взорвался хохот. Кот отскочил в сторону, обиженно мякнул, принялся скрести лапой глаза и слизывать содержимое носа хозяина.
«Вот как надо, прикинь! – гордо выпрямился хозяин. – Воспитываю, шельму».
Кота выгнали на балкон, где он долго еще орал сдавленным мявом...
Вечеровали весело на пляже. Компания четверых успела хохмы ради «завести» двух пожилых мужичков, отдыхающих за «литрухой горькой». Те плюнули, матерясь, и ушли под веселый марш свистом голенастого Лёлика. Сразу стало скучно. Жаль, денег не было. И делать было нечего.
Долго не расходились по домам. «Что там делать, слушать придирки матери, мол, «балбес и бездельник». У подъезда Дрыги задирали девчонок. Но те быстро испуганно убегали под общий хохот. Немного повеселело, но все равно делать было нечего.
Скоро на полуразломанной скамейке никого не осталось. В темноте под кленом сидеть стало неинтересно. Покричали совой или филином «кто громче», да пьяного мужика немного «пощекотали». Скучный такой, начал руками махаться. Ну, не морду же ему бить. «Нужен он больно кому...»
Такая вот скучная и грустная история. Человек должен чувствовать вечное настоящее, без этого невозможно познание себя, мира и жизни, поскольку, поскольку смысловые до-минанты исходят не от него самого, а и от окружения, от общества, без которого он не может существовать. Важно найти не только свою дорогу в жизни, но и ключ к человече-ским сердцам, свою человечность. Недаром ведь писал по этому поводу Р. Рождествен-ский: «Человеку мало надо, лишь бы кто-то дома ждал».
Вместе с тем каждый человек представляет собой загадку, тот смысл, по которому он живет. В этом отношении, очевидно, был прав С. Цвейг, когда утверждал, что загадка бу-дит творческую мысль. Можно сказать более того: никакая мысль не может быть нетвор-ческой и рутинной. Человек вообще в своей жизни очень многое творит, даже сам не за-мечая этого: ищет новое, обретает новое. Находит нетривиальное, интенциальные цели и идеи, которые связываются с вечным настоящим. Мы часто не замечаем, как производим идеи, которые следовало бы развивать. Но они теряются за частоколом рутинного бытия как бесцелием, ненаправленностью на ценностные доминанты человечества.
Ведь каждый поступок это своего рода творчество. Пусть они даже различные по ка-честву и количеству смысла, разные по масштабу. Но путь к смыслам, да и само адекват-ное осмыслении лежит в волшебной творческой лаборатории каждого из нас. Дело, чаще всего, стопорится на стадии интерпретации и оценок результатов. Тот же Воланд в «Мас-тере и Маргарите» с точки зрения результата был уверен в своей безнаказанности и все-дозволенности. Но этим автор завуалировано характеризовал тоталитаризм тогдашнего режима в России как нетворческое отношение человека к собственной самости. Можно сказать и так: «Найди себя, теряя, тогда сумеешь жить».
Вечное творение как осознание жизни начинается с мыслей о нем. Не беда, если дос-тигнутая модель будущего поступка в начале осмысления-осознания не является более-менее совершенной с точки зрения целостности субъективности. Мы всегда ее можем адекватно оценить и откорректировать с приближением к объективному «шаблону» – тенденции должного развития. В таком случае каждый поступок является шагом к постижению жизни. Тогда получается, что «на гнедой кобыле мчится отрок смысла к нам».
Необходимо отметить, что шаги необдуманные, импульсивные, аффективные лишь уводят нас от смыслов жизни, от вечного настоящего. Но и они по своему содержанию являются определенной наукой осознания жизни и самого себя. Даже «корневой» негатив предполагает его позитивное обращение к будущему. Аффектационные поступки не обеспечивают принятие вечного настоящего как общечеловеческих ценностей. А значит, тянут в болото неправедности, косности и невечности нашего бытия. Но они же, тем не менее, должны учить хотя бы тому, что наша невечность вовсе не кончается сегодняшним днем.
Интенциональные воззрения типа «цель оправдывает средство» не всегда срабатывают в человеческой субъективности. Это понятно, поскольку есть на них управа в виде глагольных ментальных модусов, которые связаны с обществом и общечеловеческим. Социум вырабатывает и предлагает такие мотивы, что они вызывают к вечности соответствующие интересы личности. Совместные усилия, как правило, возобладают над процессом временной аффектации и приводят к согласию троицы субъективностей человека, общества и природы в их совместном сокровении помыслов и действий.
Можно откинуться от вечности придурковатой репликой вроде: «А я и не хочу быть вечным, это недостижимо вообще и не нужно мне в частности. У каждого своя жизнь…» Ну, и что в итоге? Да, материально мы не вечны, но связывая достойные помыслы с адек-ватными поступками, мы погружаемся так глубоко в мир существования, что не может при этом не познавать его. И он познает нас, глядит непрерывно на нас в телескоп глу-бинного видения. Он пронизывает нас насквозь и предупреждает о неприятных течениях бытийного океана. Думается, что ни у кого нет сомнения на счет действительной вечности мира, как и смыслов, живущих в нем. Это значит, что саму жизнь невозможно оторвать от вечного присутствия в ней человека. Тем более от необходимых процессов самопознания как науки о человеке.
Познать себя возможно, лишь осознавая мир. И наоборот: познавая мир, мы познаем себя. В этом отношении человек тождественен миру. Это ни для кого не секрет. Но поче-му-то это никак не входит в личностную психологию, где обычно царит иерархия нецен-ностей: материального в ущерб духовного. Наша диалектическая связка с миром не по-зволяет существовать иначе, кроме как в целостности с жизнью. Любые отклонения от субъективно-объективного равновесия вызывает неприятные моменты и ошибки, заблуж-дения даже в ценностном плане. Наивно полагать, что можно прожить самому в себе (по-добно «вещи в себе»?) Но такие явления жизни настолько глубоко укоренились в нас, что приходится только удивляться: как тот или иной человек далек от вечности. Такой «чело-век в футляре» может вызывать не только жалость, но и недоумение от неразумия проис-ходящих вещей.
5.
«Познание»жизни это не сама жизнь, а выяснение условий ее существования совмест-но с человеком. Холодная как тюрьма ночь опускается на нас в случае отрыва мыслей от действительности. Однако мы знаем (должны знать), что за ночью (за любой неудачей), обязательно наступает солнечное утро с пением петухов и цветным, удивляющимся рас-светом. Это объяснимо хотя бы по закону больших чисел, где судьба бессильно изменить что-либо существенное... Иди же, бирюк, к людям, иди к природе, где в лесу полежи на темно-зеленом ковре толокнянки. Погляди на лысый, бестравный же от толокнянки косогор. Там посреди вековых сосен поигрывает игривый веселый ветерок, и шум хвои навевает море страстей, бодрит и заряжает энергией вечного дня на долгое время.
Тогда хочется стремглав бежать к людям и умиленно просить у них прощения за соб-ственную нецивилизованную дикость. Хочется улыбнуться и сказать всему миру: «Вот он я, пришел к тебе; я вновь обрел смысл, познавая себя». Да, любовь, как и жизнь в вечном это тоже немалое искусство. Оно не дается человеку от рождения само по себе, ему нужно учить через научение. Прежде всего, предстоит учиться умению осознавать жизнь. Мы не говорим о революции в душе, она редко бывает «вдруг». Она всегда основывается на подготовленной прочной основе самопознания. Но ведь «снова мокрая подушка от вечных вещих снов». И снова себе не даем покоя?
Социализация не приспосабливается к уровню людей, она этот уровень поднимает при помощи осознания ими жизни. Да, могут быть эволюции, революции, инволюции, интенции, превентивности дискурса, паллиативности характера. Они во многом зависят не от нас самих, а чаще от окружения, которые мы выбираем, познавая жизнь. Зависит оно и от объективных факторов, действующих помимо нашей воли и интересов. Однако, законы вечности таковы, что «работают» они лишь в связке объективности мира с субъективностями человека и общества. Революция духа, как человека, так и социетального человечества, бывает обычно после необратимых катаклизмов и потери смысла. Эволюция жизни почти всегда бывает результатом микроэволюций духа. Это единый путь «познания» жизни.
Неверие лишь точка зрения на вечное, оно не создает нового, но заставляет снова и снова анализировать старое. Каждодневный самоанализ и самосинтез постоянно и непре-рывно приближает нас к обществу и природе, а не отталкивает от них. Такое субъективное смысловое приближение к объективности весьма характерно для мира, который может существовать лишь в целостности. «Мир – Существует» – эта универсальная формула вечного помогает понять смыслы разделенности помыслов и поступков. А также их тождественность в развитии, совместно с развитием самой жизни. Когда события и факты, поступки и мысли накапливаются в негеометрическом объеме до определенной смыслом необходимости существования, они выливаются в ассонанс либо в диссонанс объективной траектории развития («то, что должно быть»).
В том или другом случае это микрореволюции духа. Таким образом, происходит ка-жущаяся «борьба за себя» в рамках общества. Это осознание жизни, связь с вечностью в ходе становления своей субъективности, собственной самости. Нет, и не может быть так называемой пресловутой «борьбы противоречий» – хоть внутри мира, общества или самого человека-личности. Скорее, это диалектическая связь без противоречий в развитии тождественной целостности троицы субъективностей в объективном «русле» мирового бытия. В случае аномалий и возмущений этой связи (это могут быть только результаты аффектации личности), чрезмерности накопления диссонансных микрокосмов, имеет место инволюция ценностей и смысловых доминант по отношению к человеку в вечном.
Ошибка отличается от заблуждения своей случайностью, заблуждение отличается от-ходом от смысла. Тогда человек теряет цель (теряет себя и смысл жизни). Разве так можно осознать жизнь? Если бесконечность вечного настоящего разрывается на «куски» хаотич-ных полудействий. Да, «диалектика жизни, зачастую, бывает намного сложнее» мировых канонов и «прямолинейных логических построений» искусственно создаваемых имитационных конструктов (по Д. Благому). Но это лишний раз подтверждает различия между вечной действительностью и математической бесконечностью.
Смысл принимает прагматизм, лишь отходя от сущности, поэтому человек не может гнаться за двумя зайцами. Чаще он теряет смысл. Вечное настоящее тем и отлично от не-действительности, что парадоксальным образом, логической нелинейностью, интенциальной нацеленностью и паллиативной косностью взывает к чувствам творцов. Эти творцы в ущерб к себе познают мир через такие поступки, что их можно считать чудаками, а то и более худшими созданиями жизни. Однако такой путь к смыслам существования вообще, а к человечности в частности для каждого из нас не имеет альтернатив. Ведь в противном случае разверзается пропасть между объективной направленностью и субъективной ее актуализации в процесс развития. Ведь процесс связи осуществляется одномоментно с процессом развития.
Более верно, что они вообще не имеют отношения к параметрическому, соотноситель-ному времени нашего бытия. Иначе мы становимся некими логическими существами типа «искусственного интеллекта, машин или зомби. Меня всегда охватывает возмущение, когда некоторые ученые употребляют к человеку термины типа «биологической машины» или «информационного трансформатора». Недаром отмечал известный исследователь душ и смыслов человеческих А. Франс: « Не будет преувеличением сказать, что пролитая кровь заполняет добрую половину всей созданной человечеством поэзии». Логика чужда пролитию крови, а поиск обычно алогичен, но исходит из некоего здравого смысла.
Творцы стараются максимально приблизить и даже слить свои субъективные пережи-вания с судьбами человечества. Такое же можно сказать в отношении ученых, художни-ков, рабочих, интеллигентов. Это общая черта познания себя и мира, а с ними и жизни как вытекающего из них процесса. Они жертвуют частицей своего во имя собственного развития, поднятия своего духа над миром с единственной целью – улучшить его. Даже всякое преступление прекрасно, если в нем мы переступаем через себя. В этом, очевидно, смысл существования как неизбежного соединения в целостность субъекта и объекта. В этом же, несомненно, состоит ответ на вопрос: «Как познать жизнь?»
Отражается ли объект в субъекте? Лишь как форма в субъективности, но не вечность объекта. Но это отражение теряет смысл объекта. Собственное бессилие перед временем и вечностью не позволяет нам примиряться с самими собой. Оно заставляет искать что-то новое в себе, часто не находить и испытывать тоску. Ее можно объяснить лишь отсутствием активной деятельности во времени как единственным источником согласия. Мы часто болеем вечностью только потому, что не находим смысла в настоящем, а значит, и в себе. Ведь он присутствует постоянно в жизни, вот только время успевает уносить его вперед. Тем самым мы снова и снова оказываемся в опоздавших. И это создает иллюзию бессилия собственного миропричастия к чему-то важному. Оно важно проходит мимо нас, оделяя тоской за несовершенное действо непокорности времени.
Существует ли нематериальное, неонтологическое бытие? Это вопрос веры и совести каждого познающего жизнь. История болеет временем, будущее болеет смыслом. То есть смысл времени в вечном настоящего. Необходимо учитывать и то, что бесконечность и вечность развиваются изнутри каждого из нас. То есть вечное как ноумен лежит внутри нас, а не снаружи, как феномен. Хотя, соединяясь воедино, они образуют целостность фе-ноноумена в виде бесконечности настоящего. Так, глядя на мир и познавая его, мы заме-чем вначале окружающие нас вещи. Затем самого себя как физическое тело, состоящее из молекул, ассоциатов и комплексов, атомов. Далее имеет место картина, уходящая по глу-бине в процесс связи и развития. А его уже невозможно называть чем-то определенным, конкретным или фиксированным, составным или временным.
Процесс вечности неизбежно смыкается с бесконечностью явлений. Так становится, но так же и познается мир и жизнь в нем. Как универсальная диалектическая связка вида: «Мир – Существует». В этом отношении проблема конфликта личности и общества вы-глядит совершенно надуманной и лишенной здравого смысла. Ведь, находясь и развива-ясь в диалектической связке, они «взращивают» друг друга. При этом вечность представ-ляется определенным зигзагом развития, когда объективность общества обуславливает субъективность личности, и наоборот. Действия в их разноплановости не могут исполнять прямой путь по чьему-либо заказу.
Субстанциональное вечное бессмысленно без активности человека. Релятивное вечное чревато потерей смысла при соотнесении субъективного и объективного. Понятно, что есть объективная направленность развития, но человек не может подчиняться ее, поскольку в этом случае теряет свое существование. Он вынужден действовать по собственной субъективности, но, конечно, с учетом объективной направленности. Поэтому тренд совместного с миром развития в виде жизни представляет собой заданную негеометрическую линию, а дифференциальное развитие представляет собой зигзаг. Тождественность в развитии – главная тому причина.
Трудность преодоления веса материи является основным фактором результата недос-таточного самопознания и разрыва феноноумена смысла надвое. Жизнь материальная ну-ждается в идеальном осмыслении – это единственно плодотворный путь действительного осознания мира. Можно условно выделить главное в познании себя – это возведение всех мыслей в единую закономерность. Ведь недаром, казалось бы, за случайными событиями и их осмысливанием стоит внутренняя сила. Тогда случайное есть выражение закономер-ного. Но случайных событий не существует без участия человека. Их вообще не может быть, поскольку всегда находится причина или смысл, согласно которому действует диа-лектическая связка процесс-явление.
«Хорошие люди» (по Л. Толстому), при внешней безупречности, проявляют порой грубый эгоизм и бессердечие. Эти поступки условно можно считать случайными в зако-номерном. И наоборот. «Самые страшные люди это холодные, расчетливые, самоуверен-ные эгоисты». Душа умнее сердца, но не сильней, она понимает, что нужно жить вместе, используя ум и силу. Случайное в самопознании это есть проявление, прорыв силы при недостатке ума. Дело прошлое, это дело настоящего, делающее будущее. Так необходимо понимать вечные смыслы самопознания, которые растут и становятся по-своему, но взрослеют и познаются по коллективному, как целостности в осознании жизни.
Один мой старинный приятель спустя много лет после развода с первой своей супру-гой говорил, что до сих пор любит свою бывшую жену. Хотя, скорее это было случайное (кажущееся, иллюзорное) чувство, проявившееся через годы разлуки. В действительности он любил ту светлую память, что осталась у него в наследство от счастливой и сильной молодости. А она у каждого должна быть прекрасной. Так прекрасна природа в своем ди-ковинном естестве при понимании ее назначения человеком. Иначе человеку нечего и некого будет любить, искать и познавать в зрелости и в преклонном возрасте. Тогда светлое кажется светлым сразу и целиком. Тогда нечего будет даже вспоминать из той вечности, которую он прожил. Она его еще поджидает в будущем вечного настоящего.
Пожалуй, только связав и увязав с любовью смыслы самовоспитания и самообразова-ния, можно широко и сильно ворваться в истину самоорганизации. Она всегда необходи-ма жизни: герои случая это не герои сами по себе, поскольку реализуют идею единства с обществом. В итоге получается подобно тому, как процесс смысла становится в жизни совместно с явлением сущности. Совместно с диалектической связью между ними в виде процесса истины. Жизнь, как правило, познается в действиях. За редкими исключениями отшельничества аскезы, когда человек мылит и действует мыслью, правда, ограждая са-мого себя добровольным заточением одиночества. Чем крупнее действия личности отно-сительно себя, тем интенсивнее они материализуются (ускорение материализации). Так человек ближе смыкается с социумом, так объективность мира сливается в целостность с субъективностью той или иной личности.
Познание мира не может считаться случайным фактором жизни или закономерным фракталом мира. Поскольку поодиночке они не в состоянии существовать. Например, ис-кусство, культура и другие ценностные самовыражения это «выражение самосознания общества» (по А. Блоку). Поэтому любая деятельность человека как закономерность на-блюдается и самоосознается обществом. Отсюда можно сделать весьма важный аксиоло-гический и психологический вывод: «познание» жизни и мира личностью может совер-шаться лишь извне, совместно с окружением.
Такое отдаление человека от самого себя обусловлено его двойственной диалектиче-ской природой. Природой, унаследованной от мировых доминант необходимости субъек-тивно-объективного развития в виде бытийного существования. Как же тогда самопозна-ние? Оно отнюдь не «копание» в самом себе, а обязательные действия в вечном настоя-щем, то есть в мире. Обращение к самому себе необходимо лишь для становления повсе-дневно самости. Цель одна – чтобы во всеоружии с самостью выходить к миру и говорить ему: «Здравствуй, жизнь, я пришел к тебе».
Недаром изрекал мудрость жизни Г. Ибсен: «Чтобы быть самим собой, надо отречься от себя». Это и есть становление субъективности в связке «Я» - «Не-Я». Становление субъективности личности в рамках мировых качеств жизни и ее общечеловеческих ценностей. Отрекаясь от себя, человек как субъект становится личностью в вечном настоящем. Этому вторил А. Блок, говоря пророчески: «сотри случайные черты – и ты увидишь: мир прекрасен». Трудно сказать лучше. Но необходимо заметить одной небольшой паллиативной ремаркой: случайное «стереть» вовсе непросто. Это главный, самый широкий и глубокий шаг в постижении мира и жизни в нем: осмыслить, то есть понять. Осознать: где случайное, иллюзорное и выдуманное, а где коренное закономерное. То есть то, «что должно быть», в противовес тому «что есть» в хаосе дня. Или «что будет», исходя из текущей объективной установки к субъективному действию, часто неадекватному жизни мира.
Чтобы обеспечить такое, необходима не только тяжелая работа над собой. Нужен ра-зумный и постоянный труд по наблюдению и осмыслению собственных действий. Важны ежедневные оценки своей самости за прожитый день. То есть анализ-синтез собственной субъективности от входа в нее биосоциального потока до выхода оптимизированных действий. Тогда можно вполне справедливо посетовать ближнему: «Работа тяжелая, грузолем работаю. Зато сам себя вижу насквозь».
Недаром, например, китайцев даже на Дальнем Востоке называют «восточниками». Причем, довольно уважительно, поскольку именно они глядят в корень – под утренние небеса на Восток. К тому же они много работают. А Восток издревле считался родиной и колыбелью мудрости и осознания жизни, познания души человеческой. Духовные течения там всегда переплетались с философской базой и представляли (и представляют доныне) собой смыслы жизни.
Понятно, что плохое, случайное, нанесенное чем-то с берегов нечистых рано или поздно оборачиваются во сто раз худшим, Особенно если его хотеть, назло счастливому миру. Понятно и то, что такой человек не может иметь Родины и национальности, это из-гой, презираемый сам себя. Но он в любой момент способен на такой выверт, который никак не предугадать. Особенно если исходить из человеческой субъективности и логики вещей. Конечно, это будет вовсе не случайность, а аффектация души. Учения мудрецов Востока до сих пор считаются высокими созданиями древности, поскольку в них созданы замечательные образцы нравов, веры и понимания самого себя. От них нельзя не отталки-ваться до сих пор, хотя бы с точки зрения познания жизни и осмысления вечного настоя-щего. А оно ежеминутно предстает перед нашим задумчивым взором.
Почему же тогда столь многие из нас, понимая все это, не принимают его? Ссылаются на банальную бытийную «текучку», житейскую (обывательскую?) загруженность «до упада»? Почему столько много людей теряют или не находят смысл жизни? Может быть, потому, что не ищут, а не по тому детсадовскому убеждению, что не умеют искать? Мо-жет быть, этот смысл у них уже был, но они его потеряли, прельстившись благами земны-ми. Человек падок на удовольствия? Однако должна быть золотая середина, сочетающая необходимые потребности в удовольствиях и возможности становиться человеком ищу-щим себя. Пусть даже в самых трудных ситуациях интенционалистического толка.
Понимают ли такие люди, что они хронически опаздывают к вечности настоящего. Обычно таким даже приходят иногда упрямые ощущения, что мол-де: жизнь проходит почему-то мимо, и это знакомо, так знакомо до боли. И так печально делается, что челове-ка обходят по кривой. А ведь он сам во многом виноват, что мало и плохо занимался са-мим собой. Как грубо иной раз говорят, покрывая друг друга в их кругу: Попробовали бы сами, умники?» Или еще хуже: « Полчаса марьяжили, пока просверлили». А то и в другом ракурсе непонимания сущности своей духовной: «Ну, и все, тёпай, чуфанить не будем». И наконец, совсем идиотское: «Вы чай не завариваете? Заварки нету?» – «Мы и без заварки жирные»…
Однако любая даль обладает чудеснейшим свойством притягивать к себе доброе и не-доброе, обращая их в доброту людскую. Тем более в солнечный зеленый день, когда шме-ли и пчелы, да даже и мухи с прочей мелочью насекомной не имеют желания отдыхать. Даже ночью поют свою монотонную высокую песню цикады, и даже ленивые пауки вы-ползают из своих укрытий, чтобы послушать их и подивиться на этот мир, поджидая вы-хода на арену благоуханий Солнца благостного. А вот и «березовая девушка гадает сча-стья миг». Человек также частенько гадает над своими заботами, «познавая» жизнь…
6.
Теория Лейбница о замкнутости души противоречит ее вечности. Всякая замкнутость лишена смысла. Мы неосознанно и чрезвычайно плохо осмысленно заняты практикой жизни, делая вид, что так уж хорошо ее изучили и знаем: что с ней делать. Мы так заняты мелочным и даже непонятным самим себе, что не имеем возможность понять смысл жиз-ни. Не лучше было бы, наоборот, начинать день с духовных «песнопений», а не в мучени-ях логичного типа: «Как бы выкрутиться сегодня, лишь бы сегодня быстрее прошло мимо меня?» Да, при всем этом имеется немалая нужда в помощи от общественного самосозна-ния. Оно обычно шарахается от идей коммунизма к идеям капитализма и наоборот. Не видит оно центристской смысловой доминанты своей субъективности и великой задачи формирования и передачи людям общечеловеческих ценностей. Смысл должен идти впе-реди познания.
Одним интеллектом жизнь не осознать, интеллект должен и действовать соответственно. В результате происходит девальвация общечеловеческого начала и даже фальсификация его, в результате культурные завоевания оказываются понятийно приниженными. Например, та же Д. Донцова написала своих «иронических детективов» по печатному объему больше, чем Л. Толстой. Но кто их читает? Понятно кто – тот, кто не желает «познавать» свою жизнь, а созерцает чужую, воспетую в преступлениях. Разве можно вообще качество соотносить с количеством, особенно, когда дело касается нас самих, нашего мировосприятия и ценностей этого мира, не худшего, чем мы сами. Получается, что размениваем сушеную воблу на живого карася?..
Парадокс «познания» жизни уходит в бесконечность, самопознание – в вечное. Оба эти направления сходятся в субъективности человека. Конфликт идей, как правило, начи-нается с принципиального непонимания их смыслов; а идея без смысла нуждается в обя-зательной связи с вечностью. Так и человек: не понимая крупного, общего, сущностного, конфликтует по мелочам. Хотя сам нуждается в прочной опоре бесконечно большого, вечного настоящего. Таким, каким оно должно быть, а не таким, как его пока превратно понимают, примиряясь с тем, «что имеют». Иметь можно многое, если приобретать это «многое» без разбора, не осмысливая сами процессы необходимости приобретения. Одна-ко при этом на первый план постоянно выходит принцип верифицированности, когда приобретенное нуждается в оценке. А эта оценка, зачастую, приводит к разочарованиям неистинности первоначального взгляда.
Усвоение общечеловеческих ценностей, истины и справедливости возможны во все времена. И это необходимо для становления субъективности личности, для балансировки ментальных и субъективно-объективных равновесий в ней. Еще больше это априорно не-обходимо для формирования социальной субъективности. Намного меньше для субъек-тивности природы, поскольку последняя куда меньше нуждается в субъективных дейст-виях. Однако все это должно происходить в масштабах целостности всей троицы субъек-тивностей, диалектически завязанной в единый смысл необходимости действия. То есть, человек должен знать: зачем он познает мир и жизнь (не только свою). А его мировос-приятие должно поддерживаться социальными институтами и природными качествами. Причем, интенциально, а не паллиативно-превентивно.
Осознанию жизни противостоит бытие как объект, который изначально следовало бы связывать с субъектом. «Познание» жизни начинается с развития осознания собственной самости в рамках социальных вопросов. Оно «продолжается» осмыслением чувственных феноменов внешнего мира. Процесс «заканчивается» становлением прочной связи субъ-ективности с объективностью. То есть целостностью смысловых доминант в рамках обра-зованного феноноумена. Познание это осознание себя в мире и в своей внутренней жизни. В конечном большом счете – это понимание своей миссии в общей жизни, смыслы которой «прячутся» в общечеловеческих ценностях.
Смысл жизни это не символ, а процесс, связанный с сущностью через истину, к кото-рой можно лишь приближаться. Почему многие люди, особенно в последние десятилетия, теряют смысл жизни в вечности бесцелия? Вопрос был подробно рассмотрен В. Франклом в его знаменитых работах. Но нас интересует несколько иной ракурс проблемы, которого он почти не коснулся. А именно: человечности и общечеловеческого непатологического начала без процессов аффектации. Смысл чаще всего теряется людьми из-за того, что не усваиваются или даже обесцениваются общечеловеческие ценности. А не усваиваются они в основном потому, что государство на них не нацеливает, ослабляя поддержку объективного грегарного отбора. «Познание» жизни без смысла – пустая трата времени.
При этом необходимо отметить, что сами эти ценности не являются чем-то закончен-ным и закоснелым. Они также должно развиваться каждым человеком – и в этом видится основная трудность. Как результат – потеря смысла жизни. А развиваться они должны совместными усилиями – нашими и социетальными. Если мы совместно не развиваем их, да еще и «усмехаемся в сивую бороду», мол-де: «Хватит меня учить Вашими принципами». Это означает пока единственное: мы еще недостаточно очеловечены. И человечность почему-то трудно входит в нас, а то подчас и выходит наружу в никуда. О каком «познании» жизни и ее смыслов можно тогда говорить?
Наш мир закономерен, а значит, вечен. Случайность прорывается лишь как знак веч-ного бессилия, играя роль издержек жизни. Понимание и самопознание ягоды одного об-ширного поля знаний, которые граничат с мудростью. Да, человек, который прожил жизнь, обязан стать мудрым, обязан передавать молодым сущность и смыслы жизни. Ко-нечно, при их желании. В противном случае, чего мы стоим? Значит, мы ничего не поняли в этой жизни? Меленькое и подленькое витает, дрожа внутри нас перед огромной красочной вывеской входа в ад Данте: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
Так теряются в вечном настоящем смыслы, которые вопреки логике и здравой челове-ческой сметке остаются где-то на природной зеленой лужайке невостребованными. Сук, на котором мы сидим, оказывается срублен. А мы молча падаем в бездну вечности, и только потом удивленно восклицаем: «Почему так жестока жизнь?» Это «почему?» долж-но было вставать перед нами стеной преград к неразумию много раньше, когда самость наша только пыталась поднять слабенькую еще головку. Но мы давили ее сверху чугун-ным гнетом сладострастия. Диалектика судьбы – частная категория, ее нужно вводить в общее путем придания существования.
Жизнь это процесс вечного обновления. «Поймать» процесс возможно лишь связав его явлениями, то есть нашими поступками. Чем больше они будут соответствовать идеалам в лице общечеловеческих ценностей, тем скорее будут обретены приближения к смыслам, без которых человек бессилен в этом мире. Тем успешнее будет познаваться истина самой жизни. Как известно, истина связывает смысловой процесс развития с сущностным понятием той или иной вещи. Понятно, что простая человеческая обязанность жизни – это не доказывать собственную правоту кому-то в споре, а доказывать истинность вечного настоящего прежде всего самому себе. Несотворимость вечного не позволяет ему уйти на покой.
В противном случае может получаться весьма неказистая картина, например, такая, как она выглядит по А. Блоку: «Мы ищем боли, чтобы избежать тоски», не понимая смы-слов жизни? Тем не менее, стоит взглянуть на увядающий горизонт, где закатное Солнце посылает свои прямые лучи высоким и гордым облакам, чтобы также избежать тоски. А боль? Боль, она всегда остается с нами как символ мечтаний о чем-то все большем и более высоком, протягивая руки к несущим таинственную благодать облакам. Между тем, обла-ка принимают световые потоки и начинают алеть от стыда перед своим привилегирован-ным положением наверху. Они цветнеют и, кажется, что они поют под угасающую музы-ку трудового дня. Поют о том, что летняя короткая ночь скоро пройдет, наступит доброе утро нового дня – дня лучше и умнее прежнего. И тогда могут наступить минуты потрясения от контрастов мира, минуты любви, когда понимаешь и осознаешь больше, чем за годы простой или упрощенной жизни…
Недостаточное самопознание выражается уже в общении с другими людьми или даже с природой. Если человек не сумел внятно объяснить свою мысль, значит, «не сумел по-нять то, что собирался выразить». В свое время хорошо и кратко выразился по этому по-воду М. Рыльский: «Бо пора». Да, пора начинать думать, и не просто думать, а думать в первую очередь о самом себе. «Каков я сам, таков и мир по отношению ко мне. А значит, я свою жизнь познаю однобоко, если сам кособок». Небрежность в поведении, походке, в языке свидетельствует о лености мысли, о плохом самопознании его, да и некачественно-сти самого человека.
Мелочи они как индикатор субъективности в выражении самости – они постоянно подводят нас перед людьми, обнажая даже то, что мы сами пока не замечаем. Большое на-чинается с малого, а малое с самого себя, с внутренних процессов человечности и выра-жения смыслов общечеловеческого достоинства. Процессы субъективности не могут не приводить к действиям. Самопознание или познание мира и жизни диктует адекватность смыслов, помыслов и действий. А как иначе? Иначе начинает затухать костер, который огромным красным цветком пламенеет на синеве неба, на склоне леса, лета и жизни. Ина-че чудесные звезды прекрасной ночи прекрасной жизни – как драгоценная россыпь небесных бриллиантов, сверкающие многолико и таинственно – начинают тухнуть и превращаться в серость.
Серость жизни этот тот монстр, который угнетает человеческое достоинство всю жизнь. Она незаметно и подспудно подбирается к самой сердцевине существования – к целостности субъективной сферы и процесса объективного. Ведь познать, понять, осоз-нать, прочувствовать феноноуменальное можно, лишь чувствуя себя неотделимым от об-щества и природы, от всего мира с его прекрасами, удобствами и неудобствами. Как важ-но не только видеть жизнь перед собой вблизи и вдали, но и видеть в ней самого себя. Можно барахтаться в кипящем море страстей и удовольствий, можно злопыхать, несмотря ни на что, можно совершать меленькое и подленькое. Но ведь за все осознанные злодея-ния жизнь приговаривает Вас к продолжению…жизни (по Ф. Достоевскому).
Человек наполняется смыслом, когда развивает его в себе. Самопознание становится не в панибратстве или даже хулиганстве по отношению к жизни. Становится даже не в процессе слащавого хуления всех и вся, в том числе судьбы или всевышних. Оно заклю-чено в понимании общечеловеческого достояния. Понятно, что человек по настоящему начинает жить только тогда, когда начинает серьезно и до боли по ночам в одиночестве задумываться над собой. Над своей, может быть неудачной или нескладной жизнью. Но можно ли вообще не думать о вечном настоящем в своем лице? Конечно, нет. В чем же тогда заключается само дело? Ведь все мы думаем и не можем не думать, и в этом наше великое преимущество перед животным миром?
Аксиома жизни свидетельствует о том, что помыслы, правильные или не очень, долж-ны уравновешиваться соответствующими действиями. Причем, уравновешиваться не сами по себе, а под влиянием глагольных ментальных модусов, осмысления и осознания внешнего окружения, внутренних тенденций развития. Такое равновесие человек не может обеспечить самостийно. Ему обязательно нужно существование и действие в целостности с самой жизнью. То есть необходимо активно актуализировать свою самость в ней. Если помыслы обычно связаны с внешними обстоятельствами, то действия – больше с внутренними тенденциями. Только так может становится целостность жизни и ее вечность.
Понятно, что в повседневном у нас обычно маловато крупных событий. (Особенно, если мы их пассивно поджидаем на бесплодной почве, а не находим в активном поиске). Мелковато живем, чтобы привлечь к себе любовь жизни, чтобы она открылась нам в вол-шебном естестве, и мы могли бы понять себя и собственные смыслы. Важно всемерно привить себе любовь окружения, услышать вечный зов прошлого и будущего. Важно и то в самопознании, « с какой стороны ты к этим вопросом подходишь, как берешься за них и как решаешь» (по Л. Леонову).
Да, взором омытым слезой, видится многое, невидимое пресыщенными душами. Про-цесс осознания жизни можно довольно хорошо и метко описать словами А. Платонова: « В нем цвела душа, как во всяком ребенке, в него входили неудержимые страстные силы мира и превращались в человека». Именно соединение в целостность страстей мира и ра-зумности человеческой субъективности создает личность, которая славит мир. В данном случае речь, конечно же, идет о диалектической связи в целостность вечного объективно-сти и субъективности. Становление человека в личность происходит с обязательным уча-стием внешнего окружения и действиями самого человека относительно его.
Это окружение обычно выражено общечеловеческим началом, за исключением слу-чайных обстоятельств, которые исходят из трудностей материализации помыслов в дейст-вия. Они представляют собой не преграду, а необходимость корректирования своей само-сти по ходу этих помыслов и действий. Вот когда наступает венец самопознания и над лесом вместе с Вами опрокидывается голубой радостный купол дня, предохраняющий от незлобливых, но водолюбивых туч.
Тогда даже город – это блюдо асфальта с окрошкой частых каменных домов – начина-ет улыбаться. Начинает говорить славу дню и человеку в нем. Чем больше узнаешь мир и себя вместе с жизнью в нем, тем больше убеждаешься в его необыкновенности. Так что вся это сегодняшняя гадость Ваших неудач будет отброшена разумным человеком (имея в виду себя в самопознании вечного) как падаль со здорового тела. А исступленная вера в свою правоту выводит самость из гавани чувств в открытое море надежд – пробовать многое, а главное: дальнейшую силу смысла добра и человечности.
Смысл сущего – в его существовании; смысл вечного – в его осуществлении; смысл бытия – в связи с небытием. Говоря о постижении жизни, невозможно не провести анало-гии с постижением истины. Жизнь это объективно-субъективная сущность. Истина также объективно-субъективна. Но она есть процесс связи сущности со смыслом, она пролегает в стороне от вещности. Вещь или нечто физическое никоим образом не может быть ис-тинной без связи со смыслом. Вещь не может существовать сама по себе, она не имма-нентна, но и не трансцендентна. Зато она предполагает сущность, которую предстоит че-рез истину облечь в смысловые покрова. Если это происходит, значит, человек познает жизнь через все эти необходимые связи. Осмыслить можно только то, что существует. В этом «здравость» смысла.
Более того, истина сама развивается в сущностном мире, даже вне зависимости от конвенциальных рамок. Ее принципиальная непостижимость как вещи «в себе», однако, свидетельствует об относительном постижении жизни. При этом субъективные смыслы, как векторы целостности истины вовсе не нуждаются в постижении. Хотя они осмысливаются и понимаются в общих качествах – именно как направленность развития. Эта направленность задается объективно, но реализуется субъективно в тождественности их развития. Так что осознание жизни человеком обязательно связано с его поступками во внешнем мире. Связано с оценкой этих поступков относительно объективной направленности и общечеловеческих ценностей со стороны общества.
Поэтому в самопознании мы имеем единственный истинный путь к себе, который пролегает вне каких-либо конвенций. Это усвоение конвенциальных же общечеловеческих ценностей через собственную самость; то есть, развивая далее эти ценности нашего мира. И это будет являться нашей жизнью во всех ее перипетиях. Иначе на нас возлегала бы Каинова печать легкомысленности. А то и наплевательского отношения к тому большому, что вырабатывалось веками усилиями миллионов людей. Причем, совместно с социумами и природой. Ведь нужно обязательно принимать что-нибудь на веру. Не все нуждается в доказательствах, что-то в жизни вообще недоказуемым сфинксом возвышается над нами. Будь то хоть сам процесс истины. Но было бы иначе просто неразумно и пассивно не полагаться на нее в «чистом виде». А так – все это ведет в сторону непрерывной вширь и вглубь вечности жизни.
Всякое осмысление в самопознании связано с определенным видом сотворчества це-лостности бытия на путях познания мира. То есть, самопознание как процесс может со-стояться в позитивном облике, лишь основываясь на ценностной общечеловеческой базе. Но только при условии творческого усвоения (переработке или развитию) субъективно-объективных отношений. Эти отношения тождественны в своем развития, и они вылива-ются в поступки, которые «должны быть», а не «есть» или «будут», что соответствуют требованиям к зрелой личности.
Такой характер долженствования действий в вечном настоящем ограждает барьером непроходимости истинное от наносно-конвенциального. Подобные мысли и идеи подчеркивал еще Гораций: «Кто от добра добро ищет, тот попадает во власть вечных забот». Имеется в виду человек, который переходит грань общечеловеческих ценностей. Затем он никак не может уравновесить самопознание со справедливыми требованиями жизни. А потому не может приблизиться к вечному настоящему. Оно оказывается для него закрытым частоколом превратных самомнений и нежелания саморазвиваться в прелестях собственных удовольствий.
Мало кто из нас доволен своей судьбой, многие продолжают завидовать соседу. Очень немногие дольны тем, что ему дано жизнью, и только потому, что такие люди бла-женные. «Кто без пороков родится? Тот лучше, в ком их меньше… Так говорят, что муд-рец сам не шьет ни сапог, ни сандалий, но сапожник и он». Гораций был мудрым челове-ком. Конечно, сапоги такого человека должны быть лучше, а не такие дырявые, как они есть или будут.
Ты посмотри на свою вечность зорче. Хитрая Луна вылила на поверхность старого пруда серебро. И он, сочный и скучный никак не может уснуть: рябится и пытается изба-виться от лунного добра. Ночь зажгла светляки звезд и совершает медленный лунный об-ход как на параде. Она заглядывает тебе в душу и будто бы говорит тихонько: «А ты по-знал себя в моей вечности? Видишь, как хорошо кругом и ладно. А ведь я твоя душа. Ты как ребенок; ты моего счастья не отберешь, поскольку со своим родился…»
7.
Человек идет только вперед, иначе он падает. Источник развития в нас самих – это не имманентность, не субстанция, а самоорганизация. Так же и у человека в жизни. Меня долго занимал вопрос, почему «Я» это именно я, а не кто-то другой. Почему я родился и живу именно здесь, а не там, или в другое время? Этот вопрос, как мне кажется, тесно связан с «большими числами» и их законом, с реальной бесконечностью, с непрерывностью, а значит, обязательно – с вечностью бытия нашего. С другой стороны, очевидно, что где-то да должен был я родиться, если уж я существуют теперь. Где? Этот эффект рождения «имярек» равносилен гаданию – не может быть тенденцией в рамках сущего. Ведь недаром человек ограничен лишь конечным восприятием в ходе «познания» жизни.
Едет не сам автомобиль, а вместе с процессом движения – только так он существует, как и человек. Мы ведь не уходим домой с работы в одном носке? Это как «жура» (пена наверху топленого сливочного масла) – она берется из бесконечности хаотического рас-пределения явлений в непрерывности и обращается в нечто материальное. Так происходит всякая материализация или объективация. Так и вечность, она ведь не выбирает, а разбрасывает жизни по бесконечному смысловому полю жизни. Поэтому я с одинаковой вероятностью мог родиться и становиться в Америке или Австралии. Почему у непрерывной вечности нет тенденций выделения? Так как есть тенденция развития, которая обеспечивает материализацию помыслов. Или объективных течений из вечного. Здесь оно еще не огранено рамками диалектизированной дискретности в нечто сугубо структурированное.
Есть лишь одна вечная истина – это ты. Познай себя – «познаешь» жизнь. Однако если вечное не выбирает в принципе? Тогда кто или что давал жизнь именно мне? В глубине смыслов (как невозможность неразвития), очевидно, имеет место тенденция обязательно-сти материализации. Она еще до рождения и до познания мною жизни, становится про-цессом, которому предстоит материализоваться именно в данное время, месте и личности. Здесь выбор пал именно на мою мать, в плоть которой вечность внесла мой будущий дух. Вот он уже очувствовал и глядит на меня. Вот он нарекает меня, еще не существующего «Санькой-сорокосветом», а потом от усталости отирает лоб и ворчит: «Чертова работа, ни людей, ни черта нет»…
В принципе получается, что я произошел от вечности многие миллиарды лет тому на-зад. Можно даже сказать по И. Канту – от «вещи в себе». Но сам И. Кант был агностиком и не признавал могущество человеческого разума. А вот я человек разумный в диалекти-ческом плане. Я понимаю, что в мире нет ничего непознаваемого, если субъективное же-лание связывать с объективной направленностью. Вот только обличье свое я обрел уже в последние годы. Именно в эти годы, когда непрерывность бытия дошла до материализа-ции моего духа из бесконечности вариантов рождения других людей. Необходимо пом-нить, что субъективность – наша связь с миром. Только с ее помощью можно осознать жизнь.
После идеализации моего духа, ко мне пришел ночью хромой и уставший писарь типа «Великого Инквизитора». Он странно хрюкнул носом, будто мой дух ему не понравился, после чего взялся за ручку. Записал мое «Я» в толстенный талмуд с серебряными застеж-ками, которое было еще «Не-Я» – как будто «Я». Затем прилетел с тихим шелестом ветер вечности, да еще с такой физиономией, что его все принимали за начальника в канцелярии непрерывности вселенского бытия. Он понес мой дух куда-то – куда ему вздумается – и скинул сверху, куда попадя, к людям. Он молчал, язык человеческий ему не нравился, и он предпочитал обходиться без него.
Так мой бедный дух попал к моим пращурам, а через многие-многие века ветром слу-чайности при материализации угодил к моей матери. Даже если бы меня зачал не мой отец, то все равно родился бы я как «Я». Пусть, может быть, не такого роста и дня на два позже, несколько другого обличья, языка пустозвячного и разума иного. Но это был бы «имярек» – «Я». Так что есть она тенденция появления меня именно тогда, там и так. Вот только она существовала не одна, с ней вместе уже в материализованном виде развива-лось древо вечного моей генеалогии. И вот теперь я такой перед Вами: с «четкой» шапкой набекрень, не признающий перчаток и прочего «дреколья».
Как вошел я в отроки, стал упрямым как сухая береста на ветру. А любимая еда у меня – сало с картошкой. Вот он я, именно я – такой и здесь, и в эти минуты. Хочешь – бери с собой в вечное настоящее, а не хочешь – сам дойду до него. Понеже, смысл ищу и найду свою самость. Я от вечности ушел, и дух мой вечный в вечности бытия человеческого. Вот он я – напился горячей воды, сунул рукавицы за пазуху, схватил рогожу и побежал в магазин, поскольку и вечное требует бытийных сует. Шуба-то ватная, а замерз на ветру. Дома стречком метнулся к двери, боясь, что не успею, и уходящий день, «перекроет мне кислород». Сел, и вот пишу вам свою исповедь. А может, это и не я вовсе, а кто-то другой пишет? Какая разница вроде бы? Но нет, у него нет такой самости, как у меня. В своем деле я вечность знаю, понеже сам вышел из нее…»
Достоинство и смысл вечного в том, что оно не связано временем. Человек «познает» (осмысливает-осознает-действует) жизнь через себя, усваивая ее через поступки и их оценку. В принципе это происходит непрерывно. С другой стороны жизнь также познает человека непрерывно и вечно, испытывая его своими условиями, обстоятельствами, нор-мами, законами и прочим. Человек осмысливает мир и окружающее его общество изнутри – от своей субъективности. Причем, не только с точки зрения приспособления к ним, но и посильного, диалектически раздвоенного применения в рамках собственной самости.
Преодолеть жизненный спад легче всего, думая о вечном. Такие думы, как правило, приводят к активным действиям. Жизнь также в рамках некоторого интервала вечного настоящего приспосабливается к человеку. Было бы совершенно превратно считать иначе, мол-де: «Жизнь она может только требовать, но не давать, с ней нужно бороться, а не ублажать». Значит, человек живет не сам по себе – сама жизнь в нем живет также. Причем, на паритетных правах тождественности в совместном развитии. Что касается судьбы, то она к жизни не имеет никакого отношения, это особый «узелок», который возникает при материализации помыслов в действия. То есть, судьба это не жизнь, и она во многом и даже в основном зависит от самого человека.
Таким образом, человек непосредственно связан с жизнью. Казалось бы, потому, что там нужно познавать в условиях разумной тождественности? Однако это вовсе не так, поскольку человек непосредственно не может идти по прямой тренда заданного объективными отборами. Он не может достигать того, «что должно быть», в силу своей трехмерности, о чем уже говорилось. Человек связан с жизнью смыслами, обществом, природой, прочими объективностями как явление общего процесса развития. И постигать ему нужно вовсе не жизнь как таковую, а собственные ошибки, отклонения от направленности развития мира и самой жизни. Цель при этом может быть одна – по возможности минимизировать те отклонения от тренда развития жизни в вечном настоящем. Поскольку человек не может предугадать в своих поступках даже при оптимальном осмыслении-осознании то «что должно» быть», он должен хотя бы максимально приближаться к нему. Цель все та же – сводить к минимуму отклонения нечеловечности. Это и будет процесс познавания жизни.
Явления человечности это те же поступки; но каждая личность обладает собственной субъективностью, которая выражает индивидуальную самость. Можно даже отмечать, что эта «самость» исходит из индивидуальных смыслов. Имеется в виду та направленность развития смысла существования, которая приближает данную личность к жизни. В вечном настоящем. Поэтому поступки человека далеко не всегда отвечают требованиям жизни. Ведь жизнь вечная не только потому, что она связана с бесконечностью развития. А еще и потому, что она каждый раз предстает перед человеком в новом обличье.
Творчество это не только процесс создания вечных общечеловеческих ценностей, но и подъем творца над миром. Так осознается жизнь – сверху. Очевидно, существует некото-рый вполне определенный интервал осмысления и деятельности в рамках человеческой субъективности. Только в нем жизнь допускает те или иные действия человека. Но она при этом не входит в его субъективность с корректурными намерениями. Личность сама формирует и становит собственные глагольные ментальные модусы в ответ на информа-цию от общества в составе биосоциального потока. Она создает и отрабатывает модели необходимого поведения в ходе рефлексий осмысления-осознания. Далее она оценивает внешнее окружение и обстановку для совершения адекватным тому действий.
Однако если человек, осознательно или нет, переходит границы вечного, дозволенного жизнью, тогда происходит неожиданное и неприятное. Его обычно называют неудачами по вине судьбы, кармы или тому подобному. То есть судьба в виде прерогативного и превентивного внешнего воздействия, как правило, появляется в такие моменты, когда человек недостаточно осмысливает себя и жизнь. Хотя случайное как издержка материализации неизбежна, но ее действие весьма относительно – относительно качества предыдущих поступков личности. В случае существенных отклонений действий человека от того «что должно быть», он выходит из вечного настоящего и устремляется в путь изгойства. Тогда он наказывается вынужденными корректирующими действиями со стороны жизни. Поскольку развитие не может не существовать в равновесии субъективного с объективным.
Перед человеком всегда стоят наготове общечеловеческие ценности. Помимо них есть природные ценности, которые необходимо уважать и соблюдать в этом равновесии. В противном случае они заставляют уважать себя. Наш мир, как и жизнь человеческая на-столько диалектически уравновешена, что иной раз диву даешься такой взаимосвязи. При этом человек ведет себя вовсе не по рабски, а на паритетных основаниях совместно с об-ществом и природой в целостности троицы субъективностей. Человек не может жить сам по себе, несмотря на относительную самостоятельность и свободу. Он настолько интегри-рован в мир, что кажущаяся вольность или вольготность действий («Что хочу- то ворочу») бывает часто омрачена обратным.
Например. Молодой человек, полный сил и энергии, после удачных, как ему кажется действий, решается перепрыгнуть через большую лужу. Недооценив жизнь и собственные способности, он оказывается в воде и забрызганный грязью. А он идет на свидание. Поток брани в адрес кого угодно. Кто виноват? Сам. Это жизнь заставила его уважать себя, а он ее пока еще плохо познает. Человек немного смущен, но отряхивается, очищается и идет дальше, туда, где его уже ждут. Больше в подобных ситуациях он себя так не поведет и другим закажет не делать подобное. Хотя, молодость бушует и ищет приключений. Для них это мелочи, хотя из них может складываться серьезные вещи и нелепые происшествия. Сам не замечая того, он «познает» жизнь на своих ошибках.
Другие случаи могут быть более тяжелыми. Однако история учит через жизнь, но учит того, кто хочет учиться, подталкивая к вечному настоящему. И жизнь учит, и человек учится, познавая ее, выхватывая у жизни как процесса вечности «куски» смыслов. Необ-ходимо заметить, что и человек сам учит жизнь. Тогда эта диалектическая реплика не мо-жет не существовать. Ведь человек с жизнью в одной диалектической целостности, они тождественны в своем соразвитии. Например, человек раз-другой не смог преодолеть барьер осмысления некоторой общечеловеческой ценности. Тогда жизнь в виде общества смягчает мерки или нормативы оценок его действий. Природа, если человек создает ей условия, благодарно одаривает урожаем.
Тесная взаимосвязь человека с жизнью обуславливает самопознание непрерывно. Но при условии, что мы пытливо вглядываемся в будущее и учитываем ошибки прошлого. Как мы осмысливаем жизнью себя? От действия к действию, улучшая себя шаг от шага. Неизбежны ошибки, случайные (внешние), осознательные (внутрисобственные), так и неосознательные (от жизни в обществе). На ошибках мы лучше осознаем себя и жизнь, их не следовало бы бояться. Но если ошибки отражают чрезмерность и случайность, то они, как правило, не учат, а осмысливаются в негативном паллиативе – портят настроение и вызывают злость на себя и других. Таким образом, чрезмерных осознательных ошибок следует остерегаться. Особенно если они выходят за барьеры, дозволенные жизнью как определенные нормативы поведения.
Действия человека должны показывать новую устремленность – так он познает себя и жизнь, отходя от старого. В противном случае неизбежно случается конфликт с самим со-бой. Особенно, когда человек в силу различных негативных для его субъективности при-чин отстает от вечности (непрерывности) бытия и плохо осмысливает новые грани жизни. Плохо в том отношении, что ментальные равновесия начинают неадекватно согласовываться со сферой субъективного. Можно заметить большее: что мы «познаем» жизнь так, как она познает нас, и как она должна бы это делать. Однако, осознание жизни и жизнь тождественны.
Иной человек «понюхал гаечный ключ и всхохотал» над жизнью. Он доволен тем ма-лым, что ему дадено, а не он сам достал. Вот точно так же и жизнь обратным ходом ему дает лишь малое, которое даже для собственного его развития не подходит. А если ты, едва стянув «атаманские сапоги с отставшими подошвами», начинаешь требовать от жизни почтения и незаслуженных подарков, то она как бы не забыла тебя вовсе. Иная «волшебная история» упрямого характера может стоить ему жизни только потому, что он требует от нее больше, чем сам ей дает. А то и вовсе не дает ничего. Разве это «познание» жизни? Ждать манны небесной может либо человек наивный, либо чересчур верующий в чудеса неземные.
Вполне понятна немалая существенная важность достижения самим человеком равно-весия между собой (согласие в ментальных модусах) и миром. Оно олицетворяет жизнь, в том числе с ее природными качествами, объективными доминантами и непрерывностью событийной «развертки». А то ведь иной убогий «Кузьма-Сороколет» хватит на общем гулянии пару-тройку рюмок «горькой». И в конце презревает приличие – начинает есть не то что ртом, а руками. Какая тут жизнь, не говоря уже об ее «познании» и смысловых перипетиях? Она дает ему взамен лишь хмарое похмелье с одной вечной целью – заставить осмыслить собственную жизнь и избавиться от чрезмерного. Зачастую, такое похмелье малодейственно – это лишь продолжение тяги к гибельному и беспардонному суррогату веселья.
Поэтому получается такой неотрадный ответ на вопрос «как познать жизнь»: быть че-ловеком. Тогда и жизнь сама тебя поймет, и ты ее; тогда и вечное настоящее интересом станет на ласковые мотивы жизни. Наверное, не вполне справедливо можно считать, что «жизнь не стоит на месте» Это мы сами «не стоим». А жизнь оказывается настолько раз-нообразной в негеометрические и безразмерные глубину и ширину. Непрерывный калей-доскоп ее превращений и оборотов каждый день, каждую минуту преподносит нам все новые и новые «грани преодоления». У нее вообще нет места.
Так что скучать человеку ищущему не приходиться. Но только в том случае, если он сам хочет найти смысл жизни. Если даже в мелком обыденном может находить новые ос-мысления и производить новые достойные действия. А поиск истины всегда достойное занятие. Даже если она не находится, сам процесс поиска способствует обретению жизни. Истина в отличие от жизни действительно не стоит на месте. Она подобно вечности находится в непрерывном целенаправленном развитии. Только процесс поиска позволяет нам хоть как-то приблизится к истине как процессу связи сущности предмета и смыслу процесса развития.
Однако это же означает неизбежную обратную связь – поиск себя в процессе истины. Если ищем, то обязательно находим. Пусть даже не конкретную данность сферы субъек-тивного через чувства. Тогда хотя бы новую информацию или образ тенденции, нацели-вающую на нее. Это и будет вечный смысл жизни, который постоянно ускользает от нас, поскольку существует в ином измерении, чем наши чувства? Почему? Потому что сама жизнь не имеет никаких временных или пространственных измерений, границ или соот-несений. Потому что это и есть вечное настоящее, которое мы вполне можем осмыслить лишь в динамике и поиске самого себя.
В общем виде и отношении смысл это процесс развития процесса (процессионал) или траектория развития мира. Напрямую мы не видим эту объективную негеометрическую траекторию (то «что должно быть»). Она подлежит неизбежной объективации (материа-лизации), при котором проявляется не только закономерно-объективное, но и случайно-субъективное. Закономерное объективное превентивно направляет дискурс жизни. Слу-чайное субъективное паллиативно реализует и актуализирует нарратив. Так образуется известный «зигзаг развития», когда поступки личности флуктуируют (прецессируют) во-круг и вдоль тренда смысла. Великий смысл это необходимость существования.
Связь мысли и действия не может быть логической, так как одним «концом» она ухо-дит в бесконечность. Логика не знает, где находятся смыслы. Смысловые доминанты как некоторые, иногда определенные тенденции развития ориентируют человека в осознании им жизни. Но они должны быть хотя бы оценены со стороны окружающих его природы и общества. Однако, такая «скрытость» смыслов вовсе не говорит об их какой-то таинст-венности, иррациональности или трансцендентности в виде «вещи в себе». Но упрямо свидетельствует о неизбежности отклонений действий человека от его помыслов, а тем более от тренда общего развития жизни. Случайность становится в виде «зазора» между понятием смысла («что есть») и самим смыслом («что должно быть»), который во многом исполняет роль истины. Поэтому вопрос, где смыслы, теряет свою актуальность, ввиду делокализации частных смыслов вокруг общего смысла необходимости существования.
Отличие смысла от истины лишь в аспекте их применения человеком. Истинное может быть зафиксировано в некоторую конкретность поступка, смысл – никоим образом. Истина связывает нас с жизнью и сущностью конкретного бытия. Смысл связывает непрерывность в развитие как субъективно-объективная целостность. Однако он не касается человека напрямую, обозначая лишь границы его субъективности. Истина – мгновение процесса развития, смысл – его траектория.
Человек «познает» жизнь через истину непрерывно, вторгаясь в вечное настоящее. Он же приближается к смыслу, помышляя и поступая согласно мгновениям истины и част-ным смыслам. Он создает и становит их сам в собственной субъективности, благодаря равновесному процессу осмысления-осознания. Так называемое «смысловое поле» (более верно – «смысловой вектор») представляет собой бесконечный континуум мгновенных истин. Необходимо заметить, что частные смыслы в процессе развития единичной субъективности тождественны истине в процессе общего развития. Они существует с ней в целостной диалектической связке. Недаром граница самопознания находится в вечном.
Обычно возникает необходимость различать смыслы, сущность и истину. Сущность это выражение качественной диалектической всеобщности вещи или иного материально-го образования. Смысл отражает качество процесса познания жизни. Истина же связывает сущность и смысл в целостность развития. Таким образом, мы имеем при этом «Троицу китов» осознания жизни: сущность бытия – смысл жизни и связь между ними в виде ис-тины. Все «участники» этой троицы выражает общефилософскую «триаду поляризации». Тогда жизнь раздваивается на материальную сущность бытия и процессный смысл жизни. Истина их постоянно связывает, сама непрерывно развиваясь в ходе извечной поляриза-ции сущего как самоорганизации за счет невозможности неразвития.
Тогда «познание жизни» невозможно осуществлять «кусками» этой троицы, разрывая ее, как это обычно делают монисты или дуалисты. Но можно и нужно собственной цело-стной в существовании субъективностью связывать сферу субъективного и процесс объ-ективного. Мы делаем это постоянно и непрерывно в своей жизни и деятельности, даже обычно не замечая этого. Однако мы плохо осмысливаем и понимаем истину, считая ее фиксированной данностью. А не как процесс, связывающий нашу субъективность. Субъ-ективность сама связана с процессом материализации. Вот этот процесс и есть собственно «познание жизни». Тем не менее, истина в процессе, смыслы и сущность «сидят» в нас самих, в нашем бытие. Нам остается лишь искать даже не смыслы или сущность жизни. Мы ищем и познаем истину, обуславливающую наши поступки, чтобы действовать как можно более приближенно к ней.
Здесь мы снова и снова вынуждены обращаться за помощью к общечеловеческим цен-ностям, которые направляют и нацеливают на истинное в жизни. Сами общечеловеческие каналы формируются социальным или социетальным путем. Они становятся совместно с личностями при их усвоении и функционировании в действиях людей. Формируются они с учетом субъективности природы, объективных отборов и развиваются далее совместно с единичными субъективностями. Таким образом, мы видим в жизни в качестве существующих образований лишь диалектические связки как целостности, которые единственные могут существовать во Вселенной. Вся чувственная вещность обычно не замечает своих связей с процессным, хотя без этой связи нет вещей как таковых, нет пресловутой «материи».
Трансформация и возвышение человека возможны лишь в условиях вечного, при ус-ловии свободы его материализации. Это значит, что «познавая» жизнь, нужно искать и находить диалектические связки. Только затем, отталкиваясь от них, подходить к смысло-вому их обрамлению. Подобным образом применительно к человеку это означает то, что необходимо пристально наблюдать окружающий мир. Нужно анализировать и осмысли-вать его связи, осмысливать, прежде всего, собственные поступки и их связь с общечело-веческими ценностями, с которыми мы также находимся в диалектическом единстве.
Угнетение мысли в самопознании ведет к самовосхвалению. При этом теряется смысл познания себя. Например, мы глядим на блестящую природу. У нас появляется желание сделать что-нибудь доброе и светлое людям (согласно общечеловеческим канонам обще-ства). Мы делаем его или нет – это зависит уже от степени «познания» (осмысления) нами жизни. Очевидно то, что в любом помысле или действии присутствует связь рассмотрен-ное выше триады: сущность – истина – смысл. Если мы делаем добро – значит, мы уже кое-что «познали» в жизни. По крайней мере, научились связывать субъективности жизни. Да, смысл жизни лежит в нас самих. Однако искать и познавать необходимо вовсе не его, как некоторого абсолюта. Более важны, прежде всего, его связи с миром – именно по ним существует и развивается, пульсируя, наша жизнь…
8.
Мне вспоминается отец – старый коммунист времен великой войны – с его малогра-мотными, но трезвыми поучениями. «Ты смотри, сын. Вот тая жизнь. К людям поближе держись, тогда и тебе жить легче станет», – говаривал он. Или еще: «Ведь живые деньги теряем: женатый квасок всегда ленив, а глаз воротит». Да, наверное, «нету у меня толка»: к людям привык зорко приглядываться, изучать их; а вот к себе – никак. Вроде и в науку тянуло гамом, как черта в болото, а вот будто наелся горького супа из холодильника – и отбило охоту искать неизыскиваемое.
Гляжу на людей. Вот молоденький паренек в широкой рубашке с золотым якорем – морем стонет. А этот в рубашке без пуговичек – закрытый тип, не желает «познавать» жизнь, то-то чистым «индюковым» бирюком ходит. Третий в галстуке с мелким горохом – очевидно, ведает смыслами, интеллигентом пахнет и цветет радостью не только в душе. А вот у этого цветы на рубашке повяли; цыкнул на кота как на кобеля, рванул правый рыжий ус и нацепил старую кепку на ухо – знать, пижоном родился и стал. Кто же ты сам-то? Будто познал жизнь, приняв тайное лекарство на живой воде? Из тех, кто и во сне руку порезать может? Ведь края жизни только потому уродливы, что конечны.
Делов-то, вроде, с гулькин чих: познать себя. Особенно если подходить к себе не про-сто так, а в болотных галошах – «грязедавах», чтобы ненароком не замарать жизнь в ее чести великой. Вот идет явный интеллектуал – редко таких увидишь. Невысокий, плот-ный, в ястребиных очках. Обязательно с петушиной шляпой под мышкой. Уж он-то знает: почем жизнь и с чем ее можно, а с чем нельзя есть. Спросим? Но он от смущения напря-женного тяжким вопросом о смысле жизни протрубил в носовой платок и отошел на писклявый комариный полет.
Сегодня погода северного исполнения. Ветер шальным порывом овладел его грушей (шляпой) и покатил ее колесом по мостовой. А сам интеллектуал укоризненно поднял на меня деревянное лицо и неуклюже побежал за шляпой на деревянных же ногах. Разговор не состоялся, наверное, по моей вине. Плохо пока еще понял жизнь? А ее оборотам несть числа – до бесконечности норовит закрутить тебя в своих объятиях, Только попробуй по-глубже копнуть ее осмыслением чудес вечного настоящего. Так увлечет – что на все ос-тавшиеся даже немалые годы сделает поиск и творческим сапом, и смыслом всей жизни. Пусть даже невеликой с высот Вселенной.
Оставшись один, я озорно запустил камнем в унылую Луну, которая посмела появиться днем, и в сердцах вошел в свой подъезд. В лифте сел в уголок и поехал, словно на тот свет, коли уж этот познать не пришлось, хотя бы на половинку. У порога сбросил скрипучие ботинки, взял в руки любимые шлепанцы и босяком прошлепал на кухню. Выпил с горя ковш холодной воды и застонал зубами. Пошел на балкон снова людей смотреть, себя уже не показывая. Хотел снова и снова понять: где же смыслы? Смотрю, тот интеллектуал догнал свою шляпу.
Оставшись один, он зачем-то открутил пуговицу на пальто и швырнул ее мне в окно. Как только узнал? Видно, заметил-таки видом. А что его так зло развезло? Вот тебе ба-тюшка, и интеллектуал. Знать, задел я его шибко своим праведно-неправедным вопросом. Чепуха с горошком, не это главное, смыслы они где-то глубоко в нас сидят. У кого даль-ше, у кого мельче, так что даже увидеть можно? На их роток не подберешь замка надеж-ного, чтобы тайну не продавали чужим. Они сами показываются и говорят тебе потихоньку правду, особенно если сильно захотел увидеть себя в них. Вот и розовый пар пошел в лучах закатного Солнца…
Каким бы странным символом это ни звучало, но «познать» жизнь можно только через время. То есть в процессном объективно-субъективном плане, наблюдая и анализируя непрерывно и постоянно. Время оказывается тем «острым оселком» – критерием, который характеризует скорость действия или мышления. Оценивает плотность окружающих человека событий и мучительный вес годов. В философском общем принципе «скорость материализации» решает все. Поэтому ускорение материализации было бы очень полезно и в поиске «познания» жизни. Двойственность человека как феноноумена диалектическая. Это значит, что сама жизнь это не только привычное нам понятие в виде «бытия».
К сожалению, давление объективного времени осознается, зачастую, с существенным запозданием. Это пагубно отражается на скорости материализации и действиях. Как ут-верждал Р. Гамзатов: «Только прожив жизнь, начинаешь понимать, что лучшее изобрете-ние человечества – часы». Да, мы постоянно торопимся, осознанно или интуитивно, ус-петь в убегающий и гудящий поезд жизни; частенько опаздываем. А нагоняем далеко не всегда. Только добрые смыслы жизни могут дать такую скорость нашего существования, чтобы успеть к вечному настоящему, а не волочиться у него в хвосте.
Характерно, что оценку времени, годам и жизни человек дает в своем конце. Не в «конце бесконечности», а в конце активного проникновения в самого себя как непрерыв-ной целостности. Когда мы мало-помалу вынуждены отходить от бурлящей непрерывно-сти вечного настоящего. При этом можно вполне авторитетно утверждать, что для нахож-дения, проявления и становления в нас наилучших способов осознания жизни, необходи-мы великие прессы, помогающие сжимать в секунды года. Но необходимы и великие ду-матели, принимающие и осмысливающие такие тяжеленно-сжатые массивы лет в одно стремление.
Отсюда можно и нужно сделать важный вывод: чтобы «познать» жизнь, нужно все-мерно экономить и даже уплотнять, ускорять время, а не распылять его по мелочам. Для достойного осознания жизни совершенно недостаточно иметь хороший и трезвый разум. Главное видится в его «хорошем применении» (по Р. Декарту). Однако следует иметь в виду и другой ракурс поиска – разум сам должен доходить до точки приложения и эконо-мить время. Вместе с тем одной даже хорошей экономии времени все же недостаточно для доброго приближения к смыслам. Они неизбежно будут продолжать уходить в свою бесконечную стать развития мира.
Субъективность личности обычно достаточно тонко уравновешена, как извне, так и изнутри. Ускорение материализации может смещать равновесия, особенно ментальные. Поэтому насильное использование ресурсов личности мало что дает по части экономии времени. Экономия временных и доминантных рефлексий целесообразно лишь в случае, если сам прецизионный процесс прохождения моделей поступка через глагольные мен-тальные модусы происходит слаженно, с учетом требований вечного смысла. Это означа-ет, помимо прочих условий и то, что на первоприоритетное место в трудоемком деле «по-знания» жизни выдвигается умение осмысленно думать. Это не просто лозунг философст-вования или жупел временных частоколов трудностей. Это важный процесс упорядочивания мыслей и нахождение наиболее коротких, но оптимально сущностных путей при их рефлексиях для достижения адекватных моделей действия и самого действия.
Получается в итоге, что с одной стороны – нужно поспевать, чтобы вовремя совер-шить ответное действие на запрос внешнего или объективного. С другой стороны: непродуманные действия, зачастую, по результату оказываться хуже, чем затянутые. Где «золотая середина»? Решать приходится самому при максимально полном учете субъективных и объективных факторов развития. Ведь очевидно, что «важнейшая задача цивилизации – научить человека думать» (по Т. Эдисону). А этому «научить» – разумно противопоставляется добрый синоним в виде «самообразование как смысл жизни».
Процесс «думания» означает оптимизацию «познания» (осмысления) жизни через ско-рейшее приближение к смыслам при достаточном понимании сущности самого себя. Во многих случаях этому способствует философское мышление, поскольку смысл легче уга-дывается и познается «свысока», когда человек думает широко, по вселенски. Вот только развить это вселенское мышление непросто. Во многих случаях требуется специальное развитие «с пеленок». При этом связывание мыслей обычно оказывается более важным приоритетом, чем использование готовых сценариев прошлого из памяти человека или по внешнему текущему наущению. «Познание» жизни в общем виде это поиск «оснований и причин» (по Гераклиту). Осмысливание это еще не достижение смысла.
В этом отношении необходимо заметить некоторую инерционность мышления и по-знания жизни за счет неуклонного развития самих смыслов, которые, как и истина, как и жизнь не стоят на месте. Поэтому, даже если мы мыслим «правильно» согласно конвенциальным канонам, то результат такого мышления далеко не всегда «соответствует действительности» (по Ф. Энгельсу). Результат, если понимать под ним соответствующие действия, как правило, не предвосхищается мыслью, так же как и сама жизнь в ее непрерывности. Понятно, что вечность даже как реальная бесконечность никогда не осознается до конца. «Хвосты» бесконечности всегда остаются в виде явленного случайного на здоровом теле процессного закономерного.
Однако при этом сами «законы мышления» (если они вообще имеют место) не могут и не должны примитивно упрощаться и «выхолащиваться» материальными приближениями типа математической логики. Жизнь и мышление гораздо сложнее количественно и качественно. Непрерывное и континуальное никогда не удастся корректно заменить дискретными образованиями даже при их бесконечном наличии (континуум-гипотеза Кантора, теорема Гёделя). Можно даже высказать вполне обоснованную идею, что основное человеческое достоинство заключается все-таки не в мысли. Хотя по Б. Паскалю: «Не пространство и не время, которые мы не можем заполнить, возвышает нас, а именно она, наша мысль. Будем же учиться мыслить».
Поскольку мысль сама по себе не существует и не может существовать – она не цело-стность, – то более важной оказывается процесс связи между мыслью и действием. Этот процесс можно охарактеризовать как «подобие истины». Так что, очевидно, наиболее важное дарованное, имманентное достоинство человека: думать и действовать, связывая эти «элементы» субъективности в единую целостность. В этом отношении бытийное по-нимание отличия человеческого от животного как наличествующее осознание – совер-шенно недостаточно для диалектически-философского понимания «человеческого». В том числе и усилий личности в процессе «познания» жизни, в котором процесс неотделим от явления человечности.
Тогда и смыслы далеко не уходят от человека (они обычно находятся в нем самом, но могут и уходить в вечность). Тогда и жизнь познается не как она «есть», а как она «долж-на быть». «Взять трудное» в глубине мысли трудно, да и глубины-то у нее нет как тако-вой, поскольку мгновение в бесконечности. Трудное нужно «вырывать с корнем» из недр бытия, осмысливать, осознавать и приводить к действию. Основная проблема при «позна-нии» жизни видится – «в установлении нового способа мышления» (по Л. Витгенштей-ну). Что это за «новый способ»? Есть ли вообще у мышления какие-либо персональные способы, которые могут обратить невидимую грань к свету?
Речь в данном случае следует вести о методологии мышления, которая «спускается» личности социумом по биосоциальному информационному потоку. В конечном счете, это переусвоение общечеловеческих ценностей. Поскольку действие (да и осмысление) обычно производится с оглядкой на окружение и его принципы. Роль социоморфологии и социальной среды в процессе познания жизни трудно переоценить. В этом отношении термин «грегарный отбор» как средство очеловечивания очень широк. Даже смыслы и истина могут искажаться в ходе неадекватного взаимодействия информационной модемы от общества и ответных действиях со стороны человека.
Истина скорее возникает, развиваясь из хаоса субъективно-объективного, а не только из «индивидуальных ошибок», как, например, считал Ф. Бэкон. Может быть, у безумия или аффекта и может быть некоторая логика. Но она предстает сильно предметно и дис-кретно упрощенной и не отражает требования жизни как процесса (в противовес В. Шек-спиру). Об истине вообще следует печься не речами или мыслями, не действиями, в конце концов, а целостностью объективно-субъективной мысли и субъективно-объективного поступка (в противовес Сенеки). Всякий поступок при этом приобретает вид достояния вечности жизни. Как хорошо высказался Г. Лессинг: «Спорьте, заблуждайтесь, ошибайтесь, но ради бога размышляйте, и хотя криво да сами».
«Познание» жизни начинается с самого себя и происходит в ходе заполнения непре-рывности вечного. Причем, не просто своим, а своим с обязательным учетом чужого, ко-торое становится своим в ходе осмысления и усвоения ценностного ряда чужого. Важно заполнять непрерывность как можно более полно и плотно. Это означает, делать по воз-можности минимальный разрыв между помыслами и действием. Смысл только тогда уда-ется настичь в достаточном приближении (или аппроксимации), когда его поймешь, ос-мыслишь и совершишь поступок в соответствии с вектором его направленности.
В этом отношении можно понять нечто, осознать его в окружении. Но без действия такое «понятие» быстро оказывается оторванным от жизни. Например, если задумал что-нибудь доброе от души, то двигай его в вечное настоящее непрерывно, действуй. Смыслы, как и счастье, обязательно имеют с одной стороны доброту взгляда, с другой – страстное желание действовать. Счастье «познания жизни» это не добродетель по Б. Спинозе, не некая награда за добро, а обретение смысла собственного бытия. Известно, что «человек может познать себя только в действии» (по Т. Манну). Но это действие непременно должно быть изначально осмысленным.
Когда говорят о пресловутом, но не всегда корректно понимаемом «здравом смысле», то обычно имеют в виду «здравый разум», который приблизился к смыслу в действии. В этом несколько неказистом отношении должно быть понятно, что смысла «нездравого» нет, и не может быть в жизни. В противном случае это патология личности, при которой самого себя изначально невозможно понять. Такое подобие «вещи в себе» означает лишь то, что дух действительности царит над миром. Поэтому осознавать жизнь нужно начи-нать именно с него. А этот дух это, прежде всего, наши действия. Но это же в «строгом исполнении» означает единственное – диалектическую связку нашего духа с самой дейст-вительностью жизни. То есть: объективно-субъективную целостность в ее существовании.
Идеальное бессмысленно отрывать от жизни, а в вечности оно неуловимо без субъек-тивно-объективной связи. То есть – без целостной субъективности личности и ее диалек-тической связи с субъективностями социума и природы. Смешное и грустное, к счастью, не могут отчуждаться друг от друга даже в ходе процесса аффектации. Тогда как познание самого себя это обязательное сочетание смешного с грустным в континууме свобод их выражения. Но оно вовсе не «глупое», – как считал Г. Мопассан. Например, в среде по-жилых людей, казалось бы, познавших себя в жизни и саму жизнь в «натуре ее исполне-ния», смешного обычно немного – чаще грустное превалирует над веселым. Мы залож-ники вечного, но не времени, время мы можем объять, вечное – нет.
По такому сценарию может, казалось бы, получаться так, что «познание» жизни ведет к … отчуждению от нее? Скорее наоборот, сам человек, поняв себя, отчуждается от своей самости в поисках неведомого смысла. Этот смысл уже убежал далеко вперед вместе с сущностью и истиной. Такое «познание» приобретает характер процесса вечного поиска себя в этом мире, даже находясь на краю вечной жизни. Как часто вопрос о сущности и судьбе человечества разрешается в одностороннем порядке – через кризисы и войны, че-рез антигуманизм бытия. Но это вовсе не означает, что социальный или социетальный вопрос в принципе неразрешим. «Человечеству дана возможность корректуры, которая исправит величайшую ошибочность бытия … Человек – тайная надежда мира» (по А. Шопенгауэру).
9.
Социетальное единомыслие может исходить лишь из вечности как общечеловеческого столпа. Нелепость жизни проявляется из раздвоения ее на онтологическое бытие и гно-сеологический поиск. Поиск становится преобладающим процессом, но это еще не цело-стность жизни, если бытие не имеет прав вечного. «Самый могущественный человек тот, кто стоит на жизненном пути одиноко» (по Г. Ибсену). Спорить в случае несогласия луч-ше с самим собой, чтобы выровнять равновесия своей субъективности, а не с другим че-ловеком. Вначале должно быть согласие в себе. Человек живет не по времени, а во време-ни. Время как маркер процесса развития и вечности находится в самом человеке.
Каинова печать легкомыслия на пути к «познанию» жизни обуславливает стереотипы пройденных человечеством ошибок и заблуждений. Но они не позволяют войти в вечное по причине зацикливания человека на своей сущности – когда он не может оторваться от самого себя. Мир с человеком разделен во времени, однако такое деление осуществляет сам человек. Особенно, когда не знает: как осознать жизнь.
Смысл сторонником обходит как мистику, так и эстетику, попадая в золотую середину развития. Он «тащит за собой» сущность и истину к вечному и бесконечному рассвету мира. Он находит свое бытийное выражение в нравственности, культуре, целостности и других общечеловеческих ценностях. Но смысл сам по себе индифферентен по отношению к человеку. Хотя без него не обходится никакая целостность. Именно эстетическое начало смысловых доминант человеческой деятельности позволяет человеку выражать свою самость в производственной деятельности.
По всей видимости, смысл жизни во многом основан на необходимости существова-ния. А вечное настоящее принимает лишь субъективно-объективную целостность в поис-ках самого себя. Да, всякий «индивидуальный смысл» развивается каждым человеком, исходя из общего смысла – необходимости существования. Однако такой смысл лишь ка-жется индивидуальным. Реально это все та же необходимость существования, облеченная в индивидуальные инструменты понимания и реализации, это явления одного процесса, выхваченные из него.
Никакая жизненная ситуация не может иметь свой смысл. Человек сам формирует его при осмыслении-осознании на базе свода ценностей, имеющихся у него. Смысл вообще не находится. Он формируется и становится из наличного общего у человека. При этом роль интуиции заключается не в проникновение в смысл, а лишь в помощи осознания внешней ситуации поиска и осознания жизни.
Философское познание далеко не всегда есть «познание» жизни. Жизнь сложнее тех методик, которыми философы пытаются ее разгадать. Процесс осознания жизни имманен-тен человеку, вот только результаты его, зачастую, интерпретируются неверно. Тем более, что они должны быть связаны с самим процессом, чего обычно не наблюдается. Тайна вечного находится в процессе его познания, и она углубляется в жизнь по мере того, как мы к ней подбираемся. Но «познав» жизнь, мы убеждаемся, что никакой тайны вечного нет – она всегда открыта нашему взору, если он пытлив и чист нравственно. Нельзя осоз-нать жизнь чрезмерно, иначе она начинает казаться уродливой, а мы сами карликами.
Объект познания жизни не может быть существованием, поскольку он оторван от про-цесса развития. Субъект познания, человек не может быть оторванным от объективных тенденций развития. Он на равных правах участвует в материализации объективности через свою субъективность, совместно с субъективностями общества и природы. Нравст-венный кризис обусловливает бессмысленность жизни. Мировоззренческие устои оказы-ваются обесцененными. Это своего рода вызов сообществу, ведь вечность достигается, когда сливаются в целостность случайность и закономерность. Интенционализм торжест-вует, когда человек сомневается, нужно ли бороться за смысл?
Врожденно ли стремление к поиску и реализации смысла? Вера в смысл тождественна вере в себя. «Даже самоубийца верит в смысл – если не жизни, то смерти» (по В. Франк-лу). Возникает напряжение веры: человек – объективный смысл? Доступны ли смыслы вообще? «Нахождение смысла – это вопрос не познания, а призвания». Жизнь ставит во-прос смысла, а человек постоянно должен отвечать на него? Он и отвечает своими дейст-виями, зачастую, бессмысленными и ошибочными. Ну, и что?..
Объективен ли смысл жизни? Как его найти в объективности действий? Только связывая его субъективностью и материализуя в добрые дела. Смысловая реальность, может ли она существовать? Реальность вообще не может быть лишенной смысла. Уникальность смысла жизни в том, что это процесс осознания, за которым можно гнаться до бесконечности? Смысл не может быть вне субъективности человека, иначе это аффектация. Удовольствие – несмысловое понятие, но сам процесс удовлетворения его вполне диалектичен. Смысловые доминанты обусловлены стремлением поиска. Причины для смыслов всегда стоят в стороне, они не доминируют над человеком. Но они помогают осознать жизнь, выражая общее: необходимость существования.
Человек не стремится к счастью, так как он его не знает. Он не знает и где оно может находиться. Причина счастья – необходимость его поиска как идеала. При этом на челове-ка могут воздействовать так называемые «отрицательные смыслы». Личность никогда не действует без смысла, но какого? Если этот смысл приводит к торможению развития, то это и есть отрицательный смысл. Его действие можно приравнять к аффектации как на-рушению осмысленности субъективностью человека. Равновесие осмысление-осознание решает подходы к смыслу действием.
Варианты и модели рефлексии – закрыты к источнику смыслов, так как нацелены на действие, а не на субъективирование. Они открываются при анализе поступка. Смысл один – это вечный континуум, а не спектр возможностей. Осмысление очень тесно связа-но с осознанием действием, но субъективность сама по себе смыслы не ищет. Его невоз-можно найти, как невозможно поймать движение как процесс, траекторию. Смысловая актуализация происходит в действии, она связана с осознанием. Реализации смысла не может быть, хотя самость это смысловое выражение человеком себя. Такое выражение равносильно «познанию» жизни.
Субъективности общества и природы – это их смыслы в субъективном понятии чело-века. Смысл должен искаться, иначе всякая деятельность встает. Человек участвует в ма-териализации, но он бессилен в идеализации. А смыслы становятся в идеализации. Смысл это то, «что должно быть», но не то, что было, есть или будет. «Познать» жизнь в ходе самопознания это означает приближение к идеалу – прорицать и добиваться «что должно быть». А это абсолют, нереальность. Сущность жизни предшествует существованию в ней. Жизнь не существует вне нас, она в нас, но в такой психологической глубине, которую достичь сам человек не может. Мир и жизнь существуют в осознании, здесь нужна субъективность как целостность. Тогда можно будет искать путь к этому.
Стремление к смыслу это путь к тому, «что должно быть» – развиваемое смыслом твое должное будущее, целостное, а не под пятой судьбы. Но мы стремимся не к смыслу как понятию, а к его креативной связи нас с миром и жизнью. «Познание» жизни идет не только вследствие мотивов внешнего мира или интересов внутреннего. Оно заключается в их диалектической связи: мотив как дискретная ценность извне, интерес как процесс осмысления этой ценности совместно со своей субъективностью.
Аффективные потенциалы – смысловые. Но эти потенциалы, как правило, не актуали-зируются самим человеком. Бессмысленность обычно проявляется в одиночестве. Удо-вольствие вначале увлекает, но затем исчезает. В конце концов, приходит выражение со-вести за бесцельно потраченное время. «Совесть – орган смысла» (В. Франкл). Самопо-знание всегда стимулирует проявление совести. Совесть это оценка чужих в твоих глазах. Но это и процесс самооценки чужим. Уход от ответственности имманентно присущ совести, но не жизни. «Требование момента» – это проявление истины в рамках сущности, а не смысла. «Познание» жизни требует от человека определенной доли ответственности.
Смысл не может быть конкретным. Конкретна сущность, а смысл всегда уходит в бес-конечность, в вечность настоящего. Мы живем по смыслу, а не по сущности. Со временем и с изменением внешних обстоятельств меняется не смысл, а понятие сущности той или иной конкретности. Процесс истины при этом молчит, если мы явление противопоставляем процессу. Страдание обычно несет в себе осмысление, но оно в таком случае оторвано от осознания. «Усилие понятия» по Г. Гегелю подразумевает, прежде всего, осознание того, что заложено в оценках окружающего мира.
Результаты экспериментов часто несопоставимы и не дают целостности жизни. Само-редукционизм жизни уводит нас от вечного настоящего. Ценностные оценки жизни неиз-бежно связаны со смыслами. Смыслы нужно пережить, чтобы осознать жизнь как веч-ность. Единство человека в его человечности, которая выходит из него на просторы веч-ного. Человек открыт миру настолько, насколько его субъективность связана с субъектив-ностями общества и природы. Жизнь имеет субъективно-объективную негеометрическую направленность. Стремление к счастью мешает не самому счастью, а понятию о нем, ис-кажает субъективно-объективное равновесие субъективности в целом. Самопознание это стремление от себя, а не к себе. Стремиться можно к конкретному. Но не к процессу, так как он не может быть достигнут. Стремиться нужно не к счастью, а к согласию с самим собой. Такое согласие очень индивидуально и может далеко отходить от смыслов. Осо-бенно в случае отдаления от общечеловеческих канонов.
Тяга к наслаждению чужда тяге к прекрасному. Если первое означает компенсатор-ность ущербности, то второе показывает ущербность компенсаций в самопознании. Чрез-мерная самоозабоченность – свидетельство отсутствия цели в жизни, самоутверждение счастьем. Счастье субъективно, оно становится, когда субъект согласен сам с собой, но это согласие мимолетно. Контекст явления это процесс, связанный с ним. Духовные каноны не могут быть подменены артефактами, иначе это путь в никуда. Так самоотчуждения не приводят к уравновешиванию с самим собой (или субъективного с объективным). Важен процесс счастья, а не сам его факт.
Напряжение смысла, как правило, катализирует поиск себя в мире. Спектр выбороч-ных возможностей действий переходит в непрерывность ментальных модусов – в процесс субъективно-объективной связи. Осознание это выход из самого себя. Нам нужно не знание само по себе, а методы связи с ним, то есть осознание причин осмысления. Разговор с собой должен становиться осознанием своей веры – это движет нас к самости и согласию с собой. Приоритет смыслов полагать бессмысленно. Дух не может основываться на подсознательном, подсознание само основано на неизбежном процессе развития. Подсознательное, интуитивное – то, что пока не осмыслилось и не осозналось. Но в процессе «познания» жизни происходит уравновешивание осмысления и осознания в индивидуальной субъективности.
Удовольствие может придавать или не придавать активность в поисках смысла жизни. Человек не может обходиться без удовольствий как катализатора жизненных сил. Но чрезмерное всегда уродливо, оно лишает нас смыслов и осмысления. Значит, необходим конвенциальный индивидуальный продукт, сочетающийся с жизненными потребностями и духовными возможностями. Удовольствие может компенсировать горечь ошибок и не-удач, а может и усугубить их. Здесь человек должен сам разобраться с собой, и это будет довольно важным моментом в самопознании. Мерилом здесь может стать «благоговение перед жизнью» (по А. Швейцеру).
Вечность может ставить лишь смысловые задачи, которые человек призван решать ин-туитивно (здравомысленно). Жизнь наполнена не только успехами, но и поровну – стра-даниями. Хорошо, если они творческие, не Ваши, плохо, если личностные. Предельные основания бытия заключаются в необходимости непрерывного (вечного) существования. Качественная природа мира в направленности на развитие. В жизни постоянно становятся пульсирующие процессы развития и познания. В них происходит качественные и количественные изменения в диалектической связке сил и направленностей.
Диалектическое начало жизни кроется в самом человеке – нельзя действовать не ду-мая; но также: нельзя думать, не действуя. В этом смысл человеческого существования. У К. Маркса гуманистические начала диалектизированы в отчуждение объективного от субъективного. Разве так познаешь жизнь? Глубины понятия обычно недостаточно для «познания» жизни. Необходима фантазия, и даже мифы, чтобы увидеть обратную сторону жизни. Жизнь не организуема, она сама не знает: что будет завтра. Но она организуется в вечном и знает, что завтра обязательно будет.
Отрицание в диалектике носит субъективно-объективный характер. Оно имеет место лишь потому, что материализация направленный процесс. В этом смысл раздвоения чело-века. Истине не дано входить в осознание только потому, что осознание само должно придти к ней. Оно должно так осознать ее и саму жизнь. Бытие и мышление вначале раз-делили, чтобы затем сделать тождественными. Зачем было разделять? Но диалектическая тождественность в развитии. Нужно разделить, чтобы развивать. В этом смыслы.
Сознание недиалектично, диалектика приходит в него в виде связи с осознанием. Соз-нание не раздвоено, оно не отражает субъективности и не имеет смысла. Истина не «сжи-гает мир», она преобразует его и развивает через субъективности человека, общества и природы. Здесь они достигают смысла. Утверждение истины происходит в вечном. А вот развитие ее идет по законам смысловым, холодок идет от отрицания истины в ходе осоз-нания жизни. Триединость истины полагает раздвоение (диалектизацию) сущности и со-развитие ее со смыслом.
Необходимость не порождается сознанием. Наоборот: необходимость становит позна-ние в вечном настоящем. Так «познается» жизнь. Мышление предполагает творчество, а не потуги памяти или стереотипы поведения. Мышление это всегда новое осмысление. Направленность человеческой природы на вечность придает осмысленность даже нело-гичным поступкам. Логика вообще чужда смыслу. Искажение материализации происхо-дит непрерывно, но оно дает развитие вдоль тренда смысла. Где смыслы? – в развитии жизни. Светоч познания лежит в связи с вечным, а судьба познания исходит от человека. Связь человека с вечным решает все в жизни и ее осознании. Истина каждый раз уходит от жизни, как только мы пытаемся действовать самостоятельно. «Познавая» жизнь, мы теряем истину.
Человек видит предметный мир; он осознает его, но не осмысливает. Осмысливание начинается, когда он входит вовнутрь этого мира, то есть в себя – и понимает необходи-мость существования. Формализация и символизация процесса «познания» жизни предполагает двойственность, диалектизацию. Но это не означает, что жизнь подчиняется символам. Хотя жизнь это всегда диалектизация. Жизнь наполнена смыслом тогда, когда ее действия ведут человека к вечному, светлому и доброму. Смысл частный открывается человеку, если он близок к смыслу вообще, то есть к необходимости существования вечного. Вера связывает нас с непрерывным вечным, связывает заочно как первоисточник осознания жизни.
Эволюционные процессы всегда исходят из наличного смысла, но лишены целей, по-скольку их ставит объективность. Материальный вопрос не решается только действием. Он должен быть связан с социальным вопросом или вопросом природным, то есть вечным вопросом «познания жизни». Смысл не может быть огромным или неожиданным – это скромный и малозаметный, неприглядный труженик вечности. Даже мельчайшие явления жизни исходят из вечного настоящего, будучи материализованными из него. Но сам процесс жизни участвует неизбежно в самой материализации. Более того, жизнь это и есть процесс материализации вкупе с процессом дематериализации. «Познать» жизнь – значит, диалектизировать себя. Любить себя можно и нужно в себе, но не в действиях. Иначе появляется нелюбовь к Вам со стороны внешнего окружения.
Объективность марксовых так называемых «производственных отношений» не вызы-вает сомнения. Как один из рычагов самоорганизации она неизбежно приобретает харак-тер вечного в аспекте существования вообще. Прачеловек не мог не начать осознавать себя. Однако при этом более справедливо говорить не об отношениях, которые непременно соотносят и противопоставляют, а о социально-индивидуальных связях – биосоциальном потоке, – лишенных недиалектической соотносительности. Объективность связей для человека подразумевает осознание жизни в вечном действии.
«У вечности ворует каждый,
А вечность – как морской песок».
О. Мандельштам
Глава 3. По закоулкам судьбы или «что мы теряем?»
1.
Судьбу можно рассматривать как фатальность, посылаемую «сверху. А можно – как случайность, которая неизбежно появляется в ходе развития закономерности. Бывает судьба вследствие искажения ментальных равновесий из-за повторения ошибок прошлого. Такую судьбу можно назвать термином индуизма «карма». Есть судьба как выражение перекосов субъективно-объективных равновесий. Но можно выводить ее как издержки субъективно-объективной вечности. Такое множество «разновидностей судьбы явно свидетельствует о ее процессном характере. О непрерывном континууме судьб, которые постоянно «витают» в вечности и норовят спустить свой безобразный нрав на человека. Так ли уж прямо беззащитен человек? Вот уж воистину: «Непрерывность лет жестока, за ней угнаться ли судьбе?..»
Как в первом случае, так и во всех следующих, бытийно можно говорить о неких закономерностях или даже законах судьбы (или даже «кармы»), которые, якобы, действуют в нашем мире. Человек не может их избежать. Поэтому он вынужден пробираться «убогой сапой» по лабиринтам судьбы, теряя при этом свое главное приобретение – человечность? Но судьба это лишь мыслительный ноумен, который не может существовать сам по себе. Он непременно связан с феноменами бытия, и только совместно с ними скромно этак существует.
Антиномичность судьбы связана не только с субъективной случайностью, но и с объ-ективной необходимостью. У человека есть выбор: как лучше связывать их. Может ли че-ловек избежать своей судьбы? Поскольку он сам феноноумен, то он имеет связь не только с судьбой, но и с ее феноменом в виде материализованных тенденций вечности. А это оз-начает, что человек может во многом смягчить негативное действие судьбы. Особенно, если будет действовать правильно, в рамках развивающейся целостности. То есть дейст-вовать соответственно тому «что «должно быть». Вот только, к сожалению, это «должно быть» он не может осознать в полном смысле, поскольку дело неизбежно связано с беско-нечностью или вечным настоящим. То есть с четырехмерными образованиями (условно: процессами), которые он своим трехмерным видением может выхватывать лишь некото-рыми «кусками» сущности. Поэтому мы не можем предугадать судьбоносные действия, которые непременно связаны не с «высшими мирами», а со своей собственной субъектив-ностью.
Судьба истории как вечности апокрифична. Но каждый факт тянет за собой целый спектр последующих событий доныне. Однако, что мы при этом теряем? Так или иначе, нам дарован жизнью разумный выбор. Имеется в виду осмысление действия, которое вполне позволяет преуспевать и избегать крупных (можно даже сказать: «кармиальных» неудач). В этом отношении вряд ли может быть справедливым выражение, что «от судь-бы, как и от смерти, никуда не уйти». Наоборот, невозможно уйти или даже временно, рекреационно отойти от вечности бытия. Отойти о того вечного настоящего, который уводит человека в такую глубину, что ее даже в качестве сказки-небылицы представить трудно. Часы, минуты, секунды, миллисекунды, микро-, пико-, фемто-… непрерывность, вечность, бесконечность. И снова часы и минуты. Так что теряем мы в худшем случае свое время жизни. «Колоколов гудящий гуд разбудит вечное дыхание по праву».
Основа мироощущения глубока, она исходит из субъективно-объективной целостно-сти самого мира. Искаженная временем поговорка гласит: «За одно наслаждение – тысяча страданий». Вот где собака зарыта? Чем меньше наслаждений, тем меньше страданий, в том числе с подачи судьбы (если она существует в таких действиях). А если вообще обхо-диться без наслаждений? Уйти в аскезу абсолютную? Однако это не будет вечностью, а скорее – аффектацией и концом личности в этом мире. Без наслаждений живет, увы, не человек. Да и вообще, корректно ли соотносить наслаждения и страдания? Ведь они тож-дественны в своем целостном развитии.
Где же тогда законы судьбы, если «Бог повесил Землю ни на чем» (Иов, 26:7)? А вол-хвы, сколько не старались «ударами своими произвести мошек, но не смогли» (Исход, 8:18). Вот это тождество страдания и удовольствия и есть «ни на чем». Да и сама судьба держится ни на чем, а сидит в нас самих. Хотя, она исходит из вечного бытия, из неиз-бежного существования сущего. Но ведь вечное само «сидит» в нас, оно выходит на кон-такт с миром из нашей субъективности при деятельности.
Раскрытие души, например, у Петрарки носит характер откровения, но откровения перед вечностью. Как часто мы страдаем из-за отсутствия этого. Чрезмерное непременно уродливо, но это нравственные оценки. Оценки вечности несколько иные – они исходят из того «что должно быть». Но должно быть закономерное, случайное лишь сопровождает закономерное и материализуется в поступках не собственных, а через человеческую субъ-ективность. Вот и все вечное: объективное при всем своем старании без субъективного не может произвести ничего. А судьба как некий случайный процесс лишь уводит человека неискушенного, который еще не познал себя, в сторону своих лабиринтов.
Часто чрезмерность и оказывается тем оселком, на котором судьба оттачивает свою косу. Если резюмировать, то нет никакой судьбы, а есть целостный континуум развития человека, мира, общества. Причем, их субъективности могут искажаться в случае неадек-ватной связи, когда «что должно быть» обращается во «что есть». И это «есть» мы долж-ны и можем приближать к идеалу «что должно быть». Может быть, в этом заключается смысл жизни, который мы постоянно теряем, когда начинаем веровать в мрачное лицо лжевидимости судьбы. Хотя она сама есть наше изобретение и следствие наших ошибок объективации помыслов.
Библейские волхвы не смогли произвести мошек – значит, не судьба? Бывает, напри-мер, так, что человеку повезло: попав в дорожно-транспортное происшествие, он выжил. Значит, умереть – было не судьба? Уж не многого ли чрезмерно мы хотим от материаль-ной нецелостности без учета нематериального? Не лучше ли привлечь к бытию и вечности нематериальные законы судьбы, которые вторичны от законов развития сущего. Нематериальные законы как тенденции направленного развития, правда, ведут к вечности. Они не пеняют на судьбу, которая для них смехотворна и бессмысленно. Да, нет, и не может быть смыслов у судьбы, несмотря на наличие у нее лабиринтов, которые допускает, выпускает и становит сам человек. «Не хочет нам судьба признаться, ее подходит близость похорон».
Мы не можем терять Веру ради «мошек». Не можем терять веру в себя – нужно верить, но не в судьбу. Ведь в противном случае исчезает вечное и «выволакивается» из темных лабиринтов, из дебрей невечности мистическое безобразное. Не лучше ли разбудить краски жизни утренним Солнцем? Чтобы и без того белые стволы берез отпускали на волю росистое лунное серебро? Чтобы высвечивались на опушках длинными белоснеж-ными зубами во рту черного демона судьбы, придуманного нами и выпущенного на волю случая? Благодаря собственному неразумию?
Проблема смерти и бессмертия чужда вечному, поскольку о них судят лишь по ко-нечному результату. То есть по некоторой сумме качеств и количеств. Однако, вечное не-прерывно во внекачественном и внеколичественном развитии. Главное – не потерять его. Как говорится, согласно всем законам диалектики, а может и законам иллюзорной «судь-бы»: «Сумей ты ветру улыбаться, сумей ты с бурей вместе петь». Так что, как не крути, а получается истина, которая заключается в том, что нам и терять-то нечего, кроме «своих цепей». Если мы впускаем вечность в дом своего разума, тогда судьба уходит в бесконеч-ное небытие. Ведь чаще всего источник страхов человека, а значит, и цели «судьбы» – это элементарное невежество. Тогда личность сама, по доброй воле входит в ее лабиринты, где легко теряет не только вечность настоящего, но и самого себя. При этом немалую роль играет неразумная вера, религиозная или нет, в фанатизм или кармиальную финитность.
Конечность человеческого существования вовсе не означает конец человечности. Ведь человечность укоренена не только в человеческой субъективности, но и в троице субъективностей человека, общества и природы. Легко прослеживается красная нить целостного существования бытия. Она заключается и в том, что человек, зачастую, теряет вечное настоящее. Причем отнюдь не каким-то неведомым миру законам «судьбы», а по собственному неразумению. Хотя бы в виде плохой «проходимости» субъективности или искажений в ее равновесиях. Тогда континуум «судьбы» обращается в элементарную вещность, к которой прикрепляется примитивная необразованность. В этом отношении ключевую роль должно играть самопознание как смысл жизни, которое означает известную уже нам поиск смысла жизни. Легко потерять то, что не познается.
В таком состоянии, даже если «удар судьбы» настигает человека разумного, он ничего не изменяет в сущности вечного настоящего, развивающегося совместно с человеком. А вот потерять голову вполне возможно и по неразумным мелочам. При этом такая рацио-нализация поступков не свидетельствует о преувеличенной роли разума. Нет, она лишь продолжает и развивает диалектическую аксиому о необходимости поддержании мен-тальных и субъективно-объективных равновесий в своей субъективности.
Вечность раскрывается, показывая концы, но эти концы соединяются человеком снова и снова. И грех их терять. Каждый человек должен содержать собственный дом в чистоте, особенно нравственной. Тогда никакие потуги случайного не смогут нарушить ход совместного развития человека с вечным настоящим. А лабиринты «судьбы» предстанут развалинами небытия. Даже не историей прошлых пагубных баталий, а чем-то отжившим своим. Тем, которое не захотело миром соединяться с человеком в целостность для совместного развития. В этом отношении «судьба» это даже не зло, как ее часто представляют. Это фикция, которую человек сам производит, даже не отдавая себе отчета, что сам вредит себе. Каналы объективации должны быть очищены он наносного мусора, и это также зависит от самого человека, его совести и субъективности.
Недаром пророчит Псалтирь: «…будут судить Вселенную праведно». Ему вторит мощным голосом евангелист Лука: «Царство божие внутри нас.… Не судите, не судимы будете». Все понятно: вечность в нас самим, но на роль Великого Инквизитора мы сами соглашаться не должны. Войны, социальные бедствия и ненависть, однако, частенько окружает нас. Будто сама Вселенная мстит вечности за то, что она приохочивает человека к совместному развитию. Давным-давно заведовал нам мудрый Соломон: «Не говори: «Я отомщу за зло» (Притчи Соломона, 20:22). Кому мстить? Самому себе? Вот это и будет означать злодейство «судьбы». И оно продолжается до сих пор, когда под этой эгидой со-вершаются неправедные действа.
Не хуже Соломона просвещает нас и Коран, когда напоминает и пророчит: Не следуй за страстью, а то она сведет тебя с пути… Всякий поступает по своему подобию… Что постигло из дурного, то – от самого себя» (Коран, 38,25; 17,86; 4,81). Столько веков уже по возрасту подобным пророчествам, а мир все продолжает бороться с вечностью настоя-щего. Он все еще хочет от него добиться несбыточного. Мы уже не будем здесь говорить про другого евангелиста – Матфея с его безапелляционными заключениями, типа: «Не может дерево доброе приносить плоды худые» (Мат, 7:18-19). А вот в нашем миру и доб-рые устремления частенько приносят плохие плоды из лабиринтов «судьбы». Только по-тому, что по пути они превращаются из рамок грегарного очеловечивания в неразумие объективного капитального отбора. Отбора неразумного расчеловечивания с его импера-тивом в погоне за золотым тельцом.
Несчастный случай характерен для феноменального мира, но он чужд вечности как феноноумену. А судьба не может существовать в виде феномена. Мы привели здесь сразу целый ряд выдержек из религиозных (но мудрых по существу) канонов. Как видим, из-древле мало просвещенные люди античных «разбойных» времен или средневековых раз-бродных изуверий давали совершенные и добрые советы и заветы людям. Хотя они вовсе не знали наук: ни диалектики, ни психологии личности, ни логики и т.д. Встает вопрос: будут ли судить Вселенную за ее борьбу с вечностью, а значит, и с человеком? Кто и ко-гда? Да и за что, если она пока представляется лишь материальной громадой? Где тот Ве-ликий Инквизитор, который будет действовать праведно? Будет отпускать прегрешения людские за их веру великую, в том числе в себя и свой разум, а не в «судьбу»? Вселенная это живое существо, которое развивается от вечности – это мы сами вместе с природой и обществом.
Кажущаяся автономность мышления развивается тем, о чем происходит мышление (о чем человек мыслит). Это легко потерять. Судьба со своими несуществующими законами (поскольку они не связаны с целостностью человека) судить нас не сможет. Судить мы будем сами себя, когда достигнем той пропасти кризисных черт. Судить за то, что не сбе-регли природу и не сумели создать достойное человека общество. Вот что мы теряем – огромное и смысловое социетальное кредо. Тогда нас самих будет судить вечность. За то, что оказались такими неразумными. За то, что попались на удочку судьбы и беспомощно барахтались в ее затемненных и замкнутых лабиринтах. Опала печали венчает судьбы не-затейливый бред?
Праведный суд за глобальный кризис по вине человека оправдает, конечно, его. Но скажет в заключительном слове: «Разве Вы не слышите могучее вечное дыхание солнеч-ного дня? Или уставший день крепко спал? А Вам тяжелая работа сковала мышцы и ум, и Вы быстро свалились в мертвый тяжелый сон? Просыпайтесь же, люди! Изгоняйте из своих недр черноту подземелий и лабиринтов…» Что мы теряем? Лишь свой разум, если не слышим евангелистов трубный звук. Если не слышим самих себя. Да, мир вечный внутри нас, но распоряжаться им следует очень серьезно и осторожно. Право судить мы имеем лишь в отношении себя. И то, в крайнем случае, если уже не можем никак найти с самим собой согласие. Несогласие с собой – вот он главный козырь всякой чертовщины под названием «судьба».
Понять вечное легче, чем сломать его. Но люди почему-то предпочитают последнее. Может быть потому, что самое трудное – это понять себя? Мы чаще себя теряем, а не по-нимаем. Известно, что люди, которых в обычных условиях принято считать волевыми, вынуждены судить других. При этом они неизбежно ломают чужую волю и погрязают сами в обломках вечного, стыдливо стараясь не видеть этого. Мстить за зло – это значит, разбивать добро как непрерывность и вечность на куски, которые неспособны в дальней-шем развиваться. В результате получается подобие вандализма, когда разбивается нечто, исходящее из памяти людской, из его вечности. А если оставлять еще это в тайне – тогда это вовсе преступление против человечности.
Человек уходит из вечного настоящего, надеясь на лучшее в связи с прошлым и бу-дущим. В результате оказывается меж двух огней, двух тайн. Любая тайна есть обман. Причем, обман, прежде всего, самого себя. Такой обман, из которого начинают в даль-нейшем прорастать корни «судьбы». То есть: корни непознанного и таинственного, но неприятного и отрицательного по отношению к человечности. Если обман сознательный – тогда становится вдвойне обидно и боязно за такого человека. Не это ли губит нас? Сле-довать за страстью или создавать тайны (что равноценно по отношению к самому себе), да еще пенять при этом на «судьбу» равносильно тому, чтобы быку упираться рогами в землю. Ведь страсть или тайна это непременно слом вечного настоящего. Они существенно нарушают равновесия развития и даже «законы судьбы» (существование которых под вопросом). Недаром в народе говорят: «Собаки лапают судьбу, когда житием своим голодные».
Можно сделать некоторое немаловажное резюме: осмысление страстей или тайн – это первый закон вечности для человека. Так что необходимо поступать по своему подобию, то есть согласно общечеловеческим ценностям. При этом становится понятно и то, что всякое дурное может происходить и становиться только от человека как создателя стра-стей и тайн. Оно происходит от извращения человеком вечного настоящего в собственной «ментальной фальши». Последнее можно рассматривать как разбалансировку субъективности. Тогда осмысление внутреннего – отстает от осознания внешнего. В результате человек может действовать вполне искренне, но недостаточно осмысленно. Подобное оказывается еще более пагубно по последствиям, когда человек в качестве правителя (в единственном лице) пытается осмысливать сам за всех.
2.
Предопределение Кальвина не есть судьбоносный фактор, поскольку имеет мистиче-ское, а не диалектическое происхождение вечного. От природы может происходить лишь хорошее действо. Вспомним слова доброй песни: «У природы нет плохой погоды, каждая погода благодать…» То есть данное нам во благо. Да, доброе дерево обязано давать хо-рошие плоды. Но при этом оно, прежде всего, должно быть добрым, что зависит от мно-гих факторов, в том числе и от человека. Так и сам человек – он должен становиться доб-рым по понятию, иначе, зачем даруется нам разум. А общество и природа – обеспечивают его благодатью, помогая разуму своими законами, тенденциями и даже действующими принципами самоорганизации. При этом судьбе вовсе не отводится места, а ее лабиринты заполняются заблудшими людьми лишь по их добровольному устремлению. Но даже это-го мы можем и должны не терять. Особенно если торжествует самопознание, которое вы-ражается в том, «что должно быть». Так «…металла блеск горячий снедает веры медь».
Тайна направленного развития в данный момент уходит в бесконечность. Отсюда ис-ходят различные варианты судьбы, как отходы от бесконечности, ее «хвосты». Понятно, что вечной доброты не бывает в принципе, как и вечного зла или «судьбы». А вот вечное разумное должно существовать. Конечно, не само по себе, а в целостности с «неразум-ным» онтологическим бытием. И оно должно дарить людям добро и радость как результат самопознания. При этом сразу можно задать провокационный вопрос: «Почему этого доб-рого так мало? Почему судьба таки мешает нам жить? Почему кругом войны, обман, ни-щета духа и потеря смысла жизни?» На эти вопросы можно ответить так: «О судьбе мож-но мыслить, но с нею не жить».
Что же, это действительно во многом справедливо: «своя рубашка» все-таки оказыва-ется ближе к телу. Вот что мы теряем по «законам судьбы»: человечность. Что может быть ее дороже? И, спрашивается, почему и ради чего? Разум человеческий завел эту «бодягу тысячелетий». Кто же за него будет все это исправлять накануне грядущего и вожде-ленного постиндустриального или информационного общества с человечностью во главе? Неужели оказываются правыми те, кто считает, что «судьба» в принципе не позволяет решать социальный или даже социетальный вопросы? Если положить на весы «судьбу» и разум, то, что из них перетянет? Можно ли вообще соотносить такие вещи между собой? Не лучше ли диалектически связывать их без противоречий в целостность вечного настоящего. Очевидно, что такая целостность ликвидирует все превратности и лабиринты «судьбы». Понятно одно немаловажное: терять-то нам уже нечего.
Бессмысленно отожествлять состояние с внутренней сущностью. Глобальный кризис «пришел» к нам не по законам судьбы человечества. Его принес в своей голове сам чело-век, который упорно не желает учиться у истории. Он не желает познавать себя, не желает творить светлое будущее. Ведь, если взять каждого человека в отдельности, то за очень маленьким исключением все люди хорошие. Почему же они, объединившись, начинают и продолжают «пускать себе кровь»? А они ли пускают? Само общество? Природа? Скорее то, что нет целостного единства между троицей субъективностей: человека, общества, природы. Умершие поколения, так или иначе, входят в нашу субъективность, приближая ее к вечному потоку непрерывного. Они не могут существовать без нас. Это мы теряем.
Субстанции создаются лишь в абсурде веры в имманентную судьбу. Многие люди, разумно или нет, но попирают ради страстей и удовольствий нравственные, человеческие или религиозные заповеди. Общество, зачастую, вынуждено фальсифицировать ценности, а природа остается просто невостребованной. Это ли не «ментальная фальшь»? Отсюда «выглядывают» зло и судьба, которые многим же кажутся фатальными приобретениями человечества. Думается, мы платим чересчур дорогую цену за самоудаление от вечного настоящего и его общемировых ценностей. Оттого оно и становится невечным разоренным орлиным гнездом.
Порабощение преходящим временем это худшее в выборе человека – именно такой человек чаще жалуется на судьбу. Вот и бредут по закоулкам лабиринтов беспощадной «судьбы» (как в аду Данте по своим кругам и щелям) самоотчужденцы. Изгои типа: стя-жателей, алчных толстосумов, карьеристов, пьяниц. Отребья типа наркоманов, бомжей, мошенников и тому подобных полулюдей. Это существа, потерявшие веру. Они разлади-ли собственные равновесия с обществом по биосоциальному потоку. Они отдали процесс самопознания в руки нечистоплотные, не имеющие адекватных глагольных ментальных модусов. Это они возмутили равновесия осмысление-осознание, запятнали род человече-ский нечеловеческими поступками. Какой смысл жизни может быть у них, если душа уже сникла от отсутствия духовного развития? Они теряют главное, что может быть в челове-ке…
Оккультные настроения начинают превалировать, когда кончается подъем культуры, особенно в элите интеллигенции. Последние годы многие люди, потерявшие смысл жиз-ни, приобщаются к христианской вере, находят тропинки к храмам Веры. Надо же человеку во что-то верить? Иначе жди прихода «Великого Инквизитора», который не пощадит. Такие люди часто уже покорны своей «судьбе», не ропщут и не бунтуют. Они верят в чудеса и всевышнее, они зомбируют сами себя. Но что мы теряем? – веру в человека. Это страшно. Закоулки судьбы мы создаем сами, когда перестаем верить в самих себя, в общечеловеческие ценности, их радостность и вечное настоящее. Сколько талантов оказалось загублено через такие принижения вечного настоящего. Они своими самоотчуждениями ввергли в явленный убогий вид материального божка плотских удовольствий, оторванный от целостного существования.
По этому поводу хочется рассказать одну историю, которую я назвал бы коротко: «Сашка».
« – Уже подался, сукин ты сын! – размахивала скрюченной пятерней бабка Акулина. – А стайку опять не вычистил?
Сашка, двенадцатилетний житейски смышленый мальчуган озорно отскочил к забор-чику с воротцами. С подступающей изнутри радостью низко поклонился и прижал руки к груди:
– Уже готово, милая бабушка… Да только оттуда; вот, удочки там захватил… Честное слово, бабулечка дорогая.
Эта «бабулечка», как и было рассчитано, вывела старуху на причитания. Она снова замахала искореженной полиартритом рукой.
– Дрочит бабу, як собаку, сукин ты сын… Как дам по мырде, юшкой умыэшься…
Переборщил; она заплакала. Сашка невольно зашмыгал носом и, сердясь на себя, засо-пел. Нет, не понять взрослым, а тем более больному старому человеку детского разгуль-ного озорства. Вольница Амура разве усидит дома? Соседские Витька Дудников и Димка «Козел» уже, наверное, косаток таскают, а тут…
– Хиба ж як можно?.. – взмолилась бабка руками ко мне, взрослому соседу, наблю-давшему такую сцену уже который раз. – Хоть бы ты, Женя, подействовал на эту гарну безбатькивщину? Тебя он слушает… Днями напролет носится по берегу. В шестой класс еле перевела учительша…
Я вынужден был поддакивать, щадя ее самолюбие. А она все напирала, теперь уже на меня слезливыми глазами:
– В постель едва загонишь, а то с грязными ногами норовит, и ворошек (тапочек – прим. авт.) не треба… Воды з реки надуется, окаянный, потом неделю животом корчит-ся. Один господь знаэ чого тильки немаэ у той воде. Вин у Козловых пацан у том году тиф, холеру ли яку заразу пидцепив, насилу отходили дохтора…
Я знал, что реплика преувеличена. У мальчика была простая «свинка». Но местные жители решительно брезгуют пить воду из Амура, считая ее грязной.
Сашка мой крестный, но руки до него не доходят ни у кого. Днями на работе. В вы-ходные «своих» хватает – рыбы поймать некогда на уху… Может взять его с собой? Пус-тит ли Акулина с ночевой? Непонятно, откуда у бабки взялся мой авторитет.
Вечером Сашка, очень польщенный заботой, степенно тянулся шагами и брел со мной, улыбаясь во весь рот. Как говорят: «Мой рот до ушей, хоть завязочки пришей»…
Часто бывает жалко стариков за их чудаковатость и беззащитность. Помню, как бабка раньше воевала с телевизором. Сын ее, Алексей, мой свояк, купил сразу огромный и тя-желенный. Махина немалая. Куда его? – только в горницу, в угол от кровати. А там баб-кины образа наверху светят. Это я в благоустроенной, все углы свободны, а тут… Да и в бога-то она не верит, просто: «нельзя не верить ни во что».
Долго она противилась «нечистой силе» в телевизионном облике. Но жизнь ведет вперед – сдалась; только на день его черным закрывала. А вечером, когда включают эк-ран, – дверь обязательно на крючок. Видимо, боялась как бы кто (эти «кто» – соседские старухи) не увидел ее за грехами. Постепенно так пристрастилась к сериалам и старым фильмам, особенно, индийским. Ни одного не пропускала.
Сашка как-то за образа ее большущего рака запрятал – хотел для школы экспонат ди-ковинный преподнести. Но рак скоро затух. Акулина долго крутила носом, нашла рака. А после ругала внука смертным боем…
Сашка на ходу жевал травинку и весело кружил над собой ветку цветущей черемухи, подпрыгивая на ходу.
– Вчера Витька «Дудка» мультиками хвалился, а сам сазана здоровущего упустил, –
Подмывало похвалиться. – А я карасей шесть штук вчера поймал на черного червяка… У меня бы сазан нипочем не ушел.
– Ты очень-то не хвастайся, а то уйдет. Примета такая у судьбы есть.
Сашке представились красные сазаньи плавники и желтый рот. Рука его машинально опустилась в карман к заветным японским поводкам. Крючки на магните – не потеряешь. Нога больно наступила на острый камень.
– Ох!.. Бабка только грозиться может да матери жаловаться… Им только работа да уборка. Сидели бы только у телека… Разве это жизнь – невесело. – Рассуждал Сашка рас-судительно, как взрослый. – Вот с Вами хорошо, дядя Женя. Вы понимаете… Смотрите, змея! Это наш амурский полоз, не трогайте, пусть уходит.
Действительно, через тропинку проползла небольшая пятнистая змейка, будто усту-паю людям дорогу.
– Их тут рыбаки не любят, бьют постоянно, – насупливо приостановился мальчик. –
Они же беззащитные, полевок тут ловят…
Мимо промчались прибрежные тальники, и весело разлилось солнечное море. Вода упала, за ночь отступила от песчаной гряды, набитой вечерним прибоем. Витька и Димка уже здесь – вытаскивают закидушки.
– Здорово, Трубач! – Сашка важно закивал головой. – Что, опять на нарезку сомов тя-гаешь? – И плюхнулся рядом.
– Куда уж там… – прошмыгал соседский веснушчатый ровесник в большущей рабо-чей, очевидно, отцовой куртке. – Мелочь обгрызает, подойти не дает. Я уж чернил буты-лек вылил, отпугнуть – все равно…
Тихий закат светил мягко. Вдалеке маячила парусная яхта. У дальнего противополож-ного берега проходил «Метеор». Еще дальше портальный кран перегружал уголь с баржи. «Очевидно, завтра будет хорошая погода, – невольно подумалось Сашке. – Какая красота здесь, даже воздух свободой пахнет.
На островке через небольшую протоку было все вытоптано. Даром что пасли скот. Кругом банки и мусор, следы человеческой цивилизации. Деревья большей частью об-ломлены отдыхающими на дрова. Закат угасал. Вечерние облака лениво остановились на небе на ночлег. Редко устающий амурский ветер угомонился-таки в этот раз.
Сашка обиделся за то, что я не позволил ему ломать кусты рябинника на шалаш и си-дел, съежившись, у костра. Друзья его ушли домой с небогатым уловом. Все в нем бунто-вало. Даже подступила тошнота – вспомнилась черная кровь, когда недавно разрезал ногу. Здесь же на берегу о битое стекло. Засопел невольно.
– Ага, отдыхающие. Давно следовало бы отгородить этот остров, а то бичье разное отирается тут. Вот бутылок битых и прочего хлама сколько валяется на берегу – ступить некуда. Скотины немилящие.
– Добрые отдыхающие после себя хлам не оставят, – пробовал я успокоить его. – И без шалаша переночуют. Даже без палатки… Чем костер плох?.. Ну вот.
– И рыбы в Амуре кот наплакал осталось, – продолжал он свое нытье в темноте.
– Да, раньше куда больше было, – вынужден был подтвердить.
– Понастроили там разных заводов, льют гадость в реку день и ночь, где уж там рыба будет, – Сашка перевернулся на бок. – Карасей в «вонючке» тягают. Да их потом даже коты жрать не хотят, мышам да крысам оставляют.
– И заводы доброе дело делают, – возразил осторожно, разбирая котомку.
– Кому нужно это добро, если Амур уже помойкой стал, – Сашка отвернулся от костра и поглядел куда-то вдаль. – Раньше он всех кормил.
Я тоже замолчал, поглядывая на языки пламени от костра. Непросто было объяснить мальчугану, что все не так просто, что и о природе думают люди.
Мы чуть не поссорились по пустякам. Пришлось перевести разговор на удачи в ры-балке. Рассказал, как весной вытащил щуку на восемь килограммов. Литр икры в ней был. Мальчишка быстро и живо подключился и стал увлеченно говорить про свои победы. Между разговорами Сашке не сиделось, он то и дело убегал «проверять». Правда, скоро притащил увесистого «коня» и пару «плетей».
Действительно, осталась в Амуре сорная рыба: щуки да косатки. За ухой вспомнился хлорный завод в Сибири, где раньше работал, и рыбу, плывущую кверху брюхом после очередного залпового выброса стоков. Здесь тоже часто видно дохлых мальков на берегу.
Ночью неподалеку играла роковая музыка; пели и кричали «отдыхающие». Сашка до-вольно долго интересовался и допытался у меня – то: почему светят звезды и правда ли, что их зажигают на ночь. То: почему филин ухает и просит шубу, а не поет. То: правда ли, что Амур двести метров глубиной и на дне обитают чуть ли не динозавры. Якобы, видели их. Наконец, он заснул, засопел едва ли не в консервную банку с червями, которую не захотел отставлять далеко от себя. Засыпая, улыбался – видел светлое и большое.
Я отодвинул банку от его лица, поднялся с ломотой в спине и подошел к воде. Там и сям двигались огоньки. Амур жил и ночью. Долго не мог заснуть, хотя чувствовал себя уютно и умиротворенно у костра. Поглядывал на Сашку, чтобы не обгорел. Почему-то вспомнилась авария с танкером на Оби в молодости ниже Новосибирска. Тогда огромный лещ подплыл прямо к берегу и шепелявил маленьким круглым ртом, будто прося у меня помощи… Музыка долго не смолкала, затем понеслась какая-то ругань.
Задремал я под утро. И сразу же проснулся от громких криков. Пацана нет. Подскочил и прибежал на шум. Оказалось, что это Сашка сцепился с пьяными «бичами». Конечно, он не мог утерпеть, когда услыхал, когда стало биться бутылочное стекло. Увидев как «отдыхающие» навеселе выставили возле воды целую батарею пустых бутылок, и швыряют по очереди в них камнями – кто вперед разобьет.
Мгновенно запылали щеки, подхлынула горячая слепая ярость. Сашка кинулся в дра-ку. Взрослые дураки избили ребенка и отпнули его назад. Тогда Сашка достал из кармана рогатку и начал стрелять камешками по «бичам». Одному попал куда-то хорошо. Он-то и заорал матом, разбудив меня. При моем появлении на несколько секунд воцарилась ти-шина, Я еще не все понимал, но суть ухватил сразу. «Бичи» поддались и отошли.
– Из-за каких-то бутылок так сатанеть, – проворчал бородатый в джинсовом костюме. – Был бы большим, башку быстро бы проломили.
Честно говоря, я вначале испугался за Сашку, который продолжал заряжать рогатку. Закричал на него:
– Саша! Что ты делаешь?
Мальчуган подошел с опаской, по щекам слезы размазаны.
– А они? Они, посмотрите, дядя Женя… Они как фашисты самые настоящие. Скотины немилящие. И меня… по зубам – вон, тьфу.
Он сморщился то ли от боли, то ли от пережитого, и заплакал навзрыд. Я невольно обнял его. Все поняв, зло заорал на «отдыхающих»:
– Какое право! Эй, Вы, давай уматывай отсюда! Не то через полчаса сюда ОМОН с автоматчиками приведу!
– Ладно, папаша, тебе тоже надо? – осклабился один, запихивая в рюкзак банку с ка-кой-то недопитой дрянью.
– Скоты! Вы что над ребенком-то издеваетесь? Пошли Вы, не то сейчас в кутузку упе-ку!
Обращение оказалось знакомым. В ответ прозвучало лишь невнятное бормотание. Му-зыка магнитофона оборвалась. Троица спешно ретировалась. Рыжий по дороге дважды обернулся с кулаком, но уже с каким-то кислым видом. Вихляющая фигура его напомина-ла волка из сериала «Ну погоди». Только голос был заячий. Нет, не васнецовская была троица, такие могут обижать только слабых. Такие вот и болтаются по закоулкам судьбы.
Сашка долго не мог успокоиться и по временам резко вздрагивал со всхлипом. По до-роге слезно упрашивал меня ничего не говорить матери. Что ж, первый мужской разговор между нами состоялся. Жаль мальчишку, опору бы ему хорошую отцовскую.
На выходе Сашке попала под ноги пустая консервная банка. Он остервенело отпнул ее от берега. Я видел, как заходили желваки на его худых щеках. Подумалось, откуда в людях столько злости, почему выстраданные истинные ценности часто уплывают мимо голов. «Диалектика сознания во многом устанавливается в дошкольном возрасте», – вспомнились чьи-то слова. Вот что мы еще теряем…
Утро над Амуром выдалось замечательное. Захотелось выбросить из головы ночной смрад, очиститься…»
Вот такая история случилась со мной. Кажется, слишком много мы теряем на фальси-фикации общечеловеческого начала…
3.
Внимание к людям не может открывать вечное, если человек не находит согласие с собой. Тогда он открывает невечное и теряет себя. «Но царствие внутри нас и вне нас» – утверждает евангелие от Фомы. Это уже диалектическая связка тела и духа, существую-щая в целостности и развитии. Не означает ли это, что еще на заре нашей эры люди со сравнительно низким относительного нынешнего уровнем развития диалектически соче-тали в целостность субъективность личности с его объективным окружением? Они не ос-тавляли места для мракобесия закоулков судьбы, во всем полагаясь на веру, пусть наив-ную и фанатичную, но Веру. Она хоть полагает действие судьбы, но не позволяет входить ей вовнутрь это веры и в самого человека. Так что, отрывая от себя от общества помыслами и поступками, мы делаем первый шаг в зияющую бездну. А потом еще говорим себе успокаивающе, что-де: судьба-злодейка попутала.
Невозможно объяснить судьбу людей, особенно в случае суицидов и сумасшествий по причине потери опоры вечного настоящего. Известно, что еще Гераклит отмечал: «Мно-гознание не научает быть умным». Что же тогда научает? Знание как некоторая накоплен-ная человеком в памяти и механических навыках информация? Но оно только тогда ста-новится истинным знанием, когда усваивается: осмысливается и ведет к действиям соот-ветствующим помыслам. То есть человек призван думать и действовать, а не знать, чтобы думать? Тогда закоулки судьбы окажутся не такими уж страшными. Поскольку мы будем вооружены и обезопасены разумом – оружием более сильным, нежели стрелы судьбы.
Оформление мысли всегда приводит к уничтожению первозданного смысла, так как мысль – процесс, а оформление – загон процесса в рамки конкретного. В этом случае мы теряем процесс. Понятно, что если мы что-то теряем в случайной череде бесконечных об-стоятельств, то только по слепой вине собственной сущности. Она не позволяет объять вечную Вселенную, как и вечное настоящее целиком. Однако и в этом трагическом для человечества случае само вечное настоящее спасает нас. Поскольку жизнь не кончается, и не может кончиться принципиально. А она всегда предоставляет нам возможность обойти подводные камни подземелий и закоулков судьбы. Так что человек, по существу разумный человек, ничего не теряет, если он активно усвоил общечеловеческие ценности и действует с учетом их.
Конфликт обычно становится там, где сами идеи конкретны и не подлежат развитию. Подобное случается с судьбой, если мы ее подхватываем. Понятийно к этому можно при-ложить хороший девиз человечности: «Я должен, значит, я могу». Но не: «Я могу – зна-чит, я должен». В любом случае в субъективности человека «Я» и «Не-Я» связаны на-столько, что непременно помогают друг другу. Недаром считается, что победа человече-ства достается уже тем, что однажды один человек сказал судьбе: «Нет соблазнам». И она отступила, трусливо поджав собачий хвост. Отступила, даже не обидевшись.
«Крепость» небес заключена в том, что они заставляют смотреть вдаль, в которой лишь можно увидеть: что мы теряем на небесах. Закоулки судьбы прячутся от пурпурного оре-ола закатного Солнца. Заползают в ползучие темные норы мрака и холода, чуждого чело-веку мысли. Они прячутся, поскольку вечность настоящего высвечивает путь, по которо-му нужно идти. Идти туда, где нет места такому случайному, что могло бы заметно изме-нить нашу жизнь. Мы ее хозяева, вечное настоящее лишь всемерно помогает нам. А не судьба, которая боится всего, в том числе вечности и света.
Ореол могучего заката распространяет столь далеко свои хозяйские длани, что захва-тывает добрую половину неба и всю нашу безгрешную душу. Тогда она радостно поет, освободившись от страхов непотребного прошлого, хоть и неизбежного, но наносного и случайного. Облачный ковыль колышется в лабиринте непогод. Прошлого не вернуть даже в думах о нем. Но эти думы должны показывать нам: что уже дано, а что должно быть. Мы не теряем ничего даже при близких встречах с судьбой, поскольку знаем куда идти. Пусть даже в кривой обход удач и неудач. Но зато в полном согласии собственной самости с миром, который существует совместно с нами на паритетных правах. Это толь-ко кажется, что мир нас угнетает, заставляет и обязывает. Нет, мы сами обязываем себя, никому не должны, кроме самих себя. Но мы необходимо ответственны за весь мир и на-шу жизнь, поэтому сами выставляем это перед собой как долг, хотя бы в виде совести.
Испытание судьбой должен пройти каждый, вот только недостойно блуждать долго по ее закоулкам. Иногда Голиафы истории впадают в детство и подпускают к себе вновь события, якобы, навеянные судьбой, которые уже однажды «проходили». Особенно это касается тех людей, которые не желают учиться у истории и бессильно говорят: «История ничему не учит». Тогда происходит война с историей, вызванная, отнюдь, не судьбой, а людьми. Это они раздувают ее страхом во имя своих пагубных, чаще всего геополитиче-ских, страстей. Война с историей это и война с судьбой, когда человек не желает мириться с ее присутствием. Но это неразумная война, в результате которой гибнет не история или судьба, гибнет адекватное понятие в истории. И как следствие гибнут адекватные оценки тех или иных событий, которые оказались недоусвоенными, они выпадают из истории.
Война это когда теряют все, в том числе и сама судьба. Ведь ей предстоит уйти с глаз человеческих за тот позор, который она напустила в людях. Этот позор подстать неразу-мию вечного настоящего, который допускает войны. Война это когда все страшное кажется игрой. Недаром из большого всегда можно сделать малое, а вот наоборот: из малого – большое, попробуй? Если даже вечное удастся разорвать на куски, то, что потеряешь? Целостность жизни, а с ней и настоящее. Уйдешь в прошлое, так и не создав большое из малого. А оно действительно стоит того: вечность, как и бесконечность, «раздувается» из меленького «ничто».
Человек лишь связан своей судьбой с миром. Нужно ли от нее уходить? Ни в коем слу-чае не уходить, а переходить через нее. Меленькое и подленькое как точка инверсии обо-рачивается в порядок хаоса, который в своем бесконечном движении выстраивает полки защитников вечного настоящего. В свое время классик диалектического спекулятивного мышления Г. Гегель говорил, что «Просветление рассудка делает человека умней, но не делает его лучше». Так ли уж это дело обстоит в реалиях? Конечно, нет – умный человек, обязательно думающий и совестливый, он о судьбе даже не думает. И он непременно поймет смысл своей жизни. Поймет и то, что лучше пойти к людям, чем одному бродить по закоулкам судьбы. Так что он станет лучше.
Феноменология Г. Гегеля оторвана от жизни. Его «абсолютная идея» превратилась в «вещь в себе». То есть в невидимую и необъяснимую судьбу. Тогда как нам нужен вовсе не абсолют противоречий, а диалектика. Хотя бы в виде целостного существования чело-века с миром. Нас не должны пугать мрачные закоулки судьбы. Мы не желаем терять то, что выстрадали тысячелетиями опытов и мыслей, которые, якобы, не дают доброму чело-веку делаться лучше. Разумный человек не станет зацикливаться на проделках случайного под видом злосчастной судьбы. Случайного в сцепке непрерывного вечного с мирским бытием и вечностью.
Опыт переживания это не лучшее подспорье. Лучше переживание опыта, то есть дей-ствие как уход от сомнений в себя. Мы часто это теряем, замыкаясь в себе. Борьба с судь-бой в ходе процесса самопознания далеко не всегда дает желанный результат успеха. По-скольку источник «негативной энергии» располагается не только в самом человеке. Диа-лектика поступков человека и неизбежно связанные с ними случайные ошибки, обычно наивно приписываемые «судьбе», во многом определяются взаимодействием возмущени-ем социальных и социетальных равновесий с биосоциальным потоком. То есть объектив-ным искажением общечеловеческих ценностей. Вот и получается, что «желтоглазый со-виный ответ ночи дню – как огород среди пугал».
Оправдание жизни может быть только в действии, неоправданность всегда тайна от-чуждения от жизни. Но теряем ли мы себя, если не оправдываемся? Дом отчий, он зовет нас в вечность до конца. И только достигая вечного настоящего, мы начинаем понимать, что мы потеряли за годами. Индивидуальная судьба, как правило, тесно связана с субъек-тивностью самого человека, с ее прерывно-непрерывной уравновешенностью. Поток че-ловечности, направленный на поступок, может заведомо исказиться за счет «недоброкаче-ственности» общечеловеческого начала. В этом отношении выявлять и винить судьбу, тем более идти по ее закоулкам, вообще не приходится. Не должно быть искажений ко-ренных ценностей личности. Она не должна образовывать существенный «довесок» в ви-де так называемой «отрицательной энергии». Это она под бытийным и расхожим поняти-ем судьбы заведомо нарочито подкрадывается к человеческой субъективности, смещая ментальные равновесия.
По частоте случаев такие общечеловеческие погрешности могут иметь существенное преимущество перед «судьбоносными» случайностями материализации. Поэтому в отно-шении «закоулков» или «лабиринтов» судьбы более важна проблема решения социально-го вопроса. Это то, что мы теряем в результате добровольного попадания в их цепкие ла-пы, а не чисто самоорганизационные пересуды о дефектах и издержках материализации. Во всяком случае, действие «судьбы» (хотя бы в составе социальной, «белой» или «чер-ной» карм) приводит к смещению ментальных равновесий в субъективности человека. Величина смещения зависит от качества нравственного «щита» личности.
Известно, что «правильно» усвоенные общечеловеческие ценности делают субъектив-ность человека менее уязвимой к различным внешним и внутренним обстоятельствам. Такой «щит» позволяет своевременно регулировать равновесия субъективности, нивелируя тем самым действие «судьбоносных факторов» изнутри. Внешние изменения, если они происходят внезапно (случайные) приводят к некоторой аффектации поведения. Гораздо реже к физическим воздействиям ущербного характера (например, случай пострадавшего в дорожно-транспортном происшествии). Однако даже это не свидетельствует об их фатальности. «Стечение обстоятельств» не вносит существенный вклад в судьбоносный вред. К тому же необходимо отметить, что вред обязательно уравновешивается пользой. Ведь кривая развития вечного настоящего имеет определенный тренд, вдоль которого в ту или иную плоскость входят те или другие действия, в том числе случайные.
Человек дела обычно обладает «грубой» психикой, которая не дает ему сомневаться. Вот только душа от его дел страдает. В трудном случае человек выходит к природе и лю-дям. Смотрит, как жидкие серые тучи судьбы начинают пропускать солнечный свет. Хотя еще совсем недавно гневливо-страшное небо с грохотом гоняло громадные черные тучи зла. Для острастки оно пронзает их огнем молний. Все разогнано, ненастье и несчастье прошло. Сама судьба трусливо упряталась в своих закоулках случайного, так и не поймав жертвы. Разве что добровольно заблудшего какого-нибудь встретить и отметит. Того, ко-торый потерял себя.
Имманентность загоняет свободу человека во мрак ночи. Вот тогда мы и ползем по закоулкам судьбы, не зная света и красоты. Весь мир за нас и за правду нашу, он сам су-ществует в вечности. Он хочет, чтобы его видели люди в добром свете настоящего чуда настоящего. Тогда станет совсем смешной притча об одном человеке, который целыми днями искал смысл жизни. А пока он его искал, жизнь обогнала его, он отстал и попал в когтистые лапы собственного неразумия. Что мы теряем при этом? Самого человека, ко-торый славен как делами своими, так и помыслами. А также красотой – этим восторгом души, который не знает и не хочет знать ни о каких происках и даже самого существова-ния судьбы…
4.
Законы природы существуют лишь для того, чтобы уравновешивать вечное начало. Значит, сама природа не только вечная, но и настоящая. Судьбу при желании можно встретить где угодно, в каждой, даже необычной неудаче или обычной встрече нового. Наконец, ее можно просто выдумать, предсказывая ради интереса ее козни в вашем буду-щем. А может, наоборот, сделать ей такую «фигу», что она и подступиться не посмеет к Вам. Что мы теряем при этом? Зачастую, очень важное – веру в себя. Эту Веру, якобы, попирают мнимые потусторонние злыдни. Зачем это нужно человеку? Чтобы хоть как-то оправдать непонятную случайность, которая неизбежно вытекает из закономерного. В том числе при становлении и развитии субъективно-объективной связи или материализации процесса в явление.
Понятно, что все без исключения явления в нашем мире (феномены), так или иначе, возникают в ходе разрыва процесса феноноуменальной связи. Правда, процесс не остано-вить, он проходит мимо и развивается дальше по своим законам и тенденциям. Только место разрыва станет возмущением объективной направленности субъективным действием. Это обычное дело. При этом не теряется как сущность самого действия, так и смысл процесса развития. Хотя обычно процесс персонифицируется; но он так же, как явления не может существовать в чистом виде. То есть разрыв – разрывом, а субъективно-объективное развитие неизбежно продолжается. И в этом отношении оно приобретает вид вечного устремления к тому, «что должно быть».
В этом необычном отношении весьма показательным является субъективность лично-сти как феноноумен. Причем, он одновременно существует и в «фазе» материализации, и в стадии идеализации. Поэтому «возле» субъективности постоянно витает судьба как из-держка «производства» прерывно-непрерывного развития. Если ее представить лишь «чувственной сферой», то у такого гипотетического образования не будет целостности и даже самой возможности существования. Значит, при всем при этом мы теряем нематери-альное – душу человеческую, которая является паритетным «участником» процесса субъ-ективности.
Эволюция по Ч. Дарвину имманентна. Но и без «толчков» извне такая «имманент-ность» исходит из непонятной пока самоорганизации. Тогда сами действия при намерен-ной или неизбежной потери души обычно объявляются действием непонятной и темной «судьбы». При этом любое материальное, вещь или действие, можно объяснить детерми-нацией нематериального. Однако для чего тогда живет человек, ведь тогда он сам пре-вращается в пешку в руках «потусторонних» и имманентных сил? Подобное можно легко заметить на примере ортодоксальных религий. Там всякое действие человека будет про-исходить по «воле божьей». Разве это не крик человека, потерявшего собственное лицо в глазах вечного настоящего? Кумач дня заряжает чернотой вечность ночи?
Остается лишь воскликнуть на весь мир: «Найди себе смелость стать мудрецом» (по И. Шиллеру). Оптимисты обычно не вверят в наваждение судьбы или, по крайней мере, не бояться ее происков и нападок. Причем, оптимистами становятся, когда люди сами на-блюдают и осмысливают, зачастую, не веря тому, что говорят и пишут. А. Чехов метко подметил: «Университет развивает все способности, в том числе глупость». Однако вряд ли глупость следует относить к способностям человека. Скорее, это леность ума, который не интересуется судьбой и не верит в вечное. Показать бы ему, кем он является на самом деле, в реальности бытия? Но ведь обидится, не станет лучше, потому что не поймет. Вер-нее, не захочет понимать. Угрюмый сыч не внемлет добру сокола.
Не страх порождает ложь, а непонимание другого человека. При этом можно пенять на судьбу. Однако ложь это качество человека, а не судьбы. Поэтому становится немного грустно даже в счастливую минуту. И эта грусть – выглядит как прошение вечного не за-бывать про «судьбу», которая не позволяет нам предвидеть случайное. Предвидение бу-дущего в виде тенденция развития собственного «Я» совместно с «Не-Я», как правило, бывает достаточным, чтобы жить счастливо в вечном настоящем. Конечно, при единст-венном условии: найти согласие с самим собой и развивать общечеловеческие ценности, совершая добрые дела.
Можно задать самому себе сакральный вопрос: «Почему ум слишком большой проти-вен» (по Л. Толстому)? Потому что ему нужно совершать соответствующие поступки, ко-торые в корне непонятны обычным людям. Да и саму судьбу такой ум во многих случаях обходит. Под действием судьбы многие покорно ожидают неудач, часто даже сами не ве-руя в нее. Их сознание входит в ступор несуществования и отрывается от субъективности личности. В данном случае такой личности осознание большого ума закрыто, а потому противно. Это не зависть, а обычное непонимание тех общечеловеческих ценностей, ко-торыми живет «большой ум».
Вот оказывается, что мы еще теряем – целостность большого ума, когда ждем (а то и зовем) судьбу, а и даже идем ей навстречу. По закоулкам случайного представления, ко-торые почему-то кажутся нам чудесными. Недаром в народе говорят, что «чем выше вста-нешь, тем дальше видишь». Ну, так встань выше. Ведь от самого человека зависит куда больше, чем от какой-то случайной судьбы. Ее вообще, может быть, и не существует в мире. Просто: имеет место некоторое предубеждение, что что-то должно происходить, по крайней мере, не только по воле человека. Ведь в начале бытия не действия и даже не по-мыслы, а их целостная диалектическая связь.
Судьбу, как и бога, может извинить «только то, что он не существует» (по Стендалю). Пусть некоторые болтают про «судьбу». Пусть даже пугают ее ортодоксальным бессмыс-лием люди, которые потеряли собственную самость. Языком нужно думать, это «орудие мышления», а не разноса слухов. Болтать попусту, значит, «мыслить кое-как» (по А. Тол-стому). Говорят, на чудаках держится мир, ими он и славен уже потому, что они выража-ют нашу волшебную самость. Именно нашу, а не чужую. Может быть, именно чудаки не-сут в себе те замечательные корневые человеческие качества, которые возвеличивают ра-зум и человека. Они разумом не верят в чудеса и судьбу как нечто данное, а не приобре-тенное самим человеком, но упорно гнущие свою целостную линию.
Тогда «остальные люди его эпохи – все каким-нибудь наплывным ветром, на время от него почему-то оторвались» (по Ф. Достоевскому). Вот что мы также теряем, когда не ве-рим в чудеса, но прогибаемся под тяжеленной ношей от судьбы. Порой в чудесах скрыты глубокие смыслы мирового масштаба. И открытие их секретов хотелось бы ожидать уже сейчас, немедленно отправляясь в волшебное путешествие в поисках собственной само-сти. Более того, нужно быть готовым встретить именно чудесное озарение себе, а не про-делки и вытварки непонятной «судьбы». Как говорится: идеал ожидания это наши мечты, как «идеал спокойствия олицетворяет сидящая кошка» (по Ж. Ренару).
Если оглядываться на судьбу, никогда не успеешь за жизнью, а вечное настоящее про-сто пройдет мимо тебя. Вспоминаю, как в молодости довелось работать на монтаже круп-ной теплоэнергоцентрали и участвовать при запуске ее первых энергоагрегатов. Некогда было оглядываться на судьбу. Днем шум цеха бился и плыл потоком в уши. Вот где-то на монтаже громыхнуло железо и сразу что-то запело огромной скрипкой. Ореол электро-сварки переходил в сизый дым вечного простора под голубым небом. Жгучая молния сварки оборвалась, и показался зеркальный шов «проаргоненного корня».
Рядом в «мазутке» пахло нагретым маслом, соляром, теплом. На испытаниях разорва-ло растопочный паропровод. Хорошо видно было, как струя разгоряченной паром воды слизала металл и острая сизая кайма перегретого пара разогревала металл до вишневой красоты. Восстановили, вварили «катушку» – монтажники «черта сварят». И вновь тур-бинный надсадно пугающий шум давит и пугает. От страха он внушает, что будто вот-вот сейчас что-то лопнет и взорвется. Вот здесь-то и пронесся слых, что-де: судьба такая у паропровода была. Хотя и выявился затем дефект прокатки.
Иного человека горшком не зови – лучше в печь прямиком сажай; иначе такого набол-тает, что невольно поверишь в сказки о судьбе. Да языком многого не возьмешь: «пьяный – бряк, а трезвый – кряк». Раньше как было: осиновая жердь, лиственничный кол, еловая заверть – сто лет веку. А теперь судьбу в вечность запустили как козла длиннобородого в огород. Зачем? Чтобы она там шарахалась? Что при этом теряем? Если белое покажется черным – то все человеческое. А нам черно-белый мир уже претит, эпоха телекоммуника-ционного бума? Однако с седьмого неба да в преисподнюю не очень-то хочется идти по закоулкам судьбы. Что, жир драконовский там топтать? Для этого черти есть, вот пусть судьба гоняет их там пошибче. Страху не нравится, если его не боятся.
Оказывается вполне естественной такая вещь: если семь замков открыл, а на задвижке сломался – значит, сам тому плохому виной, а не судьба безмозглая. Тогда оказывается, что нет такой надобности изжитые мысли «переть за пазухой». Память души не дремлет, она быстро гасит огонь «бесовских буркал». А то навзрев голосят и говорят, будто вол-шебным языком, мол-де: был честным, да забыл про то – стал сивым от судьбы проклятой. Вот такая она судьба – что саврас без прикрас: коль поддался ей, значит, пошел в пух и перья. Пришел в тридесятое, распустил «сопли клубком» и жалуется теперь себе горькой сапой, что-де: обманули облака красные. Он сам-де пролил семь потов на семь животов, а седьмая шкура вышла чертовой. Вот и потерял себя напрочь, запутался в темных закоулках судьбы…
Как часто люди хотят покончить жизнь самоубийством только потому, что запутались в себе. «А кончают тем, что рвут свои фотографические карточки» (Ж. Ренар). Но разве можно сравнивать или соотносить человека и природу, которая дала нам осознание и судьбу? А если и так, то зачем тогда человек познает себя (вернее: осознает себя)? Чтобы избежать судьбы? Иди к друзьям от нее. Они помогут. Вот только не засидись у них до-поздна, иначе они сами тебе помогут. И судьбы тогда не надо будет. А может, ее и нет, этой судьбы? Это человек сам ее выдумал, чтобы прикрыть собственное неразумие и при-родный срам? Мировое целое не признает судьбы?
Так обычно рассуждают над судьбой, явно не задумывают при этом: что же они при этом теряют важного. Ведь ни один человек ее еще не покинул и не смог одолеть в пря-мой схватке. Почему? Да потому что недостаточно познал себя и собственное отражение в общечеловеческом. Он не сумел создать того нравственного «щита», который позволял бы удержаться от соблазнов вести спор с вечным. Потому что нет у человека желания ругаться с совестью, ведь без судьбы человек – что нищий без ног. Не лучше ли приспосабливать ее к своим нуждам или самому приспосабливаться к ней, ведя добрый диалог? А ведь мы живем ожиданием чуда и «утверждениями жизни» (по Ю. Бондареву).
Вечное настоящее лишено вдохновения, если у субъективности вход опережает выход. Тогда неизбежна аффектация действия. Ожидание это возможность обойти судьбу по кривым ее закоулкам. Утверждение это рождение надежды. Вера в судьбу это вовсе не потеря чего-нибудь существенного в жизни. Это просто означает: подражать чему-то не вечному, и при этом терять вечное. Но это лишь тенденция веры, а не само действие. Говорят, «чем больше читаешь, тем меньше – подражаешь». Разве только в чтении дело по отношению к судьбе? Всякий труд должен давать ускорение духовного стремления, и наоборот.
Преодоление диалектизации приводит к отрицанию вечного. Тогда человек начинает подозревать в этом происки судьбы, хотя виновен сам. Говорят, творчество убивает смерть? Неужели оно не может ликвидировать вредное влияние судьбы? Тем более что не может не существовать ее антиподное – позитивное влияние. Оно должно быть. Дорога к человеческому бессмертию одна, и судьбе по ней не по пути. Необходимо, чтобы эта до-рога была как можно более светлой и широкой. Чтобы по ней можно было идти вместе с нашими детьми и внуками, взявшись за руки.
Вечность это бессмертие настоящего, свет души; не будет нас – будут жить «они» при свете, и так далее. Да и мы сами будем жить в вечности и вечной судьбе, какой она долж-на быть в объективном смысле, а не такой, как есть. Это судьба, зачастую, не пускает нас в вечность. Ведь нематериальное не гниет, а душа может вырождаться? Более того, мы обретаем вечность через судьбу как тенденцию необходимости развития и как смысл – как необходимость существования. А судьба заставляет нас задумываться: «Почему так, а не этак?» Задумавшись, мы сразу попадаем мимо судьбы в царство надежды. Там творческая жизнь рождает нечто большее, нежели судьба. А именно – человечность, которую не может взять ни единственный зуб Бабы-Яги, ни когти дракона, ни огонь гремучий Змея-Горыныча.
Таинство совмещения прошлого и будущего в вечном настоящем. Вот что мы теряем, если живем одним днем. Получается такая ситуация, что становится бессмысленным ка-кой-то там разговор о судьбе. Она не «пакостит», а лишь подводит нас к своему могуще-ству разума и действий, к вечности настоящего. Загляни в нее, и увидишь там бесконечное множество жизни, вплоть до исчезновения материи и продолжение ее жизни в другом обличье. Вот тебе и судьба. «Стремление к бесконечному и вечному не должно быть пресечено иллюзией конечного совершенства» (по Н. Бердяеву). Однако сама иллюзия, благодаря судьбе как случайному в закономерном, исчезает за горизонтом событий действительности.
Грехопадение чаще всего идет от общества, а не от человека. Но если мы что-то теря-ем, то виноваты и мы в этом. Виноваты, что не все взяли от общества, которое предлагает ценности всегда в избытке. Сама реализация человеком его планов в жизни связана с уст-ремлением к вечности и бесконечности. Однако это не временное качество, а лишь необ-ходимость существования в мире закономерно-случайного. Тогда мы испытываем некото-рое подобие действия на нас иррациональных и трансцендентных сил, которые подталки-вают нас к цели. А ведь это та же судьба, и именно она может действовать как в неудач-ном для нас случае, так и в благостном. Это означает, что сама по себе она также не может существовать. Зато как целостность связки случайного и закономерного она вполне по-нятна и предсказуема изнутри нашей не такой уж наивной субъективности.
5.
Судьба действует там, где человек покидает вечное, поскольку рвется непрерывность, и ее «куски» уходят в случайность. Случайность, судьба свидетельство беспомощности человека, который не успевает за материализацией в рамках самоорганизации. Идолопо-клонство судьбе носит характер закрытия вечного настоящего, тогда субъективность страдает неравновесностью. Чем мы жертвуем? Полупьяной, проматерщиненной, убогой российской демократией? Зажравшимся воинствующим мировым американским жан-дармством? Сытой, свиной европейской меркантильностью? Черной лихорадочной афри-канской нищетой? Фанатичным шовинизмом азиатского терроризма? Что приобретаем? –
общечеловеческое неугасимое, на котором возрождается великое действо нашей жизни – человечность...
Приведем пример. Во дворе дома, в котором живет наша семья, раньше находился большой детский садик, благоухающий зеленью и цветами. Ныне с торца одного его вхо-да находится кафе под тенденциозно-нахальным названием «Император». По ночам жите-лям не стало покоя. Когда это богонеугодное заведение закрывают (около двух часов но-чи) и охрана матерным хлыстом выгоняет на улицу «веселую» публику, тишина спально-го микрорайона оглашается воплями пьяни-дряни. Причем, чаще орут матом гулёные де-вицы. Что мы теряем, понятно. О судьбе они не думают.
Не раз старушки-соседи жаловались на это безобразие мэру города, неужели нельзя найти место получше для этих сборищ. Но город заинтересован – идут налоги. «Импера-тор» травит гадостью людей вот уже несколько лет. Детские сады оказались не нужными? Что это? Диалектизация личности?.. Человечество всегда сближали только мировые ка-таклизмы, например, мировые войны, ядерная угроза, экологическая катастрофа, кризисы. Власть общего есть направленность на развитие. Вот только какое, не теряем ли мы его вообще в таких случаях?
Не надлежит ли действовать подобным образом перед угрозой духовной деградации общества – по принципу «четырех О»: «Объединение От Опасности Оскотинивания»?
Ведь даже собака, оставшись в одиночестве, поднимает вой, который немедленно подхва-тывает вся свора... Так и хочется воскликнуть на весь мир: «Люди, будьте человечней и добрей! Ведь рубим сук, на котором сидим!» Но тщетно услышать ответ. Даже если сей-час уровнять и объединить цивилизацию – она все равно снова обособится клочками по интересам. А эти интересы вполне вписываются в развитие в вечном. Как быть?..
Разделение на грех и милость нечеловечно, поскольку они могут дуально превращать-ся друг в друга, а дуализм – враг человечности. Чем мы жертвуем? Плотскими удовольст-виями? В этом ли смысл жизни? Есть более достойное человека. Но до него нужно дойти, пожертвовав часть (лишь часть!) материального, – то, что нам мешает!.. Обычная реакция в ответ на подобное утверждение, зачем я буду отказывать себе в удовольствиях, у нас их и так мало? Ради чего? Ради сомнительного творчества в будущем? И... «расступись душа, не то обожгу»... Как мелочно мы живем. Не хотим видеть дальше собственного носа в суете сует, созданной самими же. Где смысл тому? Нужен ли смысл вообще?.. Хотите, чтобы Ваши дети были лучше и счастливее нас? Конечно. Почему не хотим связывать процессное с явленным, великое и низменное. Ведь от себя не уйдешь, даже спрятав голо-ву под крыло судьбы, как это делает страус в минуту опасности?.. Вот только это не реша-ет главного – того «что должно быть».
Вера это стремление к совершенству, а не к страданию в вечном. Парадокс: кажется, ничего не успеваем в быту, хотя крутимся как белки в колесе. Однако бросишь все, – и ничего. Находим новое, более важное, а старое обходится так. Но сами становимся лучше, хотя бы в поиске. Согласие с собой – великая вещь, если оно находится в вечном настоя-щем. Многие социальные пороки исходят именно от недостатка согласия с самим собой. Важная здесь мысль, что «мир не может быть собственностью, так как он вечен».
Врожденная пассионарность не имманентна, а следствие необходимости существова-ния. Чем мы жертвуем? Тем, что нам мешает стать человечнее, достойнее. Зачастую, мно-гие, обывательски считают, зачем я буду рваться, и так хорошо. Или вообще никак не счи-тают – не думают, погрязли в житейских заботах. Но из них всегда можно и нужно под-няться...
Когда-то давно я впервые ехал из Сибири в Москву. Представлял себе: столичный го-род, люди там особенные, столичные. Не то, что мы – вахлаки, которые видели только двор и улицу с беготней. Ан-нет, скоро убедился, что люди в Москве такие же, особенно приезжие: как на сорочьем базаре мешки с апельсинами прут. Коренные москвичи интел-лигентнее, но приезжие на виду. И своей пьяни-дряни хватает. Словом, разочарование и обида, почему ты не сын замминистра и не было у тебя таких условий для развития с дет-ства. Но отсюда недалеко и до «судьбы» добраться. Если даже ее нет, то ее нужно было человеку придумать, чтобы списать свои грехи на что-то «чужое».
Чем мы жертвуем? Нет, не убогой жизнью, не рублём, а много большим – своей чело-вечностью. Вспоминаю свою мать, пережившую страшную войну. Она в хлопотах стре-милась одеть, обуть, накормить. На остальное не хватало ни времени, ни, увы, образован-ности. С чувством гордости она часто повторяла заветное: «Мы питаемся хорошо...» Все мы дети своего времени. Но время – дитя процесса развития. Сыновья должны перерас-тать своих родителей... Чем мы жертвуем? Своей убогостью. Как-то еще в доперестроеч-ные годы довелось ехать поездом из Свердловска в Нижний Тагил. Рядом в купе две свет-лые щебечущие девушки. Скоро подсел в попутчики грузный пожилой, но бойкий муж-чина в «колхозной» кепке. Он деловито рассовал по углам свои нехитрые авоськи, огля-делся с усталым интересом, стал отдуваться от жары. Девчонки глазели на него и поти-хоньку прыскали в кулак.
– А что, друзья-товарищи, далеко едем? – спросил, глядя почему-то на меня, отирая широкой ладонью пот со лба. Красное в рыжинках лицо его выглядело и в самом деле смешным из-за торчащих замшелых ушей и своей необычайной круглости.
– В Тагил...
– Хо, в Тагил,- мужчина хлопнул себя по рыхлым бедрам и еще более оживился. – И что там у вас, колбаса дешевая в магазинах? Я вот везу из Свёрдловска, набрал...
Горько было видеть его однобокий и такой серьезный интерес о колбасе. Чем мы уже по-жертвовали?..
Процессы изменения и развития мы наблюдаем в своей бытности постоянно – они не-прерывны. Вместе с тем уловить процесс во всей его целостности и изменчивости человек как материальное существо не в состоянии. Процесс непременно ускользает от него. Но фиксируется органами чувств его следы – мгновения в виде явлений (образов). Этакие материализованные «куски» процесса. То есть процесс – это непрерывность, а явление – прерывность (дискретность). Можно говорить о процессном, явленном и связующим между ними. Вместе они представляют собой вечное настоящее. Разорви их связь, вечное будет потеряно. А с ним и развитие человека. В судьбе ли дело?
Ищи не оправдание себя или в себе, а оправдывай собой. Иначе теряешь себя в себе.
Столько томов уже написано про светлое будущее человечества, – целые науки сущест-вуют: социология, культурология, обществоведение и другие, – что трудно добавить что-либо внятное. Однако попробуем разобраться и связать известное о вечном…
Гуманизм в буквальном переводе означает человечность. Однако есть смысловое от-личие этих двух синонимов. Гуманизм – это нечто извне, более правильно говорить «гу-манное общество», а не гуманный человек». Человечность – это нечто более внутреннее, относящееся к человеку. Например, «человечный человек». Но не «человечное общество». Великие учат: «Чтобы умно поступать, одного ума мало» (Ф. Достоевский). Само сочетание «умно поступать» – это диалектическая связка. Значит, помимо ума (мышления, осознания) необходимо нечто еще. Что же? Конечно, материальное, чувственное – их обратная связь с духовным. То есть мышление должно приводить к действиям. Если действие плохо продумано, появляются огрехи человеческие, которые легче всего списывать на «судьбу» и идти по рабски ее лабиринтами?
Можно говорить об обществе как «системе общественных, межличностных отноше-ний». Как мы уже убедились, отношения – это связь: непрерывное, процессное. Личность имеет как явленные контакты в виде ощущений, так и процессные контакты в виде норм, законов, правил и др. Все ощущения воспринимаются мозгом. Правомерен вопрос, чем воспринимается вечное или все та же «судьба? Ведь мозг это система анализаторов явлен-ного, а процессное вечное воспринимается опосредованно. Наглядно сравнивать мозг с командным пунктом, но... без командира. А сам командир находится извне и дает коман-ды в мозг по телефону. Конечно, это грубое сравнение. Но все же: где этот командир? Ко-нечно же, речь идет о душе в виде личностной субъективности. Это она связывает несвя-зываемое: объективное и субъективное. Если плохо связывает – вот тебе и издержки в ви-де «судьбы». Что теряем? Веру в себя.
Судьбы не боится материалист либо человек, отчаявшийся в жизни. Но бояться можно и разумно, обходя судьбу по кривой. Аберрации осознания исходят из вечности смысла как необходимости существования из-за превалирования материального интереса. Мы уже знаем, что сознание локализуется в мозге. Осознание как процессное – делокализо-ванное (оно в каждой точке вместе с сознанием и связующим). То есть сознание – это мозг, осознание – это мышление, а связующее... – это сама личность в виде субъективно-сти. Чтобы лучше понять последнее утверждение, обратимся к известной цепочке связей: человек-личность-общество. Где- то здесь должна быть диалектическая связка. Где же?
Мы знаем, что она связывает качественно различные образования. Человек – это мате-риальное, явленное. Общество – система (более верно – процесс) связей. То есть духов-ное, процессное. Личность? Она связывает явленное и процессное. Только так! Вот где она диалектическая связка – она связывает телесное и духовное, сознание и осознание в субъективность. Где же общество? Оно входит в субъективность по биосоциальному по-току. Тогда осознание (мышление) – процесс связи (поляризации) общества и человека. Именно качество мышления есть мера человечности, как человека, так и общества. Что необходимо для того, чтобы оно было адекватно поступкам? Исходя из наличия диалек-тической связки – свобода от общества через биосоциальный поток должна соответство-вать поступкам от личности. Если баланс разрушен, теряется адекватность действий, ста-новится аффектация. Это судьба?
Бисоциальный поток (в узком смысле) – поток информации, прав и свобод, который постоянно пронизывает личность со стороны общества. Обратимся к истории. Общество как процесс межличностных отношений возникло из материальных потребностей (иначе первобытному человеку было бы не выжить среди голода и хищников). Впоследствии оно перешло к духовности в виде табу, норм, правил, традиций и т.д. Жизнь истории не может быть несвязанной с вечностью, так как она феноноуменальна. Однако всякая история нуждается в оживлении, иначе она теряет смысл. Тогда человечность личности (более верно: очеловеченность личности) должна быть тождественна гуманизму общества. Это мера связанности личности обществом, мера предоставления свобод и прав личностям. Человечность имеет свои полюса: с одной стороны дикарь. С другой стороны альтруист, приносящий себя в жертву, – ради общества (например, герои войны). При чем здесь судьба? Чем человечней личность, тем она менее уязвима в отношении сторонних факторов, которые можно сводить к «судьбе». Недостаток нравственности провоцирует ее действия.
Так происходило раздвоение формирующихся личностей на телесное и духовное, яв-ленное и процессное. Упрощенно можно представить себе личность как равновесие субъ-ективности в вечном настоящем: «Я – для себя» и «Я – для других». С одной стороны в душу через мозг со стороны телесного поступают сигналы о потребностях организма. С другой стороны – по биосоциальному потоку – запросы общества. Для того чтобы осуще-ствлялось развитие, необходима поляризация в виде направленности развития. В нашем случае – это направленность на материализацию. Всякое искажение такой направленности чревато аффектами судьбы. Вот что мы еще теряем.
То есть, помимо запросов организма, должно существовать нечто еще, которое может обеспечивать организму и личности гарантии существования. Это, конечно же, выливает-ся в материальный и духовный интересы. Первый, зачастую, преобладает. Отсюда возни-кает жажда наживы, которая очень распространена, и представляет собой «Я – для себя». Что остается делать обществу, чтобы уравновесить материальные аппетиты своих членов? Правильно, оно вынужденно создавать процесс запретов, регулирующий эти аппетиты. Человек идет к свету даже в закоулках судьбы. Но он не знает: что уже потерял, попав ту-да. Конечно, неизбежно возникает борьба между личностями и обществом за свои права. Получается, что общество сначала очеловечило личности, а затем закабалило? Вот здесь должно возобладать гуманистическое начало субъективности общества в виде общечело-веческих ценностей. Они отличаются от обычных ценностей тем, что при любом случае гарантируют личности достаточное очеловечивание. Именно на них должно основываться все воспитание, образование и духовное развитие личностей.
Человек не связан своей судьбой. Он сам развивает ее в вечном настоящем с целью получения удовольствия в разнообразии. Во все века человеческая цивилизация лелеяла мечты о справедливом обществе. Теперь мы понимаем, что такое общество – недостижи-мый абсолют. Но к нему нужно стремиться. Известный лозунг «человек человеку товарищ и брат» – справедливый лозунг. Всестороннее, целостное развитие личности может становиться лишь в вечном стремлении. Нас интересует вопрос: нужно ли оно обществу? Если нет – тогда что ему нужно?.. Общество – это каждый из нас. Но «своя рубашка ближе к телу». Каждый вынужден отрывать от себя для общества. Лучше меньше?
Чем мы жертвуем? Что мы теряем? Судьбу. В заключение десять советов думающему человеку, который не желает «ползать» по лабиринтам «судьбы»:
1. Нравственность дает свободу мысли и устремляет к вечному.
2. В любом малом находи большое и вечное.
3. Осмысливай факт как можно более широко, не давая лазейки «судьбе».
4. Прежде отвечай на вопрос: "Почему?" как можно больше раз – до первопричины. 5. Заглянув "в корень", не бойся строить модель поступка.
6. Перебирай максимум вариантов, но связывай их с действием.
7. Развивай факт, беря его за рычаг, способный перевернуть мир. 8. В каждом явлении находи процесс вечного и отталкивайся от него.
9. Учитывай действие объективного и случайного в их вечной связи.
10. Оживляй факты действием вечного окружения.
6.
Видимая реальность не отражение, а существование мира в вечном. Значит, есть ре-альность невидимая, не менее важная, мы ее часто теряем. Например, в мудрых сказках А. Пушкина о рыбаке и рыбке, о попе и его работнике Балде... Невольно задумываешься, почему в нашем богатом материально и культурно демократическом мире столько неви-димого вечного. Столько подоплек войн, несправедливости, лишений, обмана, нищеты и убогости, социальной подлости и скотских привычек. Да еще когда тебя непрерывно «обрабатывают», зомбируют и дебилируют, отупляют и задавливают. Когда по радио и телевидение – реклама, боевики, страшилки, компьютерные игры становятся обыденными явлениями. Мы считаем их нормой – а нас обманывают, уводя от вечного. Мы даже не догадываемся, что это безжалостно атакуют наши души. Что это информационная война мировых и региональных магнатов, давняя и беспощадная. Война с простыми людьми с единственной целью: чтобы люди не думали. Главное, чтобы люди не думали.
Символизм И. Канта отрывает человека не от бытия, а от самого себя. При этом бытие уходит в вечность и теряется, диссипирует. Связать бесконечное с конечным можно лишь действуя символами. Но такая формализация ведет к потере вечного. Это страшно, когда мы теряем смысл жизни, становимся зомби, которых показывают в фильмах-ужасах. Та-кими легко управлять, их легко обманывать, держать в «черном теле», списывая все на судьбу. При этом приобретая огромные барыши.
Разум человеку дан не для приспособления, а для поиска себя. Часто имеет место об-ратное: с прекращением поиска теряется человек. Человек постоянно сталкивается с веч-ным. Но он видит в нем лишь нечто, теряет ничто и думает: это то, «что должно быть». Человек должен думать – это его неотъемлемое право. А нам еще со школы подсовывают бездумные суррогаты ценностей и кричат: «Кризис, культура умирает»! Умирает не куль-тура, умирает тот флер обмана, который над нею висит.
Думайте, люди!
А ментальность? Если бы дело было в ней. Да и как ее измерить? Что, выбегать на улицу и кричать, у меня ментальность огромная? Глупо. Очевидно, более важна человеч-ность, которая исходит из стремления к вечному. Что касается чисто ментальности, то это, малопонятная «осмысленная одухотворенность мышления». Ну, а если разложить по-русски, то просто: умение осмысленно думать. Как много у нас людей с высшим образо-ванием остаются недостаточно образованными; потому что не работают над собой: что дали – то дали. А все ли ты взял? А если взял, то где твоя отдача? Так вот, ментальность это умение думать, имея человечность как духовную базу, и собственное миропонимание, часто идущее вразрез с общественными устоями. Не беда, что тебе трудно дается вечное настоящее, главное, что ты ищешь. Не в судьбе дело…
Можно ли поместить бесконечное в конечное? При желании можно, но при этом веч-ное будет потеряно. Поиск – дело благородное, мы и истину-то ищем в бесконечном по-иске, хотя заведомо знаем, что ее не найти в абсолюте. Помню, мать мне постоянно твер-дила, мол-де: живи своим умом. Вот жить своим умом, и есть основа ментальности. Главное – высокая и чистая нравственность. Хотелось бы добавить, что великое множе-ство понятий и определений ментальности свидетельствует о наличии ментального кон-тинуума – процессе осмысливания, а не о конкретных данностях или способностях.
Всякое осмысливание подразумевает связь духовного и телесного – поиск смыслов – процесса развития процесса связи. Его траектория во многом предопределена объектив-ной направленностью. Найти смысл равносильно приближению к истине, когда духов-ность выливается в общечеловеческие ценности и соответствующие поступки. Такое дано далеко не каждому... Но ментальность это не образ или стиль мышления, как это часто считается. Это, прежде всего, умение связывать несвязываемое: духовное и телесное, ко-нечное и бесконечное. Это и не стереотипы культуры или мировосприятия, а умение на-ходить свое. Социологическая или историческая ментальность от психологии вообще бес-смысленна. Научная ментальность, за редким исключением, стереотипна, а открытия де-лаются чудаками, отошедшими от такой ментальности. Ментальность всегда присуща ду-ховности и является едва ли не синонимом ее. Ведь почему мы так мелко живем? Почему верим в несуществующую, но злую судьбу? Потому что не хотим учиться у истории, а значит, утопаем в житейских мелочах. А надо бы держать голову выше – когда человек высоконравственный, ему нечего бояться или комплексовать, он выше этого...
Формализация целостности приводит к бесконечности осмысливания без действий. Это неформально задумчивый человек теряет себя. Проблема судьбы обычно возникает в случае незавершенности действия. Случайное, возникшее в ходе материализации, оказы-вается в таком случае «застрявшим» в сфере субъективного. При этом происходит иска-жение поступка, например, в виде его аффектации за счет изменившейся внешней обста-новки во время завершения действия. Человеку при этом может даже казаться, во время совершения поступка, что он делает «не то», однако, он уже не в силах изменить начатое. Некоторый «зазор» в ходе самого действия, который усматривает-таки человек, он не мо-жет объяснить его иначе, кроме как «чья-то чужая рука» направляет его не туда. Даже проходя по закоулкам судьбы, нравственный человек, как правило, находит выход к тому «что должно быть» по первоначальной задумке.
Фатальность судьбы как разового «дефекта» объективации (конвергенции) непрерыв-ного в дискретное можно сочетать с закономерными наслоениями (типа «кармы»). Тогда человек или его потомки через годы и века повторяют одни и те же ошибки. Это тот слу-чай, когда история не учит. И это бывает чрезмерно часто в нашей жизни. Однако такое имеет место чаще всего с субъективностью социума. В этом отношении, например, можно объяснить воинственность некоторых наций или государств. Поток объективации при этом существенно смещает объективно-субъективное равновесие.
Субъективность в некотором приближении можно сопоставлять с индусскими или буддистскими «чакрами», а так называемую «биоэнергию» с потоком объективации. Де-фекты объективации это естественный процесс искажения субъективно-объективного равновесия. Это своего рода расплата за невозможность прямого восприятия непрерывно-сти, вечности. В случае «разумного» прохождения лабиринтов судьбы, последствия иска-жения такого равновесия субъективности минимальные. Но при этом можно легко поте-рять веру. Под субъективностью, во всяком случае, следует понимать процесс существо-вания целостности сферы субъективного (чувственное) и процесса объективного. Причем с обязательным учетом внешнего материального окружения, объективных тенденций раз-вития мира и биосоциального потока от социума. К тому же действие обязательный атри-бут субъективности.
Мысль, помимо поиска смысла должна быть своевременной. Иначе она попадает в болото сомнений и играет на руку судьбе, поскольку именно сомнение открывает ей врата. Особенно если человек начинает идти против социальных общечеловеческих устоев. При этом человек обычно остается честным перед собой и другими людьми. Но ему нужно быть осторожным, чтобы не вознести свою несвоевременную мысль в абсолют. Мысль никогда не противоречит действительности и не подпадает под неразумие «судьбы», если она несет элемент искупления. Такая мысль может попасть в закоулки судьбы, если она неадекватно трансформируется в поступок. Тогда она противоречит человечности и более походит на мистику.
Духовное развитие человека должно происходить на максимальной для субъективно-сти глубине, тогда мышление приобретает характер священнодействия. В глубине само-познания зарождаются наиболее ценные глагольные ментальные модусы. Они впоследст-вии выражают человечность личности через своевременные действия добра. Тенденции развития личности обычно антиперсоналистической окраски. Они должны связываться не со временем или судьбой, а прежде всего с ценностными характеристиками вечного настоящего. Потеря ценностной доминанты почти наверняка приводит к потери смысла вечного. Вот что мы теряем, если мыслим и действуем в угоду времени или судьбе.
Вопросы личностной судьбы в вечном настоящем не есть проблема самого человека. Подобно этому его субъективность существует в троице субъективностей человека, со-циума и природы. Так же и судьба («карма»?) социальная накладывается суперпозицией на судьбу разрегулирования равновесия («белая карма») и судьбу случайного («черная карма»)? При этом обычно нет синергетического взаимодействия между ними, а резуль-тирующая обычно имеет волнистую траекторию вдоль тренда равновесий. Правда, эта траектория негеометрического или временного толка. Зачастую, «составляющие» судьбы гасят друг друга в ходе материализации. В этом отношении следовало бы говорить не о «зигзаге судьбы», а о «зигзаге развития». В вечном настоящем элементы судьбы находят свою гибель, их действие не имеет реальной основы.
Вопросы судьбы человека антропоцентричны, а не космоцентричны. Человек наносит сам себе вреда много больше, чем нечто внешне-случайное. Причина тому, как правило, кроется в бессилии его духа, в слабых нравственных устоях, в отсутствии мышления ми-рового масштаба. Вместе с тем, немаловажно избавление и от созерцательного мления. Активная деятельность должна опережать застойные движения судьбы… Мы ищем боль-ше удовольствий и экстаза, тогда как истина все дальше отходит от нас, стремясь за своим смыслом. Мы даже не пытаемся понять свою сущность. А если когда и останавливаем бег истины, то вовсе не с целью сущностного озарения, а только чтобы спросить ее: «Как пройти к себе?» Тогда она отвечает, что мол-де: «Вы ошиблись адресом. Ваша сущность ушла в вечное. Познавайте жизнь, иначе потеряете все…»
Как часто мы оказываемся неблагодарными за то, что имеем, что нам дано или то, что мы приобретаем. Нам мало? Чего же мы хотим еще от жизни? Ведь она изначально дает нам все необходимое для счастья и любви. Уж не является ли неадекватное отношение к этому изначально данному недостойным нас? А сама неблагодарность источником сил античеловечности, которые могут и возрастать при дальнейших неразумных притязаниях на что-то или кого-то, которые нам, якобы, должны. Уж не должны ли мы здесь сами и являемся разносчиком неблагодарных рефлексий как заразы? Благодарность должна быть, по крайней мере, ценностно равна тому, что сделано для Вас. Лучше, если она будет по величине большей. Может быть, в этом закон природы, приближающий и даже приравни-вающий человечность к первейшим ценностям нашей жизни. Если мы ее теряем, то теря-ем и самих себя, свою самость как благодарность миру, что мы живем в нем. Мировая не-обходимость должна приниматься свободой вечного…
Материализация отличается от объективации, она подразумевает проявление матери-ального явления, а объективация – становление в объекте уже материализованного. Ду-ховное отражение культурной целостности общечеловеческих ценностей обязательно вы-ливается в посвящение жизненных тайн, предельных явлений вечности, которые стоят перед судьбоносными гранями действий. Тогда некоторые из них становятся непонятными самому человеку.
Алогичность познания неизбежно приводит к одиночеству вечного в рамках обольще-ния космосом. Однако космическое вселенское в развитии тождественно личностному. Поэтому самопознание непременно связано с одиночеством в мире, если считать рацио-нальные действия человека лишь вокруг себя. С другой стороны, синкретичность троицы субъективностей требует участия в самопознании природы и общества. Скорее всего, это выражает необходимость оставаться наедине с природой и обществом. Например, в думах о других или в разговоре с зеленым лесом за ручьем и незабудковым полем.
Высшее призвание человека – быть в согласии с собой, обществом и природой одно-временно. Оно часто искажается присутствием в вечном настоящем тенденций падшести мира, которые возникают то тут, то там из-за субъективации общества и прагматизма са-мого человека. Интенции добра, вроде бы, тянут его к общечеловеческим ценностям. Но они далеко не все они истинные из-за постоянных субъективистских фальсификаций со стороны социума. К тому же, не всегда они усваиваются должным образом и вводятся в действие из-за недостатков человеческого бытия в виде отчуждений и антирефлексии. А также консервативных начал вечного из-за сакрализации им прошлого и «пробивной» энергии будущего. Эти недостатки приводят к большим потерям в личностной субъективности и попаданию в западню лабиринтов судьбы.
Может быть, наша жизнь это непрерывная вечность. И как только человек начинает жить чем-то определенным, например, вещами или удовольствиями, эта вечность отходит от него. Тогда человек теряет самость – рвется связь «Я» и «Не-Я». А его субъективность претерпевает такие искажения, что сам человек, по крайней мере, в конце своей жизни, теряет согласие с собой. Он неизбежно страдает потерянными напрасно годами, уже не пытаясь угнаться за вечными ценностями бытия.
Когда мы говорим о «вечной любви», то имеем в виду любовь к жизни. Особенно это выражено в ее конце, когда человек ярко видит вечное, прокручивая перед собой калейдоскоп прошедших десятилетий. И тогда он старается передать эту любовь младшему поколению. Однако оно трудно понимает его, принимая эстафету вечного настоящего. Хотя в реальности начинает ее осознавать лишь многие годы спустя. Вечность – это главная ценность жизни, может быть потому мы так любим ее и цепляемся за нее до последнего, стараясь попасть хотя бы в ее последний вагон уходящего поезда жизни. Увы, что-то мешает. Что? Не судьба ли с ее дремучими лабиринтами? Нет, скорее, противоречие ценностей. Ценности могут противоречить себе только в случае некорректной их осмысленности и реализации. К тому же ранжирование ценностей производит сам человек. Вне человека ценности процессны и индифферентны по отношению к миру.
Общая ценность не изменяется, это процесс; меняется понятие о ней и отношение в процессе осознания. Классическая психология постоянно отделяет человека от вечного уже потому, что рассматривает его материалистически, действующего на основе «рефлек-торной дуги» Сеченова. Тогда как человека нужно вводить в процесс общечеловеческого. Человек – открытая система, и открывает ее (себя) он сам, а не психология, которая этим провоцирует агрессию. Верховенство совести, как и верховенство закона – суть несуществующие термины. Существуют они вместе в целостности личности как феноноумена. Совесть вообще это, то безликое, которое человек прячет в себе, стыдливо обращаясь к нему за помощью в трудные моменты. Разве можем мы рисковать законами человечности во имя природы законов? Без вечности не может быть ничего, так же как и без невечности.
Разве можно в частной судьбе узнать ее универсалии? Они обычно поднимаются до высоты смыслов, а смысл судьбы, как правило, мы даже не пытаемся узнавать, идя по ее готовым закоулкам. Человек существует не для того чтобы «познавать» жизнь. Однако, «познавая» ее, он не существует. Причем сама первореальность существования далеко не всегда означает вечное. Она может затухать, если человек идет лабиринтами судьбы и те-ряет себя…
7.
Законы творчества предполагают непрерывность, более того, они основаны на ней, поскольку творит процесс творчества. Достижение совершенства возможно лишь в веч-ном, конечное лишь разрыхляет жизнь, делает ее несовершенной. Отношение к будущему в его ожидании изменяется по мере того, как мы его формируем в равновесии осмысле-ния-осознания. Но вечность не позволяет точно узнавать его лицо, поэтому мы вводим в оборот происки судьбы, как нечто непредвиденное. Вечное настоящее может казаться не-реальным, если мы сами создаем нереальность своих целей как следствие искусственного, аффективного перекоса своей субъективности. Искажение вечного в субъективности приводит к уродованию личности, совершившего это. Чаще всего происходит аффектация действий. Человек изменяется изнутри, стараясь не показывать это внешнему, хотя это тормозит развитие его субъективности. Человек вообще мало ценит ценности, очевидно, надеясь на авось, а то и на судьбу?
Мысль, как и вечность всегда одинока, в этом их самость, но в этом же их слабость. Люди обычно боятся бесконечности, не понимая ее, хотя сами постоянно имеют с ней дело, особенно когда теряют себя. Человеку часто хочется играть в жизнь, чтобы поглядеть на себя со стороны. Но поглядев, он, чаще всего, разочаровывается. Опыт жизни, как и история, может не учить, если сам человек не идет навстречу вечному. Подсознание перестает говорить, что человеку нужно. А осознание отрывается от осмысления и не дает понятию должного. В итоге, особенно среди молодежи, процветает стадность и засилие. Теряются темпы развития.
Когда думаешь о судьбе, судьба и приходит, своими закоулками окутывая ум. Вечное поддерживает человека в тонусе страстей и стремлений. Но мы теряем это, если верим в судьбу. Судьба не процессна, но нет «собственной судьбы» – это мы сами преломляем тенденцию случайного явления в индивидуальный процесс объективно-субъективного воздействия. Судьба человека лишена смысла, поскольку в масштабах вечного настояще-го и жизни человека она слишком малый временной фактор предрасположенности (тен-денции) к чему-либо конкретному.
Истину нужно не искать, а развивать в себе, иначе мы теряем способность осознавать мир. Отрицание вечного выражается в осуждении всех и собственном угасании. Упроще-ние мысли ведет к отставанию в жизни за счет примитивных и неадекватных действий.
Мы слишком преувеличиваем случайный фактор в жизни, пеняя на судьбу. Бытие не са-моопределяется, оно развивается в связке объективного с субъективным, закономерным и случайным. Вечное возвышает человека, если он причастен к нему, но оно принижает его, если он только верит. Человек непременно несчастен, если он боится себя. Он постоянно теряет себя, когда чрезмерно озабочен будущим.
Законы фатализма чужды самопознанию. Законы аксиологии, как правило, опираются не на онтологический базис, а на процессы гносеологии. Человеку легче найти, чем счи-тать обыденное. Диспозиция вечного одинакова для всех: воспринимаем одинаково, оце-ниваем почти одинаково, осмысливаем по разному, осознаем по-своему. Самость возникает как оценка себя. Если мы познаем жизнь такой, какая она есть, мы делаем ее хуже. Если мы с ней на равных – тогда она становится такой, какой должна быть. А мы – какими должны быть (почти по И. Гете). Самопорожденное отставание от вечного обычно приводит к жалобам на окружающих, на судьбу, но не на себя.
Видимая реальность не отражение, а существование мира в вечном. Значит, есть ре-альность невидимая, не менее важная; мы ее часто теряем. «Ценности как атрибуты пере-живания и страдания приносят им вечные качества, даже если первоначально они каза-лись чуждыми. Самость это, прежде всего, ответственность за самого себя перед общест-вом и природой. Вечность может ставить лишь смысловые задачи, которые человек при-зван решать интуитивно (здравомысленно). Вечное настоящее есть тот Великий Инквизитор, который не только испытывает и ревизирует Вас, но и казнит Ваши заблуждения. Жизнь не знает остановок, она увлекает за собой в вечное. Недостаток успеха должен компенсироваться обретением смысла. Если нет – тогда человек не ищет себя в этом мире.
У Г. Гегеля случайность – форма проявления необходимости. Случайность и необхо-димость тождественны в своем развитии. Значит, судьба необходима? «Если весь мир по-нимать как упорядоченную систему закрытого типа, то момент хаоса, элемент случайно-сти получает второстепенную роль» На первый план выступает вера. «Для процессов са-моорганизации, происходящих в неравновесных системах, это не так». В ходе самоорга-низации мы теряем системность. Тогда появляется и становится случайность.
Процесс должен прорываться через случайность – это единственный путь выхода объ-ективного в субъективность, прошлого в будущее! Случайность всегда направлена зако-номерно, закономерность вечного всегда проявляется через случайное. Большие массы людей, как правило, ускоряют проявление процессов, они как бы « спрямляют» зигзаг развития. Случайность обращается в закономерность через рефлексию – это имеет место везде. Но случайность никогда не бывает случайной сама по себе. Поэтому судьба не мо-жет существовать в принципе. Если случайность отрывается от закономерности (будущее от прошлого), как это обычно делается, – тогда появляются чудеса в виде фракталов, би-фуркаций, аттракторов и скачков. История это непрерывная цепь событий явление 1 – процесс – явление 2. Или в другом виде: вечное будущее – вечное настоящее – прошлое – новое будущее. И так далее.
В ходе осуществления связи исторических событий немаловажна роль интуиции. Ин-туитиционизм это всегда идеальное. Математика гуманитарного и исторического мышле-ния должна быть основана на процессной логике и процессной математике (диалектиче-ской математике). Как уже есть фрактальная логика и фрактальная математика. Наиболее общая на сегодняшний день область математики – теория категорий, в которой идет по-стоянное превращение хаоса в порядок, и наоборот. Но дело в том, что этих превращений реально нет, и не может быть. Это заформализованные явления, а не диалектические связ-ки. Они разнокачественные, и без связи в субъективностях они не могут существовать и развиваться. К счастью, судьба человека не вхожа в его субъективность.
Связь исторической устойчивости и неустойчивости постоянно развивается, субъек-тивно мы не можем отыскивать наилучшие соотношения между ними. Они связаны диа-лектически. Режим исторического развития уже задан механизмом вечного развития. Отыскивать нужно не режим, а смысл, который представляет собой развитие процесса развития. Его траектория вырабатывается сама в процессе развития и связи прошлого с будущим. В этом отношении это действительно самоорганизация. Но нельзя соотносить устойчивость и неустойчивость, поскольку эти категории разнятся качественно, так же как процесс и явление, конечное и бесконечное. Их нужно связывать. Поэтому каждое историческое событие необходимо рассматривать в процессе самоорганизации как развитие диалектической связки прошлого и будущего. В конечном счете: как случайное в закономерном. Но это не означает, что случайная судьба существует сама по себе.
Например, синергетика отмечает, что целостность самоорганизующихся систем, в том числе социально-экономических и исторических, раскрывается через цикличность их раз-вития. Но это не так. Целостность раскрывается через смысл и связь процессов и явлений, например, прошлого и будущего. Вопросы образования хаоса и порядка синергетика ста-вит правильно. Хаос и порядок равноценны для целостных систем, порождаются общими причинами и дополняют друг друга. Но в чем они дополняют? – ответа нет. А дополняют они в процессе развития, когда одно историческое событие (прошлое) дополняется про-цессом его образования. Для судьбы с ее лабиринтами здесь места нет.
Если говорить о моделировании исторических процессов, то лучшее, что здесь удается сделать, – есть или нет в нем элементы хаоса. Ну и что из того? Они всегда и везде есть! Понятно другое: что исторический процесс развивается по единым для всей самооргани-зации механизмам – через рефлексию прошлого к оценке настоящего и оптимизации бу-дущего. Для понимания причин того или иного явления (события, в том числе судьбы) нужно находить диалектическую связку. Где диалектическая связка в историческом про-цессе? Это, например, случайный правитель (личность в истории) и закономерное обще-ство (событийная среда как процесс). Где связь судьбы с историей или вечностью? Ее нет, и не может быть – мистика не существует, а навязывается извне. Крупные исторические события всегда революционны и возникают как конфликт (антирефлексия) при развитии этой диалектической связки, особенно при участии больших масс людей. Это нужно учи-тывать как будущее. Закон больших чисел не обосновывает появление судеб в вечном…
Самоорганизация в человеческом понятии должна выйти на новый, диалектический уровень. Развивается не человек, а связка его с обществом и внешней средой в виде объ-ективных отборов. Поэтому явление (будущее, судьба, событие) само по себе не может развиваться! Только в связи с прошлым процессом через настоящее – по известной схеме и известному уже механизму развития. Будущее никогда не становится одно, а только в диалектической связке с прошлым. Это не чудо, это вполне осязаемая структура в виде непрерывности. Если под случайным видеть только имманентное явление судьбы – тогда получается классическая картина синергетики.
Самоорганизация это не развитие истории (это следствие), а субъективное развитие объективно-субъективной связки общество-человек (или прошлое-будущее). Историче-ское событие всегда включает в себя момент его связи с вечным настоящим, который не укладывается в каноны глобальной эволюции. Да, ход изменения вечного настоящего детерминирует определенные структуры прошлого (аттракторы). Но не наоборот, как у синергетики. Будущее заложено в настоящем уже сейчас, в каждом его мгновении. Она в некотором смысле уже существует в настоящем. Прошлое и настоящее строит будущее вместе с ним самим, но в определенные моменты и само будущее строит прошлое, да и нас самих. Однако будущее только становится в настоящем. Детально его не узнать – оно развивается в ходе развития, его траектория, может быть, должна достаточно хорошо вы-являться – как тенденция будущего развития. Необходимо отметить, что судьба не имеет тенденций развития – это одиночка выдумки человека.
Механизм связи прошлого и вечного будущего типовой. Прошлое как процесс (не-прерывная структура исторических событий) исчезает в настоящем. Одновременно в на-стоящем «рождается» будущее. Настоящее – «вечное мгновение», процесс связи прошло-го и будущего. Что нужно делать для того, чтобы «увидеть» будущее человечества? Де-тальные явления будущего априорно не уловить (неопределенность случайного). А вот тенденцию развития процесса прошлого – можно. Это тенденция развития ноосферы – сферы разума, – дальнейшая самоорганизация без этого невозможна и бессмысленна. Уже сейчас дефицит рефлексии достиг небывалых величин и тормозит, тормозит, толкает че-ловечество к катастрофе. Он становится чаще всего из-за недостатка нравственности при избытке информации. То и другое способствует уродливости при «вползании» человека в лабиринты судьбы…
Наши оппоненты могут задать вопрос: «А существует ли связь между прошлым и будущим вообще?» Связь, несомненно, существует, поскольку процесс не может без нее существовать. Он развивается до бесконечности непрерывно, а будущее – его явления. Если у настоящего есть прошлое (а оно есть всегда, поскольку иного нам не дано), то у него обязательно будет будущее. Возникают вопросы среды существования. Действитель-но, наша жизнь очень хрупкое создание. Тот же «антропный принцип» свидетельствует о том, что создавшиеся на Земле условия для становления жизни очень «тонкое» образова-ние. Малейшие изменения равновесия между так называемыми «мировыми константами» (например, изменение магнитного поля Земли) может привести к гибели жизни?
Известно, что в истории жизни за миллионы лет ее развития неоднократно происходи-ли колоссальные изменения климата, которые приводили почти к полному уничтожению всего земного. Так было, например, с динозаврами. Это так называемые «великие выми-рания». Ныне ученые утверждают, что мы можем столкнуться с подобной катастрофой, в связи с промышленными выбросами и глобальным потеплением. Однако роль внешней среды чрезмерно преувеличивается, отчасти из-за недостаточного понимания вопроса. Что такое внешняя среда вообще, и как она участвует в развитии диалектической связки духовное-материальное? Нужно отметить, что среды как таковой нет, не может и быть. Все, что нас окружает, включая внешние условия, такие как климат, температура, давле-ние и т.д. – это лишь следствие развития или сами явления процесса развития. Судьба, в том виде, как ее бытийно понимают – также есть следствие развития. Нужно ли пугаться или что-то терять?
Среды нет, есть влияние того или иного объективного отбора на другие. Так, сущест-венное влияние на живые организмы оказывает вовсе не среда в бытийном понимании этого слова (она инертна, хоть и материальна, на то и среда) или внешние условия с его «мировыми константами». Влияет физический отбор. Именно он выступает в качестве этакой динамической среды и заставляет жизнь приспосабливаться к нему и лавировать, чтобы суметь существовать и развиваться далее. Именно он создает видимость имманент-ного воздействия на человека, который можно называть как угодно. Именно он ограничивает нашу жизнь количественно и качественно. Бесконечное, чтобы ему можно было развиваться, – обязательно становится конечным. Человеку неизбежно нужно что-то терять за возможность существования в этом мире. Ошибки и заблуждения – примеры этих потерь. Но судьба с ее пресловутыми лабиринтами не участвует в материализации, ее «приклеивает» к бытию сам человек, не понимая пока смысла существования и развития.
Изменятся ли объективные отборы в будущем? Они изменяются постоянно вместе с субъективностью. Вполне вероятны резкие случайные изменения, которые могут приво-дить к катастрофам. Возможна ли гибель цивилизации? Цивилизации гибли уже не раз, разговор должен идти не об этом. С другой стороны зародыши жизни обнаруживаются везде – например, аминокислоты находят даже в космическом пространстве. Отсюда можно делать вывод, что потенциально жизнь витает везде. И если физический (внутри-структурный) отбор позволяет структурироваться в каком-то месте, становление жизни в этом месте вполне возможно. То есть жизнь была, есть и будет. Никакие происки «судь-бы» существенного вреда принести не могут. Мы и так теряем достаточно много из-за различного рода отчуждений.
Говорить же нужно о нас самих. Но вопрос вовсе не в том, погибнем ли мы при миро-вых катастрофах. Вопрос в том, что нужно сделать нам самим, чтобы не погубить себя самим же. Будущее у человечества есть. Достаточно помнить, что у него есть разум, но нет судьбы. Разум не должен позволить прорваться прагматизму капитального отбора к суку, на котором висит веревка с петлей для человечества. Самоорганизация должна стать разумной. И в это нужно верить. Вера – общечеловеческое разумное достояние. Будущее делается из прошлого сейчас, в каждое мгновение вечности.
Что касается «Вечного покоя», то он мертвое и застывшее явление, которое не меняет-ся и даже не существует без связи с настоящим реально вечным. Вечность вообще стано-вится таковой только тогда, когда ее усваивает и использует в действиях настоящее, то есть человек живой. Факты и события сами по себе это еще не вечное, их необходимо оживить, чтобы они вошли некоторой чередой в вечное настоящее. Будущее это постоян-ная тенденция развития, которую нужно формировать и развивать в настоящем, чтобы оно стало таким, каким должно быть. А не таким, как есть или каким будет. В данном ракурсе судьба это то, «чего не должно быть». Это очень важное замечание преследует цель обеспечения направленности развития в нужном переделе.
Глава 4. Человеку человечность или «одинокая вечность»
1.
Социализированность – свойство не только человека, но и субъективности социума, которая задает ценности человечности. Человечность не дается каждому по «спине»; с ней не рождаются, она становится как бы данная от вечности взаймы. Однако по-доброму ее еще предстоит окупить человеку добрыми его делами. Нас вроде бы очеловечивает общество: воспитывает, образовывает на примере общечеловеческого ориентира – через общие ценности, прививая их с детских лет. Но очеловечиваемся мы сами, когда усваиваем эти ценности в виде традиций, уклада, норм и правил, нравственности и морали. Усваиваем и осмысливаем в одиночестве. Часто дискутируем сами с собой на предмет их действительной ценности – именно для себя, для выражения своей самости. Мысль мертвеет в статике, но так она и воспринимается.
Главное в самом себе – считать себя вечным. Это значит, нести человечность впереди себя, а не за спиной в рюкзаке. Вместе с тем, действуем мы осознанно и векторно – в на-правлении на окружающий мир, с оглядкой на него и свою самость. «Приговор? Полагаю, что обычный, как издавно повелось… Одиночество» (по И. Бергману). Вот так выпукло одиночество выставляют напоказ людям как наказание. Все-таки это наказание человечностью, поскольку только сами себе мы можем доказать, как нам нужно поступить в том или ином случае. Так что одиночество это, отнюдь, не приговор и наказание. Даже наоборот, одиночество может и должно стать тем фактором очеловечивания, которого не хватает в бытийной жизни. Тогда, уходя в себя, человек осмысливает связь с миром и свое место в нем.
Всякое насилие это уравновешивание духа материей, но не всякое насилие делает че-ловека человечным, особенно вечное. Однако человек не может стать таковым – одиноч-кой, если само одиночество принимается в тягость, а не в благость. То есть, когда челове-ку некому передать в действиях своих то вечное, что он сумел и успел создать в себе. Не-даром свидетельствует «шутник» М. Монтень: «А сумел ли ты обдумать свою повседнев-ную жизнь и пользоваться ею как следует? Если да, то ты совершил величайшее дело». Как видим, человечность в поступках обычно не отделяют от человечности в помыслах. Да и вообще бессмысленным выглядит такое отделение, поскольку человечность это це-лостное приобретение человека, благодаря которому он может существовать в обществе себе равных. Но человечность одинока, поскольку она представляет вечность.
Гуманизм не искушает имманентно, его нужно еще заслужить в людях, тогда он ста-новится человечностью и искушает нас вечным. Более того, человечность требует дейст-вия и даже некоторой жертвенности как плату за пользование вечным настоящим. Это ответственность перед миром, которую он обретает одновременно с «приобретением» самой человечности. Еще в далеком уже прошлом Е. Баратынский разумно утверждал, что «того не приобресть, что сердцем не дано». Если под «сердцем» понимать человеческую самость, тогда проницательности поэта можно только позавидовать, ведь всякое неудобоваримое, навязанное, чуждое откидывается за ненадобностью, будь даже если это общечеловеческая ценность.
Подобное происходит дольно часто, ведь самость, как правило, ищет и находит свой собственный путь, выражение себя. Но если под «сердцем» понимать печаль одиночества, тогда становится неуютно. Ведь не должны мы даже в своих страданиях отрицать человечность мира. Наоборот, наверняка здесь поэт оказался неправым. Поскольку именно страдание в довольно широких пределах определяет, формирует и становит человечность как понимание и признание «своей» вечности. Однако субъективность не понимает вечного без его материализации, без действия, без одиночества.
Мессианские социетальные идеи обычно упираются в сложность личной реализации, поскольку ответ или оценку в таком случае получить трудно. В народе необычайно метко говорят истины, что за одного битого двух небитых дают. Тем более, если верить откро-вению А. Моруа: « Что мы понимаем в жизни? Почти ничего…» Конечно, писатель имел в виду смысловую гамму жизни, ее исчезающую и неуловимую бесконечность. Однако мы знаем только лишь «голые» тенденции развития сущего, ее направленность на мате-риализацию, очеловечивание и человечность. Но этого уже обычно бывает достаточно, чтобы биться с собой за себя. Одиночество должно облагораживать и очеловечивать как ничто или никто уже потому, что перед собой мы чисты и даже «голы» в собственном откровении.
Человечность это не рабство воли, а свобода духа. В первом случае воля аффектирует, во втором – дух ищет человека. Известны объективные отборы как тенденции существо-вания мира в направленном равновесии субъективного с объективным. Это продвижение вечного в настоящем к познанию самого себя. Тенденции развития не очеловечивают са-ми по себе, они лишь подталкивают нас к пониманию необходимости поиска как смысла жизни. Подталкивают, наконец, к осмыслению и озарению, когда мы остаемся наедине с самим собой. Тогда по отношению к самому себе можно представить следующую карти-ну: голос ветра скоро грубеет и начинает поднимать пыль веков. Снежинки одиночества, колкие и холодные с живым шуршанием секут окно нашей душной комнаты и неприят-ным холодным гостем влетают в квартиру.
Природа возвращается к человеку, если он верит в ее вечное предназначение. И это предназначение заложено в субъективности. Ворвавшись к людям как вечные гости, сне-жинки быстро утихают и тают, тают. Обстановка смягчается и мы начинаем понимать вечное и то, что пожар вечности слезами одиночества не зальешь. Согласие с собой нахо-дится, хоть и трудно, но находится в диалоге с собой. Может быть, даже на каких-то кон-венциальных условиях – обещаниях, что вы впредь будете лучше обращаться со своей че-ловечностью. Согласие с собой находится, а это значит, что мы становимся человечней, оставляя вечность в одиночестве, уходя сами в новый мир. Так мы, в который уже раз убеждаемся, что « сладкий хрен противнее горькой брюквы»…
Недаром в народе площадно и, может быть, бесчеловечно говорят, что «дураков рабо-та любит». Но разве дурак любит работу? Скорее, ее находит как благость умный и доб-рый человек. Вот тогда-то и нужно утверждать, что «совесть человеческая беспощадна в вечности. Чем больше она рвется за грехи людей, тем больше ей «достается на орехи». То есть, совесть это немаловажный фактор человечности. А вот то, что ей «достается на оре-хи»? Это, скорее, отголосок неприятия вечностью рваного ритма очеловечивания, ведь на одних грехах добро не построишь. А те воздушные замки, которые сооружают некоторые мечтатели? Они лишь подтверждают мысль о том, что грехи грехам рознь, что некоторые грехи бывают и в благость. Особенно если учитывать, что одинокая вечность не может существовать без самого человека.
Эти грехи нужно не замалчивать и не замаливать. Их надлежит осмысливать наедине, но не только с собой, но и наедине с вечным настоящим. Так, чтобы не рвать ее на куски понапрасну. Ведь каждый грех должен не рвать, а ложиться пятном, которое постепенно выводится через смыслы добрыми делами. При этом одинокая вечность не обижается. Даже наоборот, она согласна с такими таинствами. И вообще, чем больше задается чело-вечности, тем больше сдается вечности. Поэтому установки на вечность с точки зрения человечности должны быть куда как скромными. Ты больше делай, а не кричи петухом о том, что ты стал таким умным и человечным.
Человечность, отнюдь, не отрицается и не подчиняется всеобщему. Наоборот, всеоб-щее вытекает из человечности субъективностей. В этом отношении вечность не может не быть страшно одинокой без человека. Такова аксиоматическая направленность развития, когда «хвосты» бесконечности смыкаются между собой. Они образуют единость, но не целостность. Вечность не может существовать иначе. Все преходящее, тленное, наоборот, диалектически может существовать лишь в субъективно-объективной связи. То есть оди-ночество ей не грозит, поскольку ни субъективное в единственном виде, ни объективное само по себе, без материализации существовать не могут. Вечность – может, поскольку она абсолют.
Если человек уединяется и осмысливает наедине собственную самость, он не может не прикасаться к вечности настоящего. К тому же всякий смысл несет на себе отпечаток бесконечного развития. Смысл не может входить в связь с чем-либо, поскольку это недо-сягаемый абсолют. А вот феноноуменальная субъективно-объективная вечность вполне может. Может как сосуществование материальных тел и вещей в мире чувств и помыслов, объективных тенденций развития и их субъективной реализации. Для нее связь просто необходима для существования и развития. Иначе не образуется и не становится целостность и отсутствует существование как реальность вечности. Говорят, что «берег вечного – берег жизни».
Такой видится связь между вечным и одиноким; а вечность всегда одинока. Одинока только потому, что уходит в бесконечность, недостижимую ни для кого или чего. Однако это же одновременно означает неизбежное наличие связей между человечностью и ее одиночеством, Человечность, как первейшая характеристика личности, существует в веч-ном настоящем. А одиночество – это неизбежный фактор существования феноноуменаль-ного мира. Но это одиночество, отнюдь, не означает некоторые печали или трагизм обста-новки для самого человека. Ведь это лишь объективная направленность, направленное равновесие, которое в своей устремленности обязательно находит «партнеров» по целост-ности.
Вечность не приемлет время, как процесс развития оно чуждо ему. Однако без време-ни и вечность бессильна действовать. В вечности существуют не только тенденции, но и пассионарность самоорганизации, которая устремляется вдоль этих тенденций. Вечность требует абсолютного – обязательного уединения и осмысления себя в мире наедине. По-чему же мы даже в наш продвинутый 21-й век обеспокоены недостатком человечности? Равно как и потерей смысловых доминант существования у многих современных лично-стей? Мы даже связываем это с причинами кризисов и войн, потерей культуры и уходом смысла жизни из вечного настоящего. Что остается взамен этого? Лишь малодостойные устремления падшего человека к удовольствиям и материальной сытости в ущерб духов-ному совершенству?
Становление вечного не происходит из соотношения бытия и небытия, оно обуслов-лено их тождественным развитием. Наше общество основано не на страхе, а на человеч-ности. Беда в том, что не каждому дается человечность, если он боится ее сам. При этом можно, пожалуй, счесть, что все дело в людях и их прегрешениях перед одинокой вечно-стью. Тогда они сами волей-неволей устремляются к собственному одиночеству в мире в противовес самоутверждению и самореализации как личностей. Очевидно, дело не в мил-лионах людей, которые нее могут достичь одиночества, а, следовательно, и человечности. Такие люди могут быть агрессивными без устремления к вечному настоящему. Они могут нести в себе все признаки самоотчуждений в виде аффектации субъективности.
Таким образом, они наносят вред миру? И все это из-за элементарного недостатка одиночества или недостижимости вечного настоящего? Почему бы их не очеловечить на пороге грядущего информационного или постнеклассического общества? Может быть, это и должно стать первейшей задачей такого общества? Причем, на фоне одинокой вечности, которая ждет в своей объективности субъективного решения от человека, чтобы слиться с ним? Все-таки, почему многие люди не могут достичь очищающего одиночества и вечности? По всей видимости, они остаются неискренними по отношению к самому себе. Может быть, по причине недостаточного усвоения общечеловеческих ценностей. Или имеют на то другие очень веские внешние мотивы, которые переродились в неразумный личный интерес, толкающий в пропасть страстей?
Можно признать как реальный факт и то, что они недостаточно очеловечены общест-вом. Но это лишь отговорка, чтобы замаскировать, прежде всего, перед собой, собствен-ные прегрешения перед вечным настоящим. Если так, то следовало бы начинать с общест-ва. Ведь о субъективности общества обычно говорится явно недостаточно. Да еще так, что многие просто не понимают ее сущности, которая, прежде всего, заключена в очеловечивании своих граждан. Именно общество формирует и развивает общечеловеческие ценности. Они в дальнейшем становятся ориентиром для отдельных субъектов, для целостного становления единичных личностных субъективностей. Однако общество не действует в одиночку, а только через самих личностей. Оно должно видеть и предвидеть их реакцию и соучастие в развитии и самих себя, и общества. И мира в связи с этим.
Стоило бы говорить в связи с этим и о недостатках объективного грегарного отбора (общественного интереса). Он направляет очеловечивание и связанную с одиночеством вечность. Может быть, при этом необходимо было бы указывать на избыточность капи-тального отбора (личного интереса). Ведь именно последний непосредственно катализи-рует войны и прочие катаклизмы человечности. Именно он отдаляет одиночество вечно-сти от его диалектического участия в развитии сущего. Однако говорить о преимущест-венном влиянии объективных отборов мы здесь не можем. На то нужен отдельный разго-вор по другой, более фундаментальной тематике.
Отрицание самостоятельности человека есть нечеловечность. Человечность самости не должна вызывать сомнений. Человечность не существует в вечном, – она обретается самим человеком, когда он осмысливает, осознает и развивает ее. Вечность есть человеч-ность. Единственное различие между ними в том, что вечность одинока, а человечность принадлежит всем. Ясно одно: дело не только в человеке, его человечности и одиночестве. Оно заключено и в объективных факторах самоорганизации одинокой вечности, которые уводят человека от вечного настоящего, разрывая человечность на куски нечеловечности.
Все это лишний раз свидетельствует о том, что наш мир живет пока не по понятиям, а по инстинктам древности как атавизмам исторических передряг. Мир не может оставаться наедине с самим собой. Подобное может иметь место у вечности в классическом исполнении теорий его существования, особенно монистских. Диалектика без противоречий может успешно решить этот вопрос. Но при условии, что ей удастся связать воедино субъективности личностей, социумов и природы с объективными тенденциями одиночества вечности. А также смыслового развития сущности в виде целостного толка аксиомы «Мир – Существует».
2.
Природа человека не греховодна, она человечна. Вот только эту природу так легко переиначить, сделать неприродной и грешной. В последние десятилетия особенно возросла нагрузка на человечность. «Крестьянский конь – он чует вечное». Она давит на него и тянет к одиночеству. Но не е одиночеству вечности, а как бы – не к вечному одиночеству. Хочется рассказать одну историю на эту тему, тему субъективной потери человечности.
«На Восьмое Марта Александр не подарил супруге ничего. Накануне, правда, не ссо-рились, но думали порознь и поодиночке о «неудавшейся жизни». Такие пессимистиче-ские настроения последнее время приходили все чаще.
За завтраком, видите ли, вывернула свои сухие пальцы с перстнями и обручальным кольцом:
– Были у меня и лучшие Восьмые Марта…
Что ответил? – вынужденное и выстраданное, подготовленное заранее:
– Дело не в дате, а в человеке…
Нет, откровение давненько уже улетело спугнутой шумом наседкой; хочет она вер-нуться в родное гнездо, да не решается, – лишь протягивает беду стороной, умоляя ее сги-нуть. Куда? – в одиночество, такое же, как у меня…
В гараж копаться идти не прельщало – опять будет глодать одинокая тошнота. Да и какой толк? К дивану – как к магниту; привык лежать и бездельничать, часто назло: мыс-ли путаются друг за друга, а ничего путного не осмысливается. Сейчас заворчит благо-верная, ей хоть грудь разорви в кровь – все виноват. По телевизору «интересная переда-ча». «Сидит истуканом за этими сериалами, впитывает жеваную фальшивую информа-цию…» Следом начинается еженедельная «адмиральская» уборка – на полдня. Значит, нужно уматывать. Разве что в парк с Артемом?..
Сын упорно возится с оранжевым пластмассовым автокраном почти с него ростом и отчаянно дудит, разгружая игрушки из большой коробки.
– Тема, в парк гулять поехали?.. Поедешь? Давай тогда одеваться… Чего тебе? У тебя же уборка. А я вечно тебе мешаю…
Резко вскочил как-то боком, больно зацепив столик с журналом «Советская женщина» во главе. Голова даже затемнилась, горячая дурь поползла червяком по затылку. Засиделся в четырех стенах, диван пятый, противно стало.
– Давай, Тема, быстренько, а то мама заставит половики хлопать, ковры пылесосить и так далее… Чего ноешь-то? Ты же солдат?.. Сам одевайся, где колготки?.. Ищи; куда ки-дал – там и бери…
До автобуса молчал, думал, улавливая башмаком прогалины с черной оживающей землей за тротуаром. Припомнились молодые бесшабашные годы студенчества в Томске, развеселое общежитие на берегу, дальневосточные стройотряды, где и встретил свое «счастье». Но выплыли снова разбитые розовые надежды и заволокли радости туманной пеленой. С сыном под ручку, единственным существом, ради которого продолжаешь тер-петь…
Мальчугану шесть лет; гордо вышагивает под ручку в ногу с отцом, крутит голову на уличные машины, тормошит и громко рассказывает про свой подарок матери, который вчера смастерил в детсаду. Вечером непременно потребует сказку – не угомонишь до слез. Ребятишки… И что злится человек?.. « Не поцелует, не обнимет, что за мужик такой»! Ага, удовольствие… «Не помогаешь». Да попросила бы по-людски…
– Эх, автобус ушел – вон он четырнадцатый, красный. Опоздали… Ты вот копался там дома.
– Ничего папа, – вскидывает глаза сынишка. – Смотри, вон уже солнышко выглядыва-ет из-за туч.
– Ага… Снега бы не было опять…
– А мы в парке на самолете будем кататься?
– Будем, Темушка, будем; если работают, – ответил на ходу.
– И я летчиком буду? – замахал левой ручкой мальчишка, будто подражая взлету лай-нера вверх.
– Конечно. Ты же у нас молодец, большой мальчик… Хотя, март-месяц, какие самоле-ты? Ладно…
В парке оказалось на удивление чисто и уютно, даже мороженым торгуют у входа. Весна едва началась, но дорожки уже сухие, лавочки успели подкрасить, беседки. Пронзительно гомонят довольные теплом воробьи. Группа пожилых в разноцветных трико пробежала мимо трусцой, весело переговариваясь на ходу. На отгороженной черной сеткой площадке подростки усердно мутузят мяч. Годы не пускают, а то бы…
Вот счастливые, как гуляют. Процессия целая: отец в клоунской шапочке с ликующим сынишкой на шее, спортивная мать с пампушкой-дочерью на руках мило улыбались и ще-бетали, проходя мимо. Каждому готовы щедро отвесить горсть сияющего счастья – не убудет. «Уважает, видно, мужа, не чета моей вешалке…»
После бегства «Сашки» Марина устало стряхнула противную маску с лица; даже серд-це подкольнуло, когда в зеркале показалась противная одряблая физиономия. Зашвырну-ла растоптанные тапки в угол, пребольно поджала ноги в кресле перед телевизором. Все-таки Восьмое Марта – это право на отдых. «Передавали» праздничный концерт с лазерной иллюминацией. С улицы тянулся веселый мужской говорок, затем зачастил женский беззаботный смех. Весело людям. «Правильно, зачем киснуть?..»
Телевизор быстро наскучил. Стремясь поднять праздничное настроение, Марина бы-стро закружилась в танце под аэробику. Но через минуту дыхание захватило, пришлось ничком броситься в постель, благо еще не застилала… «Каким был женский день в про-шлом году?.. А еще раньше?..» Припомнились радостные денечки с грустью внутри. По-думалось сразу: «Куда сравнивать… Устроил нынче муженек праздник… «Убирайся. Убирайся». Догадался бы помочь. «Я – джентльмен»…
Незаметно подплыло из памяти тихое девчоночье детство: хорошо, весело, лето, по-кос, речка, ягоды, костры, вечерние песни ходом по деревне… Чем живы сейчас?.. «Не-ласковый. Бирюк. Раньше не был таким… Где она, любовь вечная?..»
Подхлынуло тепло, заснула незаметно. К одиннадцати назло схватилась за празднич-ный торт, который традиционно вот уже одиннадцать лет пек и украшал муж, «кулинар хоть в «Метрополь». «В креме вечно повывозится и яйца переведет на бяку-кулебяку»…
У слепящего Солнцем серванта выскочила усмешка – какая там усмешка, грусть-тоска,– зацепила глазом свадебные портреты сбоку от картины Шишкина. Молодые, сча-стливые, так Вам и надо, дуракам. Может, так и должно быть: сначала медовые месяцы, затем перцевые годы?.. Говорят ведь недаром: люди сейчас невнимательны, эгоисты… «Ты меня со своими уборками замонала уже…» «А ты со своим телевизором пустомель-ным».
Стало муторно-жалко все, даже всплакнула «дуреха» в кухонное полотенце у окна, да еще на виду у прохожих; пусть видят… «Что с ним делать? Артем уже басит из-за это-го…»
Обедали вместе, будто ничего не случилось: скатерть отбеленная, накрахмаленная, салфеточки ровным веером в любимой вазе чешского хрусталя. Говорят, настоящий бо-гемский хрусталь. Цветов нет… Молчать было тошно, улыбнулась самой себе:
«Торт удался нынче у меня, на счастье, наверное, правда? Или как считается?.. Соды пересыпала, давно не пекла… Вроде день разгулялся… Да, конечно, женщинам на ра-дость».
Артемка уже давно возился с игрушками, а вдвоем разговор явно не клеился. Чай слишком горячий, или слишком поторопилась и обожглась? Досада плеснула огнем в го-лову. «Хуже бабы, из-за всякого пустяка дуется; молчит, видите ли»…
– Мама, а у нас вчера у Юльки Шлыковой день рождения тоже был, – как-то робко и нерадостно подошел сынишка. – Она тоже пирог приносила… Но у нас вкуснее, правда, папа?
Кивнул согласно головой и погладил сына:
– Ты бы покушал, Тема. Ну, ничего не ест. Тема мальчик маленький, а еще солдатом хочешь стать.
Марина вмешалась, будто бы даже приревновав сына к отцу:
– Юлина мама тоже хорошо готовит. Она курсы кулинарные кончала, не то, что я, не-умеха, правда?
Она обратилась непонятно к кому: то ли к сыну, то ли к мужу. Артемка расцвел в улыбке и будто под секретом сообщал важно:
– А у нас в группе бальзамин расцвел, я вчера папе показывал. Такие цветочки крас-ные, красивые – просто прелесть, мама. Правда, папа?
– Тема молодец, в цветах разбирается, там бальзамин – ого какой.
За чаем немного разговорились, но вяло и лениво, похоже, для виду. Тем не менее, по-степенно разбирало какое-то психованное и бесшабашное веселье, – бывает, когда на нер-вах переиграют. Он несколько раз рассеянно улыбнулся, но невпопад, видно, над своим. «Тяжела доля своя, другим голову кручинит». «Где тепло и ласка?.. Как чужие». Марина хорошо замечала, как Артем к отцу тянется – нормально у них, даже язык какой-то осо-бенный; заговорщики. Настя тоже. Самого жалко, замутил себя, как дите. «Вот жизнь»…
Кухня целиком бело-кафельная, гордость любой хозяйки. Его набор ножей с лакиро-ванными светлыми ручками к 25-ти летию «Маринушки». Замечательно украшает стену. Забылось? Из дерева… Вот жизнь… Из дерева вырезал и раскрасил «кумушек» за само-варным чаепитием. «Приелось», – почему-то спрашивала себя Марина.
«Я посуду помою», – буркнул куда-то в нос Александр, старательно не показывая, что уже отмяк от обид.
Он даже нарочно ничего благодарного не сказал про торт. Марине обидно. На такте углубилась в пронзительно тонкого Бунина: как раз под настроение. Снова сжала тоска – заплакала, уткнувшись в книгу.
Покончив с посудой, Александр устроился на кухне возле холодильника – читать све-жие газеты. Политикой всегда интересовался, а больше спортом. Внизу надсадно заревел тяжелый автомобиль, будто забуксовал на болоте, – что можно так делать? В окне – Солнце, на детскую площадку свалили целую гору песка, и туча детворы уже обступила ярко-синий в диковинку самосвал. Затеребили рукав сзади – сын.
– Папа, мама плачет, – едва не шепотом проговорил. И стоит, ждет ответа.
– Что?.. Плачет?.. Что она?
– Не знаю… – всхлипнул и куда то потянул к себе. А сам – трется личиком в плечо, затем обнял обеими ручонками. Спинка венского стула больно припечатала лопатки. Пришлось поморщиться.
– Хм… Иди, Тема, пожалей ее… Ну, иди?.. Ну, что ты?...
Снова шепот, сам едва не плачет. Ну, какое сердце человеческое, уставшее от одино-кой вечности, здесь выдержит.
– Папа, знаешь как плохо маме, когда ты ее не жалеешь… Папа…
Сделалось совсем неуютно и тоскливо, воротник сдавил шею, слезы тут как тут, чер-вяком поползли в груди. Будто живые – того и гляди выскочат удивлением на глаза. Неж-но обнял мягкое детское тельце. Снова шум во дворе. По тротуару шествовала стройная парочка под ручку и мило щебетала. Обидно на весь свет, когда твою человечность не по-нимают и не принимают. Даже старая калеченая нога опять заныла тоской… Как будто мужики не плачут…
Неожиданным громом пронзил телефон. Звонила мать. Очень любезно поздравила дочь с праздником, поинтересовалась, ждать ли в гости. Марина неудобно склонилась у дверей – «миллионажды твердила: ставь на место кресло», – и растерялась.
«Не знаю, мама. Тебя тоже с праздником, здоровья и счастья! Сейчас… Это, к матери не собираешься в гости?.. Нет, мама, не придем. Работы много, мама… Нет, я вечером за-бегу еще поздравить… Мы тут сами… Если хотите, приходите, дома будем. Конечно, к вечеру уборку я закончу… Хорошо, ждем…»
Закончив говорить, Марина неприятно чертыхнулась: «Это мать подсунула мне эту инфантильность… Опять эти Сашеньки и Маринушки, эти «малюськи», которым за три-дцать».
Вернулась от подруги Настя, тихонько проскользнула в залу, будто ожидая нехороше-го. Наверняка заметила, что мать расстроена. То-то зашмыгала носом, опечаленно как-то отказалась есть, подсела на диван, прижалась холодной мордашкой – как щеночек, гладит волосы, осторожно, как же: жалеет маму. Ласковая растет, худючая, все бегает с подруж-ками, но занимается в школе хорошо.
– Уроки выучила?
– Выучила, мама; хочешь, расскажу стихотворение? Задавали?.. Ладно, потом… Ма-ма, что-то у нас тоскливо как-то?.. Не знаю даже… Во дворе хулиганы над кошкой изде-вались, я даже заступилась, не побоялась. А-а…
Жалко дочь. Чуткая растет, послушная, к вещам пока равнодушна… Почему так стало, ведь раньше любовь вроде была? Эх, кем могла бы стать. Все отдавала семье. Эти уборки и стирки через день. Дочь хоть помогает теперь…
Александр не мог сидеть долго один. Сынишка ушел к маме – жалеть ее. Жег стыд за себя, и за Восьмое Марта. Да и вообще, где она человечность кругом? Захотелось тотчас уладить добром, но что-то выжидало и таилось, бродило – будто кто-то чужой, безжало-стный и бесчеловечный запретил уступать. «Кто ты? – девальвированный инженер с копеечной зарплатой. Она учитель – с этой шантрапой с ума сойти можно. Ромео и Джульетта… Если бы не родители. Надоели эти квартиры, машины, ковры – не то. Чего надо? Чего добился гордыней? Чего добиваешься теперь?»
Неожиданно подошла дочь и бесцеремонно уселась отцу на колени; посмотрела уко-ром прямо в душу, быстро обняла за шею и…заплакала – море слез, мир утонул бы в них:
– Папочка, пожалуйста, вы не ругайтесь, ведь сегодня мамин праздник, нужно веселы-ми быть?
– Разве мы ругаемся, Настенька?
– Мама расстроенная, я же вижу… Что?
– Ладно, доченька, не будем.
– Правда, – девочка взвилась соколом и счастливо затараторила под ухо. – Молодец, папка! Как здорово. Мама сегодня такой торт вкусный испекла. А Артемка говорит: «Тор-ты мужчины не едят, у них еда солдатская». А я маме вышивку подарила, видел? Нам в школе Анна Ивановна показала как, здорово получилось, просто прелесть. А говорят, вы-шивка не в моде, чудаки, правда? Ну, что ты папочка, такой грустный сидишь, А?..
Настя жарко чмокнула в щеку и так решительно потащила за руку в залу, что волей-неволей пришлось подчиниться.
– Папа, пойдем к маме, ведь сегодня ее праздник? Пойдем? Пойдем, я вас помирю. Пойдем, папа? Ну, что ты. Артемка поможет. Вон он хнычет уже. Темка, помогай тащить папку!..
– Подожди, доченька, подожди... Это, слушай. Тут цветов поблизости не продают, не видела? Да, нет?.. Эх, букет бы сейчас поздоровее. Да где взять?.. Неудобно как-то.
Настя закружилась в вальсе:
– Папочка, у нас в школе каллы цветут, много-премного в оранжерее. Хочешь, я быст-ренько сбегаю, попрошу сторожиху; расскажу ей… А что?.. Артемка, ты-то что мешаешь-ся тут?
Мальчуган заговорил, да так рассудительно, прямо как взрослый:
– У нас в садике бальзамин расцвел зна-атный. Пойдем, попросим тетеньку, она доб-рая, конечно, даст нам.
– Хитренький ты, Темочный, подслушал наш разговор.
Маленький только улыбался личиком, будто переживает за такого плохого папу. Толь-ко что возил свои машины и сам шумел за мотор. Насте стало вдруг весело-весело, как в подновогоднюю ночь на коленках у папы. Или в первомайскую демонстрацию у него на плечах. Даже заплясала дикарем-папуасом:
– Темка! Потащили папу к маме. А-а-а…
Раздался громкий смех обоих. Пришлось заговорнически понизить голос и сотворить угрожающую позу как в игре с дивами:
– Давайте лучше маме еще один торт испечем? Бо-оль-шущий?
Настя опустила руки; соображая горькое и трудное, схватилась за фартук и медленно опустилась на пол в самый угол. Голос механический и чужой:
– Папа, почему ты маме ничего не подарил? Как тебе не стыдно?..
Молчание оказалось трудно порушить – но что-то нужно было срочно предпринимать. В порыве самобичевания сгреб сорванцов в охапку и потащил их в залу к матери, ругая на ходу собственную перрону самым низким и нечеловечным образом. Понимая, что про-шлого не вернешь, понесся от бессилия по коридору как раненый зверь. Куда? Настя ду-рашливо прокричала: «Караул, грабют»! Артемка бесовато улыбался, но повторял, умо-ляя, собираясь чем-то похвастаться: «А я?.. А я..»
Вот такая случилась история про человечность и не только. А одиночество вечности оно завсегда раскрывается добром. Вот только этому добру нужно бы быть осмысленным и честным. Изначальное добро Ж. Руссо есть человечность, вот только где его начало? Похоже, вне человека, но в процессе очеловечивания. Диалектика человечности преду-сматривает добро в обмен на социальность. Но и то и другое исходят из их субъективно-стей.
3.
Утверждение человечности равно падению вечности, поскольку человечность чужда одиночеству. Человек не сочетает в себе «высоту и низость» по Б. Паскалю. Он живет в мире, его субъективность автоматически гасит искажения в себе. Человек должен родить-ся не дважды – естественно (тезис) и духовно (антитезис), – как полагал Г. Гегель. А три-жды, добавляя к первым двум качествам или состояниям самость как синтез. И этот син-тез должен полагать вечное настоящее, богатое и одинокое, и опираться на него. Самость олицетворяет не только одиночество вечного как двигатель человечности, но и саму чело-вечность. Причем, в рациональном ее зародыше, в соответствующих действиях, которые продвигают человечность мира дальше к бесконечности чувств и мыслей. «Метели веч-ные бодрят».
Человечность торжествует, когда вечное настоящее принимает ее. Но она бедствует, если ее «кормят» одной непрерывностью. Человек не может родиться духовно до тех пор, пока не осознает себя и не создаст самого себя наедине с самим собой. Добрые мысли че-ловечности обычно рождаются в тишине одиночества, в темноте вечного настоящего. С тем, чтобы проявиться затем на свету улыбками и радостью людской. Именно они, преж-де всего, служат глубоким целям становления личности совместно с обществом. Тогда можно и нужно будет говорить и о патриотизме как выражении человечности и о многом другом. Это возвышает человека не только в одинокой вечности, но и в невечной беско-нечности бытия. Причем, субъективность общества постоянно остается в одиночестве. Ее развитие лишь подготавливается извне личностными решениями.
Человечность это целостное проявление смысла жизни, которое, правда, сам человек воспринимает выжидая. Недаром Д. Писарев еще в далеком 19-м веке уверял: «Я и те-перь, и прежде, и всегда был глубоко убежден в том, что мысль, и только мысль может переделать и обновить весь строй человеческой жизни». Сказано сильно. Но при этом не-обходимо отметить, что мысль не рождается и не существует сама по себе. Она лишь от-голосок той человечности и вечности бытия, в которой мы живем. От того, как мы живем, насколько хорошо наше качество по отношению к вечным началам человечности, зависит очень многое. Зависит, в том числе и то, насколько мы понимаем сами себя. Насколько понимаем мы вечное настоящее, и насколько успешно мы войдем в будущее. То есть: от этого зависит, насколько мы сумеем создать то «что должно быть», а не то, «что имеем», надеясь, что «будет лучшее». Говорят: «В вечном одиноком и мертвецы пляшут».
Нравственность человечности идет не только от человека, но и к нему. Тем более что они далеко не всегда воспринимаются должным образом. Мысль решающая не может быть оторвана от общечеловеческих ценностей. Иначе она исчезает в одинокой вечности и гаснет как искра, которую вовремя не подпитали огнем. В противном случае гаснет и человечность, поскольку люди оказываются недостойными ее и вечного настоящего. В противном случае вершится тот произвол в действиях и крах вечного настоящего. Хотя бы в виде постоянных конфликтов нечеловечности, одиночных войнах, кризисах и прочих катаклизмах. Почему? Во многом потому, что сама мысль, да и субъективность личностная в целостности слишком тонко уравновешены с одиночеством вечного. Они входят в него в случае неразумий нечеловечности. Немаловажно при этом и согласие субъективностей обращаться в нечто противоположное их канонам доброты и красоты
Человечность это не освобождение от окружения, а ответственность за него, тем бо-лее что здесь личность действует в унисон объективности. Одиночество обязано рождать идеи вечности, а человечность их становить и развивать в миру. Идеи развиваются, рож-даясь из существующего. Они всегда «предшествуют изменениям самой действительно-сти» (по А. Добролюбову). Таким образом, получается, что вечности рождаются там и то-гда, где и когда человек связывает помыслы и действия. А также там, где субъективность общества связывает в себя субъективность природы и передает их в виде ценностей для становления человечности в каждой личности.
Однако при этом не стоило бы преувеличивать значения и первичности рационально-сти, поскольку под «субъективностью» часто понимают нечто нематериальное. Пример тому: длительный и бессмысленный средневековый спор рационалистов и номиналистов, который продолжался несколько столетий и закончился безрезультатно. А может даже на сегодня он не закончился вовсе? Поскольку до сих пор отголоски рационализма и мате-риализма препятствуют пониманию человечности как уходу от одиночества в нашем оди-ноком мире. «Черного действа не внемлет наш свет, белого – сколько угодно».
Идея одиночества только тогда принимает творческий характер и обретает осмыслен-ный направленный на доброту путь, когда связывается в целостность с окружающим ми-ром. Тогда она действует праведно по отношению к человеку и его существованию, и поддерживает человечность. Последняя, к сожалению, в последние десятилетия оказалась в ловушке недостатка смысловых стимулов. Это происходит одновременно с потерей многими людьми смысла жизни. Зачастую, они даже не знают где его искать, машут на жизнь рукой и опускаются в глубины неизведанного доселе нечеловечного мира. Как быть? Как не потерять человечность, когда кругом раздается свист и ругань, обман и вра-жда, вплоть до смертоубийства? Только через одиночество вечного, обдумывая его в ти-шине глубокой ночи. Можно сетовать, мол-де: «Жизнь пошла такая бестолковая». А мож-но и на себя посетовать, что-мол: мы пока не доросли до слияния субъективностей в еди-ность бытия человечного. Но ведь: «Годы туманные стоят в непрерывном»?..
Когда каменное острогранное ложе не дает ручью спать, пенит и дыбит его тело, он уходит как человек в себя. Он вынужденно отступает, чтобы с новой талой или ливневой водой преодолеть барьер сонности и лености. Тогда он продолжает катить и окатывает камни, делая их соучастниками своего вечного действа. Так он преодолевает одиночество дня, уходя в вечность непокоя. Но пока его голос «порет чушь бесформенную», он не дос-тигает своей субъективности от природы. Ведь субъективность это диалектическая кате-гория, выражающую принципы единения, а не отрыва. Вот уж воистину: «Кресты могил не знают вечность».
Лишь выкатываясь в долину вечности, ручей способен оформлять свой пыл и согласие с самим собой. Подобно человеку, он обретает силу вечного движения в мгновенности настоящего бытия. Так и человек: он вечно устремлен от одиночества мысли к многоликости действий. Тогда он ломает в нетерпении обретения целостности щелкающие пальцы рук, как будто этим он сможет ускорить материализацию мысли. Вальтер Скотт однажды заметил по этому поводу: «Великое искусство жить заключается в настойчивости и силе духа». Это означает, что жить требуется только по крупному счету (человечность), не щадя себя (одиночество) и не распыляясь по мелочам. Поскольку вечность этого не допускает. Она хоть и одинокая, но зато непрерывная. А это значит, она вообще не знает меленького и подленького, чем часто живет и прозябает человек. «Рифма чувств не знает боли».
Красота – феноноумен, который пытаются сделать феноменом. Эти попытки, как пра-вило, не безуспешны, так как восприятие материально. Красота есть застывшая истина, выраженная в доброте, вот только переход красоты в добро обоюдоострый. Оценка пре-красного может быть целостной лишь в связи с общечеловеческими ценностями. Однако жить в мире прекрасного человеку удается далеко не всегда. Человек не может оставаться без человечности, поскольку при этом незамедлительно теряются всякие смыслы одино-чества, вечности и жизни в этом мире. «Горе человеку, перед которым стал вопрос: «За-чем я существую? Значит, жизнь его потеряла смысл, лишилась разумного содержания, стала ненужной» (по В. Воровскому). Однако вопросы смысла ставятся в одиночестве по-стоянно. Очевидно, это вполне нормальное явление, поскольку сами смыслы не стоят на месте, они постоянно и непрерывно изменяются вместе с развитием истины.
Значит ли это, что такой человек не достигает и не достигнет целостности и вечности настоящего? Наоборот, как правило, такой человек ищет себя в кругу других, но уже не в одиночестве. Часто он находит себя при этом, поскольку «межличностные отношения» по Д. Дидро – «высшая человеческая ценность». Но сами эти отношения неизбежно пропита-ны духом человечности, «выросшего» из одиночества. Где же находится в таком случае «золотая середина»? Думать или не думать о смысле жизни? Ведь некоторые даже не до-ходят до этого. Они полагают, что смыслы сами по себе найдут человека. Очевидно, необходимо думать в одиночестве. Но действовать лучше «на миру». Тем самым становится целостность вечного и человечного.
Вполне справедливо в этом отношении говорил К. Ушинский: «Только внутренняя, духовная, животворная сила труда служит источником человеческого достоинства, а вме-сте с тем и нравственности и счастья». Имеется в виду, прежде всего, сила труда над са-мим собой. То есть сами действия должны исходить изнутри, от субъективности и духов-ности. Пусть даже без постановки определенных целей, направленных на достижение нравственного совершенства и счастья. Нравственность обычно развивает одиночество, особенно, когда думаешь над собой и осмысливаешь общечеловеческие ценности.
Может быть, в этом и заключается счастье, чтобы соединять одиночество вечности с человечностью поступков? Ведь палку в море не утопишь, пока к ней не привяжешь груз. В данном случае – груз ответственности перед миром. Очевидно, что без одиночества мысли, пытаясь войти в вечность, человек «цепляется» за «бугры нечеловечности» и «грохается костьми» даже в теплый белый день. А что если человек на ходу разглядывает небольшую зеленую книжицу с тиснением: «Удостоверение участника войны»? Ему в таком случае даже как-то по крупному странно. Какой он участник войны, если ему едва двадцать лет минуло? Долгими ночами в одиночестве ему еще предстоит осмыслить про-исшедшее. Предстоит отойти от зла, чтобы встретить вечность на пороге своего дома и сказать дню: «Здравствуй! Человек пришел, заходи в гости?..»
Меня всегда поражало, насколько бережно мужики в деревнях российского Востока относятся к березам. Они лишних веников банных в середине июля никогда не заготавли-вают. Причем, молоднячок – ерник вообще не портят. А березовый сок собирают и квасят в бочках да еще предлагают испить добродушно: «Березовки хочешь?» Они его к сеноко-су припасают, к самой жаре. А весной в солнечную погоду просверлит такой мужичок ручным буром дырочку в березе глубоко, подоткнет под бересту лоточек-щепочку. Сок в битончик набегает, собирают аккуратно, не дай бог пролить «росу-слезу лесную». А по-том заквашивают в больших бочках со смородиновыми ветками. Дикоросная смородина куда как пахучей и куда душистей окультуренной.
Набрали люди «березовки», а дырку после плотно «чепиком» закупоривают – забива-ют так, чтобы даже капельки не проступало. А то ведь муравьи доберутся и все испортят, потом на их кислятине грибы будут добираться до древесины и превращать ее в трушицу. Ведь так обращаются с березонькой, что не чета совершенная городским с топорами. Те полствола разрубят, сок разбрызжут, напьются и бросят пропадать дерево. А береза после того еще неделю – полторы плачет кровью, пока муравьи вездесущие пасоку не свернут в сгустки розовые. Разве это человечность? Или ее принимают как должное, но только лишь в отношениях с себе подобными? Отсюда одиночество так и «прет», поскольку только о себе думает человек.
Никак нет, одинокая вечность и одинока лишь потому, что ведут себя люди как изгои земли своей. Маргиналы, варвары-изуверы – как угодно называй, только все это не по-человечески выглядит, как ни крути. А «березовка» в июле кислая. Выпьет кружку ее му-жик, придя усталый с покоса вечером в мокрой рубахе. Крякнет лихо и обязательно пред-ложит тебе: «Хочешь кислятинки?» А ты не отказывайся, попробуй лиха, чтобы от одино-чества себя отвадить и к вечному поближе оказаться. А мужик еще и спросит по-свойски, принимая Вас за деревенскую душу: «Вы свинство-то на зиму держите?» А горожане что – их бы пятницы да в понедельники обратить, чтобы леность одинокую в вечное повыве-сти из души.
Ладно тогда получается: человеку человечность дай, а кто старое помянет – того черти на расправу потянут. Куда? Конечно же, в одинокую вечность мук, они свое дело как «Отче наш» знают. Об этом еще Данте хорошо написал. Но там у него человеческие души выглядят как-то уж совсем бесправно. А ведь душа она и дана, и становится вовсе не для того, чтобы в аду жариться, даже если прегрешен ты. Душа дана для того, чтобы человек мог петь ею. Чтобы каждый день вечного настоящего освящался вечностью, а не одиноче-ством. Ведь не секрет, что именно человечность есть тот маяк и двигатель прогресса в ми-ре, про который частенько забывают. А философы вообще про нее забывают. Они ставят во главу угла всяческого развития живого и мертвого лишь какие-то непонятные или не-понятые противоречия, пусть даже диалектического толка…
Вот уж лето поспело, золотится с утра синева дали. Вот синева закраснелась к вечеру. Струится светлый свет и его отражение красиво – как свойство души восторгаться. Свет-лое постепенно переходит к горизонту в черное. Вот косцы, бредущие гуськом по тропинке, окаймленной высокими травами, по холодку затянули тягучую песню про «лучик чисто золотой». Отчаянно-сладкий дымок струится из трубы старого домика с резным петушком над стрехой. Косари идут, прерывая песню и поругиваясь за медлительность переднего. Хочется быстрее попасть домой. Старший прерывает ругань: «Иван! Чего рассобачился-то? Работой ухрюкался? Успеешь к своей под бочок. Последнюю «ручку» недобрал, поди?..»
«Ручкой» у них называется прокос метров под двести длиной. «Эх, моя жинка шти к обеду сготовила, ждет у порожка, как пить подать», – мечтательно протягивает в песен-ную паузу «передыха» молодой рыжеватый косец с чепцом из носового платка на голове. Насказал он немного, но человечно. Старшой выдохнул нараспев: «Эх, скоро золотая на-ша осень грибная. А там и зима порошистая будет подгонять новую весну-веселку. Там и лето красное земляничное подоспеет, бог даст». В бога он не верит, это так, для красного словца. Но верит в нечто такое, что и богу не приснится – свое хитрое деревенское и удачливое чудо. Пусть одинокое, спокойное, но вечное. И надо так верить каждому. Му-жик ропщет не на судьбу, а на того, кто ее заводит. Человечен он, но не одинок.
Гляжу на него: хитрые «зенки», прикидывается простачком. Он дает волю другим в разговоре – песню, к примеру, ввязать, людей подбодрить. Песня она человечности в пору вечернюю подстать. «А у меня сегодня настроение ведренное с утра, наработался, знать, хорошо и с добром людям», – вторит старшому молодой «рыжик». И снова песню норовит. Вот и околица показалась, значит, «дома». С человечностью наперевес, усталые, но довольные делом, косцы расходятся, не прощаясь, до утра. Петухи разбудят. Одинокий петух никогда не поет, а он одинок не бывает никогда, не то, что человек, который сам себя на задворки выставляет…
Лето раздольное. Настали теплые и человечные громовые дожди. Встань на ветру и говори им: как хорошо быть человеком, которому человечность дана на радость. Которую он сумел развить и сберечь от всего наносного, что носится вихрем в мире суетном. Да, человечность не доставляет возможности поднять голову одинокой вечности, если сам человек при природе живет, а значит в вечности не одинокого настоящего. Все совершен-ное, человечное не должно выходить из рамок общечеловеческих норм. Хотя, бывает не-мало случаев, когда одинокая вечность все же прорывает оболочки субъективности той или иной личности и метит в сердце. Да и само общество со своей субъективностью часто страдает недостатками роста. Оно даже не замечает, как в угоду прагматизма отдельных личностей или стратов ведет политику отчуждения от общечеловеческих ценностей.
Однако самость субъекта не может позволить ему существовать «под копирку» лич-ных и частных интересов. Происходит расхождение субъективностей личностных и об-щественных с вырождением единства между ними и соответствующими отчуждениями. Куда при этом уходит человечность? – в одиночество вечного? Как быть в таком случае? Выход видится один: нужно связывать общие нормы с человечностью, чтобы показывать всем, что ты не только человек, но ты и личность. Это же относится к обществу, но не природе, которая в своем устойчивом равновесии ценностей не может кривить своей субъективностью перед одинокой вечностью.
Пусть ты просто человек, безо всяких там претензий к вечному настоящему. Но ты обязан становиться другим, несравненным ни с кем. Должен подниматься над самим со-бой и показывать окружению: что такое человечность. Будто она без тебя не знает или не догадывается что это такое? Однако она живет не вполне праведно без твоего вмешатель-ства. И все же самость это и есть одинокая вечность, и удел одиночества – плата за чело-вечность. Все это не мешает человеку жить в обществе, улыбаться окружающим, и оста-ваться при этом одинокой самостью в себе. Конечно, она должна раскрываться в добрых поступках и делах. Но это самость уже другого свойства – она не для себя откровение, а для людей показ. Ведь «мечты всегда влекут на небеса».
Такое представляется вполне нормальным сочетанием сферы мышления бытийного. Оно в диалектической развертке представляет собой желанную целостность, без которой невозможно элементарное существование и жизнь. Человек должен выходить из себя, чтобы получать свою…человечность. Недаром отмечал мудрый И. Гете, что «кто загля-дывает вперед, тот хозяин дня… ведь забота тоже мудрость, пусть даже только пассивная; глупость забот не знает…» Забота это тот двигатель человечности, который не знает гра-ниц своему распространению в окружении себе подобных. Забота о себе – это забота о других – и наоборот, в диалектическом ракурсе.
4.
Проблема конца неизбежно связана с бесконечностью, но не с вечностью, поскольку последнее не объять, а первое кольцуется с нулем. Одинокая вечность становится, как правило, в коллективной невечности. Таким образом общество и личность связываются в целостность существования. Самость отлична от самомнения тем, что она общечеловечна. А одинокое и единичное самомнение еще более отвергает нас от общественной человеч-ности, поскольку она ограничена не самопознанием через окружение, а самонепознанием через себя. Это представляет собой уже не человечность, а одинокую невечность, попасть в которую обычно совсем нетрудно. Однако выйти из нее обратно к людям, как правило, тяжело. Тяжело не только потому, что есть тому немалые физические затруднения или аффектация субъективности. Чаще всего этому препятствует невозможность (или нежела-ние) выражения самости. И в этом отношении нужно бы иметь крепкий нравственный щит, основанный на общечеловеческом начале, чтобы, несмотря ни на что, творить и вы-ражать свою натуру в категориях доброты и прекрасного.
Конец нужно понимать как продолжение вечности, вот только саму вечность невоз-можно представить началом. Необходимо отметить, что человечность обладает весьма тонкой организацией. Она ждет соответствующего, адекватного ответа-оценки от окру-жающего (даже от природы или общества) и легко входит в контакт с миром. Но она соз-дает при этом вещи необычайные, можно сказать, даже волшебные по действию на ос-тальных людей. Эти шедевры обычно и хранятся напоказ в музеях и коллекциях. Это соз-дания творцов, которые одиноки по определению творчества как одинокой вечности. Одиноки по природе своей, поскольку творчество требует глубокий уход в себя, к истокам человечности. Цель одна: действовать в исконно первозданной манере самости и самовыразительности в своих нерядовых произведениях. Тайн тишина непрерывна и вечна?
Человечность творит мир не меньше, чем мир человечность. Творит и самого челове-ка, хотя она лишь атрибут смысла жизни. Субъективность открывается обычно реже, чем человечность. Но зато результат одиночества при этом бывает куда более сильным по воздействию на окружающий мир. Так творят сильные мира сего, которым человечность дана от рождения как иммунитет матери против любой наносной грязи. И она все-таки дается взаймы обществом и природой; так что ее необходимо отдавать достоянными де-лами. Более того, разум, как правило, сам по себе требует определенной степени нравст-венности. Великие мира сего предупреждали: «Благоразумие и нравственность – столпы жизни» (по Т. Манну).
Проблема человечности в реальном существовании, а не только в отношениях людей. То есть: в действиях находим мы себя. Остается лишь добавить, что человечность это вид благоразумия и нравственности вместе взятые. «Человеку – человечность» – призыв на-шей эпохи времен потери смысла жизни, эпохи отчуждений и ухода в одиночество вечной души. Как долго, однако, эта душа познает себя. Она воспринимает великое общечеловеческое, воспитывается и становится над самим человеком, делается чистой и гордой. А значит, человечной. Она стала кем-то и чем-то одновременно и феноноуменально. Это означает ее готовность к действию, готовность создавать и развивать общечеловеческое в социетальном масштабе. Мир субъективный объективен…
Много пока еще скептиков в нашем мире. Может даже, чересчур много, и все они са-моотчуждаются от человечности. Скептицизм – антипод человечности, неверие в собст-венные силы и разум, в субъективность свою, общества и природы. Правда, природы он касается лишь далеко отчасти, немногим. Может быть потому, что нет, да и не будет тако-го человека, который не любил бы природу, не жалел ее хотя бы про себя. И этим выра-жением он уже пробуждает собственную человечность, облагороженную природным ду-хом. В этом отношении высокий разум, глядя сверху на разум низкий, скажет, что весь «мир – сумасшедший дом» (по И. Гете). Ведь, в самом деле, высокому не понять и не объ-ять низкое. Почему? Так как он никогда не захочет возвращаться к тому, что когда-то вы-страдал и вынес из самого себя. Однако, необходим разумный компромисс: общество не-однородно, но каждый ее член обязан действовать во благо его. Понятно, что демократи-ческие уродства – вина человека.
Вечное в человеке это не история, а настоящее в бесконечности его качеств. Контину-ум качеств продвигает в мир его субъективность. Известно, что человек нравственный трудно воспринимает что-то новое. Но и само новое может совершаться лишь с обяза-тельным участием нравственности и человечности. Почему так? Потому что иначе за-мертвеет, захолонится старое, создаст непроходимый барьер для нового. Это сделать много легче, чем продолжать поиск нового. Хотя сам поиск он и более достоин, и более богат возможностями с точки зрения проявления собственной самости, а значит, и чело-вечности. Иначе, зачем вообще личности дается человечность? А тем более: если человек старается приобрести и развить ее сам?
Можно считать молодежь непослушной и разболтанной, мало нравственной и не видя-щей доброй цели. Однако ей требуется «особая культура», культура молодежная ей под-стать, которую, зачастую, не могут понять и поднять старое поколение. Это необходимо, чтобы разомкнуть круг одиночества и стадного подражательства, с тем и войти в вечное настоящее. В противном случае происходят непостижимые инверсии, когда человек мо-жет делать «назло всем». Ведь даже если могучий интеллект вбирает в себя несвободу общества, «там появляется черт» (по Т. Манну). Это ли не «анархизм души»?
Очень уж часто этого «черта античеловечности» личность держит втуне, глубоко внутри себя. Но там же у него хранится до поры до времени и человечность, да и сама душа как верх субъективности. Как они могут уживаться? Нет, это не борьба противоре-чий, а равновесия субъективности, которые поддерживаются не только самим человеком. Поддерживается самоорганизацией и субъективностями общества и природы. Так что че-ловек часто оказывается в положении неволи. Поэтому вынужден неизбежно уступать, загоняя этого «черта нечеловечности» все глубже и глубже в себя. При этом выпуская на-ружу порывы души в виде человечности. Если в обычных отношениях с окружением и с собой подобные вещи высказывать не принято, они сами выходят и становятся перед то-бой. Мол: «Выбирай доброе?»
Как это у Ф.Достоевского есть признание такого рода: «Есть в воспоминаниях челове-ка такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям. Есть такие, которых он и друзьям не откроет, а разве только самому себе, да и то под секретом. Но есть, нако-нец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого по-рядочного человека довольно-таки накопится. То есть даже так: чем более он порядочный человек, тем более их у него и есть. По крайней мере, я сам только недавно решился при-помнить иные мои прежние приключения, а до сих пор всегда обходил их, даже с каким-то беспокойством…»
Описываемая Ф. Достоевским картина действа – это первейший признак одинокой вечности при гуманизации субъективности личности. Вот и бывает иногда при воспоми-нании своих промахов, когда стремишься в сторону от человечности. А потом, вспоминая это, себя стыдишься. Однако с другой стороны, эти промахи и ошибки неизбежны при непрерывной и постоянной объективации помыслов человека. Ведь даже самые хорошие помыслы и ментальные образы никогда не совпадают с реальными действиями. Понятно, что так и должно быть, иначе существование сворачивается в «вещь в себе», в абсолют-ную сущность или в «состояние жидкого течения».
Причем, такое происходит далеко не только из-за инерционности мышления, за счет чего окружающие обстоятельства успевают измениться, и воздействие на них существен-но искажается. Гораздо более влияют на результат в этом случае именно то, что «чертов-щина», которая неизбежно появляется в ходе материализации, нечеловечна. Мы вынуж-дены ее скрывать или стараться не замечать. Счастливые люди обычно цельные, у них «зазор» между мыслью и делом – минимальный. Но это еще не означает, что нравствен-ный человек не может стать счастливым. Просто, его счастье в мыслях и идеях, которые могут отчуждаться от него, имея право на «дальнейшую жизнь». Глубина субъективности мира уходит от человека в вечное.
Высота человечности свидетельствует о степени постижения человеком вечного; по-знав его, мы познаем себя и жизнь. Приблизительность – беда конкретного подхода к бес-конечной вечности. В этом отношении, например, старческий возраст человека капризен, поскольку его одиночество вечного усугублено одиночеством физическим. С одной сто-роны: с возрастом люди становятся более человечными. С другой – они становятся более недоверчивыми к окружению, поскольку их ментальный потенциал становится все более ограниченным. Однако, как мы знаем, мудрецы обычно старческого возраста. Пусть они капризны как «генералы», пусть уверенны в безнаказанности бытия. Но они уже дали ми-ру многое из обоймы человечности, чтобы одинокая вечность для каждого человека была благостной. Имеется в виду творчество. Независимость делает собственность, но не на-оборот. И эта собственность во благо всех.
Сострадательность приобретает характер бесчеловечности, если она отходит от вечно-го и становится конкретностью. Как часто великое не становится вечным (общечеловече-ским, развивающимся императивом очеловечивания) только потому, что оно чрезмерно человечно… Очевидно, существует такой закон человечности, который не позволяет сме-яться над нравственностью или даже унижать ее. Может быть, поэтому даже всякий пад-ший человек, который не желает соблюдать этот закон, плохо кончает? Однако, как много мы еще наблюдаем людей, которые явно потешаются над этим законом. Или «отбрыки-ваются» в ответ на его требования, ссылаясь на то, что мол-де: «жизнь сейчас такая по-шла». При этом можно полагать, что этот факт во многом содействует и способствует ста-новлению кризисных процессов, как в обществе, так и в самом человеке. В случае, когда корежит и «корчит чертом» его субъективность.
Хотя эту вину такие люди должны делить с самим обществом, человечность которого призвана помогать ему смотреть вниз, а не вверх. То есть, прежде всего, быть честным перед своими гражданами. Правда, в народе по этому поводу еще частенько юродствуют над нравственными людьми. Например, так: «А он что, с сивым мерином спал?» Или: «Сухой как гусь, он из любой грязи выберется, не нам чета». А то и: «Обрыдли расхристанцы, а идут со святым крестом наперевес. А сами уже дали деньгам «глаза» промотать…» Да еще и укажут на здание районной администрации: «Пентагон-то здесь вот».
5.
Чувство трагического в жизни не приводит к ее познанию, а лишь сеет сомнения оди-нокой вечности. Осмысление образа происходит не в масштабах единичного явленного, а в виде цепочки (ансамбля) явлений, которые развиваются в процесс эстетизации. Осмыс-ление такой цепочки происходит только в случае ее красоты. Красота – это предвосхище-ние интереса. Как воспринимаются общечеловеческие ценности? Возьмем красоту. Она не равна общечеловеческим ценностям и не является их частью. Объективно это процесс связи личности с общечеловеческими ценностями, свойство души восторгаться. Поэтому может быть бесконечное количество проявлений и определений. То есть, если Вас заинте-ресовало то или иное явление, значит, оно красиво, и вы связались с ним как с общечело-веческой ценностью. Однако сама красота должна быть человечна.
Смысл истории также в ее человечности; но очеловечить историю можно только ус-воением ее уроков. Хотя бы уроков красоты. Но красота субъективна. Это ансамбль явле-ний – образов, выражающий гармонию процесса. Такое происходит даже в случае симво-лизма, например, с математическими выкладками или с абстракцией. Тогда необходимо рассматривать красоту с двух сторон: как преподнесенную (процессную) и как восприни-маемую (явленную). То есть: как социальную и как личностную, человечную.
Переживания человека уходят в вечность, а не в никуда, как обычно считается. Они не теряются бесследно – они, так или иначе, развивают субъективность. Красота это восторг души. Но красота не равна процессу гармонии (категории прекрасного в эстетике). Поэтому секретов красоты может быть бесконечное множество. Реально красота это то, что волнует душу в данный момент. Она относительна, зависит от ощущений и обстановки, несамостоятельна. Она сама образуется и развивается личностью в процессе осмысления – это его человечность в сумме красот.
Например. Вы видите красное яблоко. Сразу отмечаете его красоту и интерес к нему, – желание съесть. Но, взяв его в руки, замечаете сбоку гниль. Интерес и красота сразу пропадают. По прошествии некоторого времени яблоко снова попадает Вам на глаза. Вы осмысливаете: «Гниль вырезать, – будет хорошо?» Вырезаете гниль – приходит красота и интерес. Пробуете на вкус – жесткое и невкусное, – красота и интерес снова пропадает. Таким образом, красота связывается с интересом: как случайное внешнее и закономерное внутреннее. Кроме этого связывается духовное с материальным, а значит, человечность с вечностью...
Человечность немыслима без культуры, искусства и вечности – этих гармоник мате-риализации (красивое явленное!) общечеловеческих ценностей. Они не приемлют воль-ный поэтический (даже внешне красивый) вымысел. Они, как и красота подчиняются за-конам эстетического воспитания, согласно которым случайное всегда наслаивается на закономерное. Подобным образом человечность наслаивается на вечность. Поэтому любой вымысел (случайное, например, сказка) не вольный – он обязательно опирается на общечеловеческие ценности, на закономерность. Недаром говорят: «Вечное в человеке, а не вне его».
Человек не приходит к вечности с пустой сумой, он делает ее одиночество совместным и целостным. При диалектизации личности происходит связывание представленной чувственной красивости с усвоенной духовной красотой. Так образуется не только прекрасное, но и вечное. Всякая общечеловеческая ценность как человечность не обязательно красива внешне. Но внешнее при осмыслении обязательно должно перерасти в красоту внутреннюю. Так могут связываться целые поколения и века. Вопрос вечного человечного коренной в жизни.
Внутренняя сущность бытия это вечность, она в каждом человеке, и она входит во внешнее бытие из его субъективности. Все социальные пороки, всё общественное зло вытекает из того, что выдается за красоту красивость, когда представленное не связывается с усвоенным, а подменяет его. Многие считают, что причина социальных пороков кроется в обществе. Другие, наоборот, видят ее в личностях. Но, то и другое диалектически связаны. Разве можно их разрывать и сопоставлять? Материализация чужда социологии. Безусловно, общество влияет на отчуждения личности, как и личность на отчуждения общества. Но только совместно они образуют целостность. Представленное общечеловеческое, развитое сотворческим осмысливанием до усвоенного, совместно составляют одинокую вечность прекрасного как диалектическую связку представленного, усвоенного и связи между ними в виде процесса.
Беда современной эстетики аналогична. Она видит прекрасное или чувственной фор-мой, или духовным содержанием, без их связи. Только поэтому у нас хромает образова-ние: пытаемся учить на прекрасном, а оно оказывается подмененным красивостью, кото-рая не усваивается. В результате школьник, даже будучи одухотворенным, что уже мало-вероятно, попадая в «непрекрасное» бытие, забывает об эстетике. Или наоборот, видя красивые натюрморты или «мультики», забывает об их духовности. Это созерцательность, которая также не ведет к диалектизации личности с ее неизбежной человечностью.
Из вечности нет выхода, есть возврат к вечному. Тогда еще более очевидным стано-вится решающая роль сотворчества в диалектизации личности. Полюса эстетики: созерца-тельная животная красивость и ортодоксальная религиозная духовность должны быть от-брошены жизнью. Они красивы субъективно, «математически правильны», но не являют-ся прекрасными уже по Ф. Шиллеру. Необходима гуманизация образования, о чем уже неоднократно говорилось. Но гуманизация, основанная не на увеличении количества гу-манитарных предметов в программах и часов, отведенных на них, а на активном усвоении имеющегося, на максимально быстром очеловечивании.
Например, учим хорошему. Плохому школьники учатся сами, причем, часто не осмыс-ливая его. Это уже перекосы, поскольку одно должно уравновешивать другое. Саму эсте-тику нужно нацеливать на такое равновесие. Учить, как не парадоксально это звучит, не только хорошему, но и плохому. Готовить к реалиям жизни с раннего возраста. А то, как часто бывает: вышел выпускник-отличник из стен школы, окунулся в наши житейские не-урядицы и соблазны – и поплыл по течению. Разве это диалектизации личности, если к выпускному возрасту ни семья, ни школа, ни улица – не довели до рубежа самообразования и необходимой человечности? Отсюда исходит одиночество вечности.
В школе мне довелось учиться с одной очень способной девушкой, которая могла ча-сами рассказывать урок – заслушаешься. Откуда только что бралось. Мы, парни – без-дельники поневоле – бывали очень рады, когда ее вызывал учитель к классной доске отвечать. Ну, думаем, это на весь урок. Окончив школу с серебряной медалью, она сразу поступила в престижный ВУЗ. На втором курсе в восемнадцать лет вышла замуж, родила ребенка и... погрязла в домашних заботах. Учиться ей больше не довелось. Конечно, семья это прекрасно. Но всему должно быть своё время. К сожалению, её способности как лич-ности оказались нереализованными, хотя человечность была ей присуща. Она оказалась не готова к самостоятельной жизни, ее также не довели до рубежа самопознания...
Другой пример: эстрада. Красивая, но некрасивая. Красивая внешне – с танцами, бле-ском, вспышками, хвалебной звездной рекламой. Но некрасивая и бедная внутри, по-скольку давно обросла меркантильностью интересов и превратилась в придаток шоу-бизнеса серой красоты. Она оказалась лишена человечности. Третий пример: скороспелые низкопробные телесериалы, красивые внешне, но с фальшью в душе. Поскольку их труд-но отнести к общечеловеческим ценностям, то это – мастеровщина и средство материаль-ных интересов. Человечностью здесь, увы, даже «не пахнет».
Рассмотрим эстетику ближе, поскольку именно она выражает человечность и «неесте-ственные науки». В буквальном переводе с греческого aisthesis означает «чувственное восприятие». Чувственное, а не духовное или диалектическое. Бытует определение эсте-тики как «наука о закономерностях эстетического освоения человеком мира, о сущности и формах творчества по законам красоты». «Освоение человеком мира» – это абсурд воинствующего материализма. «Законы красоты» сами вытекают из творчества как явления процесса. То есть речь снова идет о красивости, об эстетизации. Но эстетизация лишь отправная точка для диалектизации личности, своего рода начетничество. Начетничество необходимое для осмысления вечности. Однако нужно идти дальше – к человечности...
Эстетика не должна человечность только проповедовать. Необходимо связывать кра-сивость с реалиями, просвещать душу к помощи ближнему через интересы. Красота должна радовать и побуждать к действию, в том числе к общению, к вечности бытия. А значит, к пониманию, связи, помощи и сотворчеству. Существует природно-эстетическое равновесие. Человек существо природное. От природы ему дана поляризация: душа – те-ло. Сочетать то и другое – целое искусство: и поесть хочется, и для души хоть что-то, да еще общество со своими нравами и законами. «Хочу в лес отдохнуть, да и то некогда, – город не на кого оставить». Эстетизация должна так же быть искусством человечности, как цепь связей вечности: явление природы – процесс осмысления – явление души и т.д.
Можно ли говорить о художественном познании однобоко, без осмысления и учета реак-ции восприятия общечеловеческих ценностей? Нет. Нужно говорить не о познании, а о развитии, самовоспитании, самоэстетичности в сотворчестве. Вечность приходит в одиночестве, поскольку требует… человечности.
Право творца на связывание низменного и возвышенного в общечеловеческие ценно-сти должно преследовать право сотворца воспринимать эти вещи по-своему, но законо-мерно направленно – на дальнейшее сотворчество. Тогда это будет не эстетизация, а диа-лектизация личности. Например, по К. Марксу эстетические чувства «возникают лишь благодаря наличию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной природе». Кто ее очеловечил? – ортодоксальный материализм? К чему это приводит? – к отчуждению от человечности, к дикой вечности, а не к диалектизации. С К. Марксом перекликается идея Э. Золя о властвовании материальной среды над человеком. В результате получается экс-трим без человечности, то есть отчуждение. Эстетизация должна стать адекватизацией образа (явления) направленности процесса развития. Например, безобразное всегда отталкивает. Не по причине плохого начала, а из-за неоформленности образа, поскольку исходное восприятие потеряло мотив – интерес человечности. Поэтому красота не достигается.
Человечность должна задаваться процессным и его направленностью. Например, кра-сивость вещи определяется формой, но сама форма изначально связана с процессом ее развития и содержанием, то есть красотой. Красота формы – условие материализации че-ловечности. Получить эстетическое удовлетворение от этой формы дано не каждому – в этом смысл действия общечеловеческих ценностей. Увидеть (почувствовать) общечелове-ческие ценности можно везде. Их бесконечное количество, при соответствующем интере-се – мы «видим» процесс. Процессы все общечеловеческие (объективные). Неадекват-ность явлений процессу – это уродливость, разгармонизация связки процессное-явленное при соответствующем равновесии «Я» - «Не Я». Так появляется неверие в человечность, а значит, и в вечность.
Необходимо постоянно осознавать заповедь мудрых людей: «Большие дела всегда хо-рошие дела, а они исходят прежде от согласия с самим собой. Радость присуща всегда, надо только ее приносить». Вот именно, приносить через человечность. Все открытые и неоткрытые парадоксы психологии и секреты счастья начинаются с одного-единственного – с радости. Радость это всегда надежда, а поскольку надежда всегда уми-рает последней, человеку остается лишь принимать ее и надеяться, что она не будет по-следней. Радость здоровья сродни ощущению счастья. Но счастье в одиночестве, в вечно-сти связи с человечностью.
Радость человек обычно связывает с красотой. Красота как песня может быть заду-шевной или шлягерной, но она в отличие от песни всегда входит в человека. Уважение красоты подобно почитанию бога, поскольку это символ человечности, делающий смысл нашей жизни. А смысл жизни человека можно увидеть в вечном совершенствовании своей человечности как смысла существования мира в вечности. А значит во вхождении в процесс счастья при помощи человечности. Существует еще одна мудрая жизненная связка, которая почему-то оказалась в стороне от психологии, но прибилась к самому человеку: «Гуманизм требует приличия, приличие – красоты, красота – человечности, человечность – вечности».
Музыка жизни заключается в том, что однажды приобретенный навязчивый мотив человечности не утихает до конца века. Это мотив торжества существования человека, который дается ему взаймы от рождения, но который он призван передавать людям. То есть творить под этот мотив самого себя и помогать другим. Истинное состояние человека составляет его сущность, которой он часто не знает. Зато знает свои способности творить – и знает через это счастье. Вопросы творчества описаны вдоль и поперек, а вот вопросы сотворчества освещены до обидного мало. А ведь всякое творчество это обязательно сотворчество, поскольку человек в своей деятельности и в помыслах всегда опирается на чужие идеи, на историю. К человечности просто необходимо подходить творчески.
Человечность это наше общее достояние, которое кормит и обогревает нас. Торжество внешнего закона, в том числе объективного, должно взывать к законам внутренним, чело-веческим, и наоборот. Говорят даже: «Природа свободна своей красотой, а человек своим разумом». Любовь к человечеству еще никогда не затмевала и даже помогала любви к се-бе. Если человек думает о себе, то он не может не думать о других. В противном случае, он просто-напросто становится изгоем. О человечности в таком случае можно не гово-рить.
Если в нашем современном мире таких изгоев становится больше, то это означает во-все не закат мира. Нет, это означает, что общечеловеческие ценности субъективистскими стараниями стали временно обесцениваться. Но такие действия можно провозглашать простым или изощренным обманом народа, что отнюдь не ведет его к человечности и счастью. Человечность – это единственное достойное приобретение, за которое можно умереть. Однако умереть ради общества, ради близкого, а не просто так. Многие умирали ради нашего счастья в войны, и это надо ценить, уважать историю и учиться у нее. Аксиома человечности гласит: «Учиться у истории означает становиться человечным». Почему не учимся? Не хотим? Может, поэтому вечность одинока?
5.
Человечность можно называть мудростью, которая знает: когда и как нужно приме-нять то или иное знание, применять обязательно. Так что нынешнее нежелание учиться у истории вполне можно связывать с предрекаемым глобальным кризисом человечества. Выход из него пока не найден, но он может быть основан только на человечности. Чело-век создан для счастья и красоты. Но если у человека одно здоровье на уме, значит, он не живет. Любовь и человечность там, где нет суеверий и мистики. Где есть вера в объек-тивное. Вера в его связь с человеком ради его существования. Это вера в человечность мира.
Мы откроем еще один секрет человековедения: « Прежде радости должна быть вера, прежде веры – человечность; только тогда человек может быть счастливым». Казалось бы, чего проще: живи. Можно наблюдать немало людей, которые со смехом принимают подобные заверения. И продолжают прожигать свою жизнь, убивая время. Хотя давно известно, что нет, и не может быть разумных удовольствий, отвечающих сущности человека. Радость жизни, как и вечное настоящее, нужно обретать, а не прожигать.
Чем лучше человек кажется окружающим, тем он человечней, хотя сам себе он не все-гда кажется хорошим, поскольку согласие с собой – вещь упрямая и трудная. Но она со-ставляет самую сердцевину счастья – ее смыслы. Смыслы можно охарактеризовать как траекторию, путь процесса счастья. Отсюда их немаловажное значение в существовании человека. Ведь именно через смыслы можно напрямую выходить на процесс счастья. Здесь играет роль еще один «закон природы»: «Смыслы не могут ранжироваться по вели-чине и важности. У человека может быть лишь один смысл – быть человечным». Кругом выходит: быть человечным, значит, становится счастливым. Иного в этой жизни не дано.
Известно, что процесс человековедения обязывает человека непрерывно проявлять свою человечность в добрых делах. Такая внешняя материализация процесса человечно-сти компенсируется внутренним согласием с собой – счастьем, которое прилетело – уле-тело. Но сам процесс продолжается, в нем человек преследует отнюдь не цели счастья, а гордость за себя, за то, что он человек… Человек осчастливен прекрасным, которое при желании всегда находит. Вот только найти его непросто в сумятице проблем и забот. Зна-чит, нужно мечтать, поскольку мечты никогда не затрагивает упрямый ветер долженство-вания. Учись мечтать. Хорошая мечта настраивает на позитивный лад. Романтизм это, прежде всего раскрытие человечности к вечности, а не бунт против существования. А с раскрытием человечности становится тот замечательный процесс, который невольно при-водит к счастью. Счастье, как и вечность всегда одинокие. И настает день или даже мину-та, когда они охватывает Вас. Жаль, что ненадолго, ведь нужно идти дальше.
Да, человек часто страдает от недостатка человечного. Ведь кто-то должен развивать человечность. Начни с себя! Почему не с других? Может, миллионы других людей выжи-дают так же, как ты – ждут манны небесной, и не могут дождаться. Нужно действовать. Недаром в народе говорят, что под лежачий камень вода не течет. Правда, драма человеч-ности состоит в том, что в ее становлении невозможно исключить случайное. Трагедия случайности в том, что она приходит не вовремя. Радость заключается в ее вечной ожи-даемости. Нельзя стоять или «состоять», застой смерти подобен, время не может ждать.
Мотив доброты обычно появляется из поступков как один из компонентов счастья. Хотя, если смотреть строго, какие здесь могут быть компоненты? Доброта легко сливается со счастьем и человечностью в одну целостность. Вот только над нами постоянно витает одно «но». И оно твердит на ушко каждому: «Отходи от мелочей, поскольку они затмевают крупное в делах. Мелочный человек обычно нудный и хвастливый, но не человечный». Человечность предназначена не для утешения других, а прежде всего – самого человека, который ее испытывает. Счастливые мгновения у человека постоянно кончаются и появляются как следствие добрых, удачных или не очень, дел. Но это не должно говорить о его ошибках, которые лишь прокладывают путь к неошибкам. Человеку нужно учиться не только хорошему, но и … плохому, чтобы обрести человечность. Зачем учиться плохому? Но разве без плохого, бывает хорошее? Так же, как вечность не бывает без одиночества.
Для человечества нет ничего полезней человечности. Все социальные беды происходят от недостатка ее. Только высокая нравственность может делать человека счастливым. Та-кие люди обычно обретают согласие с самим собой и встречают будущее без страха. В любой вещи и даже мысли, не говоря уже о поступке, человек намертво связывает свое тело и душу. Современная психология старается этого не замечать, подменяя процесс сча-стья некими явлениями, которые становятся неизвестно откуда и непонятно как. Только потому, что душа отрывается от тела. Какое здесь может быть счастье, да и человечность хромает как старый бес.
Чувство открытости начинается с сострадания, с чувства чужой боли. Говорят мудрые люди, что: «Чтобы лучше увидеть картину горя, надо подойти поближе; чтобы лучше увидеть картину счастья – нужно отдалиться». Человек счастлив, когда здоров. Такое по-ложение дел обязывает самого человеку пройти через горе, окунуться в него, но не закос-неть чувствами и разумом. И только тогда можно отдаляться: посмотреть на себя со сто-роны, посмеяться над теми мелочами, которые на сегодняшний день гнетут, и окунуться в свежую синеву неба, дарующего счастье. Но это не означает блаженство страуса, спря-тавшего голову под крыло от опасности. Это означает, что человек понял, что мир создан для него, а принижать себя мелочами недостойно. Так зарождается и становится процесс человечности…
Чтобы лучше понимать других и стать более человечным, человек должен лучше слу-шать себя. У человека есть шестое чувство – справедливости. Орган справедливости – душа: кипит от несправедливости внутри, воспринимая его извне. Человечность возникает на границе веры в собственное достоинство и вырастает по мере нахождения человеком согласия с самим собой. Справедливость граничит с человечностью; но если первое зависит больше от внешних факторов (в том числе от общества), то второе больше исходит от человека. Более корректно говорить: от степени усвоения им общечеловеческих ценностей, принятых к действию в одинокой вечности.
Становление человечности подобно вытягиванию человеком бесконечной нити с узел-ками удач и успехов. Такая узловая линия мер определяется далеко не им самим. Каждый узелок – мгновения процесса человечности – есть удачное стечение обстоятельств внеш-него окружения. Мгновения соответствия направленности, заданной самоорганизацией, с помыслами и поступками человека. Согласитесь, такие «узелки» неслучайны; однако они происходят достаточно редко. И зависят, конечно же, более всего не от обстоятельств, в которые поставлен человек, а от него самого – от того, насколько человечно и вечно (в нужном направлении) он действует.
Необходимо отметить: «Страх потерять себя всегда висит над человеком. Есть единст-венное средство избежать этого – общечеловеческие ценности: чем более нравственен че-ловек, тем меньше страхов могут возникать у него». Такое замечание несет чрезвычайно важную, доминантную нагрузку на процесс человечности того или иного человека. Во-первых: общечеловеческие ценности звучат совершенно ненавязчиво или высокопарно – это опыт тысячелетий, который желает тебе добра. Так что это не смешно. Во-вторых: нравственность человека основана на его образованности в широком смысле этого слова. А образованность это, прежде всего человечность. Образуется человек в ходе его диалек-тизации – воспитания и образования. Конечно же, в форме замечательного по действию феноноумена самоорганизации, исходящего из вечности.
Общечеловеческие ценности как вечность должны усваиваться человеком с самого рождения и до конца времени его. Они одиноки до тех пор, пока не усвоены личностью. Это закон природы, сама сущность человека от объективного грегарного отбора, идти против которого абсолютно бессмысленно. Сколько мы видим примеров, когда тот или иной человек по собственному неразумению пытается идти против объективного (в том числе общества). Результат всегда плачевный – человек отчуждается в своих скотских привычках и довольно быстро погибает. Если не как человек, то как личность. У общече-ловеческих ценностей, как и у любого процесса, нет формы. Но есть явления этого про-цесса, которые в некотором приближении оформлены. Они исходят из одного – направ-лять, помочь личности срефлексировать нужное и важное и оформиться в соответствую-щие поступки вечного настоящего.
Полезно отметить, что общечеловеческие ценности не стареют, а развиваются, ведь это процесс вечности в связи с ее одиночеством. Поэтому стоит ли говорить о новых об-щечеловеческих ценностях? Ведь что нового может быть в живописи или поэзии? Имею-щегося хватит на тысячелетия. Для воспринимающего их главное не новизна, а сотворче-ство в виде переживаний, аналогичным переживанием творца. Именно эти переживания сотворца особенно ценны в ходе очеловечивания. Например, Вы прочитали книгу, которая увлекла и даже, может быть, потрясла. Ваши переживания не пройдут бесследно. Вы стали добрее, восприняли тот заряд истины – доброты и красоты, который заложил творец. Вы через него как явление добрались до процесса – стали человечнее.
А вот стали ли мы человечней, когда нас захлестнула волна суконной литературы и прочей информатрибутики? Мы в ней тонем и даже не желаем глянуть на берег общече-ловеческого достоинства? Думаю, скоро переживем и это исчадье реформ, перестроек и революций вкупе с демократическим лжепатриотизмом и надсадным мещанским воем обывателя, что-де: все плохо. Ан-нет, у нас хорошее только начинается, коль мы видим плохое. Чтобы считать себя честным человеком, нужно иметь собственное миропонима-ние, часто идущее вразрез с общественным устройством, которое часто не прощает этого «собственного». Разочарование как субъективный фактор объективного противления это-го «собственного» преследует нас постоянно. Оно исходит от человечности.
Пустота как результат такого разочарования незаконнорожденностью общественного устройства (так было при социализме, при демократах, при нынешнем идиотском и во-ровском капитализме в России) сродни одиночеству вечности, которое должно бы очи-щать, когда человек остается наедине с самим собой. Беда в том, что он очень уж хочет лицезреть и созерцать, но не желает оставаться в одиночестве. У человека врожденное стремление быть лучше, хотя бы: казаться лучше. Зазор между «быть» и «казаться» опре-деляет степень его зрелости и доброты. Ныне этот зазор зашкаливает. Человек по природе своей должен делать добро, и за добро получать добро. Хотя он никому ничего не должен. Кроме себя и своей совести. Отдавать добровольно – по законам человечности. Но когда человек отдает больше, чем получает, он становится пессимистом. Если получает больше, чем отдает – это тщеславный человек. Оптимисты обычно уравновешенные люди. Вот только равновесие это зависит не только от них, что и мучает, не дает достичь согласия с самим собой. Человечность должна уравновешиваться одинокой вечностью…
6.
Полнота бытия определяется не только его количеством, но и качеством – то и другое определяются субъективностями. Экстериоризация человечности означает негатив пер-вичной веры, которая означает в свою очередь отход человека от самого себя. Творческие призывы обычно помогают в таком случае. Однако человечность тогда приходиться обре-тать заново, поскольку утерянное не возвращается, а новое приобретается лишь через но-вую веру. Через истинные общечеловеческие посылы. Мистика, отнюдь, не создает тайну, она лишь отворачивает человечность от веры в самого обладателя субъективности – в творческую личность. А откровение жизни и вечного, как правило, воспринимается через веру. Экстериоризация человечности в вечное приводит к социальным порокам, в лучшем случае к смысловой паллиативной аффектации вечностью.
Время чуждо вечному, даже если входит в него. Но оно соприкасается с человечно-стью, обуславливая ее. Человек должен быть достойным своим мыслям в поисках одино-кой вечности как смысла действий в будущем. Человечность не возникает на пустом мес-те, она крепко связана с нравственностью бытия и вечностью разума, связанных в субъек-тивность личности. Однако сама личность должна осознавать собственную человечность. Понимать, что будет на то достойная оценка, то есть предвидеть «что должно быть». То-гда человечность раскрывается сама собой, и одиночество вечности диалектизируется как сущность в достоинство настоящего и тенденции развития будущего. Откровения души всегда изливают свое одиночество в человечность по отношению к окружающему в веч-ном настоящем.
Искание вечности в осмыслении жизни. Процесс связи это всегда процесс развития, поэтому смысл живет по законам истины, и наоборот. Сущность при этом выражает кон-кретный экстремум жизни. Человечность нельзя отрицать, иначе весь социетальный гума-низм падает в кризис как в ад недоверия к самодостаточности личности. Самодостаточ-ность легко приводит к самореализации, конечно, при помощи самоорганизации и обще-человеческих ценностей. Однако при этом он не остается в одиночестве вечности, если она сама остается без рычагов воздействия, если человек воспринимает все от пения пету-хов до соловьиных закатов. Тем не менее, вечность полагает человечность, она и остается в одиночестве только потому, что все отдает в настоящее. Прошлое и будущее не принад-лежат вечному, они не одиноки, поскольку востребованы человеком непрерывно в его помыслах и действиях. В этом отношении вечное как то «что должно быть» представляет собой «вещь в себе», абсолютную и одинокую.
Вечное развитие не может обходиться без невечного неразвития. Тому пример: сам человек и его человечность. Априорность обычно появляется в стремлении осознать не-осмысленное. Однако такая априорность не объясняет вечное как проявленное то, «что должно быть». Символизм миросозерцания заключен в узкие рамки нравственного бунта. Это волевое усилие в стремлении от вечности, а не к ней. Нравственное призвано отры-ваться от пассивного созерцания мира и приходить к действию. Равнодушие от нравст-венности не может оседать в человеке, если он не ленив по отношению к самому себе. Нравственность имеет не только важный аксиологический аспект, но и гносеологический в канве онтологии бытия. Так связывается личность с гармонией вечности мира. Так на-зываемая «проблема времени» связана не с вечностью, а с человеком.
Вечность одинока тем, что она едина, так она и воспринимается. Бытие не может быть само по себе как нечто материальное, окружающее нас – оно всегда рационализировано извне и субъективировано изнутри. То есть это феноноумен, который существует в цело-стности понятий и действий, помыслов и вещей. Причем, бытие изначально не может быть чем-либо материальным. Мир явлений не образовался, он не существует вне субъек-тивности. Сама «вещь в себе», как якобы, «первооснова вечного» лишь абсолютная сущ-ность, которая принципиально не может существовать.
Соглашаясь с собой, человек не всегда ладит с вечным. Вечность уже мнит его чело-вечность. Объективный мир как тенденция развития вовсе не «продукт объективации» (по Н. Бердяеву), иначе нужно полагать наличие рычагов и субъекта действия по его «соз-данию». Объективный мир в целостности с субъективностями обеспечивает вечное, не-прерывное существование мира. Жизнь это нечто, что помогает человеку обрести вечное, непрерывное в дискретном, вещном бытие.
Трагедия творчества в том, что оно опережает бытие, но часто сливается с природой, чья субъективность оказывается ближе. Творчество исходит из человечности. «Большин-ство современных философов уже не мыслят построения философии без того, что может быть названо имманентной связью субъекта и объекта. То есть категории бытия и сущего разводятся. Что лежит в основе всего сущего? – одинокая вечность. Представляет ли мир систему? Это и есть символ-связка: человеку – человечность.
Человечность это первейший признак осознания жизни, но человеку еще предстоит ис-пытание внешней оценкой. Однако история не кончается, если ей внемлет человек. Вера в торжество человечности не отрывает от вечного, даже если потеряны смыслы. Диалектика человечности не противопоставление ее миру, а в необходимости существования в нем, в его открытии для всех. Таинство вечного заключено в тождественности его с миром, в совместном развитии вечного. Тревожный вопрос вечности это не углубление его раздвоения, а уменьшение «зазора» его с обществом и природой. Вот как нужно быть с собой.
Троичность мироздания в виде «Мир – Существует» предполагает процесс связи су-ществующего существительного и глагольного, хотя бы в виде вечного человечного. Есть только человечность самоутверждения, и здесь не стоит скупиться на добро. Не зло, а добро утверждают человека. Человечность это своего рода материализация добра в рам-ках субъективности в ответ на позитив общества и природы. Диалектика материи и духа утверждают человечность не только духа, но и материи в их тождественном развитии. Иначе материя не существует. Вечность не ведет к бесконечности, она лишь свидетельст-вует о непрерывности развития. А это одиночество. Тогда как бесконечность это развитие непрерывности. Человечность воодушествляется, если видит, что ей предстоит. Но она плачет, когда предстоящее оказывается не таким, каким оно представлялось. Эта объек-тивная трагедия жизни, но субъективностью она, к счастью, не воспринимается. Транс-цендентность природы в антиномии с имманентным разумом представляет собой целост-ность вечного в совместном развитии. Но трансцендентность всегда одинока как вечность.
Одинокая вечность сквозит от замыкания внутреннего, когда человечность не может выйти наружу. Человеческая природа пассивна по отношению к себе, поскольку актив-ность полагает природу общества. И общество природы, полагает человечность. Катего-рии Аристотеля, например, чрезмерно подчинены логике, а значит, отдалены от человеч-ности. Человечность не в логике, а логика должна быть в человечности. Критика человеч-ности это дело истории, и она должна учить человечности, пускай даже через одиночество вечности. Бесконечность мира это еще не вечность, которая проявляется при целостном восприятии: помыслы – в действия. Путь одинокий. Но вечное открывается в вечном поиске, как и истина. Только поэтому вечность одинока.
Вечность, как и человечность, соединяют бесконечное и конечное. Они неразрывны в своем развитии. Тогда человек постоянно пребывает в вечности. Творчество истории в том, что она объективно заставляет считаться с фактами, приглашая человека к сотворче-ству будущего. А будущее за человечностью, которую предлагает мир. Одинокая вечность это откровение творца, которое уходит в бесконечность, ради существования мира. Одиночество в осознании хуже физического одиночества. Второе можно исправить, первое – вряд ли, поскольку оно уходит в вечность…
Глава 5. Свое в чужом или «не заблудись в себе»
1.
Таинство творчества в вечности, поскольку оно не должно тормозиться, а тем более останавливаться субъективным. В старости частенько припоминаются счастливые момен-ты жизни – моменты, минуты, часы и дни детства. Наверное, это справедливо в отноше-нии к вечности, в которой человек не заблудился и обрел себя, выразив собственную са-мость. Однако при всем при этом даже доброму, честному человеку легко заблудиться в себе. Особенно, если он оказался вдруг беспамятным и не захотел учиться у истории че-ловечества. Учиться этим законам вечности, которые предпосылает ему жизнь. Хворости-на мира жалеет человека.
Хорошо помню, мать частенько говорила мне: «Живи своим умом». Что значит «сво-им» она толком не знала. Но видимо, имела в виду самость человеческую, которая позво-ляет многое преодолевать с учетом собственных особенностей и качеств. Однако, что зна-чит «своим умом», если мы неизбежно и постоянно вынуждены опираться на общечело-веческие ценности. Принимая к тому же мнение других людей? Мы не можем их не при-нимать, хотя и используем их на свой лад. И это хорошо, это нормально? Ан-нет, чувст-вами принимаем мы многое, используем куда как мало. И то не всегда «впопад». Если бы знать, где он «впопад»? Недаром в народе говорят: «Хорошей весной и Луна улыбнется, забыв серебром освещать вечноту».
Мир не кончается с концом, у бесконечности его нет. Но если человек заблудился в себе, ему даже концы не помогут, нужно вечное. Любую информацию мы перерабатываем на свой лад, исходя из собственных внутренних интересов и внешних мотивов. Так что в усвоенном и использованном виде остается немногое из того, что было изначально. А если брать поток входящей информации вечного настоящего за бесконечность, то должен существовать обратный поток – непрерывный и ответный. Именно усвоенное и ответное и выражает нашу самость, которая, прежде всего, является исконно своим произведением. Но является, по сути, изначально чужим. Так и находим мы свое в чужом.
Фантазия есть тайна души, которая желает раскрыться. Вот только не перевод ли это своего в чужое? Лучше бы наоборот. Только вот в себе бы не заблудиться, перебирая мас-сы информации и дебри чужого. Ведь, зачастую, согласия с собой мы найти не можем или не успеваем. А выгораживаем различными компромиссами и экивочками собственную персону. Выгораживаем, тем самым, себя перед собой, перед совестью и, в конечном счете, перед людьми. Необходимость постоянного «увертывания» от напирающей на Вас жизни, заставляет поторапливаться. Это означает прямой путь к недоосмысленности действий, когда чужое прорывает Вашу защиту самости и выходит в свет чужим как есть. Это и будет означать в таком случае, что человек заблудился в самом себе. Тогда он отстает от здравых решений и не успевает вырабатывать свое мнение по тем или иным вопросам…
Непонимание вечности в ее чрезмерной доступности, когда можно брать чужое и про-возглашать его своим… Вспоминается лето. Краски природы не могут быть чужими, они навечно связаны своей субъективностью с нашей. Каждый воспринимает их одинаково, но вот связывает со своей именной субъективностью по-разному. Это происходит из-за того, что тот или иной человек не видит перед собой прямой дороги в жизни. Дороги именно для себя, для своего самовыражения или самореализации. Поэтому он вынужден повторять путь, уже пройденный другими. Начинает заблуждаться даже в себе, глядя на себя другими, чужими глазами. Не может понять себя и своих недодуманных действий.
Жарко на Солнце; даже воздух спрятался под надзор теней, так что приходится воро-вать его усилиями легких. Жарко; даже слова стали лениться и не желают срываться с языка. Дубравы звон как вещий сон приносит новый ветер. Я смотрю на берег теплого моря и вспоминаю прошедшее, но ушедшее так недалеко, что, кажется: оно рядом и вот-вот подойдет ко мне. Скажет: «Привет, брат! Ну что, нашел свое в чужом?» И отвечать-то не хочется, поскольку как можешь ты оценить себя, если со стороны виднее. А ты сам вглядываешься в вечность. Тогда ты ощущаешь, что не успел еще сделать очень много доброго – как для себя, так и для людей.
Прибой то шепчет, то рокочет. Мощный поток вначале откатывает камни назад, в мо-ре, а потом волной разбивает их в брызги как орехи. Вот и ветер подошел с моря и, приняв мою палатку за парус, стал торжественно рвать ее. Вот так и жизнь треплет человека, если он не находит себя в чужом, равноценно: себя в вечном. Если он заблудился в своих смыслах и беспомощно глядит на небо, как будто оттуда должна немедленно появиться подмога ему. Он уже не стоит на ветру, а крепко и нежно прижимает себя к себе, как невесту. Ведь чужое легко становится своим, если хорошенько растряхаешь его добрыми мыслями и делами.
Вера без сомнений равносильна сомнению без веры. В этом заключается смысл стрем-ления как выхода из сомнений, в которых легко заблудиться. Тогда и лад с собой прихо-дит, заблудиться в себе как в бесконечности дум и действий не дает. Ведь вечное настоя-щее только кажется бесконечным. В реальности это всего-навсего обыкновенная действи-тельность с мольбами и укорами, когда день сменяется ночью, когда утро дарит новые на-дежды, которые сбываются или не сбываются. Но это необыкновенная действительность в том отношении, что она может уходить в такую глубину. Если пожелать этого, то просто теряешься перед выбором, и тогда свое обрести очень трудно.
Аргументация чужим прошлым не убеждает в своем, пока свое не убедит чужое в том, что аргументу нужна непрерывная функция. Так или иначе, с каждой сбывшейся надеж-дой вечность обрывается, а бесконечность явлений жизни остается. Если заглянуть в нее как в бездонный колодец, то всегда можно найти не только чужое, но и долгожданное свое. Надо только всматриваться получше и думать покрепче. Однако вечность возвраща-ется и быстро. С потускнением сбывшегося, придумывает новую вещь, к который мы вы-нуждены стремиться как к бесконечной истине. Наверное, это и есть тот пресловутый «процесс познания жизни», который во все века так любили описывать философы?
Снова и снова вспоминаются похороны вечности, когда умерла моя дочь, и я начал заблуждаться в себе, потеряв на какой-то период веру в людей и мир. Словом, пришла в мою субъективность нотка аффектации. Паровой молот стучал бессонным сердцем. Мед-ный голос пронзительной оркестровой трубы уже не пугал смерть, она шла с нами в строю на равных. А шедший последним плешивый мужичонка бил в литавры и морщился, исправно потряхивая головой в такт ударам. Затем были грустные как ночи слова. Но люди благодарны себе, они помогли и спасли меня. Обретя веру в силу чужого, я понял, что только чужое может стать своим вечным настоящим.
В ушах до сих пор звенят слова ироничного, но тонкого М. Монтеня на тему блужда-ний и потерь своего: «Умение достойно проявить себя в своем природном существе есть признак совершенства и качество почти божественное. Мы стремимся быть чем-то иным, не желая вникнуть в свое существо, и выходим за свои собственные границы, не зная, к чему мы по-настоящему способны. Незачем нам вставать на ходули, ибо и на ходулях на-до передвигаться с помощью своих ног». Природное существо наше – это свое в чужом, которое мы действительно находим в блужданиях. А найдя свое, мы обретаем собствен-ную самость, с которой невозможно заблудиться не только в себе, но и во всех странстви-ях наших по жизни.
Откровенность истины обычно воспринимается как тайна вечного. Но когда мы достигаем себя в вечном, истина оказывается закрытой. В действительности мы, зачастую, стремимся быть лучше, стать лучше, чем есть. Но не знаем, как это сделать? Еще лучше, если мы догадываемся: куда должно идти или доосмысливаем должный путь. Тогда мы получаем то, «что должно быть». А это прямой путь к постижению истины в процессе своего развития. Однако, обретя самость, мы обычно выходим на свои собственные границы притязаний и часто на этом останавливаемся. Таким образом, можно утверждать, что чужое это будущее свое. Только соединив чужое со своим, мы создаем собственный феноноумен субъективности в объективно направленном мире. Именно этот феноноумен, основанный на принятии общечеловеческих ценностей, не позволяет нам заблудиться в себе.
Очевидно, прав был Н. Бердяев, когда говорил, что «мгновение полноценно, если оно приобщено к вечности». Но это вовсе не «выход из времени» или из себя – это вход в себя после блужданий с чужими мыслями и правилами. Связь своего и чужого вообще, наряду со связью конечного и бесконечного, следует причислять к основному вопросу современной философии. Эти связи, как правило, представляют собой процессы направленного равновесия, которые задаются рычагами «невозможности неразвития». Они играют роль передаточного звена во всей цепочки бесконечного развития мира, в том числе и человека, прошлого, существующего и будущего. В этом отношении очевидна связь троицы поляризации. Тогда сущность раздваивается на прошлое и будущее, давая тем самым развитие в их тождественности в виде вечного настоящего. Конечно, это не только вопрос связи времен. Но это проблема самого вечного настоящего, как оно есть для человека. Потерять его довольно легко, стоит только поставить самого себя в странноватое положение сомнения в самом себе. То есть: заблудить себя мелочными «всплесками» могучего потока вечного пути.
В этом отношении каждому должно быть понятен известный символ, что с вечностью тесно связана радость обретения. Тогда как скорбная печаль потерь – лишь производное от несамостоятельного времени. Однако печаль сама по себе может насквозь пронизывать человека и его субъективность даже, казалось бы, в наиболее счастливые моменты. Это в какой-то степени является тоской по вечному, по тому, чего не удалось добиться челове-ку. А вечное обычно бытийно, но не вполне корректно связывают с радостью. Хотя вечное это обязательная связка разнополюсных начал радости и печали, чужого и своего.
Именно поэтому мы вынуждены связывать свое и чужое ради того, чтобы обрести вечное настоящее, хотя бы в понятиях, которое затем легко можно расширять в действи-тельность. При этом остается пессимистический элемент некоторой недостойной утраты. Утраты сиюминутной радости промозглого утра ради солнечного светлого и настоящего дня. Такой элемент утраты может быть достаточно силен. Он может зазывать к «утру», чтобы заблудить себя в его тумане, равно как и в собственных сомнениях насчет будуще-го «что должно быть». А быть должен солнечный день.
Обезличенность веры главное препятствие для осмысливания чужого и усвоения его в свое – в то, «что должно быть». Сомнения, так или иначе, связаны с чужим будущим, то есть с тем, «что будет», а не с тем, «что должно быть». Граница между ними весьма тон-кая. Если в первом случае человек смиряется, хотя и полностью не доверяет процессам, несущим его вперед. Тогда он говорит про себя: «Будь что будет». И в этом «будет» он сильно сомневается». Во втором случае человек лишен сомнений, у него есть определен-ная цель, к которой он идет. Идет к своему будущего, которое и есть «что должно быть». Человек особенно ощущает эту тонкую разницу в минуты, когда он остро ощущает, что с этим «чужим будущим» придется ему бороться, чтобы чужое сделать своим. То есть из конкретного невечного сотворить свое вечное. Именно сотворить, поскольку в этом слу-чае человек действует не один.
Блуждания в потемках собственного «Я», оторванного от «Не-Я», обычно означает отрыв (или надрыв) собственной субъективности от вечного настоящего. То есть отрыв помыслов от действий, когда мысли идут своей сумбурной чередой. А вот до действий дело не доходит по причине этой сумбурности. При этом равновесие осмысления-осознания в субъективности значительно искажено. Причиной тому служит не обязательно неуверенность в себе или некоторые сомнений в окружающем мире. Скорее, это результат блужданий и разброда мыслей, из-за чего удобоваримый, но строгий взгляд модели поступка никак не удается создать. Такая неудачная модель то ли связана с существенными отклонениями от общечеловеческой нравственности и совесть не позволяет действовать наперекор судьбе. То ли оказывается так, что разброд мыслей кристаллизируется и рефлексируется в такие модели действия, которые явно могут повредить субъективности и самости в процессе своей аффектации.
Эгоизм не может останавливаться на конкретном, он не существует в непрерывном страхе. Конфликт человека между его жизнью и самим собой, обычно преодолевается ос-мыслением совести, которая иногда может уходить в чужое невечное. Тогда совесть не позволяет чернить этот вечный и светлый мир. А поступки вынуждены идти только лишь по рациональному, не всегда адекватному истине пути. Это происходит в случае некото-рой фальсификации ценностей, приходящих к личности по биосоциальному потоку. И эта фальсификация рушит целостность субъективности человека. Отсюда происходят корни серьезных последствий. Хотя бы таких, как то, что можно заблудиться в самом себе. Чаще всего это свойственно молодому возрасту, когда собственно оценка чужого не всегда подходит под процесс истинного своего знания.
Необходимо отметить и тот непреложный и немаловажный факт, что конфликты с са-мим собой также выражают собственную самость. Они призваны разрешать объектив-ность природы как направляющей на определенные действия тенденции, которая вырав-нивает ментальные равновесия личности при помощи все той же рефлексии. Только в таком случае она уже подкорректирована объективным содержанием независимо от биосоциального потока. Это внесистемное действие можно отмечать как самоорганизацию, которая затрагивает не только человека, но направляет весь мир, нацеливает его на сущностное развитие.
Иррациональность феномена (явления) в его бездействии. Однако это бездействие ил-люзорно, поскольку оно замкнуто в себе. Чужое, как правило, страстными ночными сло-вами разжигает огонь своей самости. Она обязательно слита с природой, поскольку от нее происходит и становится в ней даже в темноте ночных видений и сновидений. Это пред-ставляет собой не вдовьи гадания и не полузабытую книгу – детство. Нет, самость она прямая как правда. А кривда – вот она перед глазами стоит и корчится собой посреди мо-лодого зеленеющего лет. Там голубь-вяхирь воркует так сильно, как будто кипяток бурлит в большом самоваре дня. А грибной дождь шуршит по набухшей и сердито-колючей хвое и бьет крупными каплями по листам соседних осинок.
Гуманизм предполагает, прежде всего, внешне-внутреннюю драму человека, когда хочется своего, а кругом все чужое. Разве это чужое? Но оно и не свое. Оно не станет своим, пока наши чувства не сомкнуться с одинокими недонжуановскими чувствами и думами. Пока не очистятся от посторонней липучей «шелухи» в ментальных глагольных модусах осмысления и приобретения вечности. В противном случае происходит инверсия природных качеств. И человек легко может заблудиться в себе, также как в этом дремучем лесу под дождем неудач и сомнений. Встает тогда вопрос иного рода: как этого избежать, чтобы несвое природное стало своим? А это уже вопрос смысла собственного существования и сохранности девичьей целостности собственной субъективности в разумных своих отношениях с обществом и природой.
2.
«Тайна мира» не возникновение нового, а связь его со старым. Чтобы не заблудиться в себе, человек всегда исходит из прошлого. Опасность заблудиться в себе при соблюдении равновесных отношений ничтожная, поскольку при этом постоянно царит в душе мажор возвышенного. Этот мажор возникает и становится всегда при доброй смычке субъективностей этой троицы: человека, общества и природы. Мажору возвышенности совершенно нет разницы: дождь ли льет за окном и шумит как поезд, идущий прямиком на станцию под названием «сердце». Или снег блестит теплыми, но жгучими искорками холодных кристалликов Вселенной. Снег он и ночью хрустит под чьими-то беспокойными ногами, будто сзади кто-то смачно разгрызает сочный овощ. Но человек уже не спит, он думает над своим и над чужим, которое постепенно становится своим и вечным настоящим в свете долготерпящего дня. Воистину считается, что «плоховата песня, если в ушах звоном умолкнет».
Все эти эффекты успокаивают и вводят нас в вечность сна с одной единственной це-лью – чтобы утром проснуться самим собой без блуда ночных видений бессовести. Она подобно своему давнему антиподу – даже в бессознательном потоке жизни норовит бес-стыже заблудить нас. Однако свое завсегда побеждает чужое, иначе, зачем вообще чело-век живет и страдает за совесть мира? При этом свое никогда не празднует виктории, а мощно сливается с чужим в непротиворечивую целостность существования вечного на-стоящего. Так желанная соломинка вечной же надежды и веры обретает свое собственное существование на правах хозяйки доброго положения. А немые ночные глаза чужого го-рода окончательно смыкаются от цветов разыгрывающейся зари…
Личность в человеке становится лишь в вечности, когда он усваивает чужое общечело-веческое, от которого затем не может отойти. Разрыв между субъективным и объектив-ным обычно порождает неуверенность и страх. Этот разрыв может происходить извне, но достается внутреннему. Плохое люди обычно судят плохо и по-плохому. Почему так? По-тому что это чужое, которое так и не стало своим. Не родилась еще такая идея, чтобы то-ждественным галопом сблизить интересы своего и чужого. Так, чтобы они слились в еди-ность; даже не в дуализм или функционализм, а в единость диалектического развития. При этом вполне естественно может возникать интересный для многих вопрос: что лучше, добрый нищий или злой богач? К сожалению, многие люди считают неправедно, что им уже достаточно достигнутого ими в юности личностного развития. Якобы, им больше не нужно чужого, а потому незачем идти дальше.
В таком случае им не нужна истинная культура жизни и искусство существования, а нужно лишь средство для увеселения и развлечения, чтобы доживать свою «невечную»? Особенно, когда появляется острое чувство бесцельности бытия (не только своего собст-венного, а вообще сущего). Тогда становится фатальное ощущение: «нечего делать». Но ведь только лишь из чужого мы можем почерпнуть и черпаем свое. Остановив этот древ-ний как мир процесс развития, мы сами останавливаемся на полпути своего вечного на-стоящего. Мы останавливаем на полном ходу курьерский поезд вечности, который от рез-кой перемены деятельности падает вниз под откос. Шумит и шипит он парами бездарной самодеятельности, приведшей к краху самости всего бытия.
Бесконечность чужого должна связываться с конечностью своего, чтобы мир разви-вался, а человек мог осмысливать и осознавать его. Характерно, что в подобном случае в народе считается: такой человек будет падать до тех пор, пока он не испытает это будущее в себе, на собственной «шкуре». Он не поймет чужое правильно и до конца, не осмыслит его адекватно данному: «что должно быть». То есть: не обретет самость. Но бывает и так, что ты находишься в глубокой грусти, ты чувствуешь себя обделенным чужим, блуждаешь в себе. Затем посидишь с любимым дело наедине и подумаешь: «Пусть живут». А если переборешь обиду, значит, войдешь в колею усвоения чужих обид и похвал, – и становится легко, будто находишь себя и рождаешься заново. Почему?
Потому что знаешь: ты можешь осмыслить и связать чужое, ты уже готов и не к тако-му развитию событий. Так психологическая связка обретения силы и веры нуждается в признании самого себя в том, что любишь и умеешь, где тебе комфортно работается. При этом не так уж важно: достаются ли результаты твоего труда другим или остаются только с тобой. Такое своего рода ускорение материализации чужого в своем весьма эффектив-ный фактор, позволяющий избежать печали – этого блуждания в закоулках самого себя. Пока не вспыхнет изнутри огонь прозрения, и тогда ты подгоняешь как хлыстом головой руки: «Успевай к вечному»!
История трагична, но она переживается, зачастую, комедийно. Такой фарс позволяет не заблудиться в себе. Между тем нужно обязательно замечать и другое – то, что проис-ходит вокруг тебя. А там теплый ливень стремительно продирается через упрямую чужую листву. Он бессильными крупными каплями плюхает Вам на непокрытую голову, ожив-ляет ее в мчащемся потоке мыслей. Там сумрак расползается незаметной украдкой по лу-жайкам, а оживленные майские жуки ползают по первым зеленым былинкам и будят лето. Неожиданным криком захрапит дальний гром, который вытаскивает оцепенение из Вашей блудной и задумчивой головы. В этот миг стоит приглядеться получше к окружающему вечному миру, в котором «лебединая песня надежды обретает тревогу всех сил».
Травы трепещут перед грозой, но вам уже стало совершенно понятно, что делать и ку-да идти со своим. Чужая природа частенько так же становится любимым делом – стоит только понять и осмыслить существо этой вечной данности. И тогда человек становится сотворцом великого таинства развития мира в нашем вечном настоящем, обеспечивая всеобщее будущее. Вот и получается тогда, что прав был тот же М. Монтень, когда утвер-ждал: «Те, которые вменяют людям в вину их всегдашнее влечение к будущему, и учат хвататься за блага, даруемые им настоящим, и не о чем больше не помышлять, – ибо бу-дущее еще менее в нашей власти, чем даже прошлое, – затрагивает одно из наиболее рас-пространенных человеческих заблуждений, если только можно назвать заблуждением то, к чему толкают нас, дабы мы продолжали творить ее дело, сама природа… Мы никогда не бываем у себя дома, мы всегда пребываем где-то вовне…»
Вечное предполагает соотнесение абсолютного с собой только с целью нахождения своего в чужом. Действительно, в своих думах мы постоянно находимся вне себя. Мы вы-искиваем чужое, чтобы приобрести из него свой смысл и превратить его в добрый посту-пок. Как изрекал в свое давнее время Сенека: «Несчастна душа, исполненная забот о бу-дущем». Но мы-то заботимся вовсе не о будущем, а о вечном настоящем; заботимся о себе через других. Мы свое будущее видим только через то, что можем взять из чужого на-стоящего. Вечность никогда не преподносится людям задаром, она требует связи в мгно-вении своем сразу – прошлого, настоящего и будущего. Связав все это в целостность соб-ственной субъективности, мы тогда начинаем только понимать «что должно быть» своего. «Должно быть» вместо наличного «есть» или грядущих реалий будущего в виде: «будет».
Человек не подчинен необходимости, он существует во имя свободы даже в вечном; вот только эта свобода обязана несвободе. Существование тайны не говорит об ее случай-ности, всякая тайна открывается закономерностью «перевода» чужого в свое. Тогда встает «колом» вопрос: «Как увидеть свое в чужом?» Стоит выйти в поле и посмотреть повнимательнее в него, обозреть его кругом себя. Если Вы замечаете прекрасное, значит, «процесс пошел», даже если, к примеру, капель ошалела от Солнца и журчит неровной струей. Если даже клены осенние голые – стражники мира – стоят. Если даже невозмутимый дым боится ветра, но тот уже ушел куда-то далеко от этого места. Если даже зимний холод намекает откровенно, что он чужой, чуждый Вам. Если даже Ваша гордость, юная и легкая, не дает выхода зрелой человечности и путает цветные карты жизни.
Диалектическое раздвоение это раздвоение развития, а не тайна троичности. Послед-нее появляется как эгоцентризм инфантила. Если даже безумный колючий страх оживает и сжимает грудь, то самому следует сжимать его злым усилием. Этот упрямо шевелящий-ся внутри страх чужого. Ты посмотри прямо ему в глаза. Видишь: Ирида набросила на него свое семицветье, лучик Солнца метнул озорную улыбку в сторону леса. Ты отыщи в его глазах уголок покорности – и тогда чужое вспыхнет и скажет покорно: «Уж лучше собакой быть, чем у чужих на побегушках». Что и говорить: играет весна молодая, позабыв уже про зимнее прозябание. Скоро появятся украшенные жемчугом росы. Даже если будешь искать в чужом нехорошее, тогда улыбнешься ненароком и пойдешь домой – действовать ради белого, но вечного дня, в котором заблудиться уже невозможно.
3.
Всякая мистика или фантазия не только рациональна, но и приземлена. Они как люди ищут свое в чужом. В связи с этим хочется поведать читателю одну историю из жизнен-ной практики.
«На зимние каникулы у Риты были грандиозные планы: театр, дискотека, кино, лыж-ные прогулки. А главное – новогодний карнавал, который так лелеяли десятиклассники и хотели обставить его на манер бравурного бразильского. Правда, размахнуться на всю ночь не позволили, но и до двенадцати часов ночи – большая победа. После встречи Нового Года собирались компаниями расходиться по домам, а кое-кто продолжал бы веселье «на ёлке» возле Дворца Культуры до утра.
Еще накануне дела обещали хорошее веселье с «брызгами» отчаянности. Директор терпеливо и понимающе выслушал делегацию старшеклассников; тут же пригласил учи-теля музыки и рисования, попросил помочь. Особо подчеркнул условия договора: само-стоятельность, никаких поборов с родителей и безобразий. В половине первого выключа-ется свет. На аттракционы есть заработанные еще с лета деньги.
Вечером тридцать первого Рита вернулась с генеральной репетиции успеха с порхаю-щим настроением. Шумно поздравила мать с наступающим, чмокнула в щеку и предло-жила помочь по новогодним хлопотам. Вместе накрыли стол, который вытащили вдвоем из угла и поставили на середину залы перед телевизором, рядом с поблескивающей огоньками и нарядами елкой. Под елку Рита поставила свою большую старую куклу вместо Деда Мороза. Рассказала мимоходом матери подробности о грядущем карнавале и даже покружилась в танце.
– А у нас гости будут, – улыбнулась, глядя на радостную дочь, мать. – Тетя Вера при-дет со своими. Редко они нас жалуют. Отец видел, пригласил.
– На всю ночь или как? – как-то равнодушно спросила Рита, чтобы поддержать разго-вор.
– Не знаю, если с внуками, то до утра, – мать устало присела на табуретку и отмахну-лась полотенцем. – К девяти звали…
– Мамочка, я после карнавала приду то же. «Голубой огонек» смотреть будем. Замеча-тельно, прелесть просто.
Громко хлопнула входная дверь; шум, возня в коридорчике. Появился отец с белесыми лохматыми бровями. Значит, снова пьяный? Вначале даже не поверила, но когда его язык понес «не в ту степь, – всякое настроение разом улетучилось.
– Ты где бродишь? – напустилась на него мать. – Опять нажрался. Скоро гости придут, а тебя хоть в шкаф прячь… О-о-о, горе, ведь с «седьмого» держался, и зарок давал…
– Новый Год, мать, – погрозил пальцем отец.
Рита не любила пьяного отца, который во хмелю делался царем и часто задирался. Один раз даже дирижировал вилкой с балкона хором соседок-сплетниц и угодил в поли-цию за нецензурщину. Но пока молчит, кряхтит, переодеваясь. Быстро собравшись, Рита хотела уйти, но он задержал ее за руку.
– Сиди, дочка. Сейчас Верка со своими придут, праздновать будем… Хочешь, песню спою новогоднюю? Веселиться надо… Да что ты от семьи-то? Вечно шарахаешься?
– Папа, мне в школу на карнавал нужно? – попросила вежливо.
– Какой карнавал еще?.. Мы здесь, это, карнавал тоже устроим. Устроим, дочка. «Бы-ы-вали дни весе-е-лые».
– Папа, ты же обещал не пить, а сам? Обманул. – Рита резко отдернула руку и прокри-чала. – Обманщик ты, вот кто такой!
– До-очка! Сегодня же Новый Год у нас. Понимаешь. Система. Надо веселиться. Год закончили бригадой в литейке... В литейке, понимаешь... План дали. А я бригадир или кто, по-твоему? Чуешь дочь?
Он снова прихватил ее за полу пальто, ему нужно было выговориться. Рита терпеливо вздохнула. Отец продолжал крутить кверху палец:
– Система такая. Сам начальник цеха вот эту руку пожал – поздравлял. Все по-человечески… Мы рабочие-гегемоны. Я в литейке двадцать лет уже и… Это, ух!.. Что не так – прямо говорю… Ты еще девчонка, где тебе понять работягу, ты в своем чужое не видишь. К нам на практику ходите как на танцульки… В понедельник, да, ходили вокруг сталь-печи…
– Папа, пусти, меня ждут, – взмолилась Рита.
– Это этот черт, белобрысый, что ли?.. Дочь, не шути, а то обижусь… Василий Гри-горьевич так сказал, чтобы на Новый Год всем вместе быть. И все… Иначе, зачем мне та-кие квартиранты? Вот дали тебе комнату, сидишь там как мыша какая. Не одна живешь! Система, понимаешь?..
Рита вырвалась со слезами. На лестнице подвернулся каблук, так что едва не упала, нога заныла противным. Как раз сосед навстречу – моргает и поздравляет. Образ пьяного отца преследовал по пятам. На улице разревелась, даже зашла проплакаться в чужой подъезд. Едва успела захватить карнавальный наряд. «У Людмилки пока побуду», – ре-шила, хотя и не хотелось уже никуда.
По дороге злилась на необоснованные обвинения, захотелось даже сделать гадко, на-вред. Даже в сердцах примечталось, что отец перебрал и попал в больницу. Но это показа-лось кощунством и быстро уплыло в радужную область…
Людмила удивленно взглянула на поникшую подругу еще в косяке двери и недоумен-но обернулась на часы: половина восьмого.
– Заходи. Ты рано что-то, я еще не готова.
– Ничего, я подожду пока, – Рита привалилась к двери и глядела на подругу как-то умоляюще, даже отчаянно. Настенные часы пробили получасовой интервал.
«Людмилка» помогла раздеться, провела в свою комнату с большим персидским ков-ром на полу к большому серому коту на нем.
– Людочка, кто там? – выглянул из кухни брат Толик в неказистом колпаке и фартуке. Там раздавался смех матери. Из кабинета вышел отец с трубкой во рту. Поздравил подруг с наступающим Новым Годом и таинственно подмигнул, сделав какой-то магический жест. Риту трясло в ознобе.
– Ты что? – удивленно склонилась подруга.
– Нет, ничего, – ответила невпопад, едва не разревевшись; даже кот потянулся и пере-вернулся на другой бок.
– Дома поссорились? – продолжалась пытка.
–… Да… Отец пьяный пришел, привязался, – не выдержала. – Обозвал всяко разно. Не хотел отпускать.
– Что же он у тебя такой?
– Да, опять… Нет, он хороший. А тут, видишь… Перед Новым Годом не выдержал… Ему орден ко Дню машиностроителя дали. Ты не думай, что он плохой. Это так…
– Ну, ничего, на карнавал вместе пойдем. Смотри, как я костюм доделала, как у феи стал. А у тебя?.. Ну да, куда лучше моего. А я сама, не стала мать просить, так лучше. Са-ма зато, свое оно на чужое не зарится? А ты молодец. У тебя мать в ателье, тебе что не научиться?
Рита благодарно кивнула «Людмилке», вздохнула посвободней, вздрогнула, освобож-даясь от чужого напряжения, и осмотрела знакомую обстановку. Скоро в дверь постучали. Людмила ойкнула и побежала открывать. На пороге неожиданно встал Дед Мороз. Девушки вначале даже оторопели.
– Ну, показывайте Ваш карнавал? – прогудел Дед Мороз голосом хозяина квартиры. Затем бросился обнимать Людмилку.
– Па-апка! – радостно защебетала та. – Вот уж от тебя никак не ожидала такого. Ты ведь всегда занятой такой.
– Сегодня я штатный Дед Мороз. Семейный, разумеется. Хотел было Тольку нарядить, да он брыкается, говорит, что-де: уже не маленький. Нам, седовласым все можно, мы хуже маленьких, можем даже чужое красть за свое. Хотите песенку про елочку? – Он прогудел куплет басом, затем снял колпак и присел на краюшек кресла. – Как дела, девушки, как успехи?.. Эх, сам бы с удовольствием пошел в школу на карнавал, да дома грехи оставлять не нужно.
– Вот бы нам туда Дедом Морозом нарядиться, – всхохотнула Людмила и стала перед зеркалом править прическу. Отец бодро поддержал разговор:
– А у нас Мила ленючая, Рита. Даже для себя ничего не хочет делать. Говорю, ты мас-ку Аленушке позолоти, чтобы феей лучше гляделась. «Та-ак сойдет». Ох, балованная она у нас, а папе, разумеется, все некогда до нее добираться.
– Рита заулыбалась, будто что-то оттаяло внутри. А Дед Мороз проговорил, отдуваясь в шубу:
– Молодцы, девушки, четверть, знаю, хорошо закончили обе. Ты куда, Рита, после школы думаешь? В «пед»? Похвально. А наша Милка все выбрать не может, будто жени-хов разбирает. Везде работать надо, и трудно везде, если по-настоящему чужое делать своим…
Он ушел, поздравив еще раз. От его визита осталась какая-то легкость. Даже стало за-видно перед подругой, что у той все так хорошо в семье, и вообще. Но возразила себе вслух: « У меня папка тоже любит наряжаться; только не в Деда Мороза, а так: щубу вы-вернет и рычит как медведь. Я маленькая была, за Бабу-Ягу его всегда принимала. Он до-брый. Один раз даже уснул в этом наряде. Я утром встала, не поняла и испугалась. Да еще как зареву…»
На карнавале оказалось почему-то невесело; наверное, устала на репетиции, да и во-обще, последний день уходящего года выдался тяжелым. Ведь оно всегда так: ждешь, хо-чешь своего, а дождешься – и не рад; будто чужое стало. Почему так? Потому, наверное, что живем будущим?
Костюмы у многих были просто замечательные, даже у некоторых увальней-парней. Перед каждым танцем следовало шутливое поздравление от сказочных персонажей. Затем объявление нового танца и пожелание на будущее по радио. Хорошо, хоть ребята уступи-ли и не заводили много рок-музыки. Но традиционную «В лесу родилась елочка» испол-нил школьный ансамбль с блеском. Ему вторил хоровод вокруг елки – и так каждый час до Нового Года. Когда музыка стихла, неуклюжий Сережка Мылкин в облике профессора прочитал собственное новогоднее произведение. После этого вышел Дед Мороз, и нача-лись новые поздравления, пока в условленную минуту не потушили свет.
Рита, которую парни запросто звали «Королевой Марго», танцевала только с Андреем, и большей частью молча. Андрей еще вначале заботливо поинтересовался: не больна ли. Но больше тактично не навязывался, лишь бережно поддерживал и защищал, чтобы не толкали. Особенно толстый и чужой Лешка Опарин в буйном образе бегемота. Учителей не было никого – все сами. И как приятно, что заслужили доверие. Ребята дежурили у входа, они еще накануне клятвенно пообещали дать отпор винному лазутчику. Столов не было – был прилавок с четырьмя большущими самоварами (откуда только взяли их?) и вкусными самодельными слойками. Широченную елку забросали серпантином – на полу-сплошной ковер разноцветных лент.
Рита – «Аленушка» и Андрей – «Волк-зубами щелк» с громадными алюминиевыми клыками разыграли свою сценку на бис и получили подарок – большое махровое поло-тенце с намеком на двоих. На подарки заработали сами, а тянули их по жребию; так что без обид. Но все же интересное совпадение. Все смеялись. Ровно в двенадцать захлопали хлопушки, в полумраке зажглись фейерверки бенгальских огней. Шумный смех подсту-пил выше елки…
Понурый Андрей молча провожал подруг, видимо, передалось настроение Риты. До болтливой Людмилки дошли незаметно, что-то ожидая друг от друга. Наконец, Андрей не выдержал – такой он Риту еще не видал:
– Рита, может тебе помочь надо что? – повернулся полубоком. – У тебя наверняка до-ма неприятности?..
Неожиданно он попал в точку момента. Но не могла же Рита перед ним расплакаться.
– Иди, – махнула рукой на прощание.
Но парень стоял и не думал уходить. Тогда улыбнулась ему сквозь слезы и легонько стала подталкивать:
– Иди, Андрей. Твоя Королева Марго сегодня не в форме… Нужно немного побыть одной, чтобы веселья набраться.
Андрей сразу понял серьезность момента – что лучше не мешать чужому горю и не брать его пока на себя в свои пенаты. Поэтому прощально поднял руку и помахал пальца-ми; но уходить не торопился.
В окнах квартиры света уже не было. Рита медленно поднялась на четвертый этаж и остановилась перед дверью. Было уже три часа ночи. На площадке тишина, даже в сосед-них квартирах ни шороха. Так поздно она еще не приходила. Что-то удерживало и не да-вало войти. «Кто там ждет? Мать – жалеет как маленькую девчонку; отец будет снова ру-гать и куражиться: как же, металлург, в литейке двадцать пять лет проработал, выше всех… Что значит, ждать? Значит, не доверять? Бояться за нее? Мама хоть и боится, но ждать не будет. Почему так бывает, что ждешь, когда сам бессилен? Чего же ты ждешь?.. Лучше бы утром придти, пока проспится…»
Рита стремительно развернулась и осторожно вышла на улицу. Порывистый ветер об-дал мелким снежком. Боялась, что Андрей не ушел; но его к счастью не было видно. Рита медленно побрела по улице. Тут и там слышались веселые голоса и крики. Где-то сзади пела переборами гармошка.
«Ну, и что, пусть смотрят», – подумала про людей, глядящих на ее одинокую фигуру. Это даже хорошо, только в одиночестве приходят полезные мысли. Когда говоришь сам с собой, лучше понимаешь себя, а значит, и других людей. Поймешь ты, поймут и тебя. То-гда обретешь свое. Наверное, ничего у нас так не отстало, как общение и умение понимать другого. Потому что мало разговариваем сами с собой и со своей совестью. Совесть и есть это второе «Я», душа, которая понимает гораздо больше, это нечто общественное, с которого начинается понимание, стыд за самого себя…
«Девушка, пойдемте с нами на горку к Деду Морозу?» – шутливо перебил мысли кто-то из веселой компании, нагнавшей ее. Но Рита даже не поглядела на них. На парня сразу шикнули девчата «под ручкой»: «Чего вяжешься?» Они быстро проскочили мимо.
«В Новый Год должно быть весело для всех», – отшутился парень и обернулся к ней.
Рита поглядела на него долгим взором и подумала: «Что лучше: веселиться или гру-стить – думать о том, чего не можешь достать». Это и есть будущее, если не твое, то чье-то. Но на всех не надумаешься. Тогда нужно так: грусть-веселье? Погрустила, например, о Новом Годе, нужно потом повеселиться о нем; если отец навел грусть, нужно, чтобы он развеселил. «Нет, какая-то чепуха в голове. Вот Андрей хорошо понимает…»
Стало зябко. Зайти погреться было некуда. Стала ускорять шаг, чтобы не закоченеть. Вконец измученная зашла снова в свой подъезд и уселась прямо на лестнице возле бата-реи отопления перед квартирой. Незаметно даже задремала, положив голову на колени…
Рита очнулась о того, что кто-то легонько тормошил ее за плечо. Она испуганно дер-нулась. Так и есть – Андрей.
– Что?.. Ты как сюда попал?.. Ой, прости. Я домой не хотела идти. Сколько времени? Пол-шестого? Скоро рассветать начнет…
Андрея кинуло в жар. Какие-то пророческие чувства заставили его не идти домой, а долго бродить по городу, а теперь вот подняться по лестнице. Быстро помог Рите под-няться на ноги и потащил ее к двери. Девушка слабо отмахивалась:
– Пошли! Я сейчас им дам!.. Пускать не хотят…
– Ладно-ладно, я пошла. А ты иди, Андрюша, – испуганно согласилась Рита, видя его разгоряченность и упрямую решительность.
– Никуда я не пойду. Сейчас такой шум подниму, что чертям радостно станет. Что же это такое?.. А я как чувствовал, шел…
Он нарочно шумел в прихожей, чтобы поднять весь дом. Быстро появилась испуганная мать.
– Вы что, как сумасшедшие? – накинулась с упреком, прижимая платок к груди.
Андрей вышел из себя. С развевающимся как флаг шарфом прометнулся в залу и при-нялся кричать как хозяин. Душила обида и злость за свою подругу, которую он даже на-чинал считать своей невестой.
– Как Вам не стыдно!.. Дочь ночует на лестнице. Боится идти в дом!.. Вы что, как фа-шисты?..
Мать испуганно отшатнулась, с мольбой сжала руки перед собой и быстро исчезла в спальне.
– Отец! Отец! Да проснись же, проклятый!..
Рита нервно перебирала варежек, но не раздевалась. Наоборот, принялась было засте-гивать пуговицы. Андрей подступил вплотную. Через несколько секунд в дверях появи-лись оба родителя: кхекающий отец в голубой пижаме и почему-то с орденом на груди – мятый, взъерошенный и ничего не понимающий. Андрей все возмущался:
– Почему Вы обижаете Риту? Какое право?.. Имейте в виду: я ее люблю и не оставлю это дело так. Посмотрели бы Вы: ночевала на лестнице. Запугали Вы ее, домой человек идти боится!..
Отец ничего не понял, взмахнул рукой и сделал жест, будто защищаясь от назойливого Солнца. Видно было, как его лицо густо окрашивается.
– Какое право! Какое право! – вскричал он, отыскивая что-то глазами на вешалке. – В моей квартире?.. Пошел вон!
Он задыхался и не мог больше говорить. Андрей не смущался и ничуть не отступал, был готов к подобному.
– Да что это такое делается! – отчаянно взвизгнула и заголосила мать. Резко толкнула мужа в бок. Тот молча завалился в угол и шумно захрипел оттуда:
– Я Вам покажу! – Затем вскочил и затопал ногами…
Уже на улице Андрей почувствовал, что заходится крупной дрожью. Бережно взял плачущую Риту под руку, затем обнял и поцеловал. Девушка подчинилась и еще больше разревелась.
– Я тебя в обиду никому не дам, – прошептал нежно, касаясь ее волнистых волос. – Не бойся ничего.
– Ой, что теперь будет? – лепетала девушка, стараясь не глядеть на друга, промокая цветастым платочком глаза.
– А ничего не будет, ведь мы любим друг друга, правда?.. Пойдем ко мне; мать будет только рада нам?
На улице стало рассветать, правда, пока еще малозаметно. Фонари горели, и поэтому свету дня было трудно пробиться. После новогодней ночи было пустынно вокруг: последние гуляки уже доходили до своих домов. Но праздничная иллюминация старалась вовсю. Через дорогу над «Трансагенством» летал по прямоугольнику автомобиль из лампочек.
У Андрея Рита, наконец, согрелась за малиновым чаем. Андрей обул ее в большие шерстяные носки и укутал материной шалью. Мать его как будто даже не удивилась появ-лению гостей, а может, просто торопилась, собираясь на работу в свой магазин.
«Андрюша, – обратилась, надевая простенькое пальто с облезлой уже чернобуркой. – Ты не обижай Риточку; да накорми ее хорошенько. Там в холодильнике курочки у меня, свари бульончик, похлебаете. Холодец, если захотите, ешьте, салаты там. А я на обед при-бегу, отметим Новый Год вместе. Простите, Риточка, некогда уже…»
Она зачем-то поклонилась и так и вышла за порог.
– Хорошая у тебя мать, – улыбнулась Рита после долгого молчания… – Ну, хозяин, чем же мы будем заниматься? Развлекай меня, – Она впервые за весь Новый Год от души рассмеялась. – А ты как нашел меня на лестнице?
– Словно ангел какой нашептал, – загадкой ответил Андрей.
К вечеру у Риты снова испортилось настроение. Она поняла почему: нужно было воз-вращаться домой. Боялась и не знала, как поведет себя отец.
– Пойдем вместе, – понимая ее, широким жестом заявил Андрей, почему-то с подня-тым к груди кулаком.
Дверь им открыл сам. Молча пропустил мимо себя.
– Раздевайтесь, ребята, хватит путешествовать, – сказал серьезно, вытирая зачем-то лоб широкой заскорузлой ладонью. – Мать целый день плачет. И меня перепилила до кос-тей… Дурак.
Андрей понял, что нужно уходить, чтобы не мешать житейскому в семье; хотя и гото-вился к трудному разговору. Кричать, конечно, уже не хотелось, да и сил на то не было. Заметив его движение назад, Василий Григорьевич загородил коридор широкой рукой:
– Не пущу! – опустил голову.
Юноша замер, Рита тревожно застыла с шарфом на плече.
– Давай, парень, встретим Новый Год как положено… А то утром ерунда какая-то по-лучилась…
– Я не пью, – невпопад ляпнул Андрей.
Василий Григорьевич поморщился. Закрутил рукой перед собой, не зная, как объяс-нить свои мысли.
– В общем, неправ я был… А Новый Год – это святое, светлое и вечное. В общем, да-вай в гости. Просим на чай?
Он напряженно выждал, пока Андрей разделся и пригладил свою шевелюру, повел в залу к столу.
– Ма-ать! Маруся! – позвал приглушенным голосом, ссутулив голову, как артист Лео-нов. – Пришла молодежь.
Андрей дрогнул впервые за ночь и день, натянутые нервы как-то разом ослабли во-жжами. Захотелось расплакаться и излить этому пожилому, суровому с виду, по своему несчастному человеку, всю свою душу. Свое оно тоже требует чужого…»
Вот такая история приключилась под Новый Год, когда чужое, хоть и хочет стать сво-им, да вот далеко не всегда это получается. И не только по вине самого человека, которо-му человечность достается частенько так тяжело…
4.
Бытие обнаруживается в развитии как феноноумен. Наивно полагать, что оно матери-ально и существует вне небытия. Наивно полагать, что мы можем достичь вечности через прекрасное, поскольку вынуждены осмысливать его и волей-неволей философствовать. Это значит, что мы готовим «себя к смерти» (по Цицерону). Однако в том отношении, что, только готовясь к смерти, мы достигаем вечности и начинаем жить. Таким образом, мы усваиваем чужое смертное и вырабатываем свое вечное, чаще всего прекрасное. При этом необходимо учиться мудрости у народа, который никогда не заблуждается в себе, даже если его в отчаянии ругает площадно власть. А какая власть не ругает народ?
Странно, но вера основана на исторических фактах, а не на вожделенном будущем, в котором человек может только блуждать. Нужно учиться чужому именно у народа, чтобы сделать его своим. Говорят, что наш народ мудр настолько, насколько это необходимо. Кому необходимо? Ему. Но он не один. Эта глубокая мысль равновесия мудростей еди-ных и общих показывает целостность чужого и своего. Это целостность народа, который мощным потоком идет к своей вечности.
Те народы, которые в силу различных обстоятельств канули в лету – это выверты слу-чайностей, связанных, однако с закономерностями. Материализация рационального не равноценна объективации субъекта, поскольку она не создает целого материального. Она лишь вторгается в уже готовое в процессе вечного круговорота субъективного и объек-тивного. Объективация, как это принято говорить, менее корректный термин, выражаю-щий несуществующий «переход» от рационального в материальное – целиком в объект. Народ же это вовсе не объект и не субъект, а феноноумен жизни.
Философия не определяется жизнью – это зов вечного, а не релятивизм бытия. Глав-ное: не заблудиться в этом зове. Чаще всего отход от вечного происходит по причине не-избежного разбаланса внешних и внутренних сил и тенденций. То есть налицо разрыв целостности единичной и общей субъективности. Обычно такое происходит по причине блуждания в себе субъективности общества. Например, когда властные структуры попи-рают устои общечеловеческих ценностей. Так они наживо рвут связи «свое» – «чужое» и отдаляются от народа, идя по заблудшему пути. Для народа же характерно слияние «Я – для себя» с «Я – для других». То есть целостное обращение перед окружающим миром и его потенциальными угрозами разъединения или торможения развития.
Ненаправленность развития это тупик в умах, он прямиком ведет к блужданию в са-мом себе. Искусство вечности заключается обычно в том, чтобы «находить необыкновен-ное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном» (по Д. Дидро). Однако при этом обыкновенное должно быть чужим, а необыкновенное – своим. Мы обретаем необыкновенное, связывая его в целостность с обыкновенным, бытийным, онтологическим миром. Но сама гносеология познания этого мира обычно исходит из тождественности субъективностей (равновесия) субъекта с объектом в их совместном развитии. И такая связка, основанная на общечеловеческих, социетальных и даже общемировых ценностей аксиологически позволяет гносеологии входить в вечность (непрерывность). Тогда «и грусть души бывает невозвратна, если разогнать ее в процесс».
Заблуждения при этом исключены – даже случайности входят в целостность как «хво-сты» бесконечности. Однако если мы мыслим лишь онтологическими категориями, то можем вообще не видеть тех тенденций развития, которые извечно направляют чужое к своему. Вот и получается, что человек обычно больше страдает от нежелания, чем от не-знания. Как говаривал К. Маркс: «Воспитатель сам должен быть воспитан». Такая преем-ственность воспитателя должна составлять добрую основу в деле осмысления и усвоения общечеловеческих ценностей. Они чужие в своей основе, но призванные быть своими.
Без такой преемственности остается только кричать «Караул» и сетовать на то, что «культура гибнет». Что глобальный кризис подобно «Закату Европы» преследует нас по-всюду: в науке, образовании, экономике, мышлении и т.д. Почему? Плохая наследствен-ность и преемственность? Но это феноноумены, и действуют они процессно на мировом фоне субъективностей, а не только как фатальные «подставки». Далеко не только это влияет на результат. Кризис это всегда продолжение отступления субъективного от объ-ективных тенденций развития.
В таком случае на результат во многом влияет неуравновешенность социальной субъ-ективности относительно субъективности человека. Путь блуждания продолжается вечно в вечном же поиске, пока равновесие разума не приблизится параллельным курсом асим-птоты действия к процессу истины. Как говорил Фома Аквинский много веков тому назад: «Красивое есть нечто приятное, воспринимаемое при его понимании». Когда мы осмыслим и поймем собственную красоту, тогда войдем в добропорядочное царство вечного настоящего. Это касается диалектической связи личностного, социетального и природного в вечности существования нашего мира.
Пространство и время природного соединены процессом связи в виде вечного сосуществования. И это не означает их существование как феноменов. Искусство жить в широком смысле пронизывает всю нашу жизнь во Вселенной. Оно пронизывает и Вселенную вместе с нами и цивилизацией. А мы лишь некоторые «моменты» этого искусства связываем с усвоением чужого в свое, с вечностью. Искусство же – это искусство ночи. Пойми ночь, свяжи ее с вечностью в чужом небе так, чтобы оно стало теплым, добрым и своим. Пусть блуждают звезды, но и они стали своими, вечными. Пусть улыбаются тебе бессонные фонарные столбы. Пусть черные горы тянутся вверх за уходящим к счастью Солнцем. Это ночь наслала шпионов, которые украли Солнце, а сама навалилась на Землю. Стоишь в вечности, будто душа растворилась в тишине. Звезды кубарем высыпались в ночной шатер и шевелятся недовольные, находясь еще впросонках. Однако они уже запевают свое: «Заветный путь горит заветом, что знаешь ты его конец».
Вот ветерок вверху сорвал месяц и тот летит теперь среди низких туч, вызывая ночные привидения тенистых быстрых облачков причудливой формы. Хищная птица ночи идет минорным маршем по вечности. Вот черноглазовая ночь уставилась на меня из-за кустов и пугает. Лунный серп разрезал вечность ночи месяцем. Ночь залила грязью краски дня; но и это вечное. Темнота налила воздух свинцом и изредка шевелилась на ветру. Звезды еще пугались остатнего зарева на Востоке и гасились ночными лампадами. Ночь стоглазым вепрем опустилась над миром, еще не зная, что он вечный. Страх поэтому не бежал следом за ней, он утонул в вечности бытия.
Все проходит в вечности, отступит скоро и ночь. Зашевелится живое, очнется от по-дутренних грез и человек. Людская психология такова, что чем меньше культура, тем больше тяга к внешним эффектам, к чужому. Имея возможность предстать в лучшем виде, человек обычно не может удержаться от соблазна. Он теряет реальное понимание качест-ва ценностей, особенно духовных, вечных. Теряет, так как не может уже противостоять более простому и доступному. А число соблазнов ночи из года в год все увеличивается. Так что в чужом еще предстоит хорошенько разобраться, прежде чем принимать его за свое, ведь с чужим багажом в вечность не пускают? Главное: не заблудиться в себе…
Часто самоуверение заменяет нам согласие с собой, но этот суррогат осмысленности обычно приводит к блужданию. «Не заблудись в себе». Этот праведный лозунг хоть и хо-рош, но лозунги не работают сами по себе. Особенно если они выглядят чужими и отры-ваются от субъективности социума. Иногда бывает так, что человек задумывает одно, а делает совершенно другое, будто чья-то когтистая рука правит его действиями. В таком случае в народе обычно говорят: «Не наводи слепого на пень, понеже сам пнем станешь». Действительно, чужое рано или поздно, но распознается, хотя этого еще совершенно не-достаточно для того, чтобы считать его своим.
В нашем общем случае чужое еще не расшифровано, а потому осознание еще сущест-венно не уравновешено с осмыслением. Даже если найдены смысловые доминанты и кор-реляты, модель поступка еще недостаточно скорректирована и срефлексирована. Дальше должна «заработать» субъективность. Но если подорвано равновесие осмысление-осознание – человек вовсе может заблудиться в себе. И тогда основную вину следует воз-лагать на «чужое», которое «попутало» доброе осмысление. Чужое заблудило человека за счет его самоуверенной надежды на авось, что авось да удастся обойтись своим. Одна-ко такое частенько не проходит – своего оказывается недостаточно для выражения собст-венной самости.
Ведь получается так, что: «ан-нет», не получается ничего. Если оказываются не учтен-ными чужие факторы и мнения, то решение приобретает половинчатый однобокий харак-тер. А человек, его принявший становится заложником переоценки самого себя – он за-блуждается в себе. Причем – только из-за того, что чужое обогнало его, может быть, доб-рые ожидания. Тогда человек слепнет, будто что-то лопнуло и взорвалось у него внутри. А это всего лишь проявление дебаланса ментальных равновесий. Вот и верь тогда самому себе, если не умеешь усваивать чужое в свое, как оно должно быть.
Однако при этом, очевидно, напрасно так грубо говорят чужие голоса и глаза, что, мол: «Задаром лыка не возьмешь, лаптей не свяжешь». Ведь без собственного задора и подбодрения в минуты сомнения и нерешительности не то что лыка, а и себя не обретешь. Тогда уж точно: многие обращаются к непотребному, например, к «водке в сорок оборо-тов». Нюхают при этом плохую корочку хлеба и восклицают нарочито громко, чтобы все услышали исповедь неудачника: «Хлеб какой красивый»! Хотя окружающие в достойный ответ могут обжечь неласковым словом: «Дай ему понюхать? Нюхают собаки, а он совсем разум потерял. Эх, укоханила Витьку работа «от и до», настала живая погибель».
Другие могут возразить и на это, что он-де: «горлом не то что пить, а и петь умеет». И этот падший человек Витька, которого «укоханило» чужое, может в таком эпизоде дейст-вительно запеть от тоски своей. Вот как чужое привязываться может, если не с добром к нему подступаешь. Тогда почти по Гоголю получается – в облике его нечистой силы. Что характерно, такое происходит вовсе не от безделья, а от незнания самого себя, неумения выразить собственную самость. «Вечна жуть, если ее не трогать».
Мне сразу вспоминается служба в армии на далеком Севере, когда «старики» за счет «салаг» от безделия изнывали. Они перекладывали на них службу и внеслужбенные обя-занности. Бывало, один «старик» другому брюхо чешет, а тот хрюкает. Вот до чего может доводить несамость, когда с испуга или по равнодушию оборотнем делается человек… Вспоминается и другое: как природа ненавязчиво предлагает к усвоению свои прелести, которые нам пока представляются как чужие. Вот в них-то невозможно заблудиться, по-скольку они и чужими-то становятся только для тех, кто их заведомо отторгает.
Таких немного, и они не от мира сего. Природа, хоть и чужая издали, но ее субъектив-ность имманентно вписана в нашу. Она вблизи уже становится быстрой сапой своей род-ной и близкой. Можно сказать: «Ведь уши выше лба не вырастут». Каждый сидит на сво-ей полочке. Только эта полочка оказывается волшебной, поскольку она добровольная. Ес-ли захочешь, она станет твоей, если нет – она чуждая тебе. Вот и считай: заслуживаешь ли ты, чтобы чужое стало своим? Если есть желание и стремление, обретай весь мир в вечно-сти настоящего. Пока он не закрылся для тебя, видя твою «тюню-матюню». Если не бо-ишься заблудиться в себе, слезай быстренько с этой чужой «полочки» и действуй своим.
Вот и лес после дождя пахнет нещадно своим и родным. Смотри внимательно за чу-жим, которое вот-вот станет твоим: вот шмель идет гудом в наступление на цветы голубого водосбора. Вот заря сегодня глядится спелой ягодкой, которую не сорвешь без труда и низкого наклона; но она твоя. Не говори природе, что-де, здорово живешь, в «деньгах ходишь». Иначе засмеет ветерком, береза-веселка ветвями захлещет, так что мысли начисто выскочат. И останешься ты голым соколом перед жгучим цветом чистотела или крапивы. Придется тогда тебе уходить восвояси чужим к чужому. Да и чужое тебя не приняло такого, да и сам ты здесь своего не обрел. В таком случае люди обычно говорят: «На душевный отстой подался, брат…»
Любовь к окружающему внешнему это прорыв вовнутрь себя, к тем тенденциям само-организации, которые представляют развитие. Самое противное в человеке, пожалуй, это фальшивость к себе. Нет, не игра, а именно фальшивость, поскольку играть можно с дос-тойным соперником и то не всегда, а с его согласия. А здесь, сам себе враг? Фальшивить можно многим, но только не самому себе. Почему? Кому же тогда верить? А оставшись без веры, человек не то, что чужое возьмет своим, он и свое раздаст, разменяет на «пятаки да полушки». Если же такое все-таки происходит, значит, человек не мог принять чужого, а потому заблудился в себе самом. Чужое не примешь без желания, но и с желанием не всегда с ним совладаешь. «Тут соображать надобно, обстоятельствам не верить»
Принципы развития исходят из вечности, а действия человека – из невечности. Отсюда опасность блужданий. Однако не следует считать обстоятельства «чужим ореолом», которые навязывают тебе непотребные качества. Обстоятельства это лишь псевдологические ряды, которые под тайным видом закономерности мешают нашей деятельности, искажая сиюминутное восприятие. При этом другие люди в таких обстоятельствах обычно ведут себя иначе, хотя и считают собственные действия правыми. Континуум обстоятельств извечно окружает человека чем-то неразрешимым математически и рационально. Но этот континуум не появляется сам по себе, он уже «вклинен» в нашу субъективность и становится явственным в отношениях с окружающим.
Если эти отношения основаны на общечеловеческих ценностях, тогда непременно яв-ляется большая вероятность, что человек вполне адекватно воспринял чужое, осмыслил его и сделал своим в действиях. Значит, он понял, что это «чужое» вовсе не связывает его свободу и не является затрудняющим обстоятельством, например, таким, как «судьба». Наоборот, это чужое направляет его к свободе совместно с обстоятельствами, которые ее не выносят и исчезают втуне. Направляет, чтобы правильно увязать помыслы и действия, и не дать обстоятельствам возможности заблудить себя на пути к свободе. В таком случае свобода представляет собой свое исконное, которое человек обрел собственным разумом и выцвел в самость вечного настоящего. Наверное, справедливо будет утверждать: «Мысль напрасной не бывает, она как вечный петушок: поет и будит день грядущий; встает, идет и создает».
Эмоциональность мышления априорно выражает будущие действия, если эмоции не переполняют и не уводят в сторону. Если бытие нам кажется чужим, значит, мы не об-рели еще своего, вечного. Отсюда идут ошибки, которые относят к судьбе. Необходимо отметить, что обстоятельства, на которые так часто и так заунывно обычно ссылаются люди, это лишь конкретное выражение вечности. Континуум обстоятельств непрерывен, непрерывна и вечность, а человек как феноноумен умеет видеть и непрерывность и кон-кретность. Если человек намерен идти к вечности как к своей свободе, он должен изна-чально хорошенько увязывать чужое со своим в целостность существования собственного развития.
В субъективности человека нет своего или чужого, внешнего или внутреннего – есть круговорот жизни в субъективно-объективной вечности, чужого в своем. Истина не реальность, но она находится в глубине реальности, в вечном, постоянно изменяясь вме-сте с ним. Личность бессмертна внутри себя, в глубине, в вечном. А если это вечное пере-ходит в вечное настоящее – то бессмертен и вне себя. Тогда это будет самость. А с само-стью можно приходить и находить что угодно. Единственная трудность: правила, хоть даже незримые, следует соблюдать в себе, делать их своими символами свободы. Иначе это «сводит на нет опыт минувших веков» (по Д.Дидро). Это и есть то, что мы должны называть «учиться у истории». Хотя очень часто мы учиться у истории не желаем, а пото-му и расцветает столь махровым цветом всякие отчуждения и катаклизмы типа кризисов, войн, обмана, нечистоплотности и аморали в общении.
6.
Потенциальное не предполагает развитие, оно устанавливает его. В этом отношении оно чужое в своем. Мы живем в подлинном, но вечном мире конечного бытия и бесконечного небытия. Это требует находить свое в чужом, чтобы не заблудиться. Для того чтобы быть мудрым и не блудить в себе и с собой, достаточно понимания необходимости обладания вдохновением и свободой мысли. Но вдохновение обычно основывается на предыдущем успехе, а свободу, как правило, предоставляет нечто чужое. Собственные «страсти уничтожают больше предрассудков, чем философия… без идеала нет истинной красоты» (по Д. Дидро). Идеалы всегда существуют и развиваются в мире, достаточно только их сделать своими. А красота или прекрасное сами жаждут идеала в нашем осознании как восторг души. Страсти постоянно возникают и становятся вокруг чужого, когда обстоятельства затрудняют их усвоение личностью.
Потенциальные возможности исходят из вечного, но реализуются они невечно. Чело-веческая субъективность соединяет вечное и невечное. По всей вероятности такое пред-ставление является следствием недоверия к самому себе, некоторой закрытости. Недове-рие вообще считается большинством исследователей «другом инфантилизма», невостре-бованности хороших качеств». Однако эта невостребованность сама исходит из инфанти-лизма, что равносильно блужданию не в вечном настоящем, а в самом себе. Такое блуж-дание частенько сопровождается определенной степенью аффектации поступков лично-сти. Говорить при этом о достойном «освоении чужого» не приходится. Поскольку в дан-ном случае человек не может совладать даже со своими внутренними проблемами уравновешивания собственной субъективности.
Развитие вечности происходит совместно изнутри и снаружи, что свидетельствует об ее непараметричности, от чего человеку легко заблудиться. Вечное не «просвечивает че-рез конечное». Необходимо это конечное разгонять до процесса. Это требует обретения своего в чужом. Трудности обретения чужого нередко вызывают дополнительные пере-живания, слезы и обиды. Однако, «красивая цель» у инфанта чаще всего недостижима в принципе. Умение ставить цели может свидетельствовать о зрелости личности. Правильно поставленная цель процентов на девяносто гарантирует успех нахождения своего в чужом. Постановка цели неизбежно связана с уравновешиванием фактора осмысления-осознания. Связана с выработкой соответствующих глагольных ментальных модусов, которые приводили бы к «правильным» действиям.
Появление новых источников поляризации развития вечности в доступные человеку полюса обычно сочленяется с чувством восхода своего в чужом. Чем отличается вечное от вечности? Вечное это непрерывное без идентификации действующих сил и тенденций, вечность – это непрерывно существующая целостность. В этом ключе вечное настоящее это непрерывная смена «картин» жизни, окружающая человека в данный момент. Веч-ность – более фундаментальное качество, оно затрагивает существование мира в целост-ности с субъективностями различных рангов.
Многие люди дышат перегретым чужим тепличным воздухом вечного в виде мнимой стадной свободы действия. Но без притока свежего воздуха вечности мира такие иллюзии обречены на провал самости. Они, следовательно, обеспечивают устойчивое дальнейшее разочарование в жизни и пессимизм. Соблазнительные элементы подражания иногда приобретают характер эпидемии. Особенно в кругу непытливой молодежи. Они удаются человеку легче в действиях и проще в помыслах исполнения, но без должного осмысливания чужого в себе и в свое, Он связан с вечностью жестким и холодным дыханием Вселенной и заставляет думать: «Почему я не такой, как все?» Это «Я» приближается к «Не-Я», что означает конец блужданиям в хаосе чувств.
Именно в таком случае наступает период упорядоченного подхода к вечным общече-ловеческим ценностям. Романтический дух блуждания в себе, к сожалению, располагает скудными возможностями материализации (объективации). А также низкими способно-стями формирования целостной субъективности с соответствующим приближением к са-мости как предвестнику наличия смысловых доминант вечного настоящего. «Всякая ма-тематически точная правильность для нас некрасива», – замечал И. Шиллер. Почему такое происходит? Потому что она чужая. Но она становится своей, если мы внесем элементы своей субъективности в нее. Если покажем в добрых действиях истинную красоту не отраженного света, а сам источник вдохновения и функционирования этой субъективности как самости.
Как говорится: «Если хочешь быть обманутым – подпускай к себе оккультизм». Вся-кое единство подразумевает раздвоение для своего развития в чужом. Кто щедр на добро-ту, тому и люди не дадут заблудиться в себе доброй отдачей. Тому и жизнь открывает свои вечные красоты, исходящие от общечеловеческого и социетального начала. Тогда чуждое чужое по юродивому горбится и сникает. Что ж, для такого и семь раз обедню служить не грех. Вот уж воистину получается: «Терпи ногами, коль не хочешь терпеть головой». Еще Г. Гегель говорил, что критерий истины (своего – прим. автора) – не может обходиться без противоречия. То есть чужого. Если считать за чужое (противоречие) отсутствие связи, то именно отсутствие связи есть критерий заблуждения человека.
Хорошая идея своего всегда отличается богатством связей, а не противоречий. При-сутствие так называемых противоречий пробуждает к жизни миф о судьбе. А значит, не дает усваивать чужое в свое, ведь судьбу не усвоишь, поскольку она непостижима? Тайна чужого, в том числе природы, лежит, однако, в человеке. Тайны общества – в вечном че-ловеке. Судьба человечна, но она чужда природе, обществу и человеку. Она остается чу-жой и никому не нужной. Говорят, что жизнь, искусство или наука – это поиск истины? Не лучше ли считать их поиском вечного, своего в чужом. Ведь в трактовке «наука – по-иск истины», истина подразумевается как нечто находимое, то есть прерывное и конкрет-ное. А это свидетельство материалистического подхода. Тогда, как известно, что истина это процесс связи субъективной сущности и объективного смысла.
Можно допустить: человек осчастливлен своим прекрасным, которое при желании всегда находит в чужом. Более верно – не «находит», а преобразует под свою самость. Это обычно непросто в сумятице часто бестолковых проблем и забот. Значит, нужно мечтать, поскольку мечты никогда не затрагивает упрямый ветер долженствования. Учись мечтать. Хорошая мечта настраивает на позитивный лад. Нас должен интересовать вопрос: «Как и где найти достойную мечту, чтобы она могла материализоваться?» Да, человек часто страдает от недостатка человечного. Но он не дает обрести свое, он останется чужим для себе, если не выражает свою самость.
Приобретение своего начинается с чужого, пусть даже с мечты. Известно, что чужое входит в субъективность человека с двух «сторон». Со стороны чувственной сферы в субъективность поступают феномены. По биосоциальному потоку – ноумены. Те и дру-гие, так или иначе, попадают в работу ментальных равновесий. Выработанные рефлексией глагольные ментальные модусы приводят к материализации. В результате человек действует с учетом чужого, преобразовав его в свое. Сложные процессы усвоения чужого трудно контролировать из вечного, постоянно проявляются отклонения равновесий. Так возникает опасность заблудиться в себе.
Да, человечность предназначена не для утешения других, а прежде всего – для самого человека, который ее испытывает. Но это не должно говорить о его ошибках трансфор-мации чужого в свое, которые лишь прокладывают путь к неошибкам. Человеку нужно учиться не только хорошему, но и … плохому, чтобы обрести вечное настоящее. Зачем учиться плохому? Но разве без плохого, бывает хорошее? Вечное чужое должно связы-ваться с дискретным невечным в виде человека и становиться своим вечным настоящим. Понятно, что все социальные беды происходят от недостатка вечного, которое человек способен усвоить. Однако недостатка общечеловеческих ценностей мир не испытывает. Почему человек их не усваивает? Даже в том случае, если эти ценности твердят ему: «Не заблудись в себе»?
Только высокая нравственность может помочь человеку без страха заблудиться обре-тать свое в чужом. Такие люди обычно обретают согласие с самим собой и встречают бу-дущее без страха. В любой вещи и даже мысли, не говоря уже о поступке, человек на-мертво связывает вечное с невечным, свое с чужим. Цель одна, она общесмысловая: «не-обходимость существовать». Современная психология старается этого не замечать, под-меняя процесс вечного некими явлениями, которые становятся неизвестно откуда и непо-нятно как. Только потому, что душа отрывается от тела. Какая здесь может быть самость, если человечность хромает как старый бес?
Недостаток самости трудно возмещается чужим, но иного пути не существует. У лю-дей есть единственный и единый путь к своему – через нравственность Культура легко превращается в хаос хама, если ее не развивать каждому из нас. Вот только приносит ли это удовлетворение людям, не говоря уже о познании вечного настоящего? Один хам мо-жет испортить настроение многим. Почему так? Да потому что ему кажется счастьем его нечеловечность. А нравственный, человечный человек весьма уязвим морально. Понятно, что чувство открытости начинается с сострадания, с чувства чужой боли, которая стано-вится своей. Говорят мудрые люди, что: «Чтобы лучше увидеть картину горя, надо подой-ти поближе; чтобы лучше увидеть картину счастья – нужно отдалиться».
Такое положение дел обязывает самого человеку пройти через чужое горе, окунуться в него, но не закоснеть чувствами и разумом. Чужое горе должно становиться своим. Это означает не только то, что человек должен печалиться и страдать чужим. Нет, он должен помочь другому человеку пережить чужое в свое. Такое своего рода сотворчество должно выводить на дорогу достойного существования, где невозможно заблудиться в себе. И только тогда можно отдаляться: посмотреть на себя со стороны, посмеяться над теми ме-лочами, которые на сегодняшний день гнетут, и окунуться в свежую синеву неба, дарую-щего счастье. Это означает, что человек понял, что мир создан для него, а принижать се-бя мелочами недостойно. Чтобы лучше понимать других и стать более самостным, чело-век должен лучше слушать себя…
Необходимо еще раз отметить важное. Именно: «Страх потерять себя всегда висит над человеком. Есть единственное средство избежать этого – общечеловеческие ценности: чем более нравственен человек, тем меньше страхов могут возникать у него». Такое замечание несет чрезвычайно важную нагрузку на процесс обретения своего в чужом. Блуждание человека по дорогам жизни неизбежно. Он физически не может своими скромными конкретными возможностями предусмотреть разворачивание процессов бесконечного развития. Однако человек достаточно силен своим разумом, чтобы делать своими те общечеловеческие ценности, которые постоянно стоят перед ним. Этого вполне достаточно, чтобы усвоить свое конкретное в чужом бесконечном. Материализовать его с единственной целью: не заблудиться в себе и выйти на просторы вечного настоящего.
Субъективность человека вечно связывает чужое и свое. При этом под «чужим» сле-довало бы понимать все, что находится вне его субъективности. Именно оно оказывается неосознанным и неосмысленным в жизни. Его можно характеризовать как «внешний мир». Однако он включает в себя не только материальное окружение, но и нематериаль-ные тенденции объективной самоорганизации. В том числе грегарный отбор с участием субъективности социума. Именно последние являются наиболее важными в процессе су-ществования человека, поскольку отражают общую пассионарность и осмысленность ми-ра. Тогда как чувственное материальное окружение лишь фиксируется и осознается в личностной субъективности с целью учета – для выбора пути с минимальными блужда-ниями в жизни и в себе по «зигзагу развития».
Свое в чужом должно находиться в рамках социализации личности. При этом лич-ность как оценочное понятие со стороны общества обязано отражать сущность человека в субъективности социума. Оно само отражается в общественных отношениях и при рас-пределении социальных ролей. Социум следит за адекватным соблюдением норм в систе-ме сохранения ценностей. Тогда как человек – развивающее начало – эти ценности преумножает, переводя их из чужого «вида» в свое. В самостные действия существования в вечном настоящем.
Перевод ценностей в индивидуальную психику и субъективность, выбор позиции «минимального блуждания» человеком, обычно испытывает встречное воздействие «чу-жого» со стороны субъективностей общества и природы. Такое воздействие обычно при-водит к взаимной адаптации троицы субъективностей с провозглашением «своего» – того, «что должно быть». Генезис осознания человека, его когнитивная ориентация во многом зависит от уровня его нравственности. То есть от усвоения им общечеловеческих ценностей. Круг замыкается. Происходит расширение временных перспектив своего, становление актуализации целей социальных. Устанавливается равновесие: общественные потребности – отчуждение от ценностей.
Хроническая пассивность как следствие действия на человека антирефлексии – свиде-тельство дебаланса равновесия его субъективности с аффектацией обезличивания челове-ка. Такая утрата свободы действия равносильна блужданию в себе. Подобное чаще всего проявляется в результате бюрократических действий со стороны общества. Однако в че-ловеке имеются и постоянно действуют внутриличностные саморегуляторы поведения, вследствие функционирования вектора развития социализации. Этому он обязан субъек-тивности природы, «холодку Вселенной», которые помогают ему обрести свое и не заблудиться в чужом…
7.
Осознание осмысленного вечного должно приводить к сотворчеству с ним в действи-ях – свое в чужом должно действовать. Общечеловеческие ценности должны усваиваться и развиваться сами как «свое» человека.
Истина вечная только потому, что она находится в непрерывном развитии, совместно со смыслом и сущностью мира. Понятно, что свое можно найти только в чужом, но это свое должно быть приближено к истине. То есть должно быть осмыслено соответствую-щим образом. Осознание человека, как и его субъективность, не может находиться в не-подвижном состоянии – оно в вечном поиске. Этот поиск было бы несправедливо причислять к методу проб и ошибок хотя бы потому, что он имеет целенаправленный характер постоянной оптимизации поступков.
Поэтому, даже если брать за основу нечто чужое малоценное на первый взгляд, то в случае его осмысливания и оптимизации рефлексией, оно приобретает общечеловеческую ценность и становится своим. Остается лишь одно требование: не заблудиться в себе, приняв свое за чужое. При этом истина не раскрывается, она тогда вовсе не приходит к нам в гости со своих высот, не падает как манна небесная. Обычно принимает свое за чужое ортодоксальный человек, которому, как он сам считает, незачем гоняться за истиной. Легче повториться, притвориться, чем искать новое понову. В таком случае человек не понимает вечности чужого и истины, он уже заблудился в себе, в своем, и не может самореализовать собственную самость. Его субъективность мертвеет от холостых оборотов и поддается на волю и милость судьбе.
Человек должен пройти длинную духовную дорогу к самому себе, чтобы обрести хоть какое-то согласие с самим собой. Однако помимо этого лучшим согласователем для него являются добрые дела, после которых теплеет и размягчается душа, а чувство того, что ты оказал кому-то помощь, обычно позволяет считать себя не таким уж плохим человеком и заряжает на дальнейшее добро. Испытание свободой для человека непереносимо, в про-тивном случае он становится в позу божества и, в конечном счете, просит милостину у самого себя, чтобы обрести смысл жизни. Такое блуждание характерно для случая себя-любства, когда ментальные равновесия настолько искажены, что даже свое начинает ка-заться чужим. Это грехопадение в неразумие чужой свободы, равносильное потере своей веры в человека.
Истина, как и вечность, независимые создания, отделившиеся от самого создателя в лице человека. Они обязаны были идти впереди человека, чтобы прокладывать ему путь в жизни. Внутренняя оппозиция против собственной самости обычно исходит из некор-ректного формирования глагольных ментальных модусов. Обычно такое имеет место вследствие неадекватности усвоения общечеловеческих канонов. При этом происходят разбалансировки ментальных равновесий осмысления-осознания, что может приводить к становлению факторов «блуждания» в самом себе. Здесь следовало бы подхватывать пан-теистические направленности вечного настоящего. Тогда часто происходит раскрытие души и как следствие обретение своего в чужом (усвоение общечеловеческих доминант).
Человеку не дождаться откровения от внешнего мира или из прошедшего. Даже если он находит некоторую новую информацию, то он должен ее диалектически интерпретировать и связывать с внутренними устоями вечного. Связывать с глубиной своей самости при адекватном действии феноноумена субъективности. В этом случае свое в чужом не находится, оно лишь символизируется или даже мистеризируется жизнью. Поскольку человек видит, что в данном случае чужое приносит вред своему и даже может заблудить его в своей жизни. При этом важна правдивая откровенность со стороны общества и природы, которая позволяет защититься от нападок вечного «чужого» Вселенной.
Мистерия духа обычно проявляется, когда человек не верит в чужое, не желает его улавливать и воспринимать в силу тех или иных причин (например, ранее бывшего обма-на). Тогда имеет место искажение его субъективности, вплоть до аффектации и блуждания в потемках собственного самосознания. Человек не может найти покой и согласия с самим собой из-за того, что не может обновить свои информационные каналы. А биосоциальный поток при этом обычно молчит. Здесь действительно впору заблудиться в себе, не найдя своего в чужом.
Человек живет в вечном настоящем не нравственными идеалами или общечеловече-скими ценностями, а реализацией собственных поступков, которые, безусловно, уже учли эти идеалы и ценности. Причем, субъективизм объективно призван «подтягивать» идеа-лизм. Нет ценностей абсолютных, каждый человек усваивает и применяет их по своему, выражая самость. Однако, что бы он ни делал, это делается не только для себя. Самость уже не принадлежит человеку – она общечеловеческий феноноумен.
Нужно иметь немалое мужество, чтобы оставаться самим собой. Не нужно иметь большое мужество, чтобы оставаться с самим собой и высказать то, что скрывает в себе. Страсти не освобождают от обязанностей и ответственностей человека перед самим со-бой: обретать свое в чужом. Если человеческая субъективность перекошена материаль-ным, то, в конце концов, человек начинает знать, что он ничего не понял в этой жизни, он ничего не знает о вечном. Бессмысленно соотносить бытие и «вещи в себе» уже потому, что в таком случае теряется целостность и существование того, кто соотносит. Также всякую личность невозможно «вгонять» в себя.
Бессознательное это остановленное осознание, осознание без действия; оно подобно сознанию, как лишь понятию, оторвано от жизни и вечного настоящего. Как правило оно связано с осознанием и может оживать в нем. Закономерность прошлого как выражение несовершенства чужого должно стремиться к вечности своего незаконченного настояще-го. Прошлое обладает и случайным «элементом», когда исторические факты или события оцениваются вне общечеловеческих канонов. Мотивы жизни никогда не противоречат интересам человека, если он свои интересы выводит из этих мотивов, но с учетом внутренних ценностных побуждений. Мотивы неизменны, а вот интересы развиваются в процесс трансформации чужого в свое и связываются с мотивами. Такое положение выражает необходимое существование диалектической целостности внешнего с внутренним, чужого и своего.
«Ситуативные ценности» (по Шелеру) – суперпозиция общечеловеческих ценностей в приложение к данной обстановке, когда осознание находит новое, которое можно сочле-нить с общечеловеческим. Есть определенный уровень ценностей, который гарантирует нахождение вечного в себе. Свою самость человек должен проводить через барьеры «нормальности – и это непросто. Неосмысленная стадность портит вечное настоящее. Не-гативная самость это лишь подражательство бессмысленности. Феноноумен чужой толпы приводит к объективации осознания своего, его редукции, вплоть до обращения в фено-мен чувственности.
Природная ограниченность человека не означает недоступность для него вечного на-стоящего. Ведь он будет познавать свою жизнь по-своему, даже если в мире существует единый, но чужой смысл существования. Так называемая «сила воли» частенько лишь мешает самопознанию. Волевое начало губит свободу и нередко приводит к аффектации. Свобода самопознания обычно губит стереотипы и очищает самость. Природный и социетальный контекст наличествует в человеке всегда, в жизни тем более. Более того, человек сам поступает с его учетом. Но это не должно мешать проявлению самости, наоборот, контрастировать ее. Официальная направленность не причина самости, а лишь форма отражения своего в чужом. Причинность общества не в его отдалении от вечности природы, а в формировании человека «каким он должен быть».
Даже раскаяние перед собой не позволяет достойно встретить новые ошибки. Нужно раскаяние в вечности, то есть непрерывный поиск нового. Раскаяние как признание оши-бок это лишь половина пути к успеху. Оно должно вызывать в человеке необходимое на-пряжение жизни. Жизнь не готовит возможность человеку совершения чего-то, она лишь говорит ему, куда не следует идти. Вечное везде преследует нас, отбирая возможность думать о невечном. Человек может отвечать на вопросы жизни действием, на вопросы вечного настоящего – непрерывным осмыслением момента. Кто жаждет острых ощуще-ний, тот жаждет смерти, поэтому, например, он увлекается кровавыми детективами. Го-ворят: «Условием развития является случайное» (А Разин, 2006). Но на самом деле все происходит наоборот: случайное чужое есть следствие развития своего…
«Современная философия все более склоняется к выводу о том, что полностью пре-одолеть субъективность нельзя». Нужно ли это? «Современный человек действительно живет в ситуации нарастающего сомнения. Это еще не кризис, а «результат более глубо-кого понимания человеком своей собственной субъективности». Так ли это? Диалектика не рассматривает целое как нечто мистическое, имеющая независимые от его частей иде-альные основания собственной организации. Но вместе с тем и не сводит целое к его час-тям». «Именно то, что части приведены в гармоническое соответствие друг с другом, то, что каждая из частей обслуживает целое в смысле обеспечения условий, необходимых для сохранения его стабильности, позволяет его понять, почему целое обладает качественной спецификой». Эта специфика, зачастую, является преградой обретения своего в чужом.
Отвергая чужое, подумай о том, что оно может отвергнуть свое. Фантазия и мистика вырождают не только вечное. Вырождают даже самого человека и диалектику жизни, ко-гда становится необходимым выход из себя, из внутреннего во внешнее. Так что: не за-блудись в себе. Вечное настоящее не уходит ни в прошлое, ни в будущее, оно остается с человеком и в человеке. Главное: не заблудиться в себе. Силой фантазии или мистики че-ловек, казалось бы, побеждает время. Но он побеждает лишь вечность, и тогда время раз-давливает его убеждения, остается лишь заблудиться. Душа может разрываться лишь в случае, если она видит, что действия чужды ей; от аффектации она плачет.
Домоклов меч необходимости над человеком лишь проявляет его существование в вечности свободы. А со свободой легко заблудиться в себе. Истина не творится в челове-ке, она делает человека истинным в поиске себя. Главное: не заблудиться в себе, тогда и истина придет в гости. Феноменальный мир не может быть вечным, поэтому человек в таких условиях чувствует себя неуютно и даже заблудно. Фальсификация истории чужим происходит непрерывно из-за сокрытия откровений своего человеком. Однако это не ме-шает существованию мира как своего в чужом. Сущность действительности не случайна для феноноуменов, это вообще не сущность, если она вне действительности. Отсюда шаг до блуждания в себе и вне себя.
Свое в чужом не имманентно, человек сам обретает его. Зачем? Чтобы становиться человеком снова и снова. Остановиться он не может. Субъективность вбирает в себя действительность лишь для того, чтобы соединить ее с недействительностью и раскрыть вечное настоящее. У человека есть лишь один критерий истины – уравновешенность помыслов и поступков. Причем, в соответствии с общечеловеческим и природным началами. Символизация это не разделение и не связывание сущего, а лишь способ мышления в вечном и целостном мире, чтобы не заблудиться в себе. Бессознательное или подсознательное не может оперировать реальным, оно лишено вечности. Но и оно устремлено к бесконечности самоорганизацией и характеризует сущность ее как свое в чужом. Мышление человека образно-прерывное, но оно и рационально-непрерывное, поэтому оно достигает вечного в действиях. Мы постоянно живем за счет чужой жизни, делая ее своей. Это преемственность, без которой вечное недостижимо. Преходящее не есть история или некий символ. Это то, что мы не взяли с собой в вечное настоящее, чтобы не заблудиться в себе.
В закрытом заключено меньше потенциального действия, чем в открытом. Только по-тому, что закрытие угасает в самом себе. Не заблудись в себе. У каждого человека своя жизнь, но не нужно забывать, что всякая самость выражается и становится через чужое. Очевидно, гипнотическое воздействие производится не на чувства или подсознание, а на субъективность, на ментальные равновесия. Условие самодостаточности неприемлемо для существования человека, поскольку он не может оторваться от мира, блуждая в себе.
Глава 6. Добро и зло или «в красоте ли дело?»
1.
Красота как свойство души восторгаться или отраженный от души свет мира – мо-жет воодушевлять; но она бессильна против зла. И дело не в красоте, а в человеке, кото-рый должен творить не красоту, а добро. Бесконечный поток измышлений о добре и зле захлестнул мир, особенно религиозный. А если еще связать его с красотой или вечностью, тогда вовсе невозможно понять: где правда, а где ложь. У нас до сих пор нет психологии развития, поэтому так трудно решать: где происходит раздвоение сущности на добро и зло. И происходит ли оно вообще? Вот уж воистину говорят люди: «В черной маске ходит зло, чтобы доброту мы не узнали»…
Иван Карамазов в своей диалектике противопоставляет слезинку ребенка и гармонию вечного. Но он ничего не говорит об их связи, а она в процессе их сосуществования. Вера в вечное, очевидно, затмевает противоречивость мира. А надежда и любовь, как уж водится, выжидают лучшего… Однажды над Землей пронеслась злая гроза. Грозы они завсегда терзают Землю своей неожиданностью взрыва и хлестким потоком мокроты. Но вот в этот раз из дождевых остатков вышла к Солнцу добрая и прекрасная богиня Ирида. Она улыбнулась стаду коров на лугу с обновленной зеленью трав и милому пастушку с длиннющим щелкающим выстрелом бичом. Глаза Ириды брызнули озорным светом и отразились где-то далекой радугой – коромыслом спектра цветов.
Пастушок был резким в движениях, но совестливым молодцом – как жук-щелкун; с сухими журавлиными ногами, но с львиным из-за пышной шевелюры обликом. Он молча проследил ее движение рукой наверх – поправить прическу из лучей света. Мальчик в удивлении не захотел обезбожиться – он наклонился и сорвал несколько полевых рома-шек и незабудок и протянул Ириде. Облика он был безобидного, когда подал цветы боги-не, небольшой полевой букетик. Вот только его бич, уж больно длинно он волочился за ним, и даже путался в ногах и широких штанинах.
Ирида поблагодарила его приземистым реверансом и произнесла сладостным голо-ском, какие всегда бывают у богинь чести:
– Я больше касатики люблю.
– Почему? – заморгал пастушок и потянул за собой бич. – Ирисы уже отцвели…
– Касатики они все зло из земли выбирают и в добро его превращают, для людей, ви-дишь, как стараются.
Пастушок поглядел на богиню, а она уже начала растворяться в свежем воздухе. Он не успел больше ничего сказать, как ее не стало. Лишь радуга долго еще светила раскрасками неба и радовала людей…
Вот такую историю поведали мне старики в древней кержацкой деревне. Где правда? – не знаю. Меня тогда грипп обезножил, и старики в баньке меня отхаживали какими-то пахучими травами пополам с дегтем. А потом прошли украшенные жемчугом августовские росы. Следом дождем потек свинцовый октябрь. Время притащилось неловкое, а я как со счастьем за пазухой только и вспоминал добрую Ириду с ее касатиками, голубыми и солнечными глазами Земли.
Зло обычно растворено в онтологии бытия. Его невозможно наблюдать в гносеологии или в аксиологии. Зато красота Ириды поблескивает в аксиологии как немалая ценность. Как идеально-материальная целостность вечного настоящего. Что поделаешь, пласты осознания различные. Диалектика красоты минует предназначение человека. Это своего рода кризис ценностей. В красоте ли дело, если человек обычно сталкивается с суперпо-зицией ценностей и оценкой их суммирования как феномена. А жизнь протекает процес-сом в виде вечного настоящего феноноумена. Если судить о нравственной оценке дейст-вий человека, то в ней всегда присутствует как добро, так и зло.
Однако нравственные законы не предусматривают вечного как страсть неосознанного. Поэтому субъективно-объективный характер вечности идет вразрез с субъективистской красотой. Дело оказывается не в ней. Нормы эстетики конвенциальные. Общечеловеческие ценности как носители прекрасного историчны. А красота это оценка по общечеловеческим канонам. Красиво ли удовольствие? Нет ответа. Красива ли внешне-внутренняя связь? Нет ответа. Красота творчества? Она присутствует далеко не всегда. Природное ли это качество? Вряд ли? Есть ли законы красоты? Нет, поскольку отсутствует сам смысл таких законов.
Красота побуждает эстетический идеал, что находится между добром и злом. Но она не свойство субъективности. Она лишь вариабельна от субъективности. Мы не выбираем красоту, наоборот, она выбирает нас. Известно, что имеет место континуум добра и зла. Но их лучше не выделять поодиночке. А красота – символ их выделения. Так что она обычно остается не у дел…
Большинство членов социума всегда оказываются в качественном меньшинстве, иначе существование теряет смысл, и красота здесь не поможет. Мир спасает не красота, а тот процесс в человеке, который красоту создает и развивает. В красоте ли дело, когда день добром зовется, а ночь добром как поклоном дню отзывается? А красота сама по себе лишь внешнее сопровождение жизни. Разве можно считать добро и зло только морально-этическими категориями, так уж мудрено и закудренно? Ведь добро куда как не обяза-тельно нравственно или красиво. Прекрасное это вызов людям, чтобы они помнили, пре-жде всего, себя. Но не забывали и окружающих в нашем мире, в том числе саму природу нашу российскую в замечательном и превосходном ее лике. Доброта она растворена в природе, но она конденсируется в случае, когда человеку оказывается нужна помощь. То-гда она растворяется и в нем безо всякого зла. Откуда тогда берется последнее? Может, его придумали завистливые и заблудшие в жизни люди?
Нет, и не может быть интуитивного восприятия красоты, интуиция сама требует доб-рого осмысления, а красота основана на доброте. Мы, так или иначе, субъективно вынуж-дены отклоняться от направления, начертываемого объективными тенденциями. Так что можно ли судить – куда мы отклоняемся своими субъективными действиями: вверх или вниз, в положительную или отрицательную сторону? По крайней мере, оценки дает окру-жение при нашем молчаливом согласии. Ошибки и неудачи наши могут счесть за «зло», успехи – за «добро». Вот только уж очень размыты границы этих оценок и чересчур раз-бросаны они сами по плоскости бытия. Тогда имеет ли вообще смысл раздваивать и раз-менивать нашу целостную самость на весьма относительные и даже сомнительные кате-гории философии противоречий? Одни скажут, «добро», другие – «зло». Что с того? Ведь мы выражаем свою вечную самость?
Более важно то, что мы ее выражаем. В этом отношении нет, и не может быть никаких проблем с надуманными, якобы, «доминантами бытия» – ни с добром, ни со злом. Ни тем более с красотой, как отголоском их тождественности в свете мира, в восторге души и в нас самих. Иное дело, что мы обязаны опираться в своих действиях на общечеловеческие ценности, выработанные веками. Тогда будет «добро» и не будет «зла», хотя бы в соци-альных оценках, не говоря уже о социетальной благодарности праведной связки субъек-тивностей. В этом отношении можно даже утверждать, что всякий феноноумен как суще-ствующая целостность представляет собой вечность.
Красота ведет к человечности, но не спасает мир. Она лишь одна из вех пути к вечно-му, из которого сама вышла. Скорее всего, «оторвяга-зло» это лишь кажущаяся вещь – может, так выглядит во тьме добро? Поскольку оно не рождается самим миром. Она исхо-дит от девиаций человеческого восприятия или даже отклонений от направленности про-цессов мирового механизма. Ведь в природе нет никакого зла, да и быть не может – там есть единый поток объективного добра. Нет плохого в ней и потому, что есть хорошее, которого почему-то всегда и всем не хватает?
Вот в диалектике без противоречий правильно охарактеризована связка тождественности добра и зла. Хотя настоящая диалектика не соотносит ничего вообще, а только связывает. Если же взяться соотносить, как это частенько делается в бытие и даже вне его, тогда зло выступает антиподом добра. Снова и снова человек выдумывает противоположности и противоречия даже там, где их быть не может. Вот уж воистину: ищи то «что должно быть», а не то «что будет и есть». Только зачем это все нужно человеку: лишать смысла добро, наделяя его злом. Поскольку понятно, что любая случайность может выступать в качестве зла как отклонение от непрерывности и вечности. Вот только зло это не злое и не доброе. Это просто объективно-субъективный «зигзаг развития», по которому мы идем в жизни. И иного пути у нас нет.
Человек хотел бы быть самим, да природа не дает. Она тоже хочет участия в самости, строит красоту; но только ли в ней дело? Случайное может заблуждать, но и не случайное по умыслу может делать то же самое. Тогда какая разница, если добро и зло тождественны в своем развитии? Такое положение принуждает нас считать соотносительно человека: если он захочет, он может сделать хуже, чем должно быть. А иногда и вовсе по недоразу-мению сотворит нечто от аффектации, пеняя при этом на обстоятельства. Ну, нет ни зла, ни добра, если человек не захочет этого сам. Ведь даже случайное можно минимизировать и сглаживать до бесконечности. Например, как в случае с судьбой, которая ничегошеньки не решает и, в сущности, не изменяет.
Мистерии Платона как средства избавления от зла исходили из вечного, а вот само зло таилось в невечном, в несуществующем. Вечное настоящее, отнюдь, не принимает зло как некое образование, а рассматривает его лишь как понятие. Наболтать можно что угодно, если языки болтаются на «полкило». Зло как некий фактор бед действия образуется по-стоянно из-за насильного субъективного разрыва процесса развития. Это неизбежное вы-ражение самости, но оно совершенно не изменяет сущности развития как феноноумена. Это разрыв связи в тождестве развития процесса и явления. К тому же такое бессильное зло благословляет добро – эту действительную морально-нравственную категорию очень большой силы действия на людей.
Получается своего рода «категорический императив» И. Канта, который требует доб-ра при вхождении в вечное и вычеркивает из мира зло даже в виде понятия. Может, по-этому отсюда исходит некоторый теоретический агностицизм, утверждающий, что без понимания сущности зла мы не можем видеть красоту, а с ней и вечное настоящее. То есть происходит умирание сущего? Вот только в красоте ли дело, если мы на каждом шагу опровергаем этот спекулятивный агностицизм и утверждаем человечность и добро?
Предметы и вещи не случайны. Случайны связи между ними; если самоорганизация в них заторможена внешним – тогда может появляться зло. Идеи добра и зла имеют, от-нюдь, не религиозные или эсхатологические потоки и соответствующие им корни. Это философская диалектическая пара, которую надлежало бы уже давно привести к диалек-тическому непротиворечивому ладу: связать в целостность. Ведь иначе, порознь они про-сто принципиально не могут существовать и теряют всякий смысл выражения или дейст-вия. Сами по себе они не существуют и не действуют, иначе мы сами восстаем против собственной человечности. Зачем? Во имя красоты, которую должна оттенять некрасота? Не лучше ли принимать, как оно есть? И не стараться придать естественному некую сверхъестественность. Человек и так уже «затемнил» Вселенную, – так «затемнил, что ма-терии (барионной) в ней досталось лишь 4-5 процентов от сущего. Что же остальное? И что дальше? Жить бы да жить, да грехи в рай не пускают. Если думать только о себе, то вечное никогда не увидеть. Тогда остается лишь «стук лопат, могилу роют, чтобы зло по-хоронить».
Красота сама по себе не преобразует жизнь, она дает лишь образец жизни, в которой можно свободно восторгаться. Разве в красоте дело, она имярек в единственном виде бес-смысленна, а как приложение к добру выглядит непервозданной? Красота не может суще-ствовать без человека, а ее пытаются от него оторвать, вводя в оборот целую категорию зла или некрасоты. Недаром следует считать лишенной смысла утверждения типа «Чистое добро некрасиво; чтобы была красота в жизни необходимо зло, необходим контраст света и тьмы» (по Н. Бердяеву). Вот только контраст этот нужен не человеку, а тому, кто красоту не желает видеть.
Разве можно найти красоту без вечности или без целостности? Поэтому выглядят куда как однобоко и претенциозно учения непротивлению или противлению злу насилием. Да, мы вынуждены порой рисковать законами человечности (в спорах и конфликтах с окружением, но не с природой) во имя законов природы. Когда возникает вопрос вечного: о жизни и смерти, когда появляется вечность на горизонте дня, объективность в виде законов природы должна подталкивать законы общества и регулировать жизнь человека. Мир (да и любой предмет) существует вовсе не постольку, поскольку он имманентно проявляется (это вторичное свойство) или обладает имманентной способностью быть и становиться, а потому что он целостность. Зло не может быть таковым, а его несуществование неизбежно наводит на мысль об его спекулятивном происхождении.
Достижение красоты не означает спасение мира по Ф. Достоевскому. Но означает спа-сение человека. Вечность всегда выступает в виде добра, которое вовсе не противоречиво злу, – она просто его не допускает. Таким образом, не красота, а вечность спасает мир, переводя субъективное зло в объективное добро. Она создавает тем самым целостность существования объекта. В противном случае нет существования, нет смысла, нет целостности, нет вечности, нет человека и личности. Так что вопросы борьбы со злом, так широко освещающиеся в религиозной литературе, остаются в Вере, но не в действии. Они бессмысленны в онтологии. Они тем более неактуальны в гносеологии или аксиологии или философии вообще.
Не говори о зле, зла и не будет. Смысл идеи зла не в противопоставлении добру, а в предостережении человека, что он может идти не по тому пути. Человеческие частности извечно балансируют возле тренда общего: выше – ниже. Только и всего, и это естествен-ный ход развития мир вместе с человеком. Выше – плюс, ниже – минус, выше – добро, ниже – «зло». Это не намеренно и вполне объективно, безо всякого действия. Однако если человек намеренно искажает этот ход, тогда возникают, прежде всего, коренные несообразности в его собственной субъективности. А это может отражаться на окружающем его мире. Правда, от этого больше страдает, в конечном счете, он сам. Но не от какого-то абстрактного зла. А от того, что он пошел против направленности развития, против его объективных тенденций. Человек не создает зла в действиях, оно выражается лишь в понятийных образах.
Поэтому не следует, может быть, ради некоторой красоты или самовыражения, загро-мождать в общении общее частностями. Они, как правило, не делают погоды, но способ-ствуют тому, чтобы общее исчезло или даже приобрело гротескные очертания. Тогда на человека глядят как на путаников зла, и это неестественные процессы аффектации, вплоть до патологии, которую необходимо лечить. Как? С помощью общечеловеческих ценностей. В этом отношении Ф. Достоевский метко отмечал, что «каждый из нас редко бывает похож на себя. В редкие только мгновения человеческое лицо выражает главную черту свою, свою самую характерную мысль».
Вот оно зло – то, что мы вынуждены гнаться за процессом вечного настоящего, зачас-тую, отставая от него. Тогда мы искажаем себя гримасами внутреннего зла, которые от-ражаются и на окружающем. Поэтому в борьбе за доброту и красоту «важно не только то, что мы делаем, но и как это делаем» (по Ф. Энгельсу). Узел идеи это тот самый смысл, который постоянно ускользает от нас, поскольку уходит в бесконечность. Если он понят, этот узел, то идея раскрывается добром и красотой сама собой. Правда, дело вовсе не в красоте, она лишь сопроводитель мыслей. Красота не спутник доброты, но сущность у них в бесконечности смысла едина – она выражает вечность бытия.
Человек не может замедлять или ускорять действие своей субъективности, соответст-венно влиять положительно или отрицательно на развитие вечного. Скрытые стороны явления чаще всего относятся к субъективности. Они в случае выступления неожиданности или случайности на первый план арены действия, могут выражать существо образа с внутренними субъективными противоречиями типа «добро-зло». Вот только это квазипротиворечия, поскольку они существуют в единой упряжке целостности существования. Причем, зло – за счет неожиданности или случайности может представлять реальную красоту. Так что не в красоте дело, а в ее действенном вечностном сопровождении. Аллилуйю воспевая, вечное находит человек.
Такое раздвоенное ощущение быстро проходит. Но в первый момент мы теряем свою доброту и вечность настоящего. Это своего рода аффектное состояние нового. Такая аф-фектация характерна для субъективной детали, которая хоть и отражает сущность вещи или предмета, но не воспринимается в данный момент субъективностью человека. Аффектация обычно выбивает человека из колеи, а это равносильно появлению (преобладанию) зла. Однако с аффективным злом нет необходимости бороться. Мы быстро осознаем ментальную фальшь сюжета в таком раздвоении детали или идеи, и воспринимаем ее уже в адекватном отношении, как это было задумано его творцом.
В таком случае можно иронично замечать в отношении самого себя: «Кум надел ба-бью шубенку». Только почему именно «бабью»? перепутал добро со злом с перепугу. И дело здесь вовсе не в красоте или страхе перед выдуманным злом как неким насильным воздействием, которые аффективно вообще не воспринимаются. Так бешеная пена боль-шого полноводного потока собирается в укромных местах, постепенно оседает на дно. Затем грязнеет на поверхности и делается совершенно непохожей на своего родителя. Зло также оседает, успокаиваясь и корректируясь объективным, и превращается в своего субъективного антипода, без которого не может существовать.
Однако поток красив, а грязь или осадок взвеси зла – нет. Добро и зло нужно не разли-чать, а связывать. Добро и зло не только нравственные общечеловеческие категории, но и выражение объективного развития. То есть красота должна выражать нечто общее. В про-тивном случае это иллюзорная красивость. Тогда она чужда человеческой субъективности в принципе, поскольку не входит в ментальные равновесия осмысления-осознания. Но разве в красоте дело, если вечное требует поспешания? Можно представить себе и другую картину. Ледок хрустит стеклом (не ледком – а это уже раздвоение или диалектизация объекта). Метель уже завладела большими недостроенными корпусами сущности. Но не зло она, ни добро по отдельности, а то и другое в диалектической связке. В ней красота может проявляться на любой лад, в зависимости от процессов в субъективностях.
2.
Потенциальное существует в виртуальном мире, но несовершенством его не назовешь. Совершенное не существует. Абсолютное отличается от бесконечного тем, что оно дурная бесконечность, отличается от вечного своей остановленностью. Дым валит из труб вечного и торжественно уносится вверх в ангельский рай, испуганный грохотом механизмов объективного на Земле. Скажите: дым – зло? Ответ: и добро, и зло, но только в целостности. Зла как такового не бывает и не может быть, все увязано, уравновешено и диалектично в нашем мире. Вот она тождественность в вечном, она даже по своему красива, но не сущностна. Между тем сучья костра трещат траурной мелодией Моцарта черно-красных цветов большого пожара вечности. Этот пожар всегда противоестественное раздвоение вечного на прерывное и непрерывное.
На красоту явления и пагубность результата его отделения от процесса влияет сама личность. Но в красоте ли дело, если зло придумал сам человек ради покрытия собствен-ных грехов и неудач на поприще необходимого соответствия своих действий объективной направленности. Эти грехи есть следствие непредсказуемости материализации: мы не знаем где, и в какую структуру попадет тот или иной материализованный сгусток мысли.
Адамов род чужд прегрешений уже потому, что ему дан разум. Вот только сам этот разум иногда становится прегрешением перед красотой. Опасность культуре обычно ис-ходит не от ее неприятия, а от фальсификации общечеловеческих ценностей. Города, ды-мящие из больших и малых труб белым и черным дымом ада, походят на плесень. На пле-сень на здоровом теле Земли, которая разрастается заразой и норовит покрыть, испортить, задымить все. Это ли не осознанное зло? То, которое и злом-то язык не поворачивается назвать. Необходимость? Скорее, неразумность, оторванная от вечного рациональность бывшей целостности бытия человеческого. Но это пресловутое и несуществующее зло, исходящее из добра. Это лишь подтверждает их вечную связанность даже без несуразного сопровождения красотой.
Амальгама субъективного и объективного неразделима уже потому, что они не могут существовать сами по себе. Только поэтому субъективное зло не может оторваться от объективного добра. Зло глядит на нас отовсюду своими желтыми обманными глазами. Но только при таком условии, что мы сами это дозволяем сделать. Если же мы не соглас-ны, глаза становятся зелеными и добрыми. Так что все в воле человека, если он понимает и одобряет вечное настоящее. Зло мы заменяем и должны заменять на добро везде и всю-ду. Его можно считать недостатками очеловечивания, когда войны и кризисы, враждеб-ность и отчужденность покрывают день тьмой. Оно везде, где мы его создаем, и тогда, когда создаем; и когда Солнце входит в десятый час. Даже тогда, когда над нами разливается голубой или черный свет. И если голова гудит горящим керогазом от избытка чувств, и когда выходим подышать вечерним воздухом…
Когда-то пророчески свидетельствовал Лесинг: «Совсем разное впечатление произво-дит рассказ о чьем-нибудь крике и самый крик». Как говориться в народе: богатство впе-чатлений есть богатство мыслей. В любом случае при желании добро можно представить злом, и наоборот, да еще и запугивать им окружающих. Однако, разве это выход в чело-вечность или вечное? Чувство или мысль требует времени для усвоения и действия. А само усвоение неизбежно подразумевает осмысление и осознание. А это и создание гла-гольных ментальных модусов, и модели действа. Только тогда в ходе действия или даже после него добро или зло проявляются воочию.
Душа обновляется, даже если человек этого не желает, когда соединяет добро и зло. При этом ему открывается вечное настоящее. Кто не боится зла, к тому оно не подступит только потому, что этот человек не создает иллюзий в вечном настоящем, а живет по со-вести (субъективности). Арсенал чувств наших вообще можно назвать кладбищем мета-фор, разумея под ними нечто конкретное совместно со своим антиподом по диалектике без противоречий. Это касается и добра со злом. Вот уж воистину прав был Ч. Глинсберг, когда утверждал: «Обитая во Вселенной, которая кажется ему чужой и враждебной, чело-век сегодня отступает в крепость собственного «Я» только для того, чтобы убедиться, что он не знает самого себя».
Однако если бы мы даже знали себя в достатке, тогда не было бы ошибок и неудач, а зло упряталось бы навсегда в вечности добра? В этом отношении нужно знать себя до оп-ределенного предела, за которым начинается создание нами нового уродства зла. Чрез-мерное знание себя ведет прямиком к несуществованию цивилизации как таковой. Вот только в красоте или зле здесь дело? Только в нас самих…
Например. Мартин Лютер проклял разум лишь потому, что он разумеет по-христиански веротерпимо. Но вера дается не для того, чтобы терпеть. У Л. Фейербаха са-мосознание человека замыкается на частном. Частное не может существовать само по себе без общего. В связи с этим хочется рассказать еще одну жизненную историю, добрую и немного грустную, может быть, не очень красивую. Но в красоте ли дело, если живем да-леко не только этим?
«Вот уж воистину говорят, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Часто бывает так, что даже не поймешь: где добро, а где зло. Да и есть ли они вообще?..
Моего студенческого друга Юрку Слежнова считали чудаком и оригиналом от бога. Маленький, сутулый, но с хитрым прищуром глубоких серых глаз, он мог степенно об-щаться со старшими. Но запросто и проворно управлялся с детворой, которая ежегодно лепила у среднего подъезда их пятиэтажки большого снеговика с морковкой и устало раз-очаровывалась наутро, когда оказывалось, что их зимнюю радость разбили в пух и прах вечерними подлыми сумерками сорванцы из соседнего дома.
Он стоически перемалывал невзгоды слабого здоровья, особенно частые кровотечения из носа «без причины», отхаживался нафтизином и уже через минуту городил очередную хохму – «чудика», как любил выражаться. Учился он хорошо, на редкость прилежно, и слыл бы отличником, если бы не красная постновогодняя история на экзамене по диалек-тическому материализму... На вопрос старенького, но пронзительно эрудированного фи-лософа, что такое диалектика, Юрка громко отчебучил:
– Это когда я есть, но меня нет.
Он зачем-то пошарил взглядом по углам аудитории. Девчонка за соседним столом вы-пучила глаза. Профессор пригрозил скрипучим ельцинским баритоном:
– Не-э понял?
Юрка объяснился, заерзав на стуле:
– Ну, скажем, я есть здесь, на экзамене, но меня нет на кафедре или дома.
– Тэ-экс, – протянул невозмутимый философ. – И где же диалектика?
– В раздвоении личности относительно чего-то.
– Значит, ты здесь. А там тебя нет, – махнул рукой в окно профессор.
– Да…
– Ну, раз нет… на нет и суда нет, – сухая рука вывела мокрый «неуд» в ведомости.
После этого случая к Юрке непонятно почему прилипло прозвище «Фигаро», этот оперный персонаж, как известно, успевал везде…
Дружили мы крепко с первого курса химфака. Вроде бы противоположные натуры – а вот сошлись. Может, это обычное: полюса притягиваются? Куратор на лабораторных едва ли не крякал при мальчишеском взрыве трехйодистого азота под каблуком. Но снисходил – терпел шалости, лишь слегка качал укоризной старомодного пенсне.
Юрка женился в майском конце третьего курса на скромной умнице Татьяне из шах-терской семьи, которую я хорошо знал по нашему седьмому общежитию. Женился, как и все у него делалось, «брыком» – неожиданно. Правда, после десяти месяцев знакомства в строительном отряде. На домашней свадьбе я напился на голодный студенческий желу-док, непонятно к чему. Что-то говорил о судьбе, которую не обмануть, поздравлял, помо-гал, но не очень корректно и… – до сих пор стыдно. С годами обычно радостные события и поступки тускнеют, а вот ошибки жгут по большому счету до конца. Почему так? – не знаю, наверное, ностальгия, а может быть, зло выходит?
На мою свадьбу с первой женой Людмилой двумя годами позже он подарил сюрприз с «секретом»: большую бутылку диковинного коньяка «Наполеон» со средневековой над-писью жирным фломастером – готической вязью: «Любовь здорова дружбою до гроба». Это изречение в торжественной суматохе никто не стал разбирать. Но Юрка заставил на-карябать рядом клятвенное согласие и добавил в конце: «Вскрыть через двадцать пять лет, и распить в том же кругу».
Годы убежали. Дороги юношества разбрелись. У него аспирантура, защита, наука. Уважаемый ныне доцент нашей «Alma mater» Юрий Геннадьевич редко, но давал о себе почтовую весть. У меня завод, потом другой, потом невостребованность перестройки – и третий. Как может интеллигент адаптироваться к таким условиям? Заботы захлебнули дружбу.
Бутылка долго и нелепо торжествовала в шкафу, ехидно поблескивая темным стеклян-ным оком. Подплыли проблемы в семье, вмешательство тещи, может быть, благое, как сейчас видится через годы. И полный разрыв с моей Людмилой, который теперь уже не-частыми наплывами с солью есть душу. Кого еще винить в неудаче, если сам не смог что-то и где-то?
Юбилейный дар исчез из виду. Новая жизнь с «чистого листа» в другом городе, с дру-гими людьми почему-то повторила старую, и так далее, пока годам к сорока не пробрало презрение и чувство вины за так быстро растраченные годы. Говорят, на ошибках учатся? Ерунда, ошибки заставляют либо фальшивить и скатываться обывательски вниз, либо ожесточают и приводят к выстраданному – понятию и принятию общечеловеческих цен-ностей, с которыми можно разделить одинокую радость добра или зла. Что лучше? – не мне судить…
В то весеннее утро Солнце увиделось особенно ласковым. Воробьи на тротуаре затея-ли веселый гомон с голубями из-за корки хлеба. Мягкая зелень по дороге в гараж привет-ливо умывала в душе игривый настрой, доведя его до старинного романса вчетвертьголо-са: «Я помню вальса звук прелестный…»
Как всегда неожиданность, тем более не очень приятная, приходит на фоне благополу-чия. Вечернюю новость вручил чумазый пацаненок с первого этажа: «Вам телеграмм-ма! Во-какая!» Дал ему дешевую путинскую десятку на мороженное.
Юрка сообщал, чтобы встречал с бутылкой такого-то числа. Что встречать – это ладно, коли друзья. Но почему с бутылкой? Стал перебирать старую память. «Неужели двадца-типятилетний юбилей?» который стоял в темноте таким далеким и уже чужим…»
Приехали они ввечеру из нового аэропорта на шикарной «японке»: Юрка, Людмила (?) и… коньяк «Наполеон». Коньяк ладно, но Людмила? Мы с ней уже пятнадцать лет как расстались. Старый Фигаро в шикарном клетчатом пиджачке с непонятной гвоздикой в петлице всхохотнул в небо: «Во-сюрприз, а! Согласно согласию четвертьвековой давно-сти! Прошу ручку госпожи… Еле уговорил, дабы тебя порадовать, понеже юбилей».
Пришлось поцеловать неожиданно мягкую руку «бывшей», лихорадочно представляя реакцию «нынешней»: «Нет, Татьяна должна понять… Просто шутка… Чисто по-человечески… Ведь не враги… Не сошлись характером…»
«Поздравляю с юбилеем! – искрилась в улыбке как всегда элегантная Людмила. – Ты прости, но… все дело в клятве. Обещания нужно исполнять; иначе, чем живем?.. А ты совсем не изменился, рада за тебя».
«Господи, что делает время, – промелькнуло. – Уже поседела, хотя и закрашивает хной или каким-то бургундом».
Людмила рассуждала, рисовала круги рукой с тонкими пальцами. Помог ей снять плащ. Посадил в кресло, извинился, метнулся на кухню, откуда уже выходила моя Татья-на. Юрка бухнул на стол пресловутого Наполеона с эпитафией. Пришлось представлять. Конечно, Татьяне не раз рассказывал о прошлой жизни. Но так неожиданно. Глухо ляпнул в пол: «Знакомьтесь: Таня – Люда».
Долго тянулся этот необычный юбилей. Юрка, словно заминая некоторую неловкость в начале встречи, сразу торжественно поднял тост: «Я предлагаю выпить за серебряную свадьбу, которая, увы, пардон, не состоялась. Но нужно выпить за встречу, за людскую дружбу, которая скрепляет нас веками, чтобы не растерять человеческое достоинство. Не-даром я написал вот на этой прелести четверть века тому назад: «Любовь здорова друж-бою до гроба…» Пусть сегодня будет юбилей бутылки…но мы-то знаем, что это наш об-щий юбилей»!
Напиток столь долгой выдержки показался отменным и сразу змеем заполз в голову. Скоро женщины отключились от мужчин в разговоре о выросших сыновьях и о здоровье-нездоровье, будто были старыми приятельницами. Моя Татьяна улыбалась молодцом до конца – искренне, знаю, любит уважить гостей.
Раскрасневшийся Юрка в позволения дам снял пиджак с гвоздикой, удобно развалился на диване и, хитро щурясь, запел старозаветный «Гаудеамус игитур». Языки расслабились, вспомнились студенческие переборы. Под занавес, когда очумело укладывался спать, в голове с грустью зашелестел мотив: «Осенние листья шумят и шумят в саду…»
Наутро в торжественной лихорадке возил гостей на своем «жигуленке» по достопри-мечательностям нашего города, долго водил по набережной просторного Амура, расска-зывал о первостроителях и трагедиях «тридцатых-ужастых». В воскресение, провожая в аэропорту, запоздало поинтересовался у юбилейного друга, как он нашел Людмилу. Юрка хитро улыбнулся, строго поправил гвоздику, но ответил:
– Как ты думаешь, даром ли меня прозвали Фигаро?
– Думаю, это нелепость.
– Я научился быть им, – глянул победно и быстро перенесся на ревущий тревогой са-молет.
– Зачем? – глупый вопрос.
– Чтобы помочь тебе не забывать друзей… Как-никак, юбилей… Не переживай, ста-рик, не одним днем живем…
Тягущее прощание сдобрила материнская улыбка Людмилы с букетом цветов на гру-ди: «Ты пиши – не забывай. С Татьяной я договорилась обо всем. Она хочет научиться методу оздоровления Норбекова. А я как-никак инструктор по хворям, помогу ей обуздать хондроз-тоску».
И почему-то горько добавила, укор – не укор, а последнюю грусть: «У меня много зна-комых, но мало друзей. Тебя я никогда не вычеркивала из их числа. Прости…»
Я не понимал извинений, они горохом бились по стене; но обещал писать. На обрат-ном пустом пути пригвоздило: «Учат щедрости жизни, умению прощать… Учат дурака, который одной ногой уже погряз в пенсии». Снова приплыл мотив «Осенних листьев», устало, но торжествующе шумящих в саду.
Татьяна меня ни в чем не упрекала. Но ровно через год полусолнечным утром зачем-то суетливо стала наряжаться. После странной вопросительной паузы, оторвалась от трюмо с косметикой и иронично-колокольно уколола «юбилеем бутылки». Тут же серьезно прику-пила нараспев невпопад: «Зна-ать судьба-а у нас такая… Пойдем лучше прогуляемся?.. Куда еще, конечно, на набережную».
Сразу подумалось: «Не-чо на судьбу пенять, коли рожа кривая». Но на прогулку со-гласился. Как-никак – годовщина юбилея. Доброго или злого – не нам судить…
3.
Самоорганизация чужда стихии иррационального свойства. Она внешне рационально и номинально развивает любые даже иррациональные структуры. Человек во всех отно-шениях должен быть выше зла. Этому стоило бы поучиться у природы. Особенно вечер-ней порой, когда серебряная чаша озера спокойна, черно-зеленые молодые лиственницы конусами тянутся вверх и шепчут тихонько что-то на тему любви. Ослепительно-зеленые летние сосны сонно шевелят иголки и молчат. Зло брюхом жаждет непогоды, уже поэтому у нас свихнулась дружба с ней. А все потому, что правда всплыла жемчужиной вверх, говоря невидимому злу: «Ты что, с круга сбилась? Или в небытие сгораешь?..»
Ранней весной огромные сонные без листвы лиственницы похвально покачивали бы головами в ответ на такую ремарку. Но сейчас им не до этого, нужно будить ночь. Зло сразу засияло добром горизонта событий. Однако закат запечатлелся в своем розовыми цветами облаков и быстро затих – обратился в сизого отшельника. Река уже смирилась с возможным ненастьем и потемнела, застыл в ней чистый опаловый свет. Раздавленное концом дня Солнце печально гасло за холмом, отдавая последние силы закатным тревож-ным облакам. Кожистые листья кувшинок распластались по водной глади пополам с ля-гушками. Рыбы шлепали круглыми ртами по воде, тоже желая подышать вечерним без-злобным и беззаботным воздухом.
Вот тучи стали лениво подниматься к облакам как к ангелам. Грязные снизу, они уже что-то чувствовали, однако не уступали злу. Зато хлеба в медовом цвету правили бал доб-ра. Они слегка кивали млеющим в закатном Солнце деревцам у края поля. Хорошо! Хо-рошо, когда природа поддерживает нас. Даже ненастье тогда следовало бы рассматривать через призму добра. Пускай. Ветер освежит воздух, которым мы дышим, дождь напоит травы и нивы, умоет их от остатков зла. Гром предупредит темное и злое о своей силе и недопустимости посягать на вечность бытия. Хорошо!
Глядишь, и серые бесцветные глазки заметно заблестят и посвежеют. И только где-то в буераках темных и грязных нечисть в бессилии с осатаневшими грязными и пьяными глазами будет горевать и плакать. Она уже давно чувствует, что жить ей осталось совсем немного – вечное настоящее давит тех, кто ему мешает. А человек бодро шагает в свой теплый дом, где царит красотой добро. Но разве только в красоте дело, хотя ее делает сам человек? Провозглашая примат доброты, мы связываем красоту с вечностью. Куда в таком случае помещать зло? Прекрасное может быть вовсе не формой удовольствия или восторга души, но и нести трагические черты. В красоте ли дело, если она «служит» как добру, так и злу? Конечно, нет, дело в человеке, который эту красоту создает в своей душе, обогащая ее добрым светом. Нет прекрасного самого по себе, как и зла в отдельной «клетке». Красота истории в ее раскрытой вечной логике…
Осознание нравственности должно опережать нравственность осознания. Красота при этом добрый помощник, она формируется нравственностью. Раздвоение мира существует помимо человека, а не только в его мышлении или понимании. Если человек думает иначе и пытается возводить красоту и доброту насильно в этот мир, тогда он есть наивный простачок, который еще ничего не понял в этой жизни. Его субъективность должна, прежде всего, слиться в человечность, в вечность существования с объективностью. И только после этого судить или преобразовывать мир. В конечном счете, то и другое будет выступать негативом, злом в прекрасных помыслах. Вот только будут ли такие помыслы праведными и вечными?
Зло не приходит само по себе – его зазывает человек; добро приходит как хозяйка в нашу жизнь, если мы этого желаем. Таким образом, добро нуждается в обязательной поддержке объективной вечностью, а не только в творениях человека-личности. Общество через общечеловеческие ценности формирует доминанты и установки прекрасного и доброго. Однако их еще предстоит освоить, чтобы не допустить зло. А сам процесс усвоения неизбежно связан с издержками в виде непрекрасного вечного. При этом оно вовсе не исполняет роль зла. Это лишь означает то, что человек ищет свою самость, осмысливает мир. А значит, его разум несет позитивный заряд в деле выхода из замкнутого круга надуманной дилеммы «добро-зло».
Диалектика добра и зла может быть применима лишь к процессу мышления, и связана с вопросами эсхатологии. Поэтому для вечного существования миру необходима другая диалектика – без противоречий и противопоставления явлений одного ряда субъективных отклонений от объективных тенденций. Мировые объективные процессы лишены времени и каких-нибудь противоречий или соотнесений. Хотя некоторые из них человек до сих пор связывает с «борьбой». Борьбой чего и с кем? Это уходит в непроглядную темноту и мрак имманентности, а то и трансцендентности. Только реально, с учетом тенденций развития и самоорганизации, это, отнюдь, не борьба добра со злом. Хотя в нее почему-то зачастую невероятно пессимистическим образом побеждает зло экзистенциализма или дуализма. Однако это не ведет человечество к концу света, а реально лишь укрепляет связи человека с вечным настоящим...
Такие спекулятивные измышления до неузнаваемости меняют реальную целостность вечности, настоящего дня. Ему вовсе не грозит конец. Связка «процесс-явление», которая единственная может существовать в феноноуменальном мире, «начиналась» из точки. Но она и «зарождалась» вследствие невозможности неразвития. В противном случае давно бы уже мир как таковой не существовал. Вместе с тем, нам интересна связь красоты с веч-ным. В красоте ли дело, если человек ощущает себя несчастным и обделенным даже в вечном настоящем? Конечно нет, но эстетика как наука освоения мира человеком, якобы, по законам красоты, зачастую, лукавит, поскольку человек вовсе не осваивает мир ни по каким законам.
Однако, однажды оказавшись в вечном настоящем, человек существует в нем. Этого достаточно, чтобы он мог находить красоту в себе и себя в красоте. Таким образом, красо-та связана с вечностью самим человеком. Действия его в вечности бытия должны быть красивы, то есть положительно оценены со стороны, а душа от того воспевает. Красота как свойство души восторгаться, однако, имеет мало общего с вечным, она скорее зависит от самой души и от ее окружения. Так что дело чаще всего, оказывается, по большому счету не в красоте. Существование человека происходит совместно с миром в диалектической связке субъективностей. Человек в таком случае связан не только с субъективностью природы, как с внешним окружением, но и с внутренними объективными тенденциями развития вечного настоящего.
Подобных качеств требует и очеловечивание человека как социальный процесс. Он постоянно производится совместно с человеком в соответствии с общечеловеческими ценностями. Пусть они порой не очень красивые и даже, может быть, просто некрасивы-ми. А то и злыми, как можно счесть, поскольку они заставляют того или иного человека осмысливать и принимать непопулярные решения и действия даже против его воли. В красоте ли здесь дело? Конечно, нет. Красота как атрибут внешнего поведения может лишь способствовать развитию, но не решать его.
Страх не лежит в основе мира, он лишь наполняет мистикой нашу субъективность, сковывает ее действия. Страх не унижает человека, наоборот. Он свидетельствует о его открытости, о том, что он нуждается в доброй помощи вечного. Если общечеловеческие ценности являются действительно очеловечивающим фактором, то это означает важное – что человек-творец еще не достиг вечности. Особенно в случае если они не искажены и не фальсифицированы самим социумом, либо сам человек игнорирует красоту осознательно. В любом случае красота оторвана от вечного самим человеком, а потому не так уж важна для его целостности. Но она, тем не менее, играет роль, правда, весьма второстепенную, особенно в случае уже очеловеченной натуры, поскольку неочеловеченная натура красоту просто не заметит.
Зло не существует, в этом его тайна. Как часто ему придают свойства действительно-сти только потому, что желают этого. При этом тайна несуществования зла остается не-раскрытой. Если человек замечает в общепризнанной эстетикой красоте нечто уродливое, значит, он допускает уже не случайные, а закономерные ошибки своего развития. В дан-ном случае они выступают куда более важным фактором очеловечивания, нежели красота, как нечто внешнее и более данное от общества. Это означает, что он сам недостаточно еще очеловечен. В том числе красотой на заключительном этапе развития своего, требующего все более и боле творческого подхода к своему существованию.
Однако человек всегда побеждает, даже если он побежден красотой, поскольку он жи-вет не сам по себе, и объективное еще успеет ему помочь. Даже преступник, сидящий в тюремной камере, будучи злым на весь мир, но не на себя, жаждует свободы и красоты, хотя бы в виде некоторого веселья в жизни. Веселье в определенном смысле так же тесно примыкает к красоте, если оно выступает не просто как потеха или некое забвение, уход от жизни и от себя, а как культурный отдых и общение добрых людей. Собравшихся вме-сте приятно провести время после трудового дня.
Добро умнее зла. Однако из этого не следует, что происходит борьба между ними. Че-ловек творит и то и другое, так что дело в том: как и что творит. Человек сам по себе обычно вращается вокруг некоторой точки, где его самость «Я» - «Не-Я» неизбежно стал-кивается со свободой воли и «ходом целого» (по И. Гете). Цель красоты, как одного из качеств общечеловеческих ценностей – научить нас: что мы должны делать, а чего нет. Должны «…ознакомить нас с истинной сущностью добра и зла» (по Лессингу). Красота как вечная данность находится в пути, в развитии совместно с человеком, а не на пикнике или на временной стоянке. Однако ее еще предстоит осмыслить добром, а не злом, в вечности, а не в небытие. Осмыслить, соотнести с окружающим миром, то есть осознать – и запечатлеть в действиях.
Проблемы зла не существует. Хотя имеет место проблема добра и человечности. Из нее при желании путем инверсии и пассионарности субъективного «выползает» непо-требное. Осмыслить и запечатлеть в красоте саму вечность жизни удается далеко не каж-дому. А лишь тому, кто многое отрывает от себя, творит не ради славы собственной, а для других людей, стараясь помочь им очеловечиться. К сожалению, социальный вопрос, за-частую, застревает в решении через красоту, он может и калечить людей, так что они мо-гут становиться непохожими на самих себя (почти по О. Бальзаку). Но это касается лишь случаев фальсификации общечеловеческих ценностей обществом и девальвации их среди людей в таком случае.
Всякое небытие должно связываться с бытием, иначе оно придумывает зло – как фак-тор нежелания связываться с добром. Как результат: возможна аффектация действий из-за деформаций их субъективностей. Образуется разрыв связей и равновесий в субъективно-стях, когда сама красота представляется некрасотой. Образуется разрыв, прежде всего ментальных равновесий. Это можно охарактеризовать как пресловутую «борьбу зла с добром». Тогда субъективность человека отрывается от субъективности общества. По-следняя сама уходит от адекватности отношений с субъективностью природы, зачастую, по прагматическим, субъективистским причинам.
4.
Диалектика добра предусматривает связь зла в добро. В вечности нет даже следов их, поскольку они исчезают в непрерывности. Говорят, что зло исходит из добра, в нем и за-канчивается. Значит, они действительно существуют в целостной связке? Значит, добро – исконный процесс, закономерный и прекрасный? А зло лишь безобразное случайное яв-ление, которое проявляется, когда процесс добра тормозится. Как тогда быть с материали-зацией, с объективацией процесса как вечного? Они обычно появляются в виде матери-альных соблазнов, добрых с одной «стороны» и злых – с другой. То есть это целостный феноноумен, который и представляет собой каждодневное развитие человека в помыслах и поступках.
Вечность не знает ни добра, ни зла только потому, что она представляет собой целост-ность, в развитии которой все тождественно, поляризовано и уравновешено. Красота как феноменальный ноумен не вхожа в вечное настоящее сама по себе. Ее выставляет на вид человек. Но только в том случае, когда он сам достиг вечного настоящего и нуждается в отдохновении разума, в восторге души.
В красоте ли дело, если она сама проявляется как нечто вторичное в субъективном мнении личности, верно осознающее вечное? Но она становится в субъективности каждо-го человека как восторг души при понимании и принятии общечеловеческих канонов. Она воспринимается по-разному различными людьми, поэтому может приобретать бесконечное множество оценок и значений. А потому ее можно рассматривать как некий континуум воззрений добра в окружающем мире при взгляде на него изнутри. При желании можно «испортить» любое добро злом, также как любую красоту обернуть превратным осознанием в безобразие.
Добро это непрерывный процесс вечного, который может материализоваться в дейст-вующие структуры добрыми поступками. Откуда тогда берется так называемое «зло»? Как понятие оно исправно служит вере. Как действие – ? Его кто-то «выдергивает» из процесса добра, осознательно тормозит этот процесс. Зло конкретно, но оно не всегда случайно, даже будучи тождественно добру в их диалектической связке. Однако вечное настоящее лишено зла – это есть то, «что должно быть». Торможение процесса добра в любом случае наивно полагать за злокозни. Материализованное добро вполне миролюби-во и индифферентно по отношению к человеку, обществу или природе. Ведь оно входит в структуры добрых поступков. Вряд ли справедливо будет считать их злыми. Хотя такие попытки делаются постоянно, вследствие субъективизма и личностного прагматизма как заблуждения. Только эти «отголоски» объективного капитального отбора (материального интереса) не дают становиться демократии в ее настоящем виде – какой она «должна быть».
Между добром и злом нет отношений, есть диалектическая связь, которая далеко не всегда выглядит красиво. Однако прекрасное исходит из этой связи. Дальше дело за са-мим человеком. Если бы можно было однозначно оценить те грани, которые регулируют наши действия в ту или иную сторону. А то ведь нет этих граней – все размыто и слишком субъективно. Поэтому красота отступает на второй план, а на первый план выступает смысл как необходимость существования. Именно он регулирует наши понятия добра и зла и сливает их в тождество в развитии единичной субъективности. Для субъективности, собственно невозможно соотнесение и разделение действий на добрые или злые – все они поступки разумной личности. Вот только сам разум не может полностью схватывать абсолют объективных тенденций. А потому вынужден выражать свою самость в приближениях к истинному. Это обычный ход развития и существования человека.
Имеет место вполне осмысленный критерий, который должен регулировать нюансы развития. Это общечеловеческие ценности, позитивные и добрые. За исключением тех случаев редких фальсификаций и девальваций, которые случаются под воздействием субъективизма и прагматизма социума. Ведь человек живет не сам по себе, а только со-вместно с окружающим его внешним миром. Можно еще идентифицировать в некотором приближении мир внутренний, который представляет собой процессы и тенденции, влияющие на субъективность личности.
Необходимо учитывать и тот факт, что наш мир не являет собой нечто застывшее в своем развитии – наоборот, мир развивается совместно с человеком, с троицей субъектив-ностей и объективными тенденциями самоорганизации. Мир бывает разным, ведь это вечность, которая непрерывно изменяется. Он предстает то в виде бури, когда «погода нашла». То мрачная и злая гроза прольется чистым дождиком и сделает доброе дело. То заря красно-бархатного цвета взойдет в небеса. То закат смотрит на нас розовым теплым взглядом.
Бывает и так, что Луна – «глупая дура» – пялится на чужое, правда, беззлобно. И даже по-доброму освещает мир как фонарями прекрасного. А то и мы сами под Солнцем голу-бым стремимся на природу – дать отдых натуженным нервам, измочаленным суматохой большого города с потоком автомобилей. Мы даже грубо обзываем этот поток «глобаль-ным идиотизмом». А природа вот она – красуется рядышком и вдали в легком березовом халатике. Подойдешь поближе, вдохнешь напоенный теплом и добром воздух леса. На-гнешься поближе к прелым листьям и почувствуешь грибной дух смолистого зеленотра-вья, от которого исходит дух вечного настоящего.
Однако зло иной раз можно себе при желании представить (именно только предста-вить как некоторую иллюзию, аберрацию вида и понятия без смысла) – хотя бы в виде грузного мужика, который «за водку себя убьет, а без папиросы слова не скажет». В кра-соте ли дело, если он всерьез заявляет громким, красивым, но хрипловатым голосом: «Главное не работать уметь, а хорошие отношения иметь». И ходит туда-сюда черным медведем с лебединой шеей. Некрасиво ходит. Его можно простить, ведь он «всю жизнь литейке отдал, гроб себе из чугуна на вагранке отлил». У него хоть голову укради, наутро не вспомнит.
Вот рядом с ним другой персонаж кхекает на улице, торопясь на работу. Мастер в ку-цей генеральской спецовке с ласковыми кошачьими глазами. Он едва не мурлычет, при-вык всякому начальнику угождать. У него даже волосы оказались ниже кожи, а лысина ласково же блестит на солнышке. Этот любитель поговорить с глазу на глаз «вполязыка», вечно чего-то остерегаясь: добра или зла – не поймешь. Он и сам-то ни во что уже не ве-рит, зато работу свою туго знает и красоту из нее не строит уже давно и дивно. Кому улы-бается, кому нет. А от радости и вовсе делается лягушкой. И если рыбачит в выходные дни, то только на больших сомов. Потому-то он не злой и не добрый, а так. Может, так и надо жить? В красоте ли дело?
Третий персонаж из интеллектуалов институтских академических. Часто злится на се-бя, но разве это зло: злиться на себя? Это добро, поскольку после этого он делается лучше и добрее к людям. Вот он снимает в жаркую погоду сегодняшнюю с головы рыжий блин, и начинает говорить уверенным басом. А то и от злости чуть свой нос не откусит. Осо-бенно когда сообразить не получается у него сделать лучше, чем у всех. Злой и красивый, хоть и разумный. Может даже иной раз плюнуть в свою шляпу и надеть ее на чужую го-лову. Если шибко осерчает на себя. Ох, горяч интеллектуал, но ему это прощается за большие дела, которые он в голове и в действиях проворачивает. Он делает свое самое важное дело в науке. Но что-то сегодня у него не очень вяжется. Может, сел с утра между двух стульев или надел чужие башмаки и выскочил на улицу в них за «Эврикой»?
Наконец, вижу: из метро идет настоящий интеллигент, каких мало осталось в вечном настоящем почему-то. Тихий и с умными глазами, на вид добрый, хоть и не красный. Ка-жется, что он вот-вот скажет исповедно: «Не шуми, это неприлично, а то уши начнут че-саться и отвалятся». Конечно, от тепла и ласточка разучиться летать. Смотрят на меня те-плые голубые глаза в очках, теплое чувство доброты исходит от его глаз. У этого зла даже в потемках не может быть.
Кажется другое: я дышал той же землей, но думал другое и трудно: почему я не такой добрый? Сам еще в детстве хотел пойти в услужение или в помощники к доброму Деду Морозу. Да не взяли, только посмеялись над малым ростом, мол-де: в снегурочки не же-лаешь ли записаться. И интеллигентом не вышел. Может быть потому, что язык вот такой вырос – на полуметровую линейку тянется. Или потому, что с периферии, а значит, по простолюдински больше всего на свете люблю есть рыбьи головы (с глазами). И шапка у меня – «заячьи уши» – некрасивая. Но в красоте ли дело, если добротой сам наполнен? Я не трус, весь в поиске доброты жизни, вот только найти ее трудновато стало. Почему? Люди смысл жизни своей стали терять от того, что вечное перестали замечать, а лишь близорукое удовольствие видят.
Ведь недаром И. Шиллер замечал по этому поводу: «Жизнь это высшее из наших благ… Для труса жизнь – единственное счастье». Для меня счастье не только жизнь. Ведь помимо жизни есть добро и зло. Есть саморазвитие и самопознание, которые лежат целью более высокой. Однако выявление своей сущности или самости – разве только для этого мы живем на Земле? Наш долг перед собой, как и перед вечностью – первейший враг. Не случайно великие люди праведно говорят: «Каждый боится самого себя» (по О. Уайльду).
Красота это не качество бытия, а свойство души. Но в красоте ли дело, если душа, за-частую, загорожена бытием? Все-таки верится, что нет, страх, как и красота, существуют помимо жизни. Хотя это и «продолжение мысли, которая достойна быть высказанной» (по Т. Манну). Высказывание это уже жизнь, а вот оценка добра или испытывание страха лежат за порогом жизни. Поскольку относятся далеко к сугубо личностным и внутренним качествам, которые так не хочется высказывать на люди. Ни добро, ни зло сами по себе не представляют жизнь или красоту. Они замкнуты в человеческой субъективности и вечно «колышутся» в равновесии осмысление-осознание. Но они не подлежать «умерщвлению» (по Ф. Ницше), и требуют оживления и введению в жизнь. Хотя такое введение не всегда, и далеко не корректно, у многих получается.
Только не надо было бы рвать их друг от друга, как это зачастую делали мы в молодо-сти, когда все казалось дозволенным и посильным. Как говорил мудрый Г. Форстер: «Но вот мы выросли и не получили того, что так страстно желали, – и ничего, как-то обходим-ся?» Да, обходимся и без добра. И без зла только потому, что стоит потянуть за одно, по-является другое? Вот только следует ли этого бояться? Ведь испытав зло, мы, так или иначе, переключаемся априори на вечное добро. Делать зло намеренно и долго может только нечеловек. Да и не существует он сам в таком случае. Его память это не накопле-ние фактов, а орудие их использования…
Красота не может восприниматься целостно, для этого необходимы общечеловеческие критерии, а не конвенциальные решения. Красота редко сопровождается хорошим вкусом, поскольку дело не в ней самой, а в необходимости существовать. Добро имеет объективные врожденные (имманентные) корни, зло – субъективно-мимолетные, хотя и оно бывает красиво. Да, мы каждый день живем в особенное вечное время, но не в мире добра и зла, а в красивом мире природы и окружающих нас людей. Для этого мы ориентируемся на общечеловеческое вечное настоящее. Ведь вечность никогда не дремлет от скуки, не пьянеет от побед, но и не впадает в уныние от неудач. Вот уж воистину великие говорят вечные слова: «Многие тщетно пытались выразить высшую радость радостью. Здесь наконец в скорби открылась она» (Ф. Гёльдерлин).
Многие бытийно считают, что радость появляется из зла. Такое и следовало ожидать, ведь они находятся в единой связке. Однако это не совсем справедливо по отношению к сущности, которая развивается в ходе извечной поляризации вместе со смыслом и исти-ной. Эти первичные ценности. Радость, как и зло, и добро, не могут появляться непосред-ственно из сущности. Сущность умирает в вечном, и только после этого материализуются радость и зло с добром. Причем, радость становится в последнюю очередь. Тогда уже связка добра и зла в виде субъективных отклонений от объективной направленности при-ведена к действию. Тем более что самому добру неоткуда больше проявиться, кроме как на месте зла, и наоборот. Вместе они только и могут существовать.
Необходимо отметить, что нас совсем не должно трогать появление добра из зла как некое освящение поляризации сущности. Так же, как и человек, когда он своим, может быть, некрасивым трудом сквозь зло и нужду достигает добра? Нет, добро на зло не про-меняет человек, если он достигает вечности бытия. Поскольку вечное и есть добро, а зло наносное поветрие окружения, зачастую, завистливое. Вечное, отнюдь, не разбирается: где добро, а где зло, ему нет разницы. Вечное не соотносит, оно соединяет и мчит к разви-тию до бесконечности.
Лишь «у природы нет плохой погоды». Добро входит в наш дом на правах хозяина, а не гостя, особенно, если мы его встречаем. Но оно может оборачиваться в относительное зло, если мы его обижаем и не встречаем. А вот у природы нет такой относительности, поскольку она целостная и в ней все связано и уравновешено. Относительность связки добра и зла придумал человек. Это он качеством своего мышления не может охватывать непрерывность и вечное. Поэтому он вынужден процесс разрывать на «куски» в ходе своего восприятия. А затем соотносить их с той целью, чтобы хоть как-то осознать и осмыслить происходящее в этом процесс: его движущие силы и тенденции развития. Именно такими «кусками» являются человеку добро и зло. Они тождественны в вечном, а в онтологическом отношении равноценны как любое наше действие как действие…
Встреча настоящего обычно происходит поутру, и она превращается в вечное добро, если мы встаем с правой ноги. А если с левой? Так или иначе, эти два надуманных и не-существующих в реалиях антипода нашего бытия непротиворечивы. Они во многом зави-сят от самого человека. Хорошо, если он разумен и представляет себе «что должно быть». Если соответствующим образом встречает окружающее внешнее, предметное или при-родное и внутренние тенденции развития своей субъективностью в равновесии. Хорошо и тогда, когда он по собственному неразумению пытается выпятить наружу собственную самость и отталкивает общечеловеческое вечное. Тогда и появляется пресловутая «судьба-злодейка», которая, как давно известно, может и покарать. За что? Непонятно. За то, что он человек? И действует не «под копирку»?
Говорят грубо в народе: «Дураков и в алтаре бьют». Но разве это красиво? Хотя, толь-ко ли в красоте дело? Более важна и первостепенна субъективность. Пусть красота окру-жает нас повсюду, да и сами мы легко можем делать себе красоту. Особенно когда, на-пример, удивляемся свирканью и чуфырканью тетеревов, пиньканью пеночек и зябликов, цвиньканью мелких певчих птах. Они ведь поют на радость, на добро, а не на зло. Оказы-вается, что природа намного мудрее человека, она не создает в себе зла. Это только чело-век чудит. Это он, чтобы казаться важным и умным, делает порой такие нечеловеческие поступки, что остается только удивляться. Да еще невольно припоминать при этом неко-торые арии на тему зла?
5.
Можно ли притворяться добрым, будучи злым? Особенно если ты находишься на фоне лиственничных конусов со сгущающейся по краям окраской, просвечивающих насквозь сосновым дальним светом, изжелтым после долгой, но справедливой зимы. Вот и тополя оделись красными, темнеющими со временем червяками цветов, и ожили в смолистом горьком аромате. А красота молоденькой травки? Она может быть только доброй и ласко-вой. Вообще, в неприродном невечном мире все настолько относительно, а в природном вечном мире настолько абсолютно, что впору диву даваться: «Почему так?» Неужели только потому, что человек вынужден отделяться от мира в целом, отдавая вечную дань наличию своего существования.
Но ведь и природа существует, замыкая на себя субъективность и объективность? Не-ужели, выходит, что человек сам себя наказывает за счет прагматических материальных интересов, которые выдвигаются даже помимо его воли на первый план? Тогда это можно выразить лишь одним словом: аффектация. Да, аффектация действий человеческих против остального мира, но в свою угоду? Н ведь это все идет в ущерб вечному? Может потому оказывается, что у самого человека век не такой уж долгий. А если еще приплюсовать дурные привычки и материальные ублажения себя – тогда и вовсе он плох?..
От природы вечное добро так и вползает в наши души. Например, у нас в России из-давна в народе считалось, что в трубе каждого деревенского домика сидит то ли «трубо-вой», то ли «дымовой». И курит он дым отечества, такой красивый и сладкий на фоне не-далекой речки. От нее чудесницы по вечерам пахнет не рыбой или сыростью, а чудо-яблоками. Лучше и легче доброе бывает, когда даже в несчастье человек не позволяет «чтобы в словах было только несчастье» (по Ф. Гёльдерлину). Ведь от слов мы, как пра-вило, переходим к делам, а при аффектации духа какие дела могут быть добрыми? Тот же Ф. Гёльдерлин отмечал, что «…а знаешь, в чем таится корень зла? Люди испытывают страх друг перед другом, вот почему охотно поделятся они едой или питьем, но никогда не поделятся тем, что питает душу: они не могут допустить, чтобы сказанное или содеян-ное ими однажды преобразилось в ином человеке в пламя».
Да, многие считают, что высказав сокровенное, человек попадает в лапы судьбы, которая непременно, злая. Человек боится, что его «сглазят» или чего бодрого «наведут порчу». А другой тем временем подхватит его добро и раздует его в свою угоду? Однако это относится к слабым людям, страдающим аффектацией добра. Людям, закрытым собой на замок, которые еще не знают силу своей доброты. А потому не очень красивы? Хотя, в красоте ли дело, если не выполняются первейшие осмысленные условия в этом мире – необходимость существовать. Чем более человек оказывается в согласии с самим собой и ближе к общечеловеческим канонам, тем он сильней. Тем шире он открыт для мира и кра-соты в нем, тем менее он боится злой молвы о себе или неуклюжих вывертов судьбы.
Ни естественное зло, ни сверхъестественное не существуют сами по себе. Человек все-гда имеет возможность выбора – в этом вся рефлексия. Страдания мира не меньше, чем страдания человека – в том, чтобы последний понимал первого. В красоте ли дело? Добро или зло не дается нам свыше, не навязывается нам фатально на счастье или на горе. Но служат они одному «золотому тельцу» – вечному развитию, а значит, счастью и любви. Даже если ты трудишься в поте лица своего только для того чтобы прожить, ты никогда не лишен свободы выбора между добром и злом в бытийном их понимании. Но не между добротой и родством. Каждый волен и вправе принимать или нет убогие наветы древно-сти, ее мистические поветы о судьбе и зле, которые до сих пор прекрасно живут в народ-ных сказках. Многие не видят или пугаются этой свободы выбора выхода самости из-под спуда собственной боязливости. Здесь кроется, как нам кажется, наказание, поэтому мы «стараемся избавиться от этой дарованной свободы?» (по И. Гете). А она лежит в творче-стве действий и дум, что вполне естественно для каждого человека, если он сам себя не сделал еще рабом.
Так или иначе, но жалоб на «злую жизнь» пока еще предостаточно в мире. И это в корне неверно. Неверно, поскольку если мы идем навстречу жизни и его вечному настоя-щему в свете зари. Тогда всякая неудача или беда – зло? Но это, якобы, зло в нашем иллю-зорном представлении – не стоит даже макушечки жизни и ее красот. Вот только в красо-те ли дело, поскольку ее делает сам человек? Особенно если аффектирующий человек в грядущем дне заведомо видит чьи-то злые подвохи от окружающего его мира. Как это не-достойно его – жить как бы во сне, видя картины мести или ужастиков, нависших над то-бой. Улыбнись же миру, это будет красиво и не зло.
Если даже ты сам не можешь сделать себя счастливым, то не делай несчастливыми других. И это уже будет добро. «Лишь сила любви делает человека желанным» (по И. Ге-те). Драма жизни не в поэзии, как считал Чернышевский, и даже не в прозе, а в том, что мы эту прозу, не говоря уже о поэзии, зачастую, отнимаем друг у друга, невежественно пеняя при этом на дремучие «силы зла». Диалектика души оказывается вовсе не в опреде-ленном нахождении конкретного зла, а в том, что сама душа просит выхода из тьмы к до-бру вечного дня. Правда, «приохочивать гораздо труднее, чем приневоливать» (по Д. Пи-семскому). Поэтому самость должна проявляться не на фоне добра или зла, а в комплексе желаний и стремлений развивать собственную субъективность как самость. Необходимо предусматривать и то, что мысль невозможно изречь без ее искажения случайным при ма-териализации.
Однако такое имеет место только в случае, если сам человек заведомо жаждет боли. Это случается не так уж редко. Тем более что «святое недовольство и непрерывное стрем-ление» может обретаться, только если человек сам не исходит от зла. Всякий мыслящий человек неизбежно занимается философскими вопросами вечного бытия. При этом его обязательно занимает древний как небо вопрос: «Кто есть я, добро или зло?» К сожале-нию, психологию человека даже думающего так быстро не изменить, чтобы он успел уг-наться за вечным. Наверное, его во многом устраивает то плохое, что есть, его мало инте-ресует «что должно быть». А против социетального ценностного течения вообще идти трудно. Вот и не верит человек в добро, хотя, и ждет его готовенького как подарок свыше.
В таком случае в народе мудро говорят: «Все минется, одна правда останется». И эта правда есть добро. Если оно в Вас, то значит, и другим от него добра вдоволь достанется. Жизнь не позволяет мириться с неправдой, она требует от человека вечной правды. Хотя бы в виде активности действий и участия в вечности как равноправный партнер по развитию. Пусть человеку недоступны каноны самоорганизации, зато по результату ее действия он должен продолжать идти и нести добро в бытие мира. Понятно, что правда, как и добро, хоть и конвенциальная в основе критериальных доминант, все же относительная. Эта забота о человеке не кончается и в бесконечности существования Вселенной.
Жизнь открывает вечное ради самой себя, но она бессильна против стремления чело-века к ней, теряя свою красоту. Необходимо отметить и то, что «обычно между деятель-ностью интеллекта и событиями жизни лежало неизмеримое расстояние» (по Т. Манну). Но именно интеллект призван связывать помышляемое и действительное в целостность вечного настоящего ради собственного существования в нем. Мир постоянно и непре-рывно движется навстречу правде. Развивается, невзирая на домыслы некоторых о добре и зле как, якобы имманентных природе человеческой. Человек разумный их просто не замечает. Хотя бы в таком плане: «Только из знания правды могут возникнуть лучшие социальные условия» (по Э. Золя). Он же пророчил: «У меня только одна страсть, страсть к свету: я действую от имени человечества, которое столько страдало и имеет право на счастье».
Человеческая ограниченность, зачастую, тормозит вечное – такое вечное дает ограни-ченность невечного. Очевидно, что каждый из нас должен действовать, пусть некрасиво, зато по совести. К тому же: не выпуская зла из тисков добра собственной же добротой и человечностью. Встретив зло, как ему показалось, человек не должен, однако, подставлять щеку под его удар. Он обязан осмысливать его корни, которые лежат в доброте, и действовать в соответствии со своей самостью. По крайней мере, предохраняясь от удара и отводя его от людей. Должен не проходить мимо зла, если даже он не верит в его существование, а вжимать его своей человечностью в небытие.
Можно славянофильски славить «особенный путь России». Но подобные особенности есть и у других государств – и так до бесконечности. Это явленное суждение, ведущее в глубокий тупик вечности. То есть, в направлении к геенне зла. Можно говорить об общем, едином (например, цивилизационном) пути развития. Этот процессный вывод также будет тупиковым. Где же выход? Вполне понятно – он в диалектической связи особенного и общего, явленного и процессного. А путь может быть лишь один – использование особенного (субъективного), но в рамках общего (объективного). И это общее есть не что иное, как вечная история – экзаменатор человечности.
Достоинство личности не в положении, а в стремлении, поскольку лишь во втором случае актуализируется потенциальное. Добро-злое равновесие сродни химически-кинетическому в том отношении, что скорости исторических реакций могут, как ингиби-роваться внутренним (например: угасание стиля пирамид шестой династии из-за его внутренней противоречивости), так и катализироваться внешним (например: римско-кесарев рассвет культуры в пределах империи; или положительным влиянием «мавритан-ского искусства» на Испанию в восьмом-десятом веках). Но катализ всегда уравновеши-вается ингибированием, процесс добра – явлением зла – при общем результате в виде не-уклонности общего развития в вечном настоящем.
У вечного, как и у истории нужно учиться. Тогда не нужно будет выбирать между доб-ром и злом. В основе всякого зла лежит пессимизм и потеря смысла вечного настоящего. Дьявол это не источник зла, а лишь наша конкретная ошибка в неконкретном вечном. Представленное зло всегда превышает его действие. Тайна истории в том, что ее можно интерпретировать вечно.…
6.
Многие века многие философы трактовали вопрос добра и зла кардинально по-разному. Христианская религия вообще канонизировала добро как божью благодать, а зло как проявление воли и влияния Антихриста (дьявола, бесов и прочей «нечистой силы»). Такие понятия были далеки от диалектического рассмотрения. Поскольку представляли собой явленные попытки в ущерб процессу обоснования единого процесса истины как превалирующего над самим человеком мировоззрения. Почему так происходило – понят-но: уровень абстрактного мышления развивался постепенно. Но не только это было виной заблуждений прошлого, которые находят актуальную среду доныне. Более актуально-важен фактор истории, которую считали и считают как нечто отжившее, мертвое. А ведь мысль продуктивна, когда она касается вечного…
Ошибки можно и нужно исправлять. В целостности зло исчезает, самость торжествует. В добре человек прячет свои чувства, но они остаются как тенденции и потенции, чтобы воспрянуть сторицей в будущем. Можно говорить о нравственной оценке поведения лю-дей и обществ, но такая оценка будет, так или иначе, относительной. Как оценить: что нравственно, а что нет? Где тот критерий, который мог бы это разрешить? Бессмысленно искать вечные и неизменные основания добра и зла, поскольку это все то же явленное и бесплодно-ягодное направление поисков истины. Божественная воля религии или гегелевский абсолютный дух не годятся для этой цели по той же рутинной причине. Категорический императив Канта основывается на явленном же, имманентном нравственном законе. Он снова и снова подразумевает бесконечное множество проявлений (оценок) этого закона – и позиции добра и зла становятся такими же относительными.
Свобода мышления это, прежде всего, нравственность действия. В красоте ли дело? «Внеисторическая человеческая природа» не позволяла мыслителям встать на диалекти-ческий путь формализации парных категорий. Итогом подобных метафизических пред-ставлений можно считать идею Маркса о том, что представления о добре и зле «сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что так часто прямо противоречили друг дру-гому». Но сама марксистская позиция в отношении добра и зла (классовая) вовсе подры-вает идеи исторического развития (диалектического историзма) и пропагандирует тоталитаризм.
Выход из создавшейся ситуации видится в процессно-мировоззренческом (диалекти-ческом) подходе. Сразу возникает упрямый вопрос: как оценить процесс? Ответ может быть только такой: по его вечной направленности (тенденции). Субъективные отклонения от такой направленности процесса – это всегда давало связку двух противоположно направленных исторических потоков – в условно-формализованном виде добра и зла. Оценка отклонения процесса от объективной направленности за счет превалирования того или иного исторического потока дает добро или зло (ускорение развития – добро, торможение – зло). Эти действо-движения добра и зла исторические – они развиваются в диалектической связке. Они неизбежны и неразрывны и выражают единовластное стремление сущего в одном целостном (негеометрическом) направлении – к вечному развитию.
Оценка отклонений от объективной направленности всегда субъективная (явленная). Именно поэтому распространено так много всячески ущербных вариантов одной целост-ной истины – добра и зла. Оценка всякого события (поступка, исторического факта, соци-ального действия, государственного акта) производится извне на основе представленных общечеловеческих ценностей для общества или усвоенных общечеловеческих ценностей от личности. Диалектика добра и зла заключается даже не в их связи между собой или со-отнесении их, а в функциональном отделении как внутреннего качества от внешнего, ко-торая несет в данном случае чисто аксиологическую нагрузку.
Тогда, если при внешней оценке некоторый исторический факт (поступок) тормозит процесса его развития, – это заведомо-страшное зло (без разницы, добро это или зло) в диалектической оценке. Нравственность здесь оказывается совершенно ни при чем, по-скольку она сама явленное образование и в относительном действии распадается (дивер-гирует) на множество вариантов (и наоборот). Вечное настоящее само высоконравствен-но, поскольку направлено на благое развитие, в том числе самого человека.
Свет рождается не во тьме, во тьме он гаснет. Но сама тьма не берется ни с того, ни с чего и в едином виде. Красота достигается восторгом души, а удаляется соблазном тела. Но в красоте ли дело, если человек лишен восторга и света? Диалектика добра и зла за-ключается и в связи внутренних и внешних оценок! Это оказывается тождественно оцен-кам явленной и процессной истории. Все это выливается в диалектическую связку исто-рии, в диалектику процесса и явления, в диалектический историзм. Зло – это внутреннее – то, что не удовлетворяет внешнее, – и наоборот. То есть зло это внутреннее «содержание» процесса, что не удовлетворяет внешнее явление. Диалектика добра и зла – это в любом случае диалектика вечности истории (явленной и процессной), поскольку действия производятся относительно ее.
Говоря о зигзаге (поле, объему, векторе) развития можно заметить, что субъективную прецессию явлений истории вокруг объективно процессной – можно также разложить на векторы ускорений или торможений движения потоков поляризованной сущности. Это будет означать формальное добро или зло соответственно. Излишняя, даже гротескно-пугающая формализация добра или зла в некоторых религиях может приводить к чрез-мерно уродливым образованиям, например, в виде фанатизма или терроризма, вплоть до «крестовых походов» современности, имея в виду терроризм и прочие социальные бедст-вия, ведущие к глобальному, но невечному кризису.
Фатализм сил разрушения происходит из-за нигилизма вечного. Это он приводит к ступору мысли, хотя бы в виде зла. Диалектический смысл истории не во зле или добре, как это стараются иногда представить, а в их слиянии в объективный процесс. Объектив-ный процесс и субъективный поступок всегда идут неранжированно-рядышком в вечном. Сама наноистория стремится к бесконечности глубины, где отклонения зигзага развития совершенно ничтожны, где добро и зло сливаются – «подходя» к «финалу» в виде процес-са развития. Но как они доходят до субъективного человека? Они проявляются только вечным добром (врожденная доброта от природы, от процесса).
Однако откуда в таком замечательном от ликующей доброты природы случае берется зло? На этот вопрос можно ответить вопросом: «Есть ли у конца конец?» А если его нет, тогда не может быть и зла. Как нет ее у самой вечности как субъективно-объективного процесса. Ведь оно проявляется сугубо субъективно при искажении-отражении этого процесса. Такова диалектика добра и зла – у конца не может быть концов, поскольку он упирается в бесконечность. В процесс непрерывной вечности, так же как история процессная не может иметь зла как явления. Происходит бытийно-прикладное смешение понятий, и из-за этого получается итоговая путаница – как недостаток нашего сугубо-одностороннего явленного мировоззрения.
Выбираем ли мы вообще между добром и злом? Думается, скорее мы выбираем между внешним и внутренним, между «Я» и «Не-Я». Тогда необходимость такого выбора стано-вится диалектическим принципом, исходя из раздвоенности самой личности, как и обще-ства (на массу народа и отношений внутри нее). Именно поляризация сущности определя-ет такую необходимость. Но сам выбор между добром и злом в таком случае выглядит весьма надуманным. Нет добра или зла вообще в том отношении, что они развиваются в диалектической связке и их не оторвать или не соотнести. Вечное всегда индифферентно к конкретному, пока не произошла его материализация.
Более того, добро и зло тождественны в совместном развитии. А весь сыр-бор вокруг них среди людей заключается в субъективном взгляде на процесс развития истории. Тогда необходимость выбора между этими двумя (для многих – имеющий кардинальный смысл) полюсами осознания неизбежно связывается не с выбором, а с оценкой себя собой со стороны, то есть с обычной рефлексией, без которой мы были бы мертвы. Если такая самооценка удовлетворяет нас – это доброе качество. Если нет – плохое, и его необходимо исправлять.
Диалектика добра и зла основана на их неразрывной связи. Так добро как процесс ста-новления общечеловеческих ценностей, в случае его торможения или остановки неизбеж-но «выделяет», проявляет зло как «соседа» по диалектической связке. Путь добра от исто-рии лежит через активную деятельность, через творчество в вечном настоящем. Поэтому «выбор» между добром и злом всегда равноценен выходу активной рефлексии из пассив-ного состояния или сумрачно-спящего образа жизни.
Добро, происшедшее от явленной истории, после ее субъективации, представляет со-гласие с самим собой, удовлетворенность результатом своего поступка. Это немаловажно для личности, особенно творческой. Добро от процессной истории выглядит как несогла-сие с собой и готовность исправить предыдущий поступок с помощью новых общечело-веческих ценностей. Вообще, добро от вечного выражает согласие с собой в случае ду-ховности (активных и адекватных рефлексий, активного поиска). Или выражает несогла-сие (неудовлетворенность – до антирефлексии) – в случае неусвоения общечеловеческих ценностей. В таком случае торможение процесса добра обуславливается самой лично-стью, что оказывается равносильным спорадическому проявлению зла.
Добро истории – это память и преемственность. Добро вечного – наша пассионарная устремленность к тому, «что должно быть». В этом отношении у зла не может быть ника-ких перспектив. Щедроты истории открываются пытливому уму, и кажется, что ты правопреемник великого прошлого, что ты свободно-обязан это развивать и продолжать. В этом случае твориться может быть лишь добро. В этом отношении обычно говорят, что добро имманентно (вечно) истории. Или: что добро уже потенциально заложено в непрерывном вечном, нужно только материализовать его в поступках.
Нужно отметить, что за тысячелетнюю историю человеческой цивилизации люди «передумали» уже все – и найти что-то новое весьма проблематично. Поэтому важно не открытие чего-то принципиально нового (хотя оно может поначалу казаться таким), а ин-терпретация (осознание) старого. В этом отношении наша наука, кажется, не совсем по-нимает своей роли не только открывателя вечного добра. Но и, более того, интерпретатора – пионера новых идей из старой информации. На сегодняшний день такое направления поиска истины должно преобладать в научном творчестве.
Да, добро заложено в общечеловеческих ценностях как объективное направление дея-тельности, его становления, которое происходит при его усвоении (развитии) этих ценно-стей или в процессе «оживления истории». То есть добро истории проявляется в случае ускорения развития общечеловеческих ценностей. А зло – при его торможении (хотя бы в случае нежелания или невозможности). Таким образом, развитие общечеловеческих цен-ностей равносильно становлению добра в вечном настоящем.
Добро это и процесс становления человечности (и человеческой истории вообще). Зло – явление субъективного возмущения, искажения этого процесса. То есть становиться может только добро. Зло не становится, оно проявляется в связи с добром (или относи-тельно его) – фиксируется как некий нежелательный «чертик». Однако оно связано с процессом вечного, и при малейшем изменении его направленности – проявляется снова и снова. Но оно исходит от личности (от невечного). Тогда как добро – от вечного настоя-щего, от того, «что должно быть».
Вечное вовсе не является источником зла. Она его всепрощает, давая дорогу все но-вому и новому добру. Залог успеха в усвоении. Причина кажущегося сотворения зла обычно заключается в несотворенном будущем. Мысли человека постоянно раздвоены, они вечно пульсируют между «что хотелось бы» и «что должно бы». Человек раздвоен-ных мыслей это факт, а не патология – он уходит от выдуманного не очень хорошими людьми зла. Он ищет и находит добро через собственную человечность в вечном настоя-щем. В заключение главы хотелось бы привести слова Л. Фейербаха в оригинале: «Furcht dich nicht vor den Tod. Du verleibst ja stets in der Heimat auf den vertraumen Grund, welcher dich liebend umfangt». Что в вольном авторском переводе означало бы: «Не испытывай страха перед смертью. Ты постоянно остаешься в лоне Родины, на прочной почве, которая тебя любовно охраняет»…
6.
Любое отчуждение, будь оно со стороны человека, общества или природы – это зло. Тот же пьяница, к примеру, пытается укрыться в самом себе, найти не себя, а веселье для себя. И так далее. Отсюда вытекает аксиома добровольности зла как парадокс ложного эгоцентризма. Те же самоотчуждения от общества или отчуждения общества от людей? Со становлением самоотчуждений стремление к вечному настоящему становится могиль-ным, когда человек начинает жить в ином воплощении превратности мира.
Натуральная основа зла заложена отнюдь не в человеке, а в его отношениях с окру-жающим миром. Главным образом, с обществом. Очеловечивание нормами нравственно-сти, усвоение общечеловеческих ценностей обычно достаточно, чтобы в этих отношениях провозглашалось и укоренялось добро. Но субъективность личности достаточно чувстви-тельна и обидчива, легко восприимчива к искажениям субъективно-объективных равновесий. Здесь многое зиждется на позитивных оценках окружения как компенсаторной основе добровольности самого зла.
Чувство зла обычно опережает аффектацию действий, но оно само исходит от несооб-разности того «что есть» и того «что должно быть». Несчастье человека заключается не в его грехах или грехопадении, а прежде всего в том, что он перестает понимать самого се-бя. Грех (ошибка, несообразность) не должен априорно считаться преступлением, А у нас это довольно часто карается не только законом, а чаще осуждением окружающего внеш-него мира. Отсюда происходят страхи и уход в себя. Традиции социального уклада не должны мешать восприятию вечного настоящего. Чувство собственного достоинства и греховодства это наиболее падшие чувства, которые приводят к разладу отношений чело-века с миром, к разбалансировке ментальных равновесий и появления аффектации.
Зло это всегда аффектация, причем, добровольная, как протест относительно окру-жающего. С другой стороны, так называемые «самоправедные люди» несут в себе заряд завистливой, хотя и положительной энергии. Они часто вызывают в окружающих унизи-тельные ощущения. Так и чрезмерная добродетель может нанизывать на позитив негатив. Может быть, в мире и обществе все настолько уравновешено, что в суммарном выраже-нии добродетель равна злу? Но они балансируют возле объективного тренда. И в подав-ляющем большинстве случаев существенные выражения минусового баланса зависит лишь от нравственной «составляющей» субъективности той или иной личности. Она мо-жет провоцировать окружение своей «самоправедностью». То есть вхождением в вечное настоящее.
Духовные высоты личности не должны позволять ей чрезмерно возвышаться над гре-хом общим. Иначе это лжеобразованность и лжечеловечность. Сострадание органически присуще человеку. Но есть (должна быть) ее мера, за которой становится юродство кажу-щееся. И оно вынуждает отталкиваться от тренда зигзага развития в «минуса». Мир пока оправдывает вечность, хотя бы в том, что она не лишена разума, как и само человечество. Зло, если оно и должно караться здоровыми силами, то только в виде самого человека, допустившим его. В этом видится выход из грехопадений и обретения смысла вечного.
Красота жизни не в поэзии или прозе, а в стремлении к ним. Это означает, что мы стремимся к самому себе через красоту, а к другим через доброту. Вечное мирит красоту и доброту в отрицании нами зла. Анархический апофеоз «неприятия мира» до сих пор свойственен асоциальным кругам, для которых вечное настоящее равносильно тому, что мы надеваем на мир фашистский мундир, тесный, потный и неприятный по сути. Тот же рабочий, бережно надевая на ночь свой станок, при виде такого «неприятия» лишь крякнет: Не желаю жить с вашей дыминой зла». Затем он как «выстроганный прораб» опустит голову – ему неприятно видеть, что некоторые живут не по совести. А жабьи губы скомпрометированного невечностью и несамостью анархиста прошепчут ему в ответ: «Это не человек, а ссудная касса». Он будет иметь в виду поток вечного добра, льющегося на него от рабочего человека. После разотрет снегом свою чужую «морду». Лысоватый, собачьими зубами станет грызть чужой же пряник.
Мистическое зло обычно легко проникает в среду, что можно объяснить традициями людей со времен язычества. Мол-де: необычное всегда волшебное, сказочное, а потому по-детски восприимчивое. Это «вечное зло» создается и воспринимается добровольно, но в гомеопатических паллиативных, интенциальных дозах. И не меняет принципиально веру в торжество вечного нашей богатой чудесами от психологии эпохи. Такая утонченность «самозла» мешает коренному осознанию бытия в том отношении, что вносит в субъективность человека элемент сомнения и соотносительности. Сомнение в целостности жизни и мира, соотносительности истины и вечных смыслов. То и другое может мешать вере в самого себя и даже искажать самость человека.
Необходимо отметить, что эта разновидность отчуждения исходит от внешнего окру-жения. А сами мистические картины при желании легко можно обращать в добро. Как говорится в одном философском анекдоте про двух сослуживцев на тему обращения. Пер-вый спрашивает: «Ты где загорал?» Второй отвечает: «Я в коптильне отпуск просидел». – "И как?» – «Лучше бы в отпуск коптильню отправил». – «Почему?» – «Рыба копоть при-нимать не захотела»…
Психологические склонности человека ищущего обычно приводят к очарованию ил-люзией вечного, которое открывается перед ним из-за предвосхищения души. Вечное на-стоящее приходит несколько позже, когда устоятся равновесия субъективности. Резон не в душе с ложной видимостью необычного бытия можно относить к эффектам аффектации. Однако он не может удержаться на одном эстетизме, ему нужно действие не менее, чем субъективности в целостности.
Реальность не исчерпывается изобретением нереальности. Ее вектор и спектр воздей-ствия куда богаче, чем провинциальное принижение жизни до пошлой и меленькой. Осо-бенно, если там зло безвыводно процветает, и нет на него управы, несмотря на теоретиче-ские тенденции прирастания человечности. Значит, мы сами лишаем мир его глубины, из которой исходит добро. Закрываем наглухо чугунной крышкой вход самости мира, а сами прозябаем и жалуемся на «плохую судьбу», «несправедливый и жестокий априорно мир». Люди не поставлены перед роком, они вполне могли бы обходиться без зол отчуждения, если имманентная данность будет вечно прирастать качеством.
Если человек поймет через злые действия необходимость добрых помыслов, зло ста-нет ему противно. Тогда он насытится им и обретет новую веру совместно с обществом, которое не оставит его в беде. Почему он, зачастую, не понимает и не насыщается злом? Порядок становится хаосом, если ему придана направленность. И наоборот. Хаос всегда направлен, а порядок субъективный размыт и не находит обретения своего в людях. По-рядок общественных устоев должен смениться хаосом (бесконечностью) направленных усилий людей. Вот только этих усилий обычно не хватает, чтобы добраться до вечного.
Между «Я есть» и «Я должен» нет никакого напряжения противоречий, поскольку они находятся в диалектической связке и развиваются в совместной целостности. Попробуйте, например, разделить их друг от друга – сразу становится очевидным разрыв этой целостности, и как следствие – несуществование. В этом отношении «смысл смысла» не «направляет ход бытия» (по В. Франклу). Он представляет собой процесс должного бытия.
Идеалы и ценности не «выдумываются человеком» (по Ж. Сартру). Они вовсе не вы-думываются, а становятся в межличностных отношениях троицы: мир – общество – чело-век. Вечное – деполяризатор добра и зла; их основа в диалектичности бытия, которого лучше бы в таком случае назвать вечностью. Обскурантская мысль о том, что движущим началом истории является вечность, якобы, «ворующая веру», не позволяет рационально судить о судьбе как случайности, неизбежно возникающей в ходе материализации. При этом вера в себя неотрывна от веры в вечное и объективное. Историческая судьба весьма субъективна. В красоте видится спасение, но не в счастье.
Духовная жизнь не может быть целостной, пока человек не освятит себя действиями от души во имя добра. Доброта как символ человечности исходит не из субъективных ка-честв той или иной личности. Чаше она становится в необходимости связи этих качеств с объективными тенденциями развития, с общечеловеческими ценностями. Вопрос «что?» тесно связан с «должно»; тогда вопрос «как?» относится лишь к текущим действиям. «Что?» это выражение стратегических инициатив, «как?» относится к тактике познания жизни. Смысл вечного не во зле или добре настоящего, а в их слиянии в процессе жизни. Цивилизация не может мириться с отрывом вечного от жизни.
«Когда мы отвергаем себя, ангелы превращаются в дьяволов. Человечные люди явля-ются и, может быть, всегда будут оставаться в меньшинстве» (В. Франкл). «Движение мысли от сущности к действительности, то есть от абстрактного к конкретному, воспроизводит развитие сущности на своей собственной основе». «Ограниченность диалектики как метода познания связана с абсолютизацией системного видения мира, причем, такого, при котором весь мир рассматривается как закрытая система». Отсюда появляется все зло…
Глава 7. Холодок Вселенной или «вечность не объять?»
1.
Философия не выражает судьбу философа, она выражает тот холодок Вселенной, который ограничивает его идеи нужным вечному. Я всматриваюсь во Вселенную, пыта-юсь понять его мироустройство. Я до корней мозга и до мозга корней предан Земле. Зем-ной миролюбивый человек. Много раз нас пугали концом света, но страх каждый раз уползал, шипя змеей. Паника не бродила по городу. Вспоминаю одного пожилого челове-ка, который за каждым словом повторял: «Заметь»! его так и прозвала молодежь: «Де-душка Заметь». Он был астрономом-любителем, и многое рассказывал о Вселенной, вос-седая в подпитии днем на лавочке среди ребятишек и своих сверстников.
Многие ему не верили. Тогда ему от отчаяния морщило лицо, и он уходил к себе в ста-рый гараж, где оборудовал импровизированную обсерваторию с довольно крупным теле-скопом. Зимой обутый в поршни, а то и в подбитые молью валенки он всматривался в «трубу». От холода мерзли руки, но это был не тот «холодок Вселенной», о котором мы здесь говорим. Он перстом указывал на свою квартиру на десятом этаже: «Заметь! Мне в этом доме смертью смерть. Заметь! Когда с работы вылежишься (после ночи у телескопа – авт.), тогда и от холода спасаться надобно». Был он великим пьяницей и чудаком, но дело свое знал крепко. Однажды город накрыла снежная туча, и он замерз, этот человек Все-ленной, в начале ноября. Накануне он нашел на тротуаре расческу и долго сетовал – мол-де: быть беде. Сосед смеялся: «Переплюнь, дедушка Заметь, через плечо». А он отвечал серьезно: «Васька, ты скоро совсем обленеешь».
После «расчески» он сходил в поликлинику. Бабочкой запорхал сигнал электрокардиограммы. Вечером его нашли у телескопа. Вечером же оглохшие демоны принялись посылать на Землю молнии. Незамерзший еще в ноябре Амур отзывался певучими волнами, накатываясь на забереги и кроша их. Словом, Вселенная была с ним не согласна. А вечность ночью молчала звездными блесками…
Человек – больное существо. Его субъективность вечно корежат издержки материали-зации. Он и хотел бы ладом связать объективное с субъективным, чтобы существовать в вечном настоящем. Да не может сделать этого напрямую, поскольку существует не сам по себе. На помощь всегда приходит объективное, часто в виде «холодка Вселенной». Оно непрерывно корректирует и направляет действия человека, чтобы получалось «что долж-но быть».
У человека ослаблена природа субъективности. Отсюда, как отмечает психопатология и антропология, перекосы равновесия осмысления и осознания. Человек не может быть не независим. Вечное шире и сильнее его, оно имеет бесконечный мир. Вечность не объять, да и нужно ли пытаться это делать? Есть человеческий смысл бытия, где свобода от вечности не дает самости. Отсюда наскок невечного, вещей, их холодок. Но человек выше холода, если имеет смысл возвышения, вариативность и диалектичность ухода от холода. Как это происходит? Лишь путем приспособления к вечному. А значит, принятия помощи от природы и Вселенной. Хотя бы при помощи усвоения ее ценностей, ее «холодка». Тогда приходит к человеку самость, которой он выражает самого себя в согласии с процессом объективного и субъективной сферой…
Вселенная холодна и разумна, как и вечность. Потому что они призваны отрезвлять душу человека своим устремлениями, подталкивать субъективность человека к более ак-тивному существованию и действию. Хорошо, что у нас Солнце греет день, а Луна светит ночь. Душа обычно умнее сердца, но не сильнее его. Когда весны чудовищная сила разго-няет холодок зимы Вселенной, хорошо думается о вечном в теплой квартире: никто не мешает, ты сам перед собой. И думы. Думы, конечно же, о хорошем и добром, о будущем вечном настоящем, который тебе предстоит сделать лучше. Причем, совместно с ним са-мим. И так, чтобы никому не довелось бы упрекнуть тебя в лености души или замерзаю-щей твоей субъективности, которая отказывается «работать» правильно. Вот уж воистину: «Гроб Вселенной в человека метит, играя песни холодком».
Сомкнув глаза, вспоминаешь природу с ее прекрасами, погодами и непогодами – все одно хорошо. Вот старые сосны с пучками хвои еще смотрятся по-весеннему изжелта. Шуршащий и бесстыжий веник дождя молотит безжалостно по лужам. От скуки, казалось, отсырели углы в квартире. А Земля уже не принимает ядовитой влаги. Вот и ветер тут как тут – разыгрывается всерьез, будто на кого обозлился не на шутку. Что ему? Гуляй да гуляй по свету, может, где он и найдет свое пристанище, или кто-нибудь более сильный прихлопнет его вечерком до утра своей мощной пятерней. А там – смотри умней…
Вот ветер потянул за собой ворох новых туч, даже туман завяз в молодой траве. Хо-рошо летом. Медовый запах цветущего подсолнуха от капелек масла в корзинке отвлекает думы от вечности необъятной и бесконечности Вселенной. От нее мы как-то да зависим. Как? Вселенная организует самоорганизацию, которой мы подчиняемся беспрекословно. Как организует? Через нас самих, направляя нас туда, куда положено. А мы упираемся, не видя прямого пути, шарахаемся со своей самостью то туда, то сюда. Вселенная глядит на нас недовольно, но поправляет, корректирует наши действия, терпеливо обучая трудному катехизису жизни.
Глядишь на голубизну неба, которое прячет холодок Вселенной, с улыбкой солнечного цвета. Ветряное красное Солнце упрямо отталкивается от Земли и стремится в необъятное и непонятное. Лучи его врезаются в листву деревьев и кустов и рассеиваются там затейливыми зайчиками. Шмели поутру уже облетели большие лопухи на пустыре за забором. Я всегда любил утренний горький запах полыни, которая за ночь набирает силу в своих незабвенных ароматах. Никогда не любил житейской липкой паутины.
Вот ребятишки на лугу разожгли большой костер – им надоело сидеть в дождь дома. Смастерили рядышком шалашик из лапника елок. Костер весело манил к себе и трепыхал приветливо сотней языков огня. Дым уже поднимался вверх, обещая скорую погоду, он уходил высоко к Вселенной, будто говоря при этом: «Ну-ка, съешь меня?» Заиграла музы-ка магнитофона на лужайке с лебедой в полроста человеческого. Вместе с бравурной му-зыкой в окно вороной влетело начало вечности. Забарахтались гулко как в пустом фанер-ном ящике остатки совести. Надо бы выйти прогуляться. Но холодок Вселенной снова прижал ноги к столу – работай.
От такого сопровождения свободы настроение почернело и затаилось с чернотой веч-ности где-то в глубине. Человек вообще частенько не знает: что у него происходит внут-ри. А происходят великие таинства, начиная от субъективностных задумок и кончая им-перативами самоорганизационных доминант. Почему мы не можем объять вечность, ведь вроде развиваемся на паритетных правах? Хотя, Вселенная нет-нет да навязывает свое, но оно и у нее самой навязывается. Значит, это что-то общее в общем же развитии. Хотя мы и принимаем это за холодок. Но это всего-навсего общее требование к активности, к развитию, к существованию, к целостности, наконец, без которой мы ничто.
Мы вынуждены задавать себе сакраментальный вопрос, который вряд ли имеет смысл: «Почему Вселенная как объективность подобна чужому гостю в нашем мире. Холодок поддает, вроде, и вечно недовольно, будто мы постоянно делаем что-то не так, как должно быть? Может, чтобы мы лучше думали и осмысливали мир, коль уж взялись в нем жить не гостями, а хозяевами? Ведь когда кругом жарко, тогда мысли ленивеют до того, что тянутся старыми котами и зовут ко сну?..»
Тайна существования в том, что вечность не объять, поэтому приходится приспосаб-ливаться к настоящему, связываясь с субъективностями общества и природы. Наверное, несправедливо говорить, что вечность существует за счет контрастов: холод и лед Все-ленной – тепло и доброта человека? Однако это совсем не контрасты, а тождественности в развитии сущего. «Мир – Существует» – известная аксиома жизни. Вот только она вовсе не подходит под понимание контраста как чьего-то так разведенного громадной силой неразума, так что начинает противополагаться друг с другом. Мир же вовсе не противостоит своему существованию. Они совместно и тождественно сосуществуют в развитии. Как и человек со своей целостной субъективностью в сфере чувствительной и процессе объективном одномоментно.
В этом отношении холодок может исходить не от Вселенной, которая легко умещается у нас внутри. Но и от нашего застоя в активности действий, от нашего застоя в понятиях Вселенной как чего-то стороннего и далекого, непонятно-грандиозного. Например, из-вестная теория «Большого взрыва», которой в настоящий момент придерживается боль-шинство ученых. Она недиалектична в своей основе. Вселенную затемнил человек, кото-рый пока не может понять смысла «темной материи» или «темной энергии». «Большой взрыв» это некоторое начало, присущее многим дуалистическим течениям, которые с ра-достью тогда будут говорить: раз есть начало, значит, будет и конец. Такие эсхатологиче-ские или экзистенциальные веяния чужды вечности. И чужды только потому, что эти тео-рии никогда не оперируют целостностями. Они обычно отрывают процесс от явления, а то и противопоставляют их.
Материализация конца есть идеализация начала. Когда начало связывается с концом, становится вечность, которую не объять. Может быть, такое положение дел сложилось вследствие преобладания материалистических или дуалистических установок на субъек-тивность. Вопросы духовной культуры и мировоззрения в целом не могут держаться на устаревшей платформе. Поскольку это тянет мир вниз, в болото непонимания вечного и застоя мысли. Мир феноноуменов пока не признан, как и сама вечность. Остается только крикнуть, как великий предшественник: «И все-таки они существуют и вертятся»! Как можно не понимать, что все сущее должно находиться в постоянном и вечном непрерыв-ном. Что все здесь связано, а не соотнесено как в математических теориях, в том числе квантовых.
Диалектическое субъективно-объективное понимание Вселенной подразумевает нали-чие «процессной части» и части вещественной. Этого положение, вроде бы, никто не от-рицает. Но эти «части» должны быть связаны в целостность, чтобы могли развиваться как тождественности, выражающие сущность. Вряд ли корректно рассматривать «сферу субъ-ективного» лишь в чувственном присягательстве. Кризис человеческого осознания неиз-бежно приводит к глобальному кризису цивилизации. При этом идея «великой инквизи-ции» (по Ф. Достоевскому) неизбежно приводит к вечности. Чтобы не продаваться чело-веку за кусок колбасы. Чтобы искоренять холодок Вселенной, который в принципе дол-жен считаться как благость, как подсказка человеку на его пути по жизни, как некоторое человековедение – путевождение по жизни.
Голос мира в нас самих, нужно только его услышать через холод вечного. И это озна-чает непрерывность нашего соучастия в нем. Не должно быть сомнений в том, что это «холодок Вселенной» и его основная причина проявления в субъективности человека за-ложена в том, что человек и его сообщество живет неправедно. Это, думается, понятно многим даже простым людям, которых частенько мучает совесть за те ошибки, которые они неизбежно вынуждены допускать. Вся беда в том, что многие люди, да и социальные структуры, социетальность в целом не хотят воспринимать, а тем более развивать обще-человеческие ценности. Им оказывается легче идти войной друг на друга, завоевывая си-лой авторитет и власть. Это ли лучший путь в эпоху постнеклассических государств, ин-формационных сообществ?
Да, они, зачастую, нарушают или даже фальсифицируют, обесценивают заповеди об-щечеловеческие. Социумы по субъективистским причинам обычно проводят курс на фальсификацию ценностей. Может быть, они официально провозглашают их в правиль-ном свете, но в реальности не формируют их в истинном наполнении. Разве это демокра-тия? Вот это и есть настоящий холодок Вселенной, которая видит такие нарушения, про-тив которых молчать не может. Ее самоорганизация действует непрерывно с помощью объективных отборов: физического на все сущее, физиологического на живое, социаль-ные отборы – на человечество. Курс один – на существование в вечном.
Все это приводит к отчуждениям и самоотчуждениям, начиная от наркомании и алко-голизма и кончая неверием, в том числе в государство и даже в собственные силы. Все-ленная задает нам желаемое (всеобщее) направление развития через самоорганизацию. Мы участвуем в ее реализации через собственную субъективность, смысл как необходи-мость существования, и самость в помыслах и действиях. При этом мы совершенно не уклоняемся от требований вечного настоящего, более того – соучаствуем в ее развитии. Осмысливая вечное и осознавая невечное, мы выбираем модели и варианты таких действий, чтобы они максимально соответствовали общечеловеческому замыслу.
Практика показывает, что здесь во многом оказывается не вина человека, что он не может в полной мере следовать «заданному пути» Вселенной самоорганизации. Иначе не было бы его самости, а он сам стал бы рабом исполнения, зомби без собственного мнения. Такое происходит довольно часто в среде людей, если они рвут собственную субъектив-ность на куски, ради сиюминутных удовольствий типа наркоопьянений или алко-проказ. Разница между объективной направленностью развития сущего, и человека в том числе, и субъективным его исполнением обуславливает постоянное наличие холодка Вселенной как следствие необходимости корректировки коэволюции.
Однако и здесь не стоит полностью оправдывать человека неизбежностью субъектив-ных отклонений. Хотя, он по природе своей призван их минимизировать, приближаясь к вечности. Именно для этого человеку дан разум. Если бы это призвание выполнялось без самоотчуждений и излишеств, которыми изобилует Земля. Но, наверное, не совсем спра-ведливо делить мир на внешний и внутренний. Внешний мир это и считается Вселенной с его природой, звездами и галактиками. Он описывается математически теорией относи-тельности. Мир внутренний (микромир) описывается квантовыми теориями. Однако он описывается далеко не до конца, а лишь от начала появления конкретных материальных образований (хотя бы квантов).
Становится очевидным, если идти дальше, то в этом мире множество нематериальных процессов, тенденций, идей. Объективных отборов, которые, кроме прочего, имеют дос-туп к миру материальному. Связываются с ним в целостность и существуют. Так что ма-тематические квантовые описание это лишь далеко не большая часть айсберга отношений и связей, которые существуют в микромире. Тем более что микромир не может существо-вать без макромира. А значит, теория относительности не улавливает главного – тенден-ций глобального развития всей Вселенной. Поскольку недавно стали достоянием науки нематериальные качества в виде «темных» энергии и материи. Можно искать бозон Хиг-гинса, но не понимать причину массы в вечном настоящем.
Смысл вечности кроется в невозможности отрицания развития непрерывного качества, который сосуществует с количеством бытия. Сущее не заканчивается в «квантах», так же, как и в метагалактиках. Кванты уходят в континуум вечного (процессы, субъективность). Вселенная уходит в конечную бесконечность (также процессные образования и «темные» субстанции?) Не лучше ли делить Вселенную и его холодок, действующий на человека, на процессное и явленное, субъективное и объективное, на вечное настоящее и невечное материальное? Причем, между ними обязательно связующее: в виде истины или процесса связи вечного и невечного. Это связующее представляет холодок Вселенной.
Можно даже, наверное, назвать этот процесс связи «физическим вакуумом» как тен-денцией самоорганизации. Именно так это рассматривает диалектика без противоречий, которая также уходит в вечное по форме и в бесконечное по содержанию. Понятно, что человеку никогда не объять вечного, поэтому холодок Вселенной, неубитый ветром, будет всегда. Он и нужен даже для поддержания человека, его веры и направленных разумных действий. Но надо быть человеком, чтобы «аза узнать», чтобы постоянно искать и находить свое вечное настоящее, пусть даже отталкиваясь от этого холодка Вселенной. В этом его алтарь души, призвание и смыслы существования мира…
2.
Мир изменяется от того, кто и как его понимает. Но это понимание приходит в усло-виях постоянного изменения мира. У Ф. Достоевского есть меткое замечание относитель-но вечного, которое нам не объять: «Проследите иной, даже если и не такой яркий на вид взгляд факт действительной жизни, – и если только Вы в силах и имеете глаз, то найдете в нем глубину, какой нет у Шекспира». Однако дойти до бесконечности мы не можем, холодок Вселенной не дает – он постоянно «вола крутит» иуводит нас в сторону праведного объективного, неизбежно отличного от субъективного. Конечно, если уж всматриваться в самого себя, тогда нужно и находить глубину вечного в себе. Зачем? Чтобы уловить хотя бы тенденции и направленности непрерывного, которое постоянно материализуется в нашей субъективности. «Думами сдвигая череп, субъективность грезит новым».
Действительно, жизнь скучна лишь для того, кто в нее не желает всматриваться. Она может играть неожиданными и даже фантастическими красками и гранями дня и ночи, если глядеть на божий свет. Она невероятно глубока на подходе к вечности, и если бы не холодок Вселенной, то мы могли бы доходить до корней человечности и доброты. Само-пожертвование, однако, это не только признак высоты развития личности, но и отчаяние при попытке охватить необъятное. Вместе с тем в общей массе должно быть уравновеши-вание стремлений и возможностей, прерывностей и непрерывности.
Человек не теряется в самоутверждении; однако он часто теряется под действием хо-лодка Вселенной, не зная: куда идти. Нужно отдать долг исходом чести. Самопожертво-вание это символ безумия, если нет форс-мажорных обстоятельств. Холодок Вселенной всегда уравновешивает нашу жизнь. Он придает понимание чрезмерности и непонимание вечного в том отношении, что «казенное» вечное настоящее зависит не только от самого человека. Во все дела и помыслы его постоянно вмешивается струя социального и при-родного воздействия – как изнутри, так и извне человека. Влияние этих качеств не учитывать невозможно, неразумно и бессмысленно, поскольку иначе холодок Вселенной лишь усиливается. А мы в таком случае отходим от самих себя.
Бесконечное будущее чуждо развитию; если холодок Вселенной наполняет субъектив-ности, тогда бесконечность не видна даже в вечном настоящем. Такой необъяснимым во многом отход от себя приводит обычно к тому, что «раки остаются на мели», – что при этом возникает боль вечности. Тогда красота человечности появляется перед нашими тоскливыми глазами. Как отмечал П. Проскурин: «Два плюса, красота и боль человечест-ва, замыкаясь друг в друга, образуют в своем взаимодействии некий постоянно дейст-вующий центр, непрерывно посылающий из себя тревожащее, пронизывающее мир, и даже как будто уходящее за его пределы, в космос потоки духовного излучения». Этот «центр» можно характеризовать как субъективность человека с «палками в колесах». Именно в ней происходят таинства превращения нематериального в материальное. Пре-вращения непрерывного вечного в конкретное конечное действие человека, разум которого позволяет-таки охватывать много из упомянутого П. Проскуриным «излучения».
Речь, конечно же, идет о вечности, которая пронизывает субъективность человека и уходит от него к Вселенной. Через боль и красоту мы ощущаем дыхание вечного, любим и творим. Ощущения вечного недаром приходят в нашу субъективность. Нет, они подтал-кивают и торопят действовать, причем действовать осмысленно. Чтобы воспарить над Вселенной, над своей жизнью вовсе не обязательно наличие ангельских крыльев. Но они невидимо в каждом добром поступке возносят нас над собой, вполне согласуясь с «холод-ком» Вселенной.
Дело не в красоте, а в том какие мысли и действия ей сопутствуют. Красота должна способствовать сглаживанию холодка Вселенной. В нашей жизни всегда чего-нибудь не-достает. Восполнить недостачу мы можем лишь умными и добрыми делами. Важно не отшатываться обывательски или чистоплюйно от осознания того, что мы живем в вечно-сти. Ведь выход из нее равносилен смерти от холода Вселенной. Мы не можем обрести вожделенную свободу помыслов и действий иначе, кроме как через творчество действий, через постоянное смысловое уравновешивание помыслов и поступков. Помыслы связы-ваются с вечным настоящим, поступки с Вселенной. При этом образуется прочная субъек-тивно-объективная целостная связь нашего сосуществования с миром.
В подобном действе заложен глубокий смысл существования в виде целостности. Сам символ всеобщего смысла представляет собой необходимость существования. Он должен отражать смысл нашей жизни, он и отражает его в вечном поиске самого себя. Например, Ян Парандовский обосновывает подобное так: «Сначала надо быть человеком, а потом художником – одни грешно провозглашают эту мысль, другим оказалось достаточно под-твердить ее примером собственной жизни как не подлежащую никаким сомнениям исти-ну». Вот уж воистину: раздвоение легиона творцов поражает по своей широте. Но они сходятся в едином мнении: нужно творить, чтобы становиться человеком. Творить, то есть поступать и наступать, чтобы никакой холодок извне не беспокоил душу человека. Чтобы он не холодил его разум и не спускал вниз в болото лености и пассивного созерцания.
Нас может заинтересовать вопрос, почему многие люди так задавлены «текучкой» и житейскими мелочными заботами, что им далеко не до этих идеалов творчества. Более того, они кажутся им смешными и даже юродивыми, а может даже издевательскими в от-ношении нашего бытия. Многие считают, что творчество это для избранных баловней судьбы, а им бы самим дано лишь: как-нибудь просуществовать в суматохе невечного дня. Хотя творить человек обязан всегда и везде – любое доброе дело как творение приносит успех не только тому, кому оно дадено, но и тому, кто это дает. Это закон вечного.
К сожалению или к счастью, но иного человеку не дано. Только активная деятель-ность позволяет достигать вечного настоящего и уходить по возможности от «холодка» Вселенной. Качество жизни человека обусловлено не потребностями, а способностями осмысливать эти потребности. Недаром возмущенно восклицал Рембрант: «Останься до-ма, останься дома! Целой жизни не хватит на познание чудес, какие здесь таятся». Так входят в храм вечности, так же уравновешивают действиями холодок Вселенной. Угады-вание боли, предчувствование и осмысливание вечного, честно заполняют одиночество человека перед собой. Постижение окружающих явлений и событий, даже с которыми никогда ранее не сталкивался, переводят пустоту Вселенной в полное вечного настоящее…
Хорошо смотреться в вечное ночью! Как в зеркале все! Воздушная дорога суетлива и в темноте – торопятся по ней опоздавшие днем большие и малые тучи. Сонно ворочается неподалеку река, будто растревоженная кем-то невидимым: то ли русалками, то ли водя-ным? В народе говорят: если комары большие в мае – картошка будет большая в сентябре. Но комаров еще не видать, Может быть, ушли по своим комариным делам, а может кто-то испугал. Ведь ночью в лесу и на лугах страхов великое множество и появляются они ни-откуда – будто из вечного неба.
Лес спит без ветерка – будто подох. И почему только человек борется с жизнью, не зная: зачем? Вот небо зажгло бриллиантовые светляки. Наверное, только человек с бессо-вестным длиннющим языком может утверждать, что ночью плохо видно? У него что, де-вяносто девять вер, а норовит попасть в вечный плен? Вот потянул густой и вязкий аромат с полей гречишных. Странно, однажды я приснился самому себе Великим Инквизитором и стал вовсю распекать мир за бездействие по отношению к человеку. Во сне совершенно забыл про холодок Вселенной, и он тут как тут подхватил меня. Проснулся от холода, будто все это происходило со мной наяву.…
Мир тогда представал в виде большого пса, который недоверчиво обнюхивал меня, будто сомневаясь, стоит ли пускать к себе. Но мои слова все же затронули главную струну внутри его – и пес-мир стал лаять, мол-де: «Это все люди виной». Тут чернота ночи заслонила мир, и он канул в вечность…
История умирает в вечности, а человек в невечности. Почему бы им не связываться, чтобы не умирать ни там, ни здесь? Многие мыслители пытались преодолеть холодок Вселенной и достичь вечности. Однако вскоре они начинали понимать, что упираются мыслями в бесконечность вариантов, в процесс развития, который конкретным не охва-тить. Объективные тенденции процесса преодолевать просто бессмысленно. В противном случае неизбежны искажения самого процесса, а значит и равновесия субъективности лю-дей. Напрашивался выход: нужно входить в сам процесс вечного. А он четырехмерный в противовес трехмерному нашему ощущению.
Человек может мыслить лишь конкретным, он не может, например, увидеть, предста-вить или осмыслить движение или полет без их раздвоения, без развития их сущности. Отсюда становилось понятным, что только процесс поиска может приближать нас к веч-ности и в основном устранять холодок Вселенной. Поиск это процесс. Но ведь мы не мо-жем искать непрерывно. Поэтому абсолют как «вещь в себе» никогда не может быть дос-тигнут даже в принципе осмысления.
Невольно частенько приходится задумываться над извечным вопросом: почему моло-дые люди так легко подпадают под влияние холода Вселенной. Например, почему моло-дые семьи так часто лихорадит? Вроде бы все у них есть, казалось бы, живи да живи. Ан-нет. Постоянно что-то да мешает. Субъективное или объективное? То и другое, ведь они не ходят порознь. Вот и получается, что субъективность одного из супругов реагирует на бытийные передряги так, а субъективность другого – иначе. Очевидно, что самость семьи должна сливаться воедино. Но на деле мы очень уж часто замечаем обратное.
Легче всего объяснить это, мол-де: «не сошлись характером». Вопрос в том: почему не сошлись. Что мешало? Вселенная? Наверное, здесь важны два фактора: либо кто-то из двоих супругов не захотел сходиться (объективно-намеренно – или подсознательно, ока-зался неготовым). Либо «связующее начало» изначально оказалось слабым и не позволило приближаться к вечному настоящему – оно осталось на уровне конкретного предмета. За что и продолжало наказываться холодком Вселенной. Так или иначе, в первом случае преобладает установка «Я – для себя», во втором отстает установка «Я – для других». Ко-нечно, они взаимосвязаны. Но как? Процесс связи исходит от вечного непрерывного, ко-торого многие молодые люди явно не достигают.
Магия древних обыкновенно выражала природу вечного, вот только здравый смысл при этом терялся в рациональном. В водовороте нашего сумасшедшего и бестолкового (а часто и обделенного вечностью) быта трудно нащупать верную траекторию сближения. Здесь многое зависит от уже усвоенного личностью общечеловеческого начала, которое основывается на законах вечного, прикасающегося к Вселенной. Усвоение это таинство одиночества. Думается, двигатель прогресса развития семьи в данном примере (да и лич-ности в частности) это и есть… одиночество. Но не физическое одиночество, как можно было бы полагать. А одиночество наедине с вечным. Оно должно очищать и направлять. Недаром «позорный столп невежеств жизни лишь видит падший человек».
Однако одиночество бывает как субъективным, так и объективным. Субъективное – это когда человек сам вгоняет себя в него, не считаясь с холодком Вселенной (направлен-ностью развития). При этом разрываются связи с общечеловеческим. Обычно это пьяни-цы, преступники, изгои и им подобные. Но есть одиночество объективное – именно оно очищает и позволяет думать непрерывностью вечного. Это случается тогда, когда человек остается наедине с самим собой добровольно и оценивает (рефлексирует) свое отношение к окружающему миру, в том числе к внутренним тенденциям развития мира. То есть при-рода, мир, Вселенная своим направляющим холодком через социум заставляют человека задумываться над этим.
Вечное не рационализируется без связи с настоящим, природным. Оно и не материализуется без участия вечности, откуда идет холодок Вселенной. Когда задумываешься над общечеловеческим, социетальным – тогда находишь адекватное решение совместно с процессом поиска вечного. Хотя очень часто бывает так, что излишняя гордыня не дает нам сблизится даже с родным человеком. Если не дает сблизиться, значит, ведет за ручку к расхождению. Сходящиеся математические ряды обязательно расходятся в бесконечности. Статическое равновесие здесь невозможно, ведь мы живые люди и постоянно изменяемся. А воздействие самоорганизационных факторов и объективных отборов изнутри – оно может коренным образом смещать равновесия субъективности. Может кардинально менять подход человека к тем тенденциям развития, которые ему предлагаются. Этот холодок Вселенной невозможно переоценить. В некотором смысле его можно считать за некоторое противоположение личности. Хотя, в самом деле – это лишь помощь в развитии диалектических связок субъективностей личности, общества и природы.
Гордыня чаще управляет нами от того, что мы сами не знаем, чего хотим. Вот хотим, например, чтобы «все было по нам» – и все. А оно так не бывает, поскольку мы связаны со всем миром и обязаны соблюдать его правила. Вселенная не дремлет тоже, она неиз-бежно подсказывает нам, что более важно не то чтобы «все было по нам», а то «что долж-но быть». Пренебрегать этим – худший вариант в семье. Часто бывает и так, что один ждет ответных шагов от другого, ждет, что тот пойдет на уступки. Долго ждет и, часто, не дожидается. А за время такого ожидания вечное ушло уже далеко вперед, да и Вселенная проявляет уже беспокойство и посылает нам сигналы. Равновесие субъективностей, увы, нарушается. А субъективное одиночество – оно тут как тут – и радуется?..
Казалось бы, нужно бороться с гордыней, понимать: как мелко мы еще живем. Но это еще одна ошибка. Думается, нужно, наоборот, подниматься до уровня вечного. И подни-маться через объективное одиночество. Через возвышенное общечеловеческое, которое дается и от природы. Ведь роль культуры, морали и подобного им вовсе не в ограничении свобод личности, а в его вознесении над животным началом и мелочностью жизненных неурядиц. Так было во все века: нужно идти на уступки по мелочам житейским, но думать о большом и добиваться большого вечного настоящего. Тогда не станет дуть холодок Вселенной. И обоим супругам станет уютней.
Мы часто теряемся в этом мире только потому, что путаем черное с белым. Свобода не только в наших руках, она вовсе не в чьих-то руках, она совместное творение. Вот этого творения очень часто не хватает людям даже мыслящим. И опять же возвращаемся к во-просу о смысле жизни, о котором уже говорилось, что это вечный поиск себя. Так что все в наших руках. Одно дело желать счастья другим, другое – делать его ежедневно и даже ежечасно самому, согласно тенденциям вселенской самоорганизации. Но любое целое не складывается из каких-либо кусочков – это непрерывный процесс вечного, который тре-бует постоянных усилий. В том числе и со стороны субъективностей социума и природы. Часто нас не хватает только потому, что мы не готовы к этому. Не готовы одни, но ведь есть многие помимо нас – они всегда помогут. В том числе незаменимой оказывается по-мощь природы в лице хотя бы «холодка Вселенной»…
3.
Невыразимость вечного упирается в проблему его диалектизации в настоящем и ста-новления в вечность, которую не объять. Вечное настоящее тем отличается от настоящего как мгновения, что оно непрерывно. А непрерывность человеку не объять, как и беско-нечность. Зато мы можем приближаться в процессе непрерывного поиска к истине, к смыслам. Это, поверьте, не так уж маловажно в ориентировании по жизни. Более того, тогда мы обретаем себя, узнаем: что делать. И, хотя не можем объять необъятную вечность, но зато мы встречаем ее на заре, мы живем в ней. Что может быть лучше для человека? Конечно, при этом нужно подумать и о себе, но ряд добрых дел обязательно приводит к озаренности праведностью жизни. Пускай даже: «петушиные распевки с утра тревожат нас вселенским холодком»…
Многие исследователи описывали озарение вечностью. Когда, например, мы достига-ем ее праведностью жизни, по возможности устраняя холодок Вселенной. Приведем еще один характерный пример – на этот раз от основателя классической спекулятивной диа-лектики Г.Гегеля: «Мы только складываем поленья для костра, и стараемся, чтобы они были сухими, а когда настанет урочный час, костер вспыхивает сам – к немалому нашему удивлению». Да, костер вспыхивает сам, растапливая холодок Вселенной. Да, собственно, и сам холодок представляет собой тот порох, который вспыхивает в непреложный момент сам собой.
Добрые дела раскрывают нам таинства смыслов, которые так же вспыхивают ярким пламенем при приближении к ним. Вот, например, хотя бы так: «Наступает откровение, это значит, что внезапно с неслыханной уверенностью и во всех подробностях человек видит перед собой нечто, потрясающее его до глубины души, переворачивающее его ду-шу. Мысль вспыхивает как молния, человек испытывает восторг, совершенно утрачивает над собой власть. Тогда все совершается помимо его воли, а между тем он весь проникнут чувством свободы» (по Ф. Ницше). Тогда человек радостно восклицает: «Эврика»! Он начинает понимать, для чего живет.
Необходимо видеть, как он прекрасен в этот момент. Это творец огня, а не борец с хо-лодком Вселенной. В этот момент и сама Вселенная улыбается радостно, приветствуя еще одного человека, который познал мир и достиг вечного настоящего. Более того, Вселенная обязательно приглашает его к себе в гости. Причем, просто так. Поболтать на разные темы вокруг совместной жизни. Ведь прекрасное, как правило, озарено вечным. Но разве его можно объять? И главное: зачем это делать? Ведь данное прекрасное изменяется при каждом взгляде на него. Оно бесконечно по содержанию, но это прекрасное так же недостижимо для человека, воспринимающее лишь субъективно и конкретно. Для него непрерывное вечное может ощущаться субъективно как тепло или холод в зависимости от настроения и от тех дел, которые он в этот момент совершил. Тепло означает одобрение, холод – порицание. То есть то, что он не совсем угадал с моделями своего действия в ходе рефлексий, а значит, теперь должен корректировать их.
Как замечал в свое время Пьетро Бембо: « Я думаю, что у бога, творца всего сущего, есть не только божественная форма справедливости, умеренности и других добродетелей, но также и божественная форма прекрасной литературы, совершенная форма, ее должно лицезреть – наконец, это возможно сделать мыслью – Ксенофанту, Демосфену, в особен-ности Платону, но прежде всего Цицерону. К этой форме приспосабливали они свои мысли и стиль. Считаю, что и мы должны так поступать, стараться достичь возможно ближе этого идеала красоты». Однако идеалы недостижимы по своей сущности. Хотя холодок Вселенной подталкивает именно к их если не достижению, то хотя бы приближению. Красота также имеет свой смысл, который уходит в тайну вечного.
Бытие не есть акт, это нечто большее. Прежде всего, оно связано с небытием. Связано с вечным в целостности существования человека. Идеалы красоты это и есть тайны вечного, которые старается помогать раскрывать человеку Вселенная. Она открыта для пытливого ума и сосуществования с ней. Идеалы вечного и красоты, которые мы обычно улавливаем в поисках истины вечности, должны быть связанными с субъективностями социума и природы. То есть включать в себя взаимодействия с ними в направленном равновесии. Этого-то и добивается Вселенная, посылая на человека свой холодок. Причем, объективное должно давать оценку действия человека. В противном случае поиск может прекращаться, а холодок Вселенной не ослабевать, а лишь усиливаться.
В недалекие времена Ян Парандовский считал, что «…человека на протяжении всей его жизни терзает голод оценки. Каждый его поступок, даже и очень незначительный, каждая горстка связанных мыслью слов, взывает к оценке. То, что он признает за собой сам, никогда его не удовлетворяет, ему нужна оценка со стороны других людей. Это желание присуще уже ребенку, забавляющемуся игрушками». Такую оценку дает человеку не только окружающие его люди, или даже само общество, а прежде всего Вселенная. То есть, тот мир, в котором он живет.
Оценка выступает в виде определенного «холодка», который можно рассматривать и как одобрение, если этот «холодок» дружеский, А то и как порицание за совершенную ошибку в данном действии. Так или иначе, ясно одно, что человек живет не сам по себе, и даже не в среде себе подобным. За ним внимательно наблюдает нечто более высокое со стороны всемирного ока. То, которое объективно направляет самоорганизацию мира и самого человека в том числе. Ясно и то, что человек действует всегда с оглядкой на окружение. И это нормальная реакция раздвоенного человека диалектического плана, который может быть и Великим Инквизитором в отношении процесса развития своими субъективными действиями. А то и в виде маленького существа, которым управляет объективная невидимая махина, которая восседает и командует внутри него самого. И он сам не может не подчиняться этой силе.
Оглядка должна выступать как ответная реакция на реплики со стороны Вселенной. Но разве это плохая его черта? Ведь это вполне и определенно отражает соэволюцию и соразвитие человека вместе с обществом и миром. Особенно если прислушаться к извест-ной аксиоме «Мир – Существует». Там, где сам мир не может существовать сам по себе, а существует он, только будучи в глагольной связке с процессом существования. При этом понятно и то, что человек вместе с миром стремиться к целостности существования. Эти «оглядки» – необходимая связка в поиске и усвоении ценностей вечного настоящего. Тех, которые открывает своими действиями холодок Вселенной.
Имеет немалый смысл и то, что человек в вечном настоящем также не может сущест-вовать сам по себе. Он неизбежно связывается с этим вечным как явление с процессом развития. Более того, искание смысла жизни априорно полагает его наличие, которое, несомненно, постоянно изменяется вместе с нами и всей Вселенной. Истина остается вечно новой. Но не по причине неистинности старого или подпущенному Вселенной холодку сомнения. А потому, что мы ищем новое в сообществе с окружением и его тенденциями развития, испытывая при этом его постоянный холодок от неправедности нашего зигзагообразного пути.
Природа и общество определяют путь человека, и он сам участвует в этом определе-нии, используя предоставленные ему потенции. Известно, что лучшее доказательство идеи, мысли или процесса поиска – их материализация в добрые дела. Сомнения в себе, скорее, имеют интеллектуальную природу; сомнения в других – исходит из неуверенности в себе, поскольку холодок Вселенной порой торопит чрезмерно активно действовать. Возможно, что сама Вселенная не очень уверенна в себе, поскольку в ней оказывается еще очень многое не открыто. И это, безусловно, отражается на взаимодействии ее с человеком – затрудняет обретение целостности с ним. Однако критика своего, как правило, носит характер эмоционального отрицания. Критика чужого, вечного вселенского – ментального утверждения. Вот и попробуй здесь засомневаться в том, что вечное, также как и Вселенная, не обладает некоторой ментальностью. По крайней мере, они ведут самоорганизацию, в которой человек пока очень немногим участвует, хотя она и исходит изнутри него самого.
Ментальность как осмысление и осознание своего предназначение начинается с миро-воззренческих вопросов. А это уже касается вечного. Однако бессмысленно изменять мир согласно его смыслу (бороться с холодком Вселенной). Бессмысленно, поскольку этот смысл также непрерывно развивается, изменяется и входит в недостижимый для человека абсолют. Бороться бессмысленно уже потому, что и человеческая субъективность изменяется непрерывно вместе со своим смыслом. Единственная сингулярная точка пересечения интересов и смыслов в данном случае – понимание смысла вообще, как необходимости существования. А существовать может только целостность. Вот поэтому появляется и холодок Вселенной, и стремление человека к вечному. Ведь он сам не может не существовать, если это считать за то, «что должно быть».
Поэтому поиск вечного, хотя и необходим, но он не позволяет достичь полноты ре-зультата устранения холодка Вселенной. Иного не дано, иное всегда хуже. Человек часто противоречив по отношению к самому себе. Хотя эти «противоречия», как и прочие казу-сы мышления, лишь кажущиеся, поскольку это простое недопонимание, недоосмысление имеющегося. Это также неизбежное следствие холодка Вселенной, который заставляет отходить от этих лжепротиворечий и доосмысливать то, что дано, «что должно быть». Не-даром в народе говорят: «Грусть души восходит в вечность как Луна на небосвод».
Однако человек стереотипно старается-таки увидеть эти кажущиеся противоречия своей субъективности. Хотя бы вследствие разбалансировки ментальных равновесий в общем багаже интегрального веротерпения. Человек верит, пока может. Когда же он заме-чает, что «багаж» морально устарел, то старается его обновить своим участием. При этом, однако, попадает в общий кризис интеллигенции, наподобие экзистенциализма. Причиной тому можно посчитать так называемый «холодовой шок». Его можно рассматривать как результат неизбежности разномастных самоотчуждений, отводящих его от целостности существования и вечного настоящего.
Тогда человек замыкает багаж веротерпения без обновления и догоняет настоящее, чтобы убежать от кризиса идей. И здесь ему помогает Вселенная, которая дает верное на-правление самоорганизации. Иногда это удается в одиночку, если вечность его принимает. Чаще нет. Тогда в народе говорят: «Ходим хороводы вокруг дома». Но этот голос звучит сусанинской синкопой, когда острый нож печали колет грудь. Однако: кто на море не бывал, тот и страхов не видал. А солнечный живой свет обязан топить лед Вселенной. Хотя бы у нас в душе он горит радостным цветом вечно живого мира, который никак не удается объять. Ведь человеку так не хочется быть «собачьим депутатом», а наоборот: он желал бы сидеть с миром на «Ол-ля-ля». Но не свадебным генералом при догорающем последнем Солнце, а так, чтобы мертвая жизнь стала противной даже Вселенной…
Осознание человека постоянно испытывает процессы отбора, которые, собственно, направляют его. Но не определяют, ведь вечность не объять. Глубину мира невозможно понять, не касаясь вечности, лишь по чувственным образам его. Можно «греметь громами риторики», это ведь легче всего прочего, поскольку язык без костей. А вот осмыслить и осознать то, что делается в глубине Вселенной, откуда идет холодок в нас самих – непро-сто. И дело здесь вовсе не в том, что взор плоховато связан с мыслью. Это зависит не только от нас. Хотя, например, даже такой мыслитель как И. Тургенев утверждал: « Я предпочту созерцать торопливые движения утки, которая влажной лапкой чешет себе за-тылок на краю лужи, или длинные блестящи капли воды, медленно падающие с морды неподвижной коровы, только что напившейся в пруду, куда она вошла по колено – всему тому, что херувимы (эти прославленные парящие лики) могут увидеть в небесах».
Как видим, одного созерцания мало для того чтобы понять вечное настоящее, мысль должна всячески «перебирать» созерцаемое, ища в нем смыслы и действия. Хотя нужно бы знать и херувимов в небесах, понимать их существование (если оно есть вообще). Хотя бы для того, чтобы разобраться в себе и устранить лишний холодок Вселенной, стремясь к вечному настоящему, что только и ждет признания смыслов мира. Созерцание еще не означает того, что мы поняли и осознали предназначение того или иного увиденного, что мы приняли его за основу и стали его применять в своей деятельности. «Памятник невечный рукотворный, вечна память лишь о нем» – так можно охарактеризовать созерцательные действия личности.
К сожалению, наша школа не приучает нас думать достойно, да и вообще думать – вот и бьет поэтому нас жизнь, принуждая думать и разбираться. Прежде всего, в себе самих, а потом и в ней, в вечном и мире, в котором существуем, чтобы существовать на пути к са-мообразованию. В этом отношении всякий урок со стороны Вселенной – это действие через ее холодок, ведущий к неудачам. Но этот же урок должен призывать к разумным действиям и формированию собственной самости в вечном настоящем. Ее мы обычно не считаем таковой, наивно полагая, что вечность – это покой. Хотя это постоянный труд и неизбежный поиск. Это и пытливое вглядывание в жизнь через себя в глубины окружающего, гася его холодок добрыми делами.
История развивается человеком спорадически, по мере надобности, а не сама по себе как «стечение обстоятельств». Создавание и развитие наших действий настолько ин-дивидуально, что его невозможно передать кому-то без соответствующего переосмысле-ния. А это преследуется дополнительным трудом и, вообще, далеко не всегда бывает оп-равданным. Поскольку гораздо правильнее и даже справедливей будет нахождение пер-вичных качеств в самом себе. Чтобы выразить в действиях самость не как чье-то перело-жение чувств, а собственное усвоенное и осмысленное, сделанное в оригинале.
Эволюция природы преследует человека, она как холодок Вселенной везде. Но она помогает ему. Свое может быть обретено лишь связью собственной субъективности с объективностью (Вселенной). Понятно, что чужой холодок ползет по нашей спине из-за нашей недостаточной самообразованности. Он выглядит как следствие бытийного скепсиса, вплоть до эсхатологических понятий. Словесная форма обучения в наших школах не учит понятиям, а лишь натаскивает на что-нибудь конкретное. Понятия же в таком плане оказываются не найденными учениками. Это означает лишь преимущественное созерцание, но не осмысление по большому счету. Причем, наиболее важные общечеловеческие качества, зачастую, не ставятся во главу угла. У нас обучают, но не учат. Потому и холодок изначально присутствует в наших душах.
4.
Вселенная постоянно достает человека холодом ее расширения, но это «расширение» работает и в каждой точке человека. Понятия конечного своего или непрерывного вечного приобретаются самим человеком при осмыслении и усвоении тех или иных обучающих слов. «Поколения детей в школе усваивают бесконечное количество названий» (по Э. Стоунсу). Нужно ли такое «бесконечное количество» без привязки их к сущностям и смыслам, то есть к вечному настоящему? Ученики большей частью не осмысливают такое большое количество конкретностей. Не вводят их в процесс вечного, а потому просто дело не доходит до понятийного аппарата мышления. Не вводят даже в индивидуальные понятия, что еще более важно – а значит, не могут адекватно думать и действовать. Это ведь означает вечный холодок от мира к человеку, вечное недовольства человека самим собой – он не может найти смысл жизни и согласие с самим собой.
«Ненаполненность словесного выражения» – это проблема нашего образования. Даже никакие самые яркие примеры или иллюстрации не помогут действительно усваивать материал вечности. Особенно, если у ученика так и не сформирован понятийный аппарат и представлений о конкретной области знания и действия. Активное чувственное восприятие должно формировать и развивать субъективность только на фоне уже усвоенных в достаточном количестве общечеловеческих ценностей. Ценностей, достаточных для дальнейшего самообразования как самоорганизации личности с помощью холодка Вселенной.
Заученный материал обычно не приводит к становлению субъективно-объективной целостности, к феноноумену, который мог бы существовать в вечности. А значит, холодок Вселенной уже грозит только начинающему самостоятельно жить человеку. Он обрекает даже его поиск на безуспешность бытия. А это уже страшно. Недаром многие исследователи этого парадокса считают: «Часто наиболее экономным способом освоения людьми живых понятий… является книга» (Э. Стоунс). В наш век телекоммуникационного бума и информационных цифровых технологий это оказывается еще более важным. Необходимо не созерцать уже готовые образы на экране монитора, а думать над мыслями великих людей, приобщаться к их действу и далее творить собственное.
Мир есть бесконечность везде и во всем. Но он конечен в своем воплощении в жизнь. Вечность не объять. Выглядит убедительно утверждение В. Скотта по этому поводу: «Кто хоть чего-то добился в жизни собственным образованием в первую голову обязан самому себе». Понятно, что мышление человека происходит не само по себе. Оно обязательно подталкивается и направляется изнутри, из собственной вечности, из процессов развития, которые непрерывно осмысливаются и осознаются. Но оно одномоментно сверяется и с факторами внешнего окружения, так сказать, «обстоятельствами бытия». Они осознаются, исходя из внешней конкретной обстановки. Так что каждый из нас обычно оказывается между двух огней: внутренним процессом объективного и внешней, чувственной сферой субъективного. Однако необходимо заметить, что «чужой передел ведет к своему».
Получается так, что только связь этих двух «компонентов» собственной субъективно-сти человека в целостность позволяет находить достойный выход в ежедневных перипе-тиях вечного настоящего бытия. А холодок Вселенной хоть и не позволяет объять вечное, всегда ориентирует человека вдоль общечеловеческого начала. И он при разумном жела-нии находит свою самость в социальной среде и природе мира. При нежелании – холодок заставляет и корежит субъективность. Вплоть до ощутимых неудач, ошибок и наказаний.
Развитие не является необходимостью или случайностью, оно следствие недостижи-мости и достижимости вечности. Порядок не может быть вечным, зато он существует в вечном. Как и сам человек – в порядочной вечности, которую не объять. Кризисные явле-ния человеческой цивилизации «пришли» к нам из процесса развития – из-за его тормо-жения путем искусственно созданного превалирования капитального отбора. В целом, любое отклонение от траектории объективного развития вызывает возмущение процесса связи. В ходе непрерывных рефлексий происходит постоянная корректировка бытия. В том числе культуры, социального пространства и исторического процесса по зигзагу субъективной оптимизации направленности развития относительно объективно заданного. В случае заведомо неадекватных рефлексий неизбежны систематические отклонения от «курса», что, рано или поздно, приводит к кризису.
Идея существования своей глубиной уходит в вечность, но реализация этой идеи, то есть жизнь – выходит из вечности к нам. Поэтому пути выхода из современного глобаль-ного кризиса может исходить только из пути входа в него. То есть: необходимо постепен-ное ликвидирование отрыва от объективной направленности развития. Это означает, что нужно, прежде всего, сбалансировать равновесие материального и духовного. Это значит, усвоить холодок Вселенной и действовать как целостная вечность.
Культура как первейший выразитель и очень чувствительный индикатор возмущения социального пространства, совместно с образованием страдают в первую очередь. Поче-му? Потому что они находятся на «передовой» связи материального с духовным. Именно они готовят будущее, воспроизводя личностные устои. Необходимо вернуть культуру лю-дям. Для этого богатейшие залежи и пласты духовных ценностей должны быть востребо-ваны, прежде всего, обществом. Именно оно преследованием собственных прагматиче-ских интересов навязала личностям эту невостребованность ценностей истории цивилизации. Холодок Вселенной действует через ценности общества, которые представляются человеку для осмысления, осознания и действия.
Путь выхода из бездуховности может быть только один – к духовности. Если челове-чество входило в кризис культуры в направлении от самообразования к созерцательности, то выход из кризиса может происходить лишь в обратном направлении: от созерцательности к самообразованию как смыслу жизни. Необходим отход от созерцательности к вечному. Но как его осуществить? Ведь он подразумевает в личности и становление духовности. Разумеет уравновешивание его личностных интересов с интересами общественными и оптимальное равновесие между рефлексией и антирефлексией. А также становление самообразования через стимулы, осознание ее необходимости как смысла жизни.
Духовность сделала человека личностью. Смещение эпицентра человеческого бытия к культуре может вернуть в социальное пространство ее основу. Но только в форме по-знающего разума, то есть процесса вечного. А это значит, сама форма социального про-странства как процесс должна непрерывно изменяться в сторону социализации самой личности. Что такое разум? – он представляет собой бесконечную цепь рефлексий мате-риально-духовного с нацеленностью на оптимальный результат. Познающий разум – это диалог разума с самим собой. Подобным образом самоорганизация человека входит в диалог с возрождающейся культурой. Так усваивается холодок Вселенной.
Кризис духовности возник много раньше, чем проявились первые признаки насту-пающего общего кризиса вечности. Он возник во многом из-за того, что человек оказался не в состоянии понять себя как существо, постоянно и заново определяющее себя. Суще-ство, которое становится само, хотя и не может объять вечность. Оно и является лишь по-тому, что становится, само себя созидая. Так что во многом достаточно восстановить его равновесие с обществом, чтобы выйти из кризиса, которого в принципе быть не должно. Да, человек становится сам, но почему и под чьим влиянием? Где здесь диалектическая связка, а она должна быть?
Если общество своим прагматическим началом сделала человека бездуховным, то че-ловек может вновь обрести себя – только воздействуя на общество духовно. То есть в процессе связи материально-духовной – в совместных действиях. «Самоосуществление человека в его деятельности». Если эта деятельность угнетается, например, холодком Все-ленной, значит, нужно убирать гнет. Имеется в виду создание условий для духовности и самоорганизации, как ее обязательное «приложение».
Здесь мы неизбежно вынуждены вернуться к основополагающим вопросам: «Что та-кое человек? В чем его свобода, в чем смысл его жизни?» Нужно сразу заметить, что смысл жизни человека находится «выше» его самого – он процесс и его можно «найти» только в развитии. А если развитие обеспечивается только самообразованием, то в само-образовании и заключается смысл жизни? В этом же и свобода человека. Она «вытекает» из смысла жизни. Те частные формы смысла жизни, которые он может находить и нахо-дит – это лишь явления процесса. Значит, нужно видеть сам процесс – а он лежит в само-познании и учете холодка Вселенной как объективного вспоможения.
Мотивами действий в вечном настоящем должны служить человечность и духовность. Поскольку эти качества личности во многом «упускались» при ее входе в кризис. Но именно эти же качества ценили и до сих пор ценят люди в других. То есть, гуманитарное образование должно опережать прочие образования, начиная с детских дошкольных уч-реждений? Очевидно, лучше не торопиться отвечать на этот вопрос, поскольку, помимо гуманитарного, прежде должно быть человеческое, которое «выше» гуманитарного. По-мимо прочего, как процессное понятие, оно включает в себя вечную деятельность. Этот вывод далеко не нов, но как его реализовать? Только учитывая холодок Вселенной.
Речь должна идти прежде не о самопознании с преобладающей гуманитарной компо-нентой по учебникам. А о том, как этот «удобный материал» (представленное холодком Вселенной) усваивается. Можно учить и по учебникам, но сами учебники должны обеспечивать процесс усвоения. Самообразование изначально должно дать широту, а далее образование, пусть даже в классическом варианте, может дать глубину вечного. Но они должны действовать совместно в диалектической связке и обязательно выливаться в соответствующую деятельность.
Нужно говорить и об эстетической культуре вечного настоящего. Говорить как о про-цессе (а есть ли культура неэстетическая?) Эстетическое воспитание не будет постоянно развиваться, если изучать процесс только по явлениям, не видя направления развития это-го процесса, его траекторию. Они должны видится в диалектической связке – как единст-во эстетического сознания и деятельности. Становление самопознания на базе духовности позволит оптимизировать саму образовательную сферу и духовные структуры. Причем, не реформируя их, а развивая в совместном процессе. Это и будет означать саморегуляцию знания как результат совместной работы творцов и организаторов. Пусть мы не можем объять вечность, но представленные миром ценности обязаны усваивать. Иначе вечное настоящее недостижимо, а холодок становится все ощутимей…
5.
Жизнь хороша, когда люди не разменивают ее на мелочные дрязги и заботы. Тогда об-ретаются крылья для полета в вечном настоящем, а холодок Вселенной лишь поддувает попутным теплым ветерком. Подавляющее большинство жизненных проблем при реше-нии их должны уравновешиваться человечностью. Даже «энтузиазм без сострадания – скорее бедствие, чем благо» (по Х. Пирсону). Более того, невоздержанность и необразо-ванность в любой сфере деятельности часто приводит к пренебрежению всем, ради одной своей цели. Это, как правило, приводит к тому, что «равновесие между духом и чувством нарушено, и разум слепнет» (по В. Скотту). И слепнет он вовсе не от холодка Вселенной, а от того, что человек не сумел обрести свою человечность в поисках вечного, в этой по-гоне за осмысленностью бытия. Хотя известно, что «дрожь извечная Вселенной исторгает миру честь».
Природа как конечное выражения континуальности Вселенной начисто лишена «холода» по отношению к человеку. Даже временные периоды непогоды, например, свидетельствуют лишь о необходимой контрастности вечности. Причем, в ходе ее развития совместно с человеческой субъективностью, а не с ледниковыми катаклизмами бесконечности. Бесконечность реальной Вселенной и не может существовать в диалектической связи процессного и явленного, которые постоянно обеспечены поляризацией самого развития. А вечность как характеристика глубины природы не может быть «прямой» как дурная бесконечность по Г. Гегелю. Она тем прекрасна, что богата контрастами, ведь мы знаем, например, что после ненастья обязательно выглянет Солнце и удивительно щедро осветит весь мир.
Недаром признанный абсолют, совершенство или «вещь в себе» пробуждают к жизни завистливые взгляды и гнусные чувства. А ведь это всего лишь выражение необходимого контраста поляризованной сущности при ее диалектическом развитии. Но это и незапа-мятная черта психологии человека – мыслить конечным. То есть контрастами, когда про-цесс, улавливаемый нашими чувствами или мышлением, неизбежно разрывается на «кус-ки». Он усваивается некими образами-картинками – моментальными срезами того или иного процесса. Так что такой «контраст» он, отнюдь, даже близко не похож на преслову-тые противоречия классической диалектики.
Если бы нам удалось вникнуть в самую глубину нашего мышления. Тогда мы увидели бы, что рефлексия осмысления и осознания постоянно и непрерывно «бьется змейкой». Он варьирует от более положительного варианта или модели к более отрицательному – в виде негеометрического зигзага вдоль тренда ее тенденции развития. Человек обычно раскрывается в свободе чувств, но не в несвободе их выражения. «Скольких способных мальчишек розга превратила в тупиц» (по В. Скотту).
Восторги нежно любящих Вас должны скрываться от окружения, поскольку иначе просто убивается свобода. Так мы остаемся наедине с собой, подобно старухе у разбитого корыта в известной сказке А. Пушкина. Остаемся наедине с собой и тогда, когда аффек-тивно лишаемся холодка Вселенной. Почему правое дело обычно «отстаивают менее рья-но, чем неправое?» Потому что такое отстаивание совершается среди людей честных, ко-торые понимают Вас с первого ознакомительного объяснения. Отстаивать же неправое дело дано «дуракам и мошенникам», которые напридумывают себе и лозунгов, и паролей, и боевых кличей» (по В. Скотту).
Например, если Вам говорят явную чушь, то это также своего рода выражение призна-тельности, поскольку глупому человеку такое говорить не будут. Здесь, конечно, кроются контрасты общения, основанные на аффектации холодка Вселенной. Однако, с такими «друзьями» вечности не достичь, а тем более не объять. Особенно при частом общении. Поскольку чрезмерное непременно уродливо, даже если эту меру устанавливаем мы сами. Но разумно ли ослаблять жизненную хватку, сетуя на «непроходимые» обстоятельства? Нет, обстоятельства в принципе не должны исходить от нашей неповоротливости или поворотливости.
Понятно и такое соображение: то, чего нелегко добиться, не обязательно должно слу-жить целью устремления. Легко или нет добиваться этого – отнюдь, не критерий наших целей. Скорее, это следствие воздействия все того же «холодка Вселенной». Вера и Наде-жда обычно более легко достигаются по результату, чем сам результат, который быстро затухает и уже не радует глаз. Это также контрасты «холодка», поскольку иллюзорность, зачастую, в реальности оказывается относительно легко достижимой, если ее хорошенько растрясти и осмыслить. Все дело здесь за субъективностью человека, которая должна вы-ражаться целостностью, а потому существовать совместно и тождественно с вечным в их развитии.
Счастье человека, как правило, достигается не большим числом попыток достижения, а тем, что уже имеется. Остается только это «что имеется» превращать с умом в то, «что должно быть». Одними мечтами человек не будет счастлив, поскольку они в корне отчуждены от вечного им самим, за неимением лучшего. А вот добрым поступком совместно с холодком можно еще долго гордиться. Особенно если это было по достоинству оценено окружением и внутренними тенденциями развития. Оценка же производится не только внешним, но паритетно и внутренним. Так как во всяком действии должна присутствовать как вечность, так и целостность.
Знание вечности, как и мечты о ней, не приносят человеку должных контрастов на-стоящего для ускорения материализации собственных действий. А значит, более важными оказываются разумные действия. Может быть, в соответствии с этими знаниями и даже мечтами, пусть даже самыми фантастическими и заведомо несбыточными. Упование на судьбу или пророчества, откровения или веру верную до конца не красит не вечность, ни самого человека. Ни даже Вселенную, которая в данном случае нас не поймет и станет продолжать насылать упреждающий ошибки и заблуждения холод. Понятно, что мир, Вселенная, сущее понимает нас в случае разумного «вооружения». Причем, даже не против «холодка», а против собственных неразумных действий, идущих в противовес общечеловеческим канонам и объективным тенденциям самоорганизации.
Тогда действия человека по законам развития (иллюзорного контраста неких имма-нентных сил) сводится к минимуму. Самый действенный способ оказать услугу холоду Вселенной, это принять его, осмыслить и действовать с его учетом. Казалось бы, только и всего? Но почему же очень многие люди не делают этого? Это вопрос вопросов, на кото-рый диалектическая парадигма обычно отвечает так: «Человек недостаточно диалектизи-рован, поэтому он недостаточно очеловечен. А без человечности войти в вечное настоя-щее невозможно». Так и остается такой человек, которому многое, тем не менее, невдо-мек, за чертой настоящего. Он может долго проживать в мире, хотя его существование давно уже будет находиться под вопросом. Только потому, что его нормы поведения и действия существенно отличаются от нормативов общечеловеческой нравственности.
Необходимо во все века ожидать встречи с новым и даже идти ему навстречу в поис-ках смысла жизни. Этого нового в мире бесконечное количество – вечность нового. Стоит только «копнуть» подальше вглубь самого себя – и вот тебе чудеса вместо «холодка». Такого рода замещение действием вглубь легко оборачивает субъективные равновесия. Это и есть тот иллюзорный контраст нашей жизни, заложенный в вечном настоящем: от холода внутреннего к внешнему теплу. Иногда может даже происходить так называемое «опьянение вечностью». Это тот случай, когда предвосхищение холода резко сменяется горящим костром озарения. Тогда человек «обостренной эстетической чувствительности» понимает перевоплощение как действительное объятие вечного.
Однако эти чувства и понимание их быстро уходят (как и все в вечности). При этом становятся все новые и новые вызовы материальной Вселенной, в которых еще предстоит разобраться и оценить их смысл. Вопрос в том: пригодны ли они в качестве ценностей социальной или природной жизни. Жизнь она не может быть чисто индивидуальной на основе собственной субъективности – она всегда социальная и природная. Ранжировка ценностей по степени их важности влияния на вечное для человека меняется не только в субъективном выражении, но и в объективном. При этом вряд ли справедливо говорить о влиянии пресловутой «объективации» по Н. Бердяеву, которая сводит на нее все грехи и беды. Здесь обычно оказываются многие силы и направленности вечности. В том числе объективный биосоциальный поток и природно-эстетическое равновесие, и тенденции общего развития нашего феноноуменального мира. Тем не менее: вечность не объять.
Наверное, поэтому « в юности мы ищем наслаждений, в зрелые годы – славы, богатст-ва и положения в обществе, а под старость рады уже и тому, что все спокойно и нигде не болит» (по В. Скотту). Однако при этом необходимо учитывать то непреложное обстоя-тельство, что личность действует только сама. В ее действия не могут примешиваться ни-какие ценности, стремления и силы. Они уже оказали нужно объективное влияние на его субъективность. Только поэтому мы причиняем боль себе и другим, осознанно или не-осознанно, причем, гораздо легче, чем даруем доброе.
В этом отношении показательна роль социетального самосознания, хотя бы в виде об-щечеловеческого кредо. Оно формирует и продвигает эти общечеловеческие ценности с обязательным учетом внешних и внутренних факторов (субъективности сообщества). Од-нако на этом обычно заканчивается «сотворчество» сообщества с холодком Вселенной. Как правило, этот холодок на общество действует через обратную связь с личностями, че-рез их возмущенное биосоциальное равновесие. Это имеет место и потому, что некоторые общечеловеческие ценности социум субъективно фальсифицирует, а «критерий фальси-фицируемости» (по К. Попперу) при этом не фигурирует вовсе.
Такая фальсификация подобна развитию в виде зигзага субъективно-объективного взаимодействия в целостности их развития. Это происходит под влиянием субъективизма правления социумов, которое, отнюдь, не стремится к вечному настоящему. Он преследу-ет цели объективного капитального отбора (материального интереса). При этом человеку , как правило, отдается холодок Вселенной. Он направлен на возмущение социума с необ-ходимой корректировкой его действий на субъективность личности. Таким образом: су-щественно расстраивается диалектическая связь троицы субъективностей: личности, со-циума и природы.
Возникает немаловажный вопрос: «Как человеку смотреть серьезно на свою жизнь, если он видит свою кабальную линию от длительного нерешения социального вопроса?» Его самоотчуждения и антирефлексии окончательно девальвируют общечеловеческие ценности в его субъективности. Так получается замкнутый круг. Но круг логический, а не жизненный, исходящий из вечного настоящего. Если человек остается в вечном настоящем, это неизбежно передается по биосоциальному потоку обществу. Если он внимательно всматривается в «физиономию окружающих явлений». Читает и размышляет «не для того, чтобы убить время», а вырабатывает «ясный взгляд на свои отношения к другим людям», Смотрит на ту неразрывную связь, которая существует между судьбой каждой отдельной личности и общим уровнем человеческого благосостояния. Словом: «нужно думать» (по Д. Писареву). Думать, даже если вечность не объять.
Нужно думать, несмотря на невзгоды и ошибки, на искажения биосоциального потока и воздействие холодка Вселенной как блага. Только так можно хоть как-то урезонивать стремления вечности, которые невозможно объять. Таким путем можно достигать и обре-тать внутри себя достоинство вечного настоящего. Честь, как правило, вырисовывается в отношении к общественному мироустройству, а не к другим людям. Очевидно, прав был А. Лиханов, когда говорил: «Жизнь это горение, а в огне что-то сгорает… Жизнь это свет, а свет кого-то слепит». Но свет не может слепить человека, который идет ему навстречу, поскольку свет всегда усмиряет холодок Вселенной. Человек благодарит при этом вечное за возможность проникать внутрь мира. Любовь к свету обязательна в нашем мире, без нее «человек пуст».
Тогда эта любовь должна распространяться между людьми и связывать их добром. Пусть каждый из них любит по своему, порой необъяснимо: почему и как. Он обязательно любит собственную память, из которой он и черпает обычно свет жизни и вечного настоящего. Прозрачная речка детства вспоминается всегда с печально-восторженной любовью непрекращающегося восторга души. Она светлая, как и «пескари на золотистой отмели». Кто не вспоминает «тихого кружения березового листа в осенний листопад, трепета молодой осинки на весеннем ветру, дымка из «трубы и ледяной дорожки, по которой так здорово было прокатиться» (по А. Лиханову).
Этот природный свет вечности особенно ценен в минуты откровения перед самим со-бой, когда холодок Вселенной взбирается за ворот и шевелит грусть. Этот свет должен указывать: куда следует идти, в каком направлении ты можешь найти свое счастье. В про-тивном случае рождается, становится и действует так называемый «инфантилизм вечно-сти» в лице подражательства, стадности, стремления действовать стандартно. «Как все! Как все»! – символ инфантилизма и незрелости личности, которая пока не смогла найти свою самость.
В народе часто говорят, что голова не может воспитывать сердце. Но зато она может и должна действовать с ним в диалектической целостности. Поэтому, если человек не видит света жизни или хотя бы его отражения в себе самом, значит, он отнял его от себя. Если видит, значит, он любит себя и других людей, он делает доброе всем в согласии с собой. И, конечно же, получает адекватную порцию добра взамен. Если же обратная связь прерывается и он не получает достойной оценки, тогда и начинает его пробирать холодок Вселенной. Он легонько нашептывает ему, ты не отчаивайся, люди еще поймут тебя и оценят по достоинству. Не надобно только делать людям назло, поскольку холодок Все-ленной – это холод собственных идей, глядящий изнутри за тобой.
Однако, если человек даже при этом не получает света от людей взамен открытия сво-ей души, тогда он серьезно задумывается над перспективами таких своих действий. Если при этом холодок Вселенной начинает сквозить, тогда он серьезным же образом задумы-вается: «Нужно ли делать в таком случае добро людям?» Если они не ценят его, значит, оно им не очень-то нужно?» Такие вопросы уже приближают человека к аффектации и антирефлексии, когда начинает корежить субъективностные равновесия. Причем, такое происходит вовсе не по вине холодка Вселенной, который был бы рад исправить дело. Нет, по вине общества, которое пока недостаточно очеловечило своих членов. Вплоть до того, что люди по рабски, по животному оказались не научены воспринимать доброе и отвечать на него добром.
Хорошо, если после этого человек пойдет-таки навстречу вечности. А если сожмется в себе от холода? Кому будет от этого лучше? Так что тройственная диалектическая связь субъективностей человека, общества и природы может весьма существенно влиять на ми-роустройство. Наряду с объективными факторами и тенденциями роста. Общечеловече-ские ценности в лице других должны помогать видеть в самом себе большого человека. А значит, любить свет вечного восторгом своей души.
6.
Говорят, человек обязан быть философом в себе, чтобы создавать идеи. Но не обяза-тельно защищать их в кругу других людей, особенно там, где его не понимают. Сказано крепко. Вот только насколько реально данное откровение? Ведь человек идеи рождается не так уж часто. А развить идееносность далеко не каждому под силу, в том числе самому социуму. Обычно бывает достаточно создания идей, а не защиты; защищать их должны другие люди. Те, которых больше, и они выступают в виде сотворцов на паритетных ос-нованиях с самими творцами. Если подобного не происходит, тогда творец уходит от хо-лодка Вселенной в вечность своего. Это уже весьма печальное событие, но оно встречает-ся в реальном мире достаточно часто. Оно существенно ослабляет связь между личностя-ми и обществом, не говоря уже про природу, которая от этого страдает не меньше.
Как метко говорил Л. Леонов: «Истинная любовь скупа на признания… Нельзя жить в эту эпоху, не видя огромной важности еще незаконченной дороги вперед, выводящей нас за пределы привычных горизонтов». Так что есть у нас запасной вариант, запасной путь обретения себя и собственной достойной самости, когда отступать не приходится. Это путь помимо действий доброты, который иногда пригождается. Это творчество с выходом за «привычные горизонты» – к вечности, оставляя большую часть холодка Вселенной в этих самых горизонтах.
Творец всегда прав: главное создать, а становление и актуализация это дело уже дру-гого времени. Частенько бывает и так, что идеи, высказанные век-другой тому назад, вдруг оказываются актуальными в данный момент – они с успехом реализуются. Но это, однако, далеко не лучший вариант, поскольку в нем происходить существенная гибель непризнанных вовремя и не раскрытых талантов. Ведь вечность не объять.
Это означает, что вечная истина света существует, хотя бы в таком выражении: «Позо-лота-то сотрется, свиная кожа останется» (по К. Федину). Ведь сам процесс дубления ко-жи (жизни в вечном) заключается в «пути от противоречий к гармонии». Однако противо-
речия возникают, но не становятся по настоящему. Они оказываются лишь иллюзорной мишурой в субъективности человека. Если люди убеждаются, что, например, молодость прошла, все достигнуто, а найти покой все так же нелегко, а то и не удается вовсе, тогда Вы ищите другого человека, чтобы с ним разделить свой непокой.
Старики часто скучны. Но это имеет место только потому, что им не с кем разделить свет и восторг вечности. Ведь они продолжают видеть его не хуже, чем в их молодости. Добрые люди, как правило, побеждают в жизни не потому, что добры, а «потому что об-ладают мужеством это добро донести до других» (по Б. Брехту). Однако внутренняя, нравственная сила света вечности дает прекрасный иммунитет против слабости. Тогда человек, будучи физически относительно слабым, побеждает богатыря. И в этом ему, конечно же, помогает холодок Вечности. Он направляет человека и усиливает его потенциальные возможности адекватного устремления к вечному. Вечность хотя и не удается объять, но приблизиться можно к ней вплотную. А значит, обрести ту духовную связь, без которой холодок мира будет выступать лишь тормозом развития личности и самого мира.
Нищета духа обычно свидетельствует о «пропащем человеке», который замерз во Все-ленной, захлебнувшись собой. Сказать самому себе, что ты слабак – на это также требует-ся немалое мужество. Но и тогда, доказав главное – «сам себе что должно быть», –ты должен подняться с колен к свету вечного настоящего и набраться него сил на новую жизнь. Новая жизнь не против Вселенной, а за себя вместе с ней в сотворчестве и в сосу-ществовании. При этом возникновение вопросов вдоль идеи самости не остаются без от-ветов со стороны.
Вся наша жизнь – это поиск закономерностей вечного в себе в ответ на закономерно-сти внешнего окружения. Недаром в народе мудро говорят: «Чтобы узнать человека – на-до поставить его начальником». Мнения людей это не только мнения о реальных качест-вах той или иной личности. Это сведения и об его идеалах, которые прерываются тогда холодом действия. Мечта у каждого человека – это его любовь (обнять весь мир), даже если он не достигает счастья. Но «счастье – это покой, а покой ничего не создает» (по И. Тургеневу). Однако он все-таки создает, создает холод, который призван нас направлять по жизни, даже если мы этого пока не понимаем…
Бывает так, что человек как феноноумен опускается до уровня феномена в падших страстях и удовольствиях. Тогда он не может осмыслить ноумен вечного и боится его. То-гда получается так:
Вселенский обнимает холод,
Указывает придорожный свет;
Помощи принят не смог он –
Вечного боится человек…
Отслужив свое, метели
Весне вручили посошок.
Год ожил. Умыт апрелем
Первой зелени лужок.
Человек рассветом бодрым
Обходит вешние края –
«Эх, цветочным медом добрым
Пахнет талая земля»!
Необходимо осознавать постоянно заповедь мудрых людей: «Большие дела всегда хо-рошие дела, а они исходят прежде от согласия с самим собой. Радость присуща всегда, надо только ее приносить». Вот именно, приносить. Все открытые и неоткрытые парадок-сы психологии и секреты счастью начинаются с одного-единственного – с радости. Ра-дость это всегда надежда, а поскольку надежда всегда умирает последней, человеку оста-ется лишь принимать ее и надеяться, что она не будет последней. Радость здоровья сродни ощущению счастья. Даже если вечность не удается объять.
Радость человек обычно связывает с красотой. Красота как песня может быть заду-шевной или шлягерной, но она в отличие от песни всегда входит в человека. Уважение красоты подобно почитанию бога, поскольку красота это символ, делающий смысл нашей жизни. А смысл жизни человека можно увидеть в вечном совершенствовании своей чело-вечности как смысла существования мира. Значит во вхождении в процесс счастья при помощи человечности. Существует еще одна мудрая жизненная связка, которая почему-то оказалась в стороне от психологии, но прибилась к самому человеку: «Гуманизм требует приличия, приличие – красоты, красота … гуманизма». Здесь можно долго рассуждать или не рассуждать, но следует сделать один важный вывод: «Образованность человека идет через красоту к гуманизму и счастью». А счастье, как и вечность не объять.
Музыка жизни заключается в том, что однажды приобретенный навязчивый мотив че-ловечности не утихает до конца века. Это мотив торжества существования человека, который дается ему взаймы от рождения, но который он призван передавать людям. То есть творить под этот мотив самого себя и помогать другим. Истинное состояние человека составляет его сущность, которой он часто не знает. Зато знает свои способности творить – и знает через это счастье. Вопросы творчества описаны вдоль и поперек, а вот вопросы сотворчества освещены до обидного мало. А ведь всякое творчество это обязательно сотворчество, поскольку человек в своей деятельности и в помыслах всегда опирается на чужие идеи, на историю. К проблеме вечности необходимо подходить творчески.
Человечность это наше общее достояние, которое кормит и обогревает нас. Торжество внешнего закона, в том числе объективного, должно взывать к законам внутренним, чело-веческим, и наоборот. Говорят даже: «Природа свободна своей красотой, а человек своим разумом». Любовь к человечеству еще никогда не затмевала и даже помогала любви к се-бе. Если человек думает о себе, то он не может не думать о других. В противном случае, он просто-напросто становится изгоем, он будет изнывать от холодка Вселенной. «Душа озорная во мраке поет о том, что невидимой стала».
И если в нашем современном мире таких изгоев становится больше, то это означает вовсе не закат мира. Нет, это означает, что общечеловеческие ценности субъективистски-ми стараниями стали временно обесцениваться. Но такие действия можно провозглашать простым или изощренным обманом народа, что отнюдь не ведет его к человечности и счастью. Человечность – это единственное достойное приобретение, за которое можно умереть. Однако умереть ради общества, ради близкого, а не просто так. Многие умирали ради нашего счастья в войны, и это надо ценить, уважать историю и учиться у нее. Аксиома человечности гласит: «Учиться у истории означает становиться человечным». Почему не учимся? Не хотим?..
Человечность можно называть мудростью, которая знает: когда и как нужно применять то или иное знание, применять обязательно. Так что нынешнее нежелание учиться у ис-тории вполне можно связывать с предрекаемым глобальным кризисом человечества. Вы-ход из него пока не найден, но он может быть основан только на человечности. Человек создан для счастья. Хотя, если у человека одно здоровье на уме, значит, он не живет. Зна-чит, холодок вселенной еще не добрался до него. Любовь и человечность там, где нет суе-верий и мистики. Зато есть вера в объективное, а значит, есть связь с человеком для его существования.
Известна истина: « Прежде радости должна быть вера, прежде веры – человечность; только тогда человек может быть счастливым». Казалось бы, чего проще: живи. Можно наблюдать немало людей, которые со смехом принимают подобные заверения. И продол-жают прожигать свою жизнь, убивая время. Хотя давно известно, что нет, и не может быть разумных удовольствий, отвечающих сущности человека. Радость жизни, как и веч-ное настоящее, нужно обретать, а не прожигать.
Чем лучше человек кажется окружающим, тем он человечней. Хотя сам себе он не всегда кажется хорошим, поскольку согласие с собой – вещь упрямая и трудная. Но она составляет самую сердцевину счастья – ее смыслы. Смыслы можно охарактеризовать как траекторию, путь процесса, который указывает холодок Вселенной. Отсюда их немало-важное значение в существовании человека. Ведь именно через смыслы можно напрямую выходить на процесс счастья. Но здесь играет роль еще один «закон природы»: «Смыслы не могут ранжироваться по величине и важности. У человека может быть лишь один смысл – быть человечным». Кругом выходит: быть человечным, значит, становится счаст-ливым. Но невозможно быть человечным без учета холодка Вселенной. Иного в этой жизни не дано. Ведь вечность человеку не объять…
7.
Почему все в мире развивается и движется? В том числе и вечное? Можно говорить, что это врожденное (имманентное) свойство материи. Но это будет означать наше бесси-лие. Можно парировать вопрос вопросом: «А развивается ли?» Можно утверждать: «Если не развивается, то не существует». Почему? Ответом на это едкое «Почему?» может быть лишь вывод от рассмотрения механизма развития. В нем непременно участвует холодок Вселенной как регулятор субъективно-объективных равновесий. Сама Вселенная «сидит» в нашей субъективности: в каждой точке и во всем объеме. Объективная реальность на деле оказывается субъективной реальностью, вот почему вечность не объять.
Итак, как может что-либо развиваться? Как развитие связано с Вселенной? О том, что неразвитие бессмысленно, можно судить по тому, что это недостижимый абсолют. Об этом мы уже говорили. Например, попробуйте поставить карандаш на острие. Он непре-менно упадет. Он даже мгновение не будет стоять на месте, то есть в абсолюте. Значит развитие неизбежно, как неизбежно падение и движение карандаша. Но как происходит развитие? Только посредством дальнейшей поляризации. Вообще, это явление в мире на-столько распространено, что мы его просто не замечаем. В принципе любое изменение – это процесс поляризации. А эти изменения происходят постоянно, и мы это видим.
Другой пример. «Маятник Пригожина» гипотетичен по состоянию в верхней его точ-ке. Это подобно карандашу, стоящему на острие. А его рассматривают, тем не менее, как точку бифуркации. Выходит, она недостижима! Это как явление, оторванное от процесса, а потому и нежизненноспособное. Отсюда следует вывод: неразвитие это все тот же абсо-лют, который не достигается даже в «вещи в себе» или в закрытой системе. Они просто бессмысленны в своем существовании. Дело в том, что все в мире не может не развивать-ся. Отсюда безальтернативность развития и поляризации! Это ее неизбежная процесс-ность в виде развития связки: конечное – бесконечное. То есть, без бесконечного холодка Вселенной нет развития. Бесконечность, как и вечность не объять.
Теперь мы можем попробовать сформулировать ответ на вопрос о первоначале. Мы установили, что безальтернативность (инвариантность) развития, это его процессность. У процесса нет ни начала, ни конца. Это означает, что никакого первоначала не было и не могло быть! Есть вечное как непрерывность. Однако, с другой стороны, процесс не может происходить без явления, ведь они в единой диалектической связке. Процесс обязательно проявляется (материализуется). Явление рождается мгновенно, то есть имеет «начало». Оно конечно, но это с субъективной точки зрения. Объективно начала нет. Но уж коль процесс и явление развиваются совместно, значит, реально мир и имеет, и не имеет нача-ло. Начало в его субъективности, неначало – в объективности. Такое положение вещей вполне соответствует воззрениям основателя классической диалектики Г. Гегеля.
Так откуда же мы пошли? Ниоткуда, случайно-закономерно, из процесса, но прояви-лись закономерно-случайно в определенный момент времени! Так должны решаться фун-даментальные вопросы. Кто мы такие? Мы случайная закономерность или закономерная случайность от процесса развития. Но мы живые, то есть активно участвуем в развитии диалектической связки духовного с материальным. Наша вселенная конечно-бесконечна. Но это вовсе не дуализм, а диалектика. Куда мы идем? Мы постоянно развиваемся. Одна-ко угроза глобального кризиса явно преувеличена. Это обычная «флуктуация» на нашем жизненном пути, когда капитальный отбор (прагматизм) возмутил его равновесие с отбо-ром грегарным (духовным). Объективный холодок Вселенной заставляет субъективное умерить его аппетиты. Развитие будет продолжаться, хотя вечности и не объять.
Конечно, вопрос о соотношении конечного и бесконечного возникал и по-своему ре-шался во все времена становления и развития человеческого познания. Например, физики 19-го века в качестве элемента природы рассматривали «вихрь», а не частицу с постоян-ными свойствами. И этот вихрь был уже поляризован. Так, С. Больцман свою статистиче-скую механику назвал моделью идеального газа, когда у частиц газа нет ни геометриче-ских размеров, ни внутренней структуры, а значит и поляризации. Законы квантовой ме-ханики, основанные на асимметрии между хаосом и порядком, являются «не более чем последующей ступенью познания природы, а не окончательной моделью». Эта асиммет-рии есть поляризация, она признается и учитывается. Почему же тогда до сих пор неясен механизм развития? Ведь «если организованные состояния – частный случай в континуу-ме Бытия», если процесс самоорганизации нескончаем, то в чем его смысл? Ответ может быть один – в открытости мира, а значит в извечной его поляризованности. Важнейшей составляющей этого понятия является движение, становление природы, как выражение ее безначальности и бесконечности. Так что без холодка Вселенной человек не существует.
Например, С. Больцман высказывал точку зрения, что «живое…борется за энтропию». Что это такое? Это структурирование; казалось бы все понятно. Но тогда должно быть наоборот: энтропия борется за развитие живого. Кроме того, структурирование проявляется и в неживом. Как? Через рефлексию – оптимизация любого движения дает направление! Рефлексия в неживом обусловлена объективными отборами, холодком самоорганизации. Тот же Э. Шрёдингер говорил, что «…живое питается отрицательной энтропией». Почему? Да потому что развитие это структуризация, то есть негоэнтропийный процесс. У него же есть и высказывание, что: «…живая природа стремится к беспорядку». Он имел в виду, что живое стареет и умирает. Но это равновесно направленный процесс: структуризации и деструкции. Потому вечность не объять, что она бесконечна и конечна…
Известно, что противоречие современного естествознания «состоит в следующем: оно не может ответить на вопрос – что такое жизнь». Почему не может? Мешает материали-стическое понимание. Ведь если жизнь не только «изменяет внутреннюю организацию или конструкцию своих элементов, но создает внутренние целенаправленные движущие силы за счет этих изменений». Тогда это поляризация и рефлексия на ее основе. И направленное равновесие – процесс развития. Возникновение «внутренних сил в природе – это изначальная и вечная поляризация в виде самоорганизации и холодка Вселенной.
Таким образом, сам факт наличия самоорганизации подтверждает безальтернатив-ность (инвариантность) поляризации. Мы уже знаем, что основной инструмент самоорга-низации – это рефлексия. Но помимо инструмента, собственно процесса связки прерывного и непрерывного, должен существовать механизм «запуска» этого процесса – направленности на материализацию. Если движущая сила процесса самоорганизации неизбежная поляризация сущности, то ее проявление осуществляют процессы, заставляющие идти диалектическую связку по пути развития. Это объективные отборы. Их всего четыре. Один из них хорошо нам известен – это эволюционный, видовой или естественный отбор Ч. Дарвина. Кроме него действует физический отбор – во всем сущем. В общественных системах, помимо этих двух отборов, действуют еще два, которые составляют диалектическую связку. Это грегарный и капитальный отборы вечности, которую не объять.
Если физический отбор «пронизывает» все живое и неживое и действует как внутри-структурная тенденция к дальнейшей структуризации (материализации), то естественный отбор – межструктурный. Он присущ только живым организмам. Хотя термины «живое» и «неживое» подлежат уточнению. Грегарный и капитальный отборы – чисто социальные тенденции. Грегарный отбор характеризуется движением от «Я – для себя» к «Я – для других». Человека всю жизнь воспитывает общество через ряд ограничений, законов, норм морали и прочего. Благодаря его действию человек становится личностью
Капитальный отбор (или отбор капитала), наоборот, имеет причину в материальном интересе личности (вот он прагматизм) и выражается в межобщественных связях, когда тот или иной международный капитал (материальный интерес) «перетекает» туда, где ему выгоднее. Причем, зачастую, игнорируя интересы общества, государства, морали, культуры и т.п. Он служит интересам капитала, и многое делает наперекор государству, из которого он выпестовался. Связка грегарный – капитальный отборы играют огромную роль в развитии общества и межгосударственных отношений. Именно в регулировке грегарно-капитального равновесия видится основной рычаг в «борьбе» с глобальным кризисом общества, власти, законности последних десятилетий. Глобальный разгул наркомании, пьянства, терроризма – плоды, выросшие на почве преобладания прагматического начала – капитального отбора. Существующая «теория» глобального эволюционизма лишь констатирует факты кризиса, но не дает ответов на животрепещущие проблемы современности. Причина одна – явленность, а не процессность видения мира, которая обуславливает необходимость «вмешательства» холодка Вселенной.
8.
Основной закон мироздания: «Любая система стремится к равновесию». Почему? По-тому что она, система направлена. Если равновесность это характеристика явленности, а направленность – характеристика процесса, то это означает, что любая система может су-ществовать только как процессно-явленная. Как феноноумен. Так можно «расшифровать» основной закон мироздания. Отличие живого в том, что есть сознательная положительная обратная связь. И она вполне вписывается в этот закон по своему действию. Человек неизбежно вынужден учитывать в своих помыслах и действиях каноны Вселенной.
Следуя развиваемой нами диалектической концепции мироздания, можно предполо-жить, что и Вселенная должна вписываться в нее. А именно: ее «первоначало» находится в процессе, согласно известной схеме: мгновенное проявление и медленное угасание по кольцу диалектической связи. Тогда теория «Большого взрыва» может оказаться справед-ливой. Но только в том отношении, что она лишь «часть» более общего процесса развития всего сущего. Холодок Вселенной не возникает. Он становится в каждом человеке, во всех имеющихся субъективностях.
Тогда и более мелкие образования: галактики, звезды, планетарные системы, Земля и жизнь на ней, в том числе социальная, – должны подчиняться универсальным фундамен-тальным законам поляризации и самоорганизации вечности. Например, жизнь «возникла» (более верное – проявилась) в процессе прерывно-непрерывной материализации и через периоды эволюции и инволюции идет к своей идеализации, чтобы продолжать в дальнейшем бесконечное развитие в субъективно-новом виде. Это вполне очевидно, учитывая факт стремительного экспоненциального роста качественности материального (материализации) в последние столетия истории цивилизации, – к заоблачным высотам. Но человек существо достаточно консервативное (есть тому физические причины). Грегарный отбор уже сейчас не может совладать с отбором капитальным. Почему? Только потому, что недостаточно учитывается вечность. Если ее невозможно объять, то это не означает, что ее можно игнорировать.
Почему так происходит? Ведь теоретически должно происходить обратное – духовные процессы должны преобладать и вести к идеализации (угасанию материальной жизни)? Однако все не так просто. Очевидно, материализация («переход» вечного в вечность) еще не достигла той вершины равновесного прогресса, за которой последует ее равновесно-направленный спад. Хочется верить, что до этого «спада» субъективного развития еще далеко. Хотя можно уверять, что период «юности» для человечества уже прошел, а вот к зрелости оно пока подойти не смогло. Недаром проблема глобализма встает так остро. Однако ее причины не феноменальные, они в связи феномена бытийного с ноуменом вечного. Вечность не объять, а человечество, зачастую, даже не пытается это сделать.
Угасание жизни началось с момента ее проявления. Возрастающие темпы физиологи-ческого регресса (инерционность физиологии организма по отношению к изменению об-раза жизни в виде хотя бы урбанизации) уже давно вполне очевидны. Как и регресса ду-ховного, вследствие прагматического глобализма. Истоки такого «экзистенциального ва-куума» лежат в том, что прагматическое «начало» не может остановиться в своем движе-нии вперед и продолжает свой направленный бег. Оно волочет за собой духовность, по-скольку они в единой связке. Может быть, преобладание духовного и есть та точка пере-гиба, за которой начинается субъективное угасание – тот абсолют, возле которого «мате-рия исчезает». Но при этом проявляется вечность, хотя бы в виде холодка Вселенной.
В масштабах Вселенной такого не наблюдается. Однако об этом свидетельствуют лишь субъективные факты, объективные тенденции тому были, есть и будут. Просто мы их не может интерпретировать субъективным языком от незнания многого. Вот он пре-словутый «глобальный эволюционизм», свидетелями которого мы являемся. Но нет и не должно быть ничего фатального (прерывного, поскольку это абсолют – такой же, как за-крытость Вселенной). Поэтому здесь что-то не вяжется. Что же? Где «концы» бесконечно-сти? Они в необходимости постоянных попыток объять необъятное…
Однако вернемся к Вселенной. Нам уже понятно, что она не может быть ни явлением, ни процессом, ни конечным, ни бесконечным, ни дискретным, ни непрерывным образованием. Она конечна как явление, но бесконечна как процесс! Она конечно-бесконечная, наша Вселенная, как и каждое явление или процесс в нашем насквозь диалектизированном мире. Ведь основа самоорганизации – диалектическая связь процесса и явления. Тогда наблюдаемое ныне, правда, косвенно, «разбегание» галактик не должно происходить экстенсивно в бесконечность. Где-то должно происходить кольцевание с нулем. Оно и происходит в субъективностях как результат учета объективного холодка.
Но если явленное разбегается, то процесс вечного настоящего должен непременно «сходиться» – к материальному бытию. То есть должен происходить круговорот как мате-риального, так и идеального. Он, процесс, и «сходится» в вечности в ходе самоорганиза-ции – сходится совместно с явлением и связью между ними. Ведь это диалектическая связка. Вот с этого и следует начинать! Известно, что открытость любых систем (их про-цессность) подразумевает их непрерывное изменение без субъективных «узлов». То есть, разбегание галактик вполне закономерно и неизбежно. Оно будет продолжаться, как и само развитие. Но вечность не объять? Ну и что с того, это вполне естественный процесс, ничего не говорящий о гибели Вселенной.
Была ли космологическая сингулярность перед «Большим взрывом»? Сингулярность это недостижимый абсолют. Объективно не может быть проявления в точке, поскольку она сама недостижима. Но может субъективно. Диалектически такая сингулярность и могла и не могла быть. Вернее она, как процесс связи, постоянно присутствует в нас са-мих. И ничего, живем. Но разве это может означать что-либо в процессном рассмотрении и исполнении? Может быть «Большой взрыв» был скачком самоорганизации единой раз-вивающейся сущности на соответствующем уровне? Только в субъективном, а не в объек-тивном выражении! Важность и необходимость процессного подхода вытекает из такого факта, что только 4-5 процентов сущего составляет вещественный мир (собственно мате-рия – поля не в счет, они не материальны). Что есть остальное? Если это «остальное» не материя, то это может быть только процессом. Процесс также как и явление не может су-ществовать сам по себе. Он неизбежно связан с вещественным миром. Это подтверждает универсальная аксиома: «Мир – Существует», которая учитывает процессный холодок Вселенной.
9.
Рассмотрим вопрос связи самоорганизации со временем и вечным. На первый взгляд этот вопрос не «первой» важности, поскольку как будто не влияет на ход реализации ме-ханизма самоорганизации. Однако это далеко не так: время тесно связано с социальными и историческими событиями, которые не могут существовать без него. Известно, что обычно выделяют два типа объяснений феномена времени. Первый – исходит из субстанциональной концепции, в нем время представляется как особого рода субстанция, наряду с пространством, веществом и полем. Второй – исходит из реляционной концепции, где время выглядит как система отношений между физическими объектами. Первое время – процессное, объективное. Второе – субъективное или параметрическое время, которое мы наблюдаем на часах.
Вечное не имеет параметрического времени, поэтому оно не воспринимается челове-ком. Но когда вечное связывается с ним в вечное настоящее, тогда время «идет». Причем, «часы» заводит самоорганизация вечности в виде холодка Вселенной. Однако завод вре-мени еще не означает, что часы идут. Для этого необходимо усвоение объективных цен-ностей мира. То есть, нужно связывать вечное с бытийным. Иного не дано, ведь иначе вечность выступает мертвым покоем, который вовсе не объять. С другой стороны время как маркер процесса развития сопровождает самоорганизацию в виде вечного движения бытия. Причем объективное время и здесь направляет холодком время параметрическое для должного соединения в вечность. В этом заключена тайна времени и еще одна причи-на того, что вечность не объять. В данном случае оно оказывается абсолютно недостижи-мой «вещью в себе». Отсюда следует само название «холодок» как символ необходимого, но недостижимого.
Загадка появления жизни уходит в вечную бесконечность, в процесс. Значит это объ-ективное время. Поиски «начала» жизни – в бесконечности. То, что мы называем «стре-лой» времени, – процесс, вневекторный и нелокальный. Диалектическая связка развивается не геометрически направленно, а равновесно: материализация сменяется идеализацией, нуль замыкается на бесконечности и так далее. То есть «стрела» времени означает непрерывность процесса развития вечного. Направленное развитие на материализацию, конечно же, связано с прямым течением времени. Но оно связано косвенно. А прямая связь – идет через траектории, смысл, процессионал развития. Явление «входит» в процесс – должно входить и рефлексироваться. Можно считать, что время конструируется в каждый момент. Почему? Да потому что это процесс, который не объять.
«Стрела» времени проявляет себя вовсе не в сочетании со случайностью. То есть, связь субъективного случайного с объективным закономерным вытекает из более общего процесса связи процесса и явления. Как правило, в виде диалектической связки. Время есть не что иное, как периодически протекающий (то есть упорядоченный) процесс. Но, например, вовсе не колебательный или вращательный, как это считает синергетика. Время это субъективная материализация вечного в вечное настоящее. Но в кольцевой связи участвует и объективная идеализация. То есть имеем два потока в направленном равновесии, без скачков. Как выделяется время из процесса и становится субъективное время? – а никак: никаких скачков. Субъективное ощущает явление лишь на определенном этапе развития связи. Становления явления нет – есть развитие в целостности. Есть становление чувств, когда в один момент мы ощутили явление…
Скачок – процесс связи с внешним. Убрав лишнее, процесс уходит. Происходит про-цесс рождения материального с новой структурой. Отсюда необратимость времени и ска-чок. Однажды «возникнув», процесс развития не может остановиться и повернуть вспять. Это «происходит» и в скачке – процесс не может стать явлением сам по себе. Остановив процесс, мы теряем холодок Вселенной и развитие, а поляризация этого не допускает.
Есть два пути обоснования необратимости вечного времени. Первый – поиск материального фактора. Второй основан на том, что необратимость это свойство самого времени. Функциональное время образуется материальными объектами в результате смены их состояний и не зависит от человека. Даже при обратном протекании процесса (если бы это было возможно), время, образуемое им, не повернулось бы вспять. Если брать «рождение» явлений из процесса, то их «возникновение» количественно будет уменьшаться, явления будет все моложе. То есть для явления время идет вспять, в историю! А процесс самоорганизации – это поствремя в виде холодка. Или историческое время в процессе развития, когда человек корректирует свои действия под действием холодка в вечном настоящем.
Однако в целом самоорганизация находится вне времени как маркера объективного развития. Время невечное как фактор соотнесения характерен для субъективного. Для объективного – оно уже вечное и неопределенное. Хотя «концы» бесконечности дают от-резок времени, в котором процесс действует. Соотнесение процесса и явления уходит в бесконечность, значит, время для него и самоорганизации теряет смысл. Здесь невозмож-но что-либо соотносить. Нужно связываться с объективным холодком. В историческом времени соотносятся субъективное время рождения событий. Траектория их – тот же зиг-заг рефлексии. Он подобен развитию, так как здесь имеет место оптимизация, объектив-ная направленность и субъективная коррекция. Это касается также политики и социальности, духовной сферы в целом. Вариантов множество, ведь вечность не объять.
В вечности нужно искать диалектическую связь событий с процессом их «омоложе-ния». То есть историческую траекторию. В социологии – связь общества с личностью – видеть и предвидеть направленное равновесие – траекторию развития связки. В самоорга-низации нужно видеть связь человека с объективным. При этом траектория становления закольцована и находится вне времени. Указывают вехи развития – общечеловеческие ценности. Эти вехи – существуют помимо общечеловеческих ценностей. Они представ-ляют собой среду обитания (экология + здоровье организма). Общечеловеческие ценности происходят от уравновешивания грегарного и капитального отборов в вечном.
В последние годы мы отчетливо видим глобализацию экологии. Мы можем влиять на физический отбор через экологию. Глобальный эволюционизм – совместное действие че-тырех объективных отборов – смещает равновесие развития, смещает историческое время в сторону «старения». То есть происходит ускорение развития, возмущение равновесие, отклонение от того, что объективно должно быть. Тогда самоорганизация как связка слу-чайного и закономерного может быть только вне времени. Время не существует само по себе, ему «нужен» субъект, поэтому оно больше применимо к социальным процессам, не-жели к «неживым». А значит, применимо к истории и социологии. Можно говорить о социальном времени, как этапе (или процессе) становления общества. Или о личностном времени в случае становления личности. И так до бесконечности, уходя в вечность.
Действие это процесс. Случайный выбор предшествует по времени возникновению действующей причины. Беда в том, что субъективное явление предшествует процессу, так как оно исчезает в прошлом, исчезает в процессе и рождается – в новом обличье. Если говорить о субстанции, как о нечто отличном от материи или поля, то это может быть только связкой их самих. То есть диалектической связкой, основанной на процессе, который вне времени. Ведь по Г. Гегелю, «субстанция играет роль причины». Вот она связка вечного настоящего, где сама субстанция играет роль холодка Вселенной.
Вопросы происхождения жизни происходят из вечности. Известная теория биогенеза М. Эйгена, казалось бы, справедлива. Но каждый из нас, так или иначе, продолжал оста-ваться наедине со сверлящим ум вопросом: «Как же она все-таки зародилась?» Многие его задавали, и многие отвечали на него по-своему. Но…
У истины, как у процесса поиска чего-то определенного, может быть бесконечное множество явлений – вечных субъективных объяснений ее самой. Единого детального ответа не может быть принципиально. Но все же основное становится очевидным. Как зародилась жизнь и вечность? Одни отвечают, что случайно, другие, – что неслучайно. Третьи разводят руками. Четвертые отвечают, что случайно-неслучайно. Можно утверждать, что жизнь не могла зародиться ни случайно, ни закономерно, поскольку это элементарный разрыв диалектической связки. Она зародилась случайно-закономерно, как и все остальное в нашем мире. В том числе вечность как объективное действие Вселенной.
Понятно, что вечность «родилась» как процесс связи случайного и закономерного, как проявление чего-то определенного из смутного «облака» неопределенности, как конечное из бесконечности. Она «родилась» вовсе не случайно, как и сама Земля и все существую-щее на ней при соответствующих условиях. Как и сама Вселенная – по единому механиз-му. Иначе и не могло быть. Но она «родилась» случайно в том отношении, что подходя-щие для жизни условия возникли именно на Земле. Ареал «обитания» вечности куда ши-ре, недаром человек не может его объять. Но их объединяет одно – они феноноумены, как и человек. Тогда и его бытие должно быть феноноуменальным.
Жизнь «родилась» случайно и в том отношении, что создались благоприятные условия для протекания процесса развития до той черты, за которой жизнь сама смогла «постоять за себя» и развиваться дальше. Оказалось случайным то, что создались благоприятные условия. И это закономерно, что они произошли на Земле. Однако она «родилась» закономерно в том отношении, что это произошло именно на Земле (мы не знаем пока других подобных мест, но они вполне возможны), где эти условия случайно создались. Такое перечисление случайных и закономерных факторов можно продолжать до бесконечности. Например, почему камень не развивается в жизнь? Потому что для этого нет вечных условий в данный момент. А если создадутся такие условия? Тогда посмотрим. Но жизнь и создалась из камня (имея в виду его как случайность в неслучайном процессе вечного), который неизбежно связан со всем остальным в нашем мире. И безальтернативность такого развития несомненна.
Вопрос самоорганизации жизни и вечного в общем виде заключается в том, может ли непрерывное «превращаться» в конечное? И наоборот. Ответ один: конечно же, может. Но только в неразрывной связи друг с другом – как процесс связи конечного с бесконечным холодком Вселенной. Тогда «появляется» направленность на структурирование и так далее. Как «переходит» процесс в явление при самоорганизации? Перехода нет, явление уже заложено в процессе, ведь они находятся в диалектической связке и развиваются совместно. Явление заложено в процессе как тенденция его появления. То, что мы видим, это только «часть» процесса. Жизнь уже была как тенденция процесса развития вечности. Но мы видим жизнь с запозданием и субъективно. Главное отличие живого в том, что оно обладает субъективностью (случайной), вероятностной компонентой в механизме процесса материально-идеальной связи. Важно подчеркнуть свойство, присущее всему живому. Это устойчивость, стремление к сохранению гомеостаза, что вызывает всю систему обратных связей. Отличие вечности заключается в ее необъятности живым.
Почему так происходит? Исходя из направленности на развитие, на материализацию, структурирование. Деструкция идет во многом благодаря структурированию. В любом камне, металле, пластмассе и др. постоянно и непрерывно идут не только процессы старе-ния, но и кристаллизации, рекристаллизации и структурирования. Налицо единый круг диалектического развития: нуль – молодость – пик становления – старость – бесконеч-ность – вечность. И далее замыкание бесконечности на нуле…
Человеческое мышление вызывает холодок Вселенной уже потому, что оно оперирует конкретным, а не бесконечностью или вечностью. То есть получается отпечаток или от-ражение мировых процессов, которые лишь однобоко, нецелостно укладывается в миро-понимание. Существо Вселенной подобно человеку: та же самоорганизация, действующая изнутри (может быть, в идее «темной» энергии?) та же целостность субъективности, те же тенденции развития, та же материализация в каждой точке и во всем пространстве.
Поэтому аналогии достаточно корректные. Однако они относятся лишь к человеку целостному, личности, существующей в вечном настоящем, подобно Вселенной. Когда же дело касается человека, полагающегося в основном на собственную рациональность, тогда неизбежно появляются возмущения внутри самого человека. Он не полагается на связь ее с действиями, или наоборот материалистически настроенного на действия – то есть на случаи разбалансировки равновесий субъективности. Это и будет «холодок Вселенной», означающий наличие у человека некоторой аффективности относительно объективной направленности. Кроме того это проявление идей корректировки ментальных равновесий человека. Такая помощь со стороны Вселенной, однако, не означает, что можно объять необъятное, вечное.
Бессмысленно описывать процесс непрерывности, вечного символа нежизни. Однако иного человеку не дано, иначе он смог бы объять вечное, и угас бы в нем, оторвавшись от онтологического бытия. Поэтому, например, когда тот или иной маг или экстрасенс «за-гоняет» себя в транс, то это означает лишь психологический эффект. Он вовсе не соединяет силой своей мысли вечное и невечное. Человек, стоящий перед тайной мира, стоит перед бесконечностью. Он не может разгадать ее в абсолюте, полностью. Но он может и должен осмыслить те тенденции, которые исходят из этой тайны. Прежде всего, сам смысл, который заключен в аксиоме необходимости существования.
Мысль человека обычно дробится историей, фактами. Но история Вселенной это про-цесс, который нами не мыслится. Поэтому он и оказывается «холодком», который подтал-кивает нашу мысль к истине. Судьба человека в своей иррациональности не выражает целостности. То, что она как-то проникает-таки в субъективность человека, удивляет. Удивляет то, что она может связываться с биосоциальным потоком и влиять на материализацию в действиях. Оказывается справедливым одно из двух: или искажаются ментальные образы, или смещается субъективно-объективное равновесие. Более вероятным видится второе. Но при этом непонятно другое: как объективное может порождать случайность?
Очевидно, более справедливо мнение, которое рассматривает судьбу шире бытийного понимания. А именно – как выражение субъективного действия относительно объектив-ной направленности вообще. Тогда все действия человека судьбоносные; но тогда о судь-бе бессмысленно говорить, поскольку случайность входит в закономерность – как вечное входит в вечность. Тогда любое наше действие присуще вечному, чего не может быть по причине их несвязанности в случайной фактуре. А это означает лишь одно – судьба есть выражение самости личности, но не вечного, выражение внутреннего в виде холодка Вселенной.
Исторический кризис, как правило, предшествует иным кризисам. Однако историче-ское должно входить в канву вечного, история должна учить. Иначе холод Вселенной мо-жет заморозить весь мир ядерным шлейфом. Мир не может выступать в роли пастуха процессов раздора среди живого, так же как и сам человек не может объять вечное. Вся-кое понимание становится непониманием, если оно останавливается на фоне понимания. Вселенная сама по себе не обеспечивает нашу самоорганизацию. Но она ее впечатляет, являясь главным проводником самоорганизации в социальную ткань.
Когда мы говорим о троице субъективностей – природы, человека и социума – как о двигателях прогресса, Вселенная охватывает их всех своей бесконечностью и вечностью. А вот человек ее объять не может, ведь его субъективность нацелена лишь на свое суще-ствование в лоне социетальном и вселенско-природном. При этом те впечатляющие ог-ромные механизмы типа гигантских черных дыр или квазаров не могут не участвовать в существовании человека. Это от них идет холодок самоорганизации, когда «все в точке и во всем объеме» конформных систем. Вселенские направленности действуют на нас из-нутри (тенденции объективности, направленное равновесие самоорганизации).
Понятно, что наши субъективные действия постоянно отклоняются от вселенских вея-ний. Это неизбежно в ходе материализации в каждой точке и во всем объеме одновремен-но. Однако эти веяния не оставляют нас в беззащитном положении. Наоборот, они помо-гают нам существовать праведно, выполняя роль вечной путеводной звезды. Так что «хо-лодок Вселенной» преследует одну цель – сделать наше существование направленным на определенное развитие, именно: на адекватную связь объективного с субъективным.
Вместе с тем «холодок» предлагает сотворчество в общем деле развития истины и сущности мира онтологического. Этому во многом служит связка троицы субъективно-стей. Вселенная свою природную субъективность поддерживает в духе: направленного равновесия развитии типа материализации-дематериализации в черных дырах. Это они обеспечивают реальную бесконечность вечного. Влияние Вселенной приводит к тому, что самоорганизация в человеке должна предусматривать так называемые «точечные черные дыры», которые можно называть душой? Но это уже другой разговор…
Вселенная обеспечивает социальные отборы и субъективность социумов, благодаря физическому и физиологическому отборам самоорганизации. Субъективность социума продолжает тенденции самоорганизации Вселенной, доводя их до субъективности человека через биосоциальный поток связи. При этом она вбирает и корректирует, дополнительно относительно личностной рефлексии, поступки человека через определенные нормы и правила. Получается, что вселенское действует в каждом человеке, в каждой его точке в виде направляющего вечного «холодка» самоорганизации. При этом человек не может объять эту вечность.
10.
Известно, что жизнь познается через приближение к истине. Истину как процесс мож-но и нужно развивать в самопознании. Для этого должна исключительно хорошо работать связка: сфера субъективного (эмоциональность, чувственность) – процесс объективного (осмысление, осознание). Эта связка в виде субъективности направляется Вселенной. По-этому помимо прочего немаловажным фактором проявляется так называемая «ментальная фальшь», которая представляет собой случаи, когда человек недомысливает вечное. Ему при этом искренне кажется, что он прав в действиях и помыслах, однако реально он явно недоучитывает «холодок» Вселенной.
Диалектическая связь троицы субъективностей, отнюдь, не предполагает конфликты между человеком и обществом (они имеют вид различных оценок единого смысла и не противоречат мышлениям и действиям). А также не предполагаются конфликты между человеком и Вселенной, ее миропорядком, поскольку Вселенная направляет, а человек двигает свою самость. То есть, человек, общество и Вселенная (природа) сосуществуют, но не в различных срезах бытия. Они не мешают друг другу, а имеют собственные ниши и области, где им предстоит совместно развиваться.
Вместе с этим не видится смысла считать такое развитие недиалектичным, обособлен-ным. «Холодок Вселенной» всегда связан с заботой о правильном развитии, как социу-мов, так и людей. Термин «правильном» заключает в себе смысл соответствия субъектив-ностей и действий все троицы. Очевидно, в этом заключается смысл развития и самоорга-низации как исполнителя развития. При этом неизбежность поляризации единостей испытывают на себе вся троица субъективностей в своем сосуществовании.
Человеку нет необходимости пытаться объять вечное, Вселенную. Поскольку они уже находятся у него внутри. Между тем, само развитие сущности диалектическим порядком, хотя и не может происходить само по себе, оказывается реальным в условиях связки со смыслом. Таким образом, развивается не сущность, а смысловой процесс явления сущно-сти в рамках постоянно изменяющейся истины. В данном случае оценка качества истины возможно лишь при помощи человеческой субъективности. И она происходит под дейст-вием «холодка» Вселенной, где истина существует в виде развивающихся материально-нематериальных законов природы…
Гностическая направленность идеи вечности, в конце концов, обуславливает ее беско-нечность, которая чужда иерархии бытия с разделением на прошлое, настоящее и буду-щее. Пласты прошлого трудно поднять без знания тенденций их развития. А значит, они выражают все ту же бесконечность, которая не позволяет себя объять, как и вечное. Зато она подталкивает своим холодком к поиску, она стремится к субъективности человека с целью ее актуализации, к пониманию того, «что должно быть».
Это означает обращение к вечному настоящему, как арене борьбы не только за дос-тойное будущее, но более всего за незапамятное прошлое, которое должно учить разуму. Да, история, оживая, должна учить и помогать создавать будущее. В этот отношении че-ловек не творит свое будущее. Она лишь прикасается к бесконечности Вселенной, чтобы осмыслить из прошлого собственное существование. Человек не может догнать или объ-ять непрерывное вечное. Однако он обязан осознавать тенденции развития сущего и дей-ствовать в соответствии с ними. Тогда холодок Вселенной будет обращаться в тепло бы-тия, а идеи вечности раскрываться в настоящем.
Многие исследователи причисляют вечность к временной бесконечности существова-ния мира. Однако это лишь одна из «сторон» сущности вечности. Поскольку всегда имеют место вневременные факторы, процессные и объективные, которые важны не меньше времени в бытие мира. Вечное настоящее сводит в целостность субъективное и объективное время. Понятно, что само мгновенное существование во времени не следует отрицать бесконечностью настоящего. Вечное, как правило, обусловлено связью временного и вневременного. Тем, что у нас перед глазами развертывает конкретный образ в непрерывной бесконечности образов, не проявленных в данное мгновение.
Оккультизм индусских махатм, парапсихологические явления, вероятно, исходят не из наличия неких оккультных сил в самом человеке. Более вероятно: от неизученных пока наукой процессов самоорганизации. Мистические тенденции, скорее всего, происходят даже не из самого нашего видимого мира. Они исходят из тех «темных» субстанций, которые обуславливают, например, разбегание галактик или неизбежность материализации в ходе существования мира. Оккультизм, мистика, химеры возникают обычно не на пустом месте. Поэтому не стоило бы их отметать начисто, как это делает воинствующий материализм. Смысл «демонических влияний» заключен и в самом человеке, в том, что он носит внутри себя субъективность, таинство которой пока еще никто не объяснил. Мистика развивается из точки, как и сама душа человеческая. Не холодок ли это Вселенной?..
Холод Вселенной появляется не тогда, когда человек сознательно идет наперекор ей. А когда он не замечает этого. Когда продолжает неправедный путь оправданием Вселенной за тот греховодческий холодок по отношению к человеку. Этому служит наше удовольствие в мире. Но не через личные плотские удовольствия, якобы, жизни, а то первичное довольство природой, которое изначально заложено в нас ею. Это не обязательно гармония помыслов, чувств и действий, но обязательно благоговейное освящение самих себя. Благодаря вселенскому вечному, которому мы благодарны уже за то, что имеем возможность жить. За то, что «холодок» учит нас жить, за то, что призваны учиться и учить самих себя.
Процесс обретения самости наследует вечное от давно минувших веков, уже остыв-ших и холодных. Но такова жизнь, что вечное само по себе не может быть горячим. Лишь настоящее в вечном горит огнем, часто обжигает, но быстро холодится справедливой Вселенной. Тяжесть традиций общества также своего рода «холодок». Особенно если зна-ешь, что тебе это не очень нравится, но должен подчиняться и соблюдать их. Однако са-мость никогда не противоречит традициям. Более того, они должны быть усвоены человеком как общечеловеческие ценности, а не нечто отсталое. Даже авторитарные традиции следует принимать как отдохновение души в стороне от холодка Вселенной. Во многих традициях имеются магические элементы от предков, которые уже тогда могли противостоять холоду.
Тайны жизни всегда скрываются под их рационализацией в мире, когда мы их можем заметить (не открыть) лишь в ментальном виде. Это также своего рода холодок Вселен-ной, которая далеко не всегда открывается исследователям. Как система, а потому теря-ются рациональные зерна, которые теряют, выбрасывают, оставляя как панацею лишь ше-луху жизни. И это вместо тайны. Их раскрытие обычно предусматривает не рационализа-цию, а объективацию. Лишь в материальном действии проявляется для человека сущность мира. Хотя до своего появления она проходит долгий процессный путь. Духовный тракт к тайнам жизни не ведет, если мы не связываем его с материальными переживаниями.
Хаос или ничто это, отнюдь, не первосвобода, а лишь выражении процесса ее необхо-димости. Эта необходимость, пока она структурирована, не выражает рационального. Ее следует связать с бесконечностью разупорядочения, с холодком Вселенной. Они исходят, правда, более из социоморфизма, который субъективно искажает требования бесконечно-сти. В этом заключена духовная зависимость человека перед вечностью, которую он не может объять. Однако, это и хорошо, поскольку в противном случае абсолют превращался бы в конкретное чувственное. Тогда человек становился бы всезнайкой, то есть… мертве-цом.
Тяжеловесность материального интереса кажущаяся, поскольку это ощущение вытека-ет из отделения его из целостности совместного существования. С Вселенной. Ее «холо-док» исходит уже из отрыва от самости «кусков» материальной невечности. Вечно обыч-но уравновешивает материальный интерес и нематериальные объективные тенденции.
С сомнениями вряд ли целесообразно бороться, отметая от себя навязчивые мысли бессилия. Энергия приходит тогда, когда осмысливается корень проблемы, когда понима-ешь, что вечное не объять. Тогда сомнение и неуверенность в себе в отношении их уходят сами собой. Куда? – в бесконечность чувств, которые собирает вечность в один бездонный мешок страстей. В нем они тоскливо млеют в пассивной паллиативности. Пока кто-нибудь из людей не войдет в историю, вытащит то или иное событие и не введет его в процесс нового существования. Таинственность мироздания и самопознания при этом открывает занавес. И тогда мы видим, что тайны-то и не было, а было просто наше незнание Вселенной с ее бодрящим холодком. Тогда приходит осознание простоты и красоты мира в теплых лучах Солнца или в улыбке Луны.
Оправдание смыслов вечности и жизни на фоне продолжающихся без конца войн, кризисов, недоверия, отчуждения в мире может быть лишь трудным и лишь таинственным. Значит, человечество слишком далеко уходит в неприятии добра, неосознанно образуя его в зло. Человек не свободен в своих ответах на вопросы вечного настоящего, поскольку уже связан с ним. Поэтому на эти вопросы они отвечают совместно. Жизнь это не только бытие, но и процессы вечности. Это не состояние. Не процесс, а целостность их совместного развития. Неразумно заниматься борьбой конечного с вечным, так же как стремлением преодолеть границы пространства и времени. Поскольку их просто не может быть, как нет и борьбы, придуманной дуалистами с тем, чтобы как-то преодолеть диалектику вечного и невечного. Знание «противоречий» это незнание целостности связи.
В жизни нет диалектики страстей, зато есть диалектика их существования совместно с обыденностью. Желание изменить «мир противоречий познанием жизни», так же как и желание мира изменить нас. Лишь вечное мирит нас с миром. Тогда мы начинаем осозна-вать свою самость. Подчиняться существующему миропорядку можно только после того, как мы этот миропорядок осмыслим. Человек в страдании помогает жизни обрести себя в человеке, но оно не должно становиться самоцелью. Иначе жизнь проходит мимо, а веч-ное настоящее лишь смеется над ним. В мире нет, и не может быть борьбы, смысл суще-ствования лишен противоречий. У человека также нет борьбы даже с собой, как это могло бы ему показаться. Есть связь осмысленная и осознанная, которая бытийно представляет-ся некоей лжеборьбой. Всякая борьба это аффектация субъективностей.
Холодок Вселенной это торможение наших планов в случае их несоответствия объек-тивным тенденциям, и их ускорение при соответствии. «Единственный» М. Штирнера обладает Вселенной, но ее холодок не позволяет осознать этого, ведь это бесчеловечно. Гегелевское имманентное развитие противоречит диалектике, у него одна вечность «съедает» другую. Что остается в результате? Абсолют, который не объять. Надобность человеческих страданий, чтобы умилостивить высшее – верх отрыва от разума вечности, которую не объять. Бесконечность духовного не мешает конечности материального в их вечности бытия. Духовное понимает, что вечность не объять. Феноноумены жизни и вечности конечны и бесконечны, поэтому необходимо познание конечного в бесконечном поиске, зная, что вечность не объять.
Человек постоянно окружен не только материальным, чувственным, но и бесконеч-ным. Его долг – связать их в целостность вечного. Функционализм Маха затемняет пони-мание причинности как первоисточника целостности вечного. Может быть, поэтому веч-ность не объять? Человек больше обращен к прошлому, чем к будущему, которое для него обычно не ясно и тревожно, он его не может объять. Время как маркер процесса развития не может источать зло, иначе оно оказывается отлученным от развития. В творчестве ис-чезает даже иллюзия зла, но сама вечность не принимает его. Крушение цивилизаций ча-ще происходит из-за несоответствия социального индивидуальному. Хотя социальное вечное, но оно легко вырождается в невечный субъективизм, который не берет во внима-ние холодок Вселенной.
Эволюция природы преследует человека, она как холодок Вселенной везде. Но она помогает ему. История развивается человеком спорадически, по мере надобности, а не сама по себе как «стечение обстоятельств». Вселенная постоянно достает человека холодом ее расширения, но это «расширение» работает и в каждой точке человека. Мир есть бесконечность везде и во всем, но он конечен в своем воплощении в жизнь. Вечность не объять. Порядок не может быть вечным, зато он существует в вечном, как и сам человек – в порядочной вечности, которую не объять. Развитие не является необходимостью или случайностью, оно следствие недостижимости и достижимости вечности. Идея существования своей глубиной уходит в вечность, но реализация этой идеи, то есть жизнь, – выходит к нам холодком из вечности.
Глава 8. Диалектика без противоречий или «угнаться бы за собой»
1.
Феноменальный мир теряет связи и провозглашает противоречия. Синтезирующее начало человека – это связи «Я» - «Не-Я». Разве можно противопоставлять субъективное и объективное, ведь при этом теряется смысл существования? Связь решает все, но она нивелируется в закрытых, феноменальных системах. Их сложность, составность и количественность не дают должного качества ноумену вечного. Они не могут приводить к вечному настоящему как целостности. Сложность обязательно оборачивается хаосом и разрушением. Понятно, что редукция сложности априорна, так же, как и материализация несложного. Они связаны, их не противопоставишь. Целостности вообще бессмысленно противопоставлять. Они относятся к когорте образований, которые становятся. Их следует развивать. «Хаос шевелится» – что означает его реальную пассионарность, стремление к порядку. Культуроптимум развития человека – «угнаться за собой». А угнаться можно лишь в случае действия диалектики связи, но не противоречия…
Противоречия не вызываются «самим их существом», поскольку оно едино и может вызывать лишь процесс связи в процессе развития. За последние десятилетия философия смогла «низвергнуть» диалектику с трона «науки о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления». Диалектику извели даже с поста «основного метода теории познания». Хотя при этом остались живы и востребованы понятия противополож-ностей и противоречий как двигателей прогресса и развития. Нонсенс? Нет, если считать, что, в сущности, вся современная наука совсем недалеко отошла от материалистических канонов. Очевидное просто – не удалось найти достойной альтернативы противоречиям для понимания первоначальных процессов развития сущности, становления и существо-вания мира. Все противоречия – это диалектичность вечности, они фигурируют лишь как некие понятия.
Однако современную диалектику, загнанную в угол общефилософскими категориями, пытаются теперь представить то «диалектикой одного» монистического толка, то «мето-дом проб и ошибок» (по К. Попперу). А то и окончательно низводят ее до неперспектив-ной и даже вредной концепции. И отводят ее от философии вообще. Все-таки, было бы справедливо считать, что существует диалектика без противоречий. Это диалектика един-ства или связи, когда вместо гегелевской триады развития «тезис – антитезис – синтез» рассматривается триада поляризации и диалектической связи в целостность. Например, типа: «сущность – поляризация сущности в диалектическую связку – развитие диалекти-ческой связки в тождественности «полюсов» как целостности. Тогда начинает торжество-вать универсальная существительно-глагольная, явленно-процессная, субъективно-объективная аксиома вида «Мир – Существует»…
Существование вряд ли противоречиво, поскольку в целостности все устремлено в одну цель – развитие. А противоречия тормозили бы его, вплоть до остановки развития. Тем не менее, законы классической (материалистической) диалектики основаны на противоречиях, которых никто и никогда не видел. Неизвестно и то: откуда они берутся и почему именно они являются двигателем мироздания. Что это за такие неуловимые фантомы, которым мы должны слепо доверять? Основной закон такой диалектики это общеизвестный «закон единства и борьбы противоположностей». Тот самый, который многие ученые до сих пор почитают как «всеобщий закон действительности и познания человеческим мышлением». При этом обязательно и категорично утверждается лжеаксиома, что каждый объект заключает в себе некоторые противоположности.
Однако в связи с этим сразу возникают трудные и вечные вопросы. Например: Откуда берутся эти противоположности». Или: «Почему рассматриваются только объекты? Где же субъекты, субъективность и связь между ними, уходящая в вечное?» Понятно, что объ-ект не может существовать сам по себе – без связи с субъектом. А значит, и он, и эта связь должны участвовать в глагольном существовании. Да и саму «действительность» следо-вало бы понимать не только как материальный феномен. Разве мышление, субъектив-ность, объективные тенденции самоорганизации не имеют отношения к «реальной дейст-вительности»? (Более подробны эти вопросы рассматриваются в работах автора: «Диалек-тика связи» и «Диалектика духа»)…
Предмет и его отражение – противоположны ли они? Нужно ли их вообще соотно-сить? Отражающее зеркало вечно кривое. Диалектический материализм под противопо-ложностями понимает некоторые элементы, которые находятся в неразрывном единстве. Что это за образования такие неказистые, которые противоположны, но в единстве? В единстве чего? Ведь если это некоторые конкретности, то их как не связывай между со-бой, хоть до бесконечности или вечного настоящего дойди, а неразрывными они не будут (континуум-гипотеза Кантора, теорема Гёделя). Что касается единства, то оно может быть лишь в случае целостности. Но при этом сама целостность должна развиваться и сущест-вовать. Тогда как сумма элементов принудительно созданная, принципиально этого не может осуществить.
Тем более, если нет связи между элементами (а ее нет, и не может быть в случае кон-кретностей), поскольку это противоположности. Однако если эту связь создавать и доби-ваться целостности, тогда ни о каких противоположностях говорить не приходится. Таким образом, получается, что противоположности принципиально не могут существовать. Это феномены, которые могут существовать лишь тогда, когда они связаны в целостные феноноумены. Феноменов нет, и не может быть в единстве. Это первый из мифов материалистической диалектики спекулятивных противоречий.
Согласно Н. Бердяеву: «Наше существование слагается из противоречий». Тем не ме-нее, они не существуют в вечном, поскольку сама система раскрывается. Обычно считает-ся также, что противоположности «взаимоисключают друг друга» даже в одном и том же отношении. Как они могут друг друга взаимоисключать далеко не понятно. Если даже это антиподы, то и тогда они не могут взаимоисключать друг друга сами по себе. Для этого обязательно должен появляться некий нематериальный процесс связи или соотнесения этих противоположностей. Он собственно предполагает процесс взаимоисключения в тождестве общего развития. Но при этом остается упрямый вопрос: «Зачем им взаимоис-ключать друг друга?» Разве можно в таком случае угнаться за собой?*
Вечность мира и существование – в отсутствии противоречий, этих костылей видения сущего. Что касается взаимопроникновения противоположностей друг в друга, то это трудно, а то и невозможно представить без процессов, движущих ими. Что сталкивает противоположности? Что это за процессы, которые имманентны или более «первичны», чем сами противоположности? Можно под ними понимать диалектические противоречия в классическом варианте диалектики. Но тогда мы снова и снова попадаем в плен извест-ной триады Г. Гегеля: «тезис – антитезис – синтез». Справедливость такой концепции давно уже была раскритикована философами.
Всякое страдание переживает нас, а не мы его только потому, что не можем угнаться за собой. Утверждение, что диалектические противоположности заключаются в движении и разрешении их не выдерживает серьезной критики. Действительно, тогда неизбежны и непонятны кардинальные проблемы, касающиеся рычагов движения или первоосновы мироздания. Ведь противоречия или противоположности не двигаются сами по себе, и тем более не разрешаются сами собой. Очевидно, что такая стратегическая позиция диамата слаба. Она явственно не договаривает о чем-то еще, нематериальном и процессном. Под этим процессом можно также понимать непрерывное вечное. Тогда оно связывается с прерывным и выступает в виде вечного настоящего.
Нам продолжают утверждать: «Нет противоположностей без их единства, нет единства без противоположностей». Почему так считается? Потому что такая концепция основана на материалистической платформе. Она и единство рассматривает как простое арифметическое суммирование. Скорее всего, единство достигается простой связью явлений-феноменов в целостность феноноуменов. Почему здесь должны обязательно присутствовать противоположности? Ведь можно прекрасно обходиться без них. Например: постоянная и непрерывная связь между помыслами человека и его действиями. Тем более что всегда имеет место направленное равновесие самоорганизации развития, безвременное и негеометрически-нелокальное. Тогда может быть, справедливо утверждение, что нет никаких противоположностей (и противоречий) без их единства. Но тогда это непременно означает, что их вовсе не существует, их существование просто лишено смысла.
Если принимать классическое гегелевское положение о том, что «единство противоположностей относительно», временно, а их борьба абсолютна, тогда получается, что кто-то или что-то соотносит их. Причем, соотносит их так, что они волей-неволей «сталкиваются» в абсолюте? Возможно ли такое представить? Любая относительность приводит к разъединению единства. Так же, как и любая абсолютность (бесконечность) предполагает непрерывность, процесс вечного. Кажущаяся борьба противоположностей это поляризация сущности в развитии. Без поляризации субъективности нам не угнаться за собой.
Если иметь в виду «абсолютную борьбу», то это выглядит куда как некорректно и ка-ламбурно. Во-первых: борьба в материалистическом понимании не может быть непре-рывной, то есть «абсолютной». Во-вторых: абсолют, отнюдь, не полагает некоторую борьбу, то есть – соотносительность. В третьих: совершенно непонятно – откуда берется эта борьба? Во всяком случае, более справедливо было бы говорить о связи, а не о борьбе, о процессе связи нечто в целостное единство. Поэтому закон единства и борьбы противо-положностей представляется запутанным материальным клубком, который никак невоз-можно распутать без связи со стороны.
Более того, становится правомерным вопрос: «Существует ли вообще такой закон?» Ответ очевиден: в таком виде, в каком его представляет диалектический материализм, – не существует. Он не объясняет объективный внутренний «источник» развития, поскольку не связывает объективность с субъективностью. Он «не прибегает ни к каким посторонним силам». А ведь мы постоянно убеждаемся в обратном – что материальное само по себе принципиально не может существовать. В этом отношении мы не может даже пальцем пошевелить без помыслов насчет того. Даже так называемые «безусловные рефлексы» подразумевают обязательное участие субъективности. Даже так называемое «подсознание» не существует и не может существовать без процесса осознания, без постоянной связи с ним. Попробуйте, например, выделить отдельно подсознание – это будет бессмысленный эксперимент. Так же как будет бессмысленным и непонятным, даже лишена всяких перспектив пресловутая «борьба противоположностей».
Нам говорят, что этот закон классической диалектики позволяет понять движение как самодвижение, что это есть: «имманентность процессов» или их сознательное нивелиро-вание в угоду материальному базису. В качестве примера самодвижения можно, казалось бы, рассматривать самоорганизацию. Но ведь и она имеет в своей основе не «само», а нечто вполне определенное. Именно то, что сущее не может не развиваться или не существовать. Иначе все свернулось бы в точку, и не было бы мира как такового. Так что внешнее «самодвижение» это внутренние тенденции в качестве направленного на развитие равновесия прерывного и непрерывного. Однако борьба между ними бессмысленна и исключена самими принципами диалектики. Принцип «раздвоения» в диалектике разумеет, прежде всего, связь и целостность, а не соотнесение и непонятную «борьбу». Диалектика должна быть лишена противоположностей и противоречий. Это диалектика связи, а не непонятно откуда берущейся борьбы. Она позволяет уравновесить помыслы и действия человека. Только так он может угнаться за собой.
Закон единства и борьбы противоположностей не раскрывает конкретное единство многообразия реальной действительности. Поскольку он представляет собой лишь мерт-вое, прерывное и конечное тождество сторон истины. А не их тождество в развитии как непрерывный процесс, связанный с конкретностью в совместном развитии. Диалектиче-ское мышление «не рассекает целое, абстрактно размежевывая крайности» только потому, что оно связывает их в целостность, а не сталкивает лбами в виде противоречий. Тем бо-лее что освоение целого как органического далеко не всегда подразумевает системность рассмотрения. Тогда как внесистемная организация процесса познания и мироздания це-ликом вовсе не подразумевает противоположностей, тем более проникающих друг в дру-га. Весь процесс развития обуславливается связью, а не соотнесением спекулятивных противоположностей.
Понятно, что в таком случае никакая целостность не может быть выражена никакой конкретностью, как это полагает диалектический материализм и его «законы». Тогда «развитие предмета в логике понятий» становится надуманной бессмыслицей. Поскольку конкретность, предмет вовсе не могут развиваться сами по себе без коэволюции в диалек-тической связке с неконкретным, нематериальным, непрерывным. Таким, например, как вечное. Так что во всех отношениях рассматриваемый, якобы, «закон», которому проти-воположности дают статус «ядра диалектики» требует своей кардинальной перестановки с головы на ноги.
Провозглашаемая «противоположность диалектического мышления» – пример сугубо-го заблуждения классической диалектики. Недаром ее критикуют за то, что она может описать и объяснить что угодно. Мол, она соотносит то или другое между собой и пред-ставляет, что это имеет место в реальной жизни, в вечном настоящем. Если источник движения, развития и существования находится в самом движении, то какая же это оказывается диалектика, которая лишь декларирует диалектизацию. На самом деле она оперирует имманентными принципами саморазвития? Единство оно не существует и не может существовать «рядом» с многообразием. Оно должно быть ввязано в него в качестве целостности – единственного образования, феноноумена, которое может реально существовать по типу универсальной аксиомы «Мир – Существует».
Мир творит не Святая Троица, а троица диалектической поляризации сущности в виде связки: «явленное – связующее – процессное». Классическая диалектика подавляет чело-века, поскольку ее имманентность уводит его в глубины неопределенности. Метафизика вовсе не толкает философию на путь подмены конкретного единства лишь внешне сопос-тавляемыми сторонами предмета. Дело в том, что и в случае самой метафизики, и в случае классической гегелевской диалектики не существует и не может существовать конкретное единство. Так же как и единство описания внешних сторон. Вся история диалектики вовсе не сводилась к «решению проблемы существования путем диалектики противоречий» (по Гераклиту). Даже если эти «противоречия» чисто субъективные, они не могут существовать вне объективности.
Отрицать личность можно только в случае противоречия ее с миром, а это противоре-чие лишено смысла. Антиномия диалектического разрыва субъекта и объекта в средние века, отнюдь, не способствовала формализации принципов диалектики связи. Сама идея диалектического противоречия повисает в воздухе без истинного источника развития в виде невозможности неразвития. Тогда сам смысл заключается в необходимости развития или существования. Исследование проблемы противоречия Г. Гегелем так и не позволило вывести их на чистую воду связи. Противоречия так и остались имманентными нечто (читая: несуществующими образованиям).
Последующие попытки иррационализации или трансцендирования противоречия приводили вообще к отрицанию этой категории (и вообще диалектики, как следствие). Они принципиально не разрешали проблему первоисточника и движущих сил развития. Марксизм превратил гегелевскую диалектику в монизм. Так что закон единства и борьбы противоположностей предстал лишь как «закон познания и закон объективного мира». Под ним подразумевалась лишь одна материя, которая также не может существовать сама по себе без связи в развитии и в целостности с нематериальным.
С этой точки зрения принцип совпадения диалектики, логики и теории познания не может считаться жизненным. Он не является пониманием этого извращенного материа-лизмом «всеобщего закона бытия и мышления». При этом обыкновенно становится обид-но за диалектику, рациональное зерно которой оказалось выхолощенным. Остаток его оказался выброшенным за ненадобностью. На смену классической диалектики появились как грибы после доброго дождичка новые современные суррогаты диалектики. Например, в виде так называемой «диалектики одного», которая претендует на всеобщность. Но она не объясняет истинных первопричин развития и его движущих сил.
Диалектика раздвоения единого не была раскрыта диалектическим материализмом. Это был последний вымирающий вариант диалектического учения о развитии. Поскольку в нем оставалась имманентность противоречий и существенная неясность движущих основ развития мира и вечного настоящего. Как же человеку можно было в таких условиях угнаться за собой? Тем не менее, такая фальсифицированная концепция углубилась в методологию науки познания, до сих пор «обосновывая неправедность» многих научных «теорий». Не раскрыв диалектику раздвоения единого, наука до сих пор считает эксперимент (материальное) критерием истинности теории, а не развивает или дополняет ее.
Очевидно, прав был К. Поппер, когда утверждал, что диалектика как метод познания сродни методу проб и ошибок. Иначе и не могло быть, если эксперимент отрывался от теории в монистском приложении. Если он соотносился с ней по материалистическому сценарию. Отчетливо ясно одно: «противоположности» и «противоречия», выдуманные человеком для того чтобы хоть как-то объяснить принципы и источники развития, не мо-гут попасть в вечное. Они останавливаются у грани непрерывности, даже если продол-жают существовать в некоторых современных течениях мысли. Однако даже многоплано-вость мысли это не противоречивость.
Со времен гностиков иерархия язычества вырождалась в диалектику чувств. Но и эта диалектика имманентно связана с диалектикой духа. Понять жупел материалистического противоречия было бы возможно, если понимать: как оно развивается. А это в классиче-ском варианте диалектики погружено во мрак имманентности или трансцендентности. При этом выглядит весьма спекулятивным принцип творческого восхождения от абст-рактному к конкретному. Понятно, что этот материалистический «шедевр» наивно пола-гает некоторое «восхождение», а не процесс связи в развитии. К тому же абстрактное и конкретное соотносят между собой. Было бы более корректно говорить о материализации вечного абстрактного в ходе субъективно-объективной целостности. А не разрывать ее в ходе непонятного «восхождения», при котором человеку не угнаться за собой.
Понятно и то, что «развернутое изложение теории не может быть втиснуто в рамки единственной «непротиворечивой системы». Только потому, что в эту «систему» на паритетных правах должна входить практика в виде целостного феноноумена с теорией. Эксперимент вовсе не выверяет теорию, а призван дополнять ее в совместном диалектическом развитии вечности бытия. Однако, разве может процесс развития происходить через «столкновение» как внутренних, так и внешних противоположностей? То есть, помимо имманентности внутренних факторов развития, на них накладываются внешние ограничения и соотнесения, но не связи.
Возникает неизменный вопрос: «Разве могут такие спекулятивные системы существовать?» Если у них смысл? Наивно было бы полагать раздвоение единого – как имманентный раскол целостности. При этом утверждая, что внешнее есть производное от внутреннего. Здесь снова и снова видим не связь вечностности, а надуманное противопоставление объектов. Ведь совершенно неясно, как происходит подобное действо – «перехода» внутреннего во внешнее. Чем вообще внутреннее отличается от внешнего? Для того чтобы развиваться, они должны быть тождественны, хотя бы в виде целостной диалектической связки. Диалектика без противоречий тем и отличается от классической диалектики, что она связывает в вечное настоящее. Она не разделяет сущность на прошлое и будущее, на процесс и явление, субъективное и объективное.
2.
Развитие определяется не системным внутренним противоречием, а внесистемной связью, которая ликвидирует эти противоречия в умах людей. Закон единства и борьбы противоположностей ненаучно трактует учение об объективном развитии, находя мнимые «противоречия общества» там, где их нет, и быть не может. Тогда как реально общество и личности связываются и уравновешиваются объективными социальными отборами в вечность. Человеку лишь остается угнаться за собой в стремлении познать жизнь и мир в целостности существования. Тезис классической диалектики о «борьбе классов» как «движущей силы развития общества» с его революционными выводами неизбежно антинаучный и нежизненный.
Г. Гегель не породил материализм, он лишь предвосхитил его. Материализм создали утописты, которые желали разрывать вечное. Категория диалектики противоречия в це-лом до сих пор заблуждает методологию науки, преподносит ей «противоречивую приро-ду объектов». Она утаивает об их феноноуменальности характере существования в вечном настоящем. Как в таком случае человеку угнаться за собой? Во всех отношениях получается, что закон единства и борьбы противоположностей чужд самой природе диалектики. Диалектики как реальной, а не противоречивой связи двух в едином и развитию по триаде диалектической поляризации, а не по тезис-антитезисной синтезирующей схеме.
Противоречивая диалектика это прикрытый дуализм, а не диалектика. Там, где дуа-лист видит одно в двух лицах, там становятся противоречия. Известно, что диалектиче-ская связка в виде единства целостности это всегда рефлексивная связка, в которой оба субъекта связки и рефлексии являются одномоментно и объектами рефлексии. При этом субъект-объектное противоположение вовсе не предполагается – диалектические связи их не допускают к вечности развития. Зато допускает то, что постоянно происходит непре-рывная рефлексия (процесс субъективно-объективной связи в поисках лучшего варианта действия). С участием как имеющейся информации в виде объективных тенденций развития, так и новой, осмысленной информации, готовой к материализации и действию. Как видим, при этом не происходит никаких противоположений. Вместо них всегда имеются процессы вечного (непрерывного), имеется поляризация сущности в целостности, движение и внесистемное развитие единого. Вот тогда человек действительно может угнаться за собой, приводя в целостность помыслы и действия.
Диалектика в гегелевском варианте это теория, основанная на некоторой идеи в виде «тезиса». Но откуда берется этот «тезис» и почему он существует, движется, да еще и вы-зывает противоположение, а не связь? Почему обуславливает некую «борьбу», а не цело-стность в развитии? Очевидно, что у Г. Гегеля все происходит в одной плоскости. А что будет, если тезис и антитезис находятся в разных плоскостях? А если антитезис внешне активен, помимо «борьбы» с тезисом; если это вовсе не мышление, а бытие в целом или объективные тенденции развития? Где в таком случае находятся принципы развития су-щего? Зачем вообще нужна оппозиция в виде отражения, а не осмысления? Где диалекти-ческие противоположности, когда синтеза нет, и не может образовываться?
Зато есть и должна быть непрерывная диалектическая связка «полюсов», которая раз-вивается и существует в виде целостности. Наверное, прав был К. Поппер в том, что «почти нет примеров непрерывного развития мышления», поскольку оно в принципе рефлексивно и выражается «зигзагом развития». Зато существует множество примеров непрерывной связи объективного с субъективным. Хотя бы в виде вечности развития, да и в бытие. Кроме того они постоянны в принципах непрерывного и непротиворечивого развития сущего.
Полярные начала вечного не борются, они уравновешиваются в жизнь без противоре-чивых конфликтов даже логического или вербального свойства. Закон исключения противоречий традиционной логики не отражает диалектической сущности утверждения. Имеется в виду тот случай, когда два утверждения не противоречат друг другу, а связываются между собой через процесс связи (вечное). Субъективные действия в процессе поиска объективной истины происходят с непременной коррекцией по фронту объективной же направленности развития. Это неизбежное случайное от вечного отклонение явлений в закономерном процессе, который уже ушел вперед и тащит за собой явление. Но не как противоречие, а как процесс развития целостности с ним. Как бы здесь угнаться за собой?
Явление тормозит процесс. Он пытается корректировать явление в ходе развития. Пы-тается уравновешивать его в виде обязательного направленного равновесия процесс-явление. Дело оказывается не в противоречиях, их «плодотворности» и «борьбы», а в по-ляризации единого и связях в нем. К. Поппер, вслед за Г. Гегелем разрывает процесс и явление и представляет их в виде диалектики как набора явлений. А явления действительно не могут не противоречить друг с другом, поскольку они разные. Но это противоречия абстрактного их соотнесения, но не связи и развития.
Однако, чтобы «завязать» их «борьбу», необходим, прежде всего, процесс связи. От-куда он приходит и почему в классическом варианте диалектики он вообще не фигуриру-ет? Он исходит из поляризации целостности, которая в гегелевской диалектике отсутствует. Его «целокупность» есть выражение разорванных идей, а не целостность. Тогда в реальности происходит не борьба противоречий, а процесс их связи в целостность и дальнейшее существование в таком виде. Отсюда можно сделать вывод, что не следует соотнесение явлений спекулятивно выдавать за диалектическое противоречие. Тем более что конфликт это непонимание вечного при понимании времени.
В реальности существует не диалектика понятий (теорий), а диалектика развития этих понятий. То, что обычно подразумевается как противоречие, на самом деле оказывается связью. При этом как методы логика и диалектика равноценны. Хотя логика наука соотнесения, а диалектика – наука связи. Диалектика Гегеля соотносительна и схожа с логикой. Но она не связывает, а разъединяет. И в этом направлении оказывается чуждой целостности и существованию вообще, поскольку выражает идеализм при всей прогрессивности диалектического метода.
Недаром Д. Гильберт утверждал: «Та мысль, что факты или события могут противоре-чить друг другу, кажется мне образцом неразумия». Диалектика не является «неким спо-собом описания событий» (по К. Попперу). Она, прежде всего, способ обоснования этих событий, находя первопричину этих событий и отталкиваясь от нее. Но не через противо-речие, а подходя к событиям внесистемно, как к тому «что должно быть», а не то, «что есть» или «что будет». Отсюда происходит факт проникновения диалектики в непрерыв-ность вечного.
Непрерывность это, прежде всего, максимальный учет связей, приводящих к тому или иному событию. Тогда оно оказывается вполне ожидаемым и обоснованным. А не как нечто неожиданное, возникшее в результате спекулятивной «борьбы явлений» с непредсказуемыми последствиями случайных возмущений субъективностей. Под противоречиями в некотором отношении можно понимать соотнесение рационального субъективного и номинального объективного. Однако и в этом случае следовало бы их объединять в единую целостность субъективности человека, в которой происходит великое таинство материализации помыслов в действия. Тогда получается, что материализация вовсе не чужда вечному?
Гегелевское «тождество разума и действительности» отнюдь не предполагает развитие этого тождества через посредство активного процесса связи между ними. Опровергать или утверждать необходимо не рационализм или номинализм или их соотнесение через противоречия. Нужно провозглашать невозможность их совместного неразвития. Разум вовсе не обречен спорить «сам с собой» (по И. Канту). Он постоянно и непрерывно вынужден с помощью рефлексии связывать разум и опыт в собственной субъективности. Так проявляется непротиворечивая диалектика субъективности или связи – диалектика единого или вечного. Но не «диалектика одного», тем более не «тезис-антитезисного» конструкта. Разум не противоречит себе, даже если он выходит за пределы возможного опыта. Они совместно дополняют и развивают друг друга в единой целостности существования мира. Философия тождества может быть оправдана лишь в случае признания непрерывного развития в единости этих тождественных связок, уходящих в вечность настоящего.
Противоречия и противоположности это следствия системного подхода к проблеме вечного. Понятно, что в закрытой системе сил и направленностей, которая в принципе гипотетична и нежизнеспособна, отсутствуют процессы, в том числе процессы связи. По-этому в ней отсутствует развитие и существование. Зато в ней неизбежно появляются конкретности, которые, не будучи связанными между собой, вынуждены противопостав-ляться в спекулятивном мыслительном рассмотрении.
Выделение в рассмотрении системы неких элементов, да еще в движении, означает чисто материальный подход к вопросам развития. Он не решает этих вопросов. Этому ему не позволяют субъективные противоречия, которые не ведут к вечному настоящему. Открытые системы – в принципе бессистемные, процессные, конформные. В них всегда и везде имеются связи, через них происходит все существование. Именно открывание за-крытой системы взглядов или предметов есть связывание субъективного и объективного в целостность бытия и вечности.
Известно, что всякое взаимодействие (вечность) осуществляется не через явления, а через процесс связи между этими явлениями. И это выражается процессом развития их сущности. Процессы в отличие от противоречий – это объективный взгляд на мир, на вечное в нем. Явление же полагает субъективный взгляд с определенностью и конкретно-стью. Но процесс и явления тождественны в том отношении, что развитие неизбежно. То-гда как «борьба противоположностей» имманентное и кажущееся понятие. То есть, нам кажется, что взаимодействуют, например, два предмета. Но на самом деле между ними должен быть процесс связи. Если они взаимодействуют до бесконечности или до вечно-сти, то это значит, непрерывный процесс развития. Но не предметов, а диалектической связки их между собой совместно с процессом связи. Разве может человек в условиях та-кой борьбы угнаться за собой?
Непрерывное вечное не приемлет никакой «борьбы». Диалектическая связка это уже процесс развития – она нелокальна и вневременна. В ходе развития она неизбежно прояв-ляется – материализуется. Это мы наблюдаем постоянно в себе, когда наши помыслы ма-териализуются в действия. В ходе материализации «рождаются» не противоречия, а новые структуры в рамках старых безо всякой борьбы. Сами структуры непрерывные, вечные, они постоянно обновляются в ходе материализации.
Почему в современной науке мироздания, например, так много основополагающих параметров: устойчивость, неопределенность, случайность, необратимость, неравновесность и тому подобных? Это все характеристики системного подхода. В случае подхода процессного – вечностного, эти параметры отпадают из рассмотрения сами по себе. При этом отпадают и противоположности и противоречия как лжепараметры застывших закрытых систем. Диалектика без противоречий провозглашает бессистемный субъективно-объективный процессный подход к проблеме развития и вечного настоящего. Главное звучит: «Угнаться бы за собой».
Диалектический материализм считает, что «вещи и явления есть то, чем они становят-ся в процессе развития, и в них, как тенденция, заложено их будущее, те, чем они станут». Но разве вещи могут развиваться сами по себе? Что в них может быть заложено такого тенденциозного, имманентного и непонятного? В такой формулировке диамата объекты оторваны от процессов связи и развития, которые представляются лишь неким внешним фоном, даже не имманентным. При этом видно, что само миропонимание однобоко, а за-коны этой лженауки надуманные и спекулятивные.
Диалектика это, прежде всего, учет бесконечности нашего конечного в субъективном виде мира. Логически в диалектике нет, и не может быть противоречий. При этом необходимо считать, что конфликт неких интересов проходит через искажение субъективностей субъектов конфликта. И это, отнюдь, не противоречия развития, а лишь недостатки вербальности или информирования. Действительно, стоит только добавить в конфликт слово или факт – и конфликт исчезает сам собой. Но эти действия чужды развитию, это представляет собой лишь житейскую недоговоренность, которая вовсе не красит мир, а тем более не движет им.
Что такое противоречие, выраженное в смысловых доминантах? Онтологически это конфликт интересов, о котором уже говорилось. Гносеологически – это несоответствие теории опыту; или действий – помыслам. Аксиологически – несоответствие общечелове-ческих ценностей интересам личности, деформация ее субъективности. Социальные про-тиворечия – это неадекватность биосоциального потока, искажение субъективно-объективного равновесия. Противоречия мышления это сдвиг равновесия осмысление-осознание. Противоречия субъективности – это аффектация при плохой рефлексии. Про-тиворечия развития – это процесс связи в случае инерции материализации, и ее торможе-ния. Все эти «противоречия» несущностные, а субъективные. Их бы и называть по именам принадлежности, а не выпячивать общей массой как истинные противоречия. В таком случае, «зигзаг развития» – это результат выражения самости.
Субстанциальная природа бытия может быть оправдана ее диалектизацией. Но тогда такая природа должна быть сущностью, а не субстанцией. Очевидно, что в жизни мы на-блюдаем не изменение явления (мгновения), а проявление изменения (процесс). В диалек-тическом материализме «логическое переходит в историческое». Что это и как оно осуще-ствляется? Материализация? Чего? Ведь все уже в материи? Но ведь материя сама по себе не есть целостность. Хотя в диамате и это заключение искажено до наоборот: в нем «це-лостность – внутреннее единство объекта, его автономность, независимость». Однако та-кая «целостность» даже со своей «автономностью» не может существовать сама по себе. Как можно при этом угнаться за собой, если независимость иллюзорна?
Таким образом, даже в наши дни к диалектическому материализму остается много во-просов, которые она принципиально не разрешает. Например:
- «спиралевидная форма развития» – почему именно спиралевидная?
- «переход количества в качество» – переход сам по себе конкретен, качество нет?
- «скачки перехода» – есть ли вообще переход, чем он обусловлен?
- «отрицание исходного момента развития» – что это за «момент»?
- «противоречие движущая сила и источник всякого развития» – разве вещи могут раз-виваться?
- «устойчивое и изменчивое» – где их связь в соответствии с принципом дополнитель-ности?
- «элементы абсолютного и относительного» – что это за «элементы», если абсолют недостижим?
- «орудие практического преобразования общества» – с эти орудием Россия зашла в тупик?
- «способ восхождения от абстрактного к конкретному» – при чем здесь «восхожде-ние?
- «учение о материальной природе мира – основной вопрос философии» – куда делось нематериальное?
- «учение о бытие и отражение его в сознании» – неужели сознание не отражается в бытие?
- «формы мышления, понятия, категории должны основываться на принципе разви-тия» – где этот принцип, на чем он основан?
- переходы от одних форм обобщения к другим, более глубоким» – что значит «более глубоким?
Таким вопросам несть числа. Диамат утверждает, что «в мире нет ничего кроме мате-рии и законов ее движения и изменения». Однако это ведь означает, что эти законы извне, то есть сугубо трансцендентные? Подобным образом выглядит заявление о единстве исторического и логического: «Историческое – то же логическое, только облеченное в плоть исторического развития». Как происходит историческое развитие? – об этом умалчивается. Так же как нет разделения между субъективной и объективной историями. Зато при этом свидетельствуется, что «природа развивается… по причинам, заложенным в ней самой, в ее законах». Получается давно отжившая субстанциональность, подобная случаю Мюнхгаузена, который вытаскивал самого себя за волосы из болота. Разве так угонишься за собой? Будто это и есть практика в теории познания.
Есть диалектика начала и конца, но она закольцована в вечность, где нуль смыкается с бесконечностью без противоречий. Если мыслить конец во времени, тогда и появляется уродливость мысли в виде противоречий. Развитие это вовсе не процесс движения от низшего к высшему. Иначе это примитивное количественное, а не диалектическое услож-нение. Тогда и получается, что «процесс развития осуществляется через столкновение как внутренних, так и внешних противоположностей». Диалектика вовсе не рассматривает внешние противоположности «как изначально различные сущности, а как результат раз-двоения единого, в конечном счете, как производное от внутренних». Такая иерархичная картина присуща конкретностям. Но она чужда вечному, которое непрерывно стремится к реализации в настоящее.
3.
Опредмечивание вечного – это основная ошибка дуалистов, хотя, вечное рано или поздно материализуется в настоящем. Метод проб и ошибок является простейшим в тео-рии познания, но не лучшим. Диалектический метод должен быть основан на постепен-ном, но неуклонном приближении к истине. Истина – процесс, а не явление. Процесс не-возможно охватить методом проб и ошибок, поэтому предпочтительнее выглядят методы, основанные на разложении процесса в ряд явлений, ранжировке их по степени важности и постепенном улучшении приближенной теории. Иллюзорная трансцендентность бытия оказывается всего-навсего процессом приближения к истине.
Здесь диалектика выступает в качестве метода, в котором сущность поляризуется, а
полюса ее взаимодействуют с продвижением вперед по триаде развития. Речь не идет о
противоречиях, но о полюсах, которые взаимодополняют друг друга и связаны воедино в
диалектическую связку. Важно не отрицание, а связывание, поскольку отрицание, даже
если учитываются лучшие стороны предшественника, не связывает их без рефлексии и активного использования, а рефлексия чужда отрицанию. Тогда конфликт с миром выра-жает невечность человеческую.
Такое рассмотрение процесса плодотворно, но оно не подобно триаде Гегеля. Оно подразумевает направление развития – логика развития задается. Чем или кем? Оно зало-жено в самом процессе развития, поскольку процесс не может быть остановлен или быть хаотичным – из хаоса непременно возникает непротиворечивая направленность. Почему процесс не может быть хаотичным? – поскольку в бесконечности замыкается сам на себя, а циклы возврата к уже бывшему не могут служить источником развития. К тому же в бесконечности исключены повторения, если есть направление, цель развития. Сходящий-ся ряд сходится в случае неизменной сущности. Если сущность постоянно изменяется, то развитие процесса и его описание рядом явлений находятся в постоянном изменении. Разве можно в таком случае человеку угнаться за собой: когда мысли опережают действия?
Противоречия единого и общего основаны на искусственном разделении вечного, что несправедливо по отношению к стремлению человека. Тождество противоположностей – свидетельство нежизненности монизма, который не может развивать. Всякая вещь нахо-дится не только во вне, но и в глубине, в вечном. Однако наивно видеть в этом противоречивость. Процесс и его описание явлениями соотносятся между собой как непрерывное и дискретное, между ними качественное различие. В этом заключается глубокий смысл триады развития – необходимо наличие связи между процессами и явлениями. То есть наличие двух взаимодействующих, но непротиворечивых сторон.
Если стороны лежат в разных размерностях – необходимо наличие средства связи, ко-торый должен достигать глубинных слоев связи (самого процесса). Ярким примером мо-гут быть волны Де Бройля, когда волна-частица рассматривается в диалектической связке: процесс (волна) улавливается в глубине, на микроуровне. Частица улавливается на макроуровне. Таким образом, непрерывность «улавливается» (процесс) только в ряду приближений (явлений). Это совсем не «борьба противоположностей».
Диалектически: бытие через сущность определяет сознание, сознание через сущность определяет бытие. Таким образом, сущность развивается как в бытие, так и в сознании – при поляризации через связи полюсов по триаде диалектической. «Материя первична, сознание вторично», – утверждают материалисты. «Сознание первично, материя вторич-на», – твердят идеалисты. Номиналисты уверяли, что явления материальны и развитие сущности может идти только по материальной линии, практический опыт источник про-гресса. Рационалисты спорили, что-де только разум, логика есть источник прогресса, а развитие идет по рациональной (идеальной) линии. Угнаться бы за собой?
Все они не правы, поскольку невозможно оторвать материю от духа, практику от соз-нания. Лишь в комплексе связи, совместном развитии, а не оторвано друг от друга они могут существовать. Хотя бы в виде: существование – сущность – идеальное (неустойчи-вое), замкнутое, гипотетическое состояние сущего. Сущность, для того, чтобы развивать-ся, вынуждена вступать в связь – поляризоваться. Она даже доли секунды не может нахо-диться в идеальном состоянии. Хотя в поляризованном состоянии она может находиться многие века в виде связанных своих полюсов, постоянно взаимоизменяясь.
В философии широко распространено понятие «диалектическая пара». Например, диа-лектической парой считается: конечное – бесконечное. Как диалектическая пара конечное – бесконечное участвует в процессе развития (термин «развитие» корректней понятия «познание») сущности по классической триаде отрицания противоположностей?
Такого рода диалектическая пара не имеет перспектив развития. Нужно не противопос-тавление и противоречие, не борьба и отрицание (этот любимый термин Г.Гегеля абсолю-тизирован). Нужна взаимосвязь вечного, взаимообогащение и развитие на этой основе по диалектической триаде. Тогда диалектическая пара становится диалектической связкой.
Поляризация – движущая сила вечного развития. Именно с поляризации сущности «начинается» развитие. О неизбежности, непрерывности и направленности поляризации разговор уже шел. Они происходят вследствие невозможности абсолютной сущности, неизбежности связи конечных явлений и бесконечных процессов – происходит замыкание нуля и бесконечности, что означает бесконечность вечного процесса поляризации.
С процессом поляризации (направленное равновесие поляризации-деполяризации, как еще одной диалектической связки) связаны процессы всего вещественного мира. По-скольку поляризация обуславливает структуризации (негоэнтропийный процесс), а депо-ляризация – деструкцию (энтропийный процесс). Равновесие поляризация-деполяризация – повсеместно и вечно в сущем. Это и равновесия ядерных, и атомных, молекулярных структур, физических процессов и химических реакций, предметов и вещей, космологических процессов и кванта действия, термодинамики и жизни. Даже так называемые неравновесные процессы, бифуркация и самоорганизация материальных структур по сути поляризационно-равновесные. Неравновесные системы равновесны внутри системы (материальной). Но неравновесны в системе диалектической связи из-за направленной равновесности поляризации. Неравновесность выражает стремление системы открыться, а не борьбу неких противоположностей внутри нее.
С диалектической точки зрения конечное не может существовать без бесконечного. Так же как одно конечное (явление) или бесконечное (процесс без связи с явлением) не могут быть истинными. Явление всегда точка равновесия двух процессов: прямой связи с субъектом, прерывающим процесс, и обратной связи процесса с ним, которой обуславли-вается направленность (необходимость постоянного контакта процесса с субъектом). Субъективно это выглядит как противоречие между явлениями, но объективно это связь процесса и явления (истина), которую субъект разрывает.
Субъективность человека должна связывать процесс и явление, всеобщее и особенное. В этом смысле она есть классическое противоречие, которое движет, якобы, миром. Но диалектически это вечная связь. Кажущееся противоречие вытекает из субъективной не-возможности связи несвязываемого, невозможности холистического восприятия процесса. Реальным может быть лишь противоречие двух процессов, но не явлений (тезиса – антитезиса по Г. Гегелю в его субъективной трактовке). Однако даже это есть противоречие несубъективной связи в общий процесс (идеально-материальный), как результирующей направленного равновесия. Так частное выражает общее (и всеобщее), явление – процесс, материя – дух, и наоборот. Сам термин «противоречие» некорректен, лучше говорить о связи и поляризации всеобщего как движущей силе развития. Иначе человеку не угнаться за собой.
Противоречие есть, прежде всего, связь. Без связи нет процесса и явлений. И наоборот, если считать за противоречие любую разницу в поляризации связи (она неизбежна, но она развивает связь, придает ей смысл). Противоречие связано лишь с явлением, то есть оно субъективно. В процессе не может быть противоречий, они исчезают с переходом от субъективного рассмотрения к объективному (более верно – к субъективно-объек-тивному). Ход процесса всегда задан поляризацией связи и обусловлен, но не противоречиями! Любой конфликт оседает на субъективности черным пятном, и он ей совершенно не нужен, ей более важно соблюдать объективное при сохранении своей самости.
Обычно бытийно считают, что «истина всегда сложнее, чем мы думаем, в ней нет пря-мого поступательного движения и развития». В этом случае говорится ни о чем. Если сложность количественная категория – то это материалистическое воззрение. Если нет – тогда должна быть неучтенная в данном примере связь, которая превращает истину в про-цесс. Истина как процесс бесконечно сложна (дает бесконечное количество проявлений). Прямое движение – это абсолют (дурная бесконечность), который не достижим ни субъ-ективно, ни объективно. «Переход количества в качество» нарушает целостность субъек-тивности человека, который в таком случае лишен возможности угнаться за собой.
4.
Если подойти к рассмотрению проблемы целостности с точки зрения диалектической (имея в виду более широкое воззрение, нежели материалистическая диалектика), то мож-но увидеть, что основные законы философии не соответствуют целостности по своему каноническому охвату. Так, закон единства и борьбы противоположностей, хоть и преду-сматривает диалектическое единство, но монистски противопоставляет его «полюса». А это уже не целостность, поскольку связь между противоположностями оказывается не-пременно разорванной: не связь, а пресловутое противоречие движет развитие.
Закон перехода количества в качество также не охватывает целостность диалектической связки материя-дух в виде субъективности. Поскольку в его основе лежат качественные скачки, которые чужды непрерывному процессу диалектической связи и проявляются лишь в материалистическом (монистском, по сути) рассмотрении. Отсутствие целостно-сти – первейшее условие появления «противоречия». Но без целостности не может быть существования: ни человека, ни общества, ни мира.
Реально более корректно говорить не о переходе количества в качество (непрерывного в дискретное). Нужно говорить об одновременной «смерти» количества при «переходе» его через идеальный барьер квантования и «рождении». То есть, говорить о проявлении, материализации непрерывности при переходе его через материальный барьер квантования. О переходе в бытийном понимании одного в другое в данном случае говорить не приходится. Перехода нет, поскольку количество и качество лежат в разных плоскостях и измерениях. Но они выступают, тем не менее, в единой диалектической связке, а переход принципиально нарушает ее целостность и существование.
Закон отрицания отрицания также основан на материалистической разрыве связей в субъективности. Именно отрицание ведет к разрыву диалектической связи материя-дух. Реально имеем дело не с отрицанием, а с непрерывным развитием этой диалектической связки. Разрыв должен выглядеть лишь как субъективный фактор без учета непрерывно-сти процесса развития. Материалистически процесс разрывается, хотя развитие продол-жается, несмотря на кажущееся отрицание, то есть нарушение целостности. Тогда «объек-тивная реальность» это не реальность, так как она не существует. Значит, не существуют и противоречия, они вообще не могут проникать в вечное.
Такое однобокое и тенденциозное рассмотрение положения вещей вытекает из мето-дологического монистского подхода. Тогда непрерывность оказывается не связанной с дискретностью (процесс с явлением), а дискретность ставится во главу угла и вырывается субъектом из процесса развития. Само бытие в таком случае не становится существовани-ем, оно связывается с ним как существительное с глаголом, и это уже диалектика. Закон единства и борьбы противоположностей более корректно называть законом развития про-цесса связи. При этом условии будет учтена целостность развития и связи без противоре-чий в единстве «противоположностей». К сожалению: так это выглядит сейчас с подачи основателя научного диалектического подхода Г. Гегеля, который ввел противоречие в обиход, идеализируя саморазвитие своей «абсолютной идеи». Человек в таком «самораз-витии» не может угнаться за собой.
Закон перехода количества в качество с точки зрения концепции пелостности лучше
формулировать как закон вечного: связи конечного и бесконечности. Тогда не будет субъ-ективных скачков в развитии. В этом ракурсе материалистические количество и качество будут не переходить друг в друга, а будут отражать объективный процесс связи непре-рывного количества и дискретного качества. Однако на пути встает пресловутая «узловая цепь мер», которая неизбежно разрывает целостность и связь прерывного и непрерывного. Она отрицает, в том числе возможность самоорганизации без участия божественного первотолчка. Тогда самоорганизация предстает направленной равнодействующей процесса связи материи и духа. Причем, с равноправным участием того и другого как в случае идеализации материи, так и в материализации духа, так и в самоорганизации неизбежно поляризованной сущности в виде целостной диалектической связки.
Закон отрицания отрицания в концепции целостности должен звучать как закон само-направленного развития вечности. Тогда вместо монистского отрицания в обиход должно быть введено непрерывное развитие. Оно должно быть направлено не противоречиями или отрицанием, а неизбежной связью прерывного и непрерывного. К тому же с соответ-ствующей самоорганизацией развития, которая обусловлена самой связью с участием фи-зического отбора в качестве основного организующего «начала». Именно неизбежность связи материи и духа ведет к отрицанию отрицания. Но не по триаде развития Г. Гегеля: «тезис – антитезис – синтез», а по части ликвидации всяческого отрицания с торжеством всеобщей диалектической связи.
Концепция целостности возникла на базе методологии неизбежности связи непрерыв-ного и дискретного. Она не «ревизирует» основные законы философии, а лишь расширяет их с учетом необходимости постоянной связи между сферой субъективного и процессом объективного. Куда девается дух, когда материя умирает? – он материализуется в новую материю, которая питает дух. Лишь совместно они осуществляют процесс развития. По сути, они тождественны – они одно и то же, Они различаются лишь тем, что неизбежно осуществленная связь своей направленностью заставляет их изменяться (развиваться в диалектической связке, поляризоваться).
Поэтому можно сформулировать единый основной закон философии целостности (не взамен трем основным законам философии, а как методологическую альтернативу). Это закон неизбежной процессности связи, целиком отвечающий как концепции целостности, так и диалектике как методологии сущего. Это закон развития (не познания), который объединяет в единую диалектическую связку учения онтологии (дискретное бытие) и гносеологии (непрерывность духа). Без противоречий человек легко угонится за собой в вечном. «На костылях нам не найти и сути».
Закон должен быть единым – диалектическим. Если считать, что единство и борьба противоположностей есть отражение некоего «этапа» развития целостности (о становле-нии говорить не приходится), то это должно быть диалектическое развитие. Но тогда борьба противоположностей это субъективная материальная форма (категория), абстрак-ция другой материальной формы. Причем для диалектического развития идеальное долж-но находиться в материальном, и наоборот. Именно это означает неразрывную связь меж-ду материей и духом, их целостность.
Поэтому субъектные формы относительные, служат лишь практике и не являются в строгом смысле диалектическими. Диалектичен процесс (в связке форма-содержание), а не его форма или содержание в отдельности. Тогда единство диалектический признак це-лостности. А борьба противоположностей – оторванный от него фактор, который обслу-живает только частное. Такой закон не связывает общее и частное (непрерывное и дис-кретное), а уравновешивает их до тождественности. Но зачем тогда разрывать процесс? Если только в угоду практическому (прагматическому) интересу – тогда это частный не-диалектический закон. Так и нужно говорить.
Можно считать, что переход количества в качество – особая форма всеобщего. Она, мол, возникла как саморазвитие набора частных форм. Но тогда невозможно ее заверше-ние лишь субъективной формой, минуя дух и процесс связи с ним. Переход от общего к частному и наоборот будет диалектичным лишь при условии учета, как дискретной фор-мы, так и непрерывного содержания. При становлении субъективности как целостности частные формы учитываются в процессе развития, а не в виде частных форм, которые оторваны от процесса. Поэтому такие переходы имеют запрет от диалектики связи и целостности. Такой запрет исходит из аксиомы, что набор частностей не может быть тождественен целому (хотя бы потому, что диалектические частности лежат в разных плоскостях развития сущего и без диалектической связи представляют собой мертвый набор явлений). Более важным оказывается вопрос: угнаться бы за собой.
Для того чтобы закон стал диалектическим, нужна одномоментная связь количества и качества, их единство везде, и в каждой точки и во всех объемах, а переходы уже в основе подразумевают отсутствие такой связи. Недопустимо смешение объективного и субъек-тивного. Они едины, но едины диалектической связью, а не какой-либо математической или физической. Такое смешение всегда приводит к торжеству частного в ущерб всеобщего. Даже независимо от того, где происходит действие: от субъекта к субъекту или внутри одной целостности. Считается, что целостностей много, они ранжированы (чем или кем?), существует их иерархия. Хотя у процесса может быть лишь одна целостность – это его развитие, а не частные формы.
Что касается закона отрицания отрицания, который считается отражением трех ступе-ней развития любого целого, то здесь под целым разумеется также нечто материальное. В процессе нет ступеней. Постоянная диалектическая связь неизбежно заставит эти ступени «сравняться». И даже стать объективной целостностью (целостность не может быть субъ-ективной в принципе). Явления (отрицания процесса), выхваченные из процесса, мгно-венно мертвеют и гаснут, уходят в историю по своему субъективному параметрическому времени. Они уже лишены воинственности противоречий.
Однако становление субъективности не может происходить как изолированный про-цесс (Вселенная всегда открыта). Субъективные явления высвечиваются постоянно, но только и не столько с практической целью. Они полнокровные участники процесса развития целостности, находятся в диалектической связке с объективным. Но цель одна – развитие в вечном настоящем диалектической связки субъективности. Поэтому отрицание в виде выхваченных из процесса явлений служат единому – последующей рефлексии и саморефлексии и адекватизации поступков в плане заданной поляризованной сущностью направленности. Такая концепция целостности позволяет диалектически увязывать и отрицание, и рефлексию, и субъективность в единый вечный надпроцесс развития сущего.
Как осуществляется «отрыв» явления от процесса. Понятно, что в момент «отрыва» (сингулярная точка процесса) процесс субъективно останавливается (умирает). Для этого необходима достаточная объект-субъектная связь. Причем, одномоментно с образованием явления (материализация процесса с образованием элементарного кванта действия – пер-вичной материально-материальной связи, ее поляризации и моментальной структуризации при связывании с уже имеющимися материальными структурами). Как видно, нет ни борьбы противоположностей, ни перехода количества в качество.
Аналогично нужно рассматривать «переход» содержания в форму. Отрицания как та-кового при таком «переходе» не происходит. Зато проявляется материально-идеальная связь (связь формы и содержания) по имеющейся тенденции физического отбора. Алго-ритм становления (по Г. Гегелю) явления должен включать в себя требование: случайное (субъективное) должно так связаться с процессом. Связаться, чтобы на мгновение остано-вить его (разорвать нуль и бесконечность), одномоментно материализовать его тенденцию развития. Явление фиксируется субъектом, а процесс продолжает свое непрерывное развитие. Неопределенность имеет место в силу того, что одномоментно (до бесконечности) зафиксировать два параметра субъективно невозможно. Как бы при этом угнаться за собой?
Диалектический материализм трактует, что «…переход количественных изменений в качественные – один из основных законов диалектики, объясняет: каким образом проис-ходит движение и развитие». Получается, что такой «переход» обуславливает развитие? Но этот «переход», очевидно, сам должен чем-то обуславливаться. Чем? На этот вопрос ответа нет. Реально дело обстоит как раз наоборот: «переход» обуславливается развитием, – поляризация вызывает связь количества и качества. Другой тезис диамата звучит: «На-копление количественных изменений приводит к скачкообразному переходу от старого качества к новому». Что такое качество? В данной трактовке это нечто дискретное, кото-рое может изменяться в другое дискретное. Как? Само по себе?.. Иначе говоря, дискрет-ность обуславливает непрерывность. Это материалистическая позиция. Но разве непре-рывность может иметь скачкообразную дискретность в своем развитии? Так может быть лишь при субъективном рассмотрении, которое выдается за абсолют. Совершенно не рас-сматривается сама система, которая обуславливает такие переходы!
Новое качество? Что это? – новая непрерывность, структура. Тогда что накапливается? Изменения? Это абсурд! Накапливаться могут не явления (они лишь мгновенные срезы процесса изменения), а развитие объективного процесса в виде траектории изменения, которая может приводить к субъективным изменениям. Получается шиворот-навыворот: не может быть нового качества, могут быть новые явления как производные от единого объективного качества. Так запутывается и запутывает материализм.
Старое и новое? Субъективно это относится к структуре, без которой, как известно, не могут существовать явления. Более того, они находятся в диалектической связке со струк-турой, которая выступает здесь как процесс! Объективно нет старого и нового, как нет начала и конца развитию, – есть единый количественно-качественный (субъективно-объективный) континуум с мгновенными срезами в виде явлений. Где же тайна рассмат-риваемого «перехода»? Ее нет, как нет и самого перехода…
Еще один шедевр диамата провозглашает, что явления «обогащают диалектическую теорию развития как процесса качественных изменений, происходящих в результате из-менений количественных». Речь идет о первичности и императивности материального. Но где же обратная связь, о которой декларируется в принципе? Где влияние процесса на явления? Или они зависят только от наблюдателя? Оно лишь провозглашается на словах, а на деле утверждается, что «прерывность выступает в форме качественного скачка, а не-прерывность – в форме количественных изменений». Но количественные изменения – изменения явленные, а не вечные процессные! У процесса нет количества, есть только качество в виде вечной направленности или траектории. Противоречий нет. Как же так?..
Понятно, «явление развивается непрерывно». Это материалистическая железобетонная платформа. Пусть даже явление развивается; но за счет чего? Неужели за счет внутреннего источника? Конечно же, нет, такое может происходить только за счет действия всей системы целиком. А система – это вечность как целостная связка процесс-явление!.. Реально все происходит наоборот. Прерывность –это количественное субъективное изменение, а непрерывность – качественное объективное изменение. Реальность бытия – это то «что должно быть», то есть целостность, а не реальность. Вот тогда можно угнаться за собой.
Можно задать вопрос: «Как же скачок?» Он к количественно-качественному взаимо-действию отношения не имеет! Вот как. Это равновесие структуры-молекулы в неживом мире и материально-идеальное равновесие в обществе. Революции – следствие этого рав-новесия, когда происходит корректировка случайных явлений по линии материально-идеальной связи. То есть опять не «переход», а процесс, процесс вечно направленного развития. Возможно, поэтому Запад критикует материалистическую диалектику противо-речий, а под эту эгиду и всю диалектику. За то, что это не диалектика, а выхолощенная безжизненная материалистическая метафизика…
Рассмотрим подробнее вопрос, что представляет собой структура. Это общее, вечное, непрерывное, объективное (подобно обществу). Единичное это частица, молекула, лич-ность. Они всегда вместе: без молекул нет структуры, как без личностей нет общества.
Но структура это одновременно и дискретное (в субъективном выражении). Тогда «ска-чок» это субъективное восприятие этого дискретного качественного развития процесса (структуры). Объективно скачка нет, поскольку развитие происходит непрерывно. И не-пременно непротиворечиво. Это парадокс разнокачественной материально-идеальной, субъективно-объективной связи. Тогда что есть скачок? Это процесс направления объек-тивным развитием субъективного восприятия. Хотите революция? Субъективно Вы ее можете совершить. Но объективно – никогда!
Например, лавина в теории катастроф (теория «Песчаной горы») – это лавина реаль-ная. Происходит объективное изменение внутри системы (части ее). Почему возникает лавина как частное в непрерывном вечном? Противоречия? Нет. Почему система не может ее скорректировать и предотвратить в ходе бесконечных рефлексий? Наконец, что такое критическая структура? Все дело в том, что система ломает субъективные случайности, в данном случае структуру, и приводит ее к объективному соответствию. Ломает постоянно и непрерывно – объективно лавина это неизбежное следствие развития, обычный процесс, который не заканчивается ею как катастрофой. Объективно это все та же непрерывность, которая воспринимается как «скачок» субъективно. В субъективном умирает живое?
Однако этим вопрос не исчерпать. Идея скачка очень глубока и связана-таки с катаст-рофой. Катастрофой исчезновения материального, субъективного в ходе процесса
идеализации по известной схеме: явление 1 – процесс – явление 2. Как видно, это и
есть скачок, он же «переход». То есть, идея скачка связана с материализацией как направ-лением развития идеально-материальной связи. Это направленность субъективно-объективного взаимодействия, а не борьба противоречий: существующая субъективная структура (случайное) обязательно должна сломаться в ходе объективного развития. Здесь человеку не угнаться за собой.
Структура объективно не может существовать. Ее постоянно ломают, а она связана с явлением. Процесс ломки и проявление, становление явлений связаны между собой в диалектическую связку. А значит между ними должно существовать (и существует) направленное равновесие, траектория которого выступает как мера! За пределами этой меры происходит скачок в виде нового явления. Мера – узел, критическая точка, за пределами которой данное явление не может существовать. А коль явление субъективно, то «смерть» его субъективно же воспринимается как катастрофа, что нехарактерно для вечности.
В критических точках происходит уравновешивание дискретного внешнего (субъек-тивная структура) под действием внутреннего непрерывного. Так получается узловая цепь (линия) мер. Но узлы-то находятся вне субъективной системы, а структурные единицы (например, молекулы) – внутри ее. Узловая цепь мер и есть количественно-качественный континуум. Узлы случайного корректируют развитие сущностного. Что такое структура? Это и есть тот «узел» в узловой цепи мер, который предстает как скачок. Например, человек развивается непрерывно. Но его структура вполне определенная. Он развивается непрерывно как личность, но дискретно структурно. Как личность он может давать «узлы» – качественные скачки – в зависимости от объективной структуры (общества, коллектива, компании и др.), в которую он попадает по воле случая. Но человек тогда не может угнаться за собой. Скачки как объективный ответ на свое субъективное развитие, свою структуру, как субъективный ответ на свое структурное непрерывное развитие не дают ему развернуться и уравновесить помыслы и дела. Тогда скачок выглядит как обычный материально-идеальный «переход» по известной схеме материализации. В этом заключается важная «тайна» перехода количества в качество – в том, что его, «перехода», не существует. Так же, как и противоречия, его обуславливающего.
Таким образом, например, вода переходит в лед. Это скачок в субъективной структуре. Но вода в молекулярном выражении (объективно) одинакова как в самой воде, так и во льду. И ее развитие продолжается в рамках всей системы: внешнее-внутреннее, процесс- явление…Вот уж воистину: «Как не оборачивай тын – все равно лицом не мил».
Отсюда можно смело делать вывод: нет диалектики противоречий материализма или идеализма – есть диалектика связи. Связи материального с идеальным, дискретного с не-прерывным, нуля с бесконечностью, частного с общим, субъективного с объективным. Диалектический материализм не равен материалистической диалектике. Материализм, как его не раскрашивай, остается материализмом. А диалектика, хоть ее назови материалистической,– должна оставаться и остается диалектикой без противоречий. Она шире и богаче диамата…
Рассмотрим вопрос «перехода» с другой стороны. Как может переходить количество в качество? Разумеется, только путем их связи. А ее в материализме нет. Связанное количе-ство и качество не переходят друг в друга, а сосуществуют в диалектической связке без противоречий. Разница огромна. Ведь должна быть связь материально-идеальная, субъек-тивно-объективная, а не связь между явлениями. Известная триада поляризации может быть представлена как: явление – структура – развитие. Понятно, что явлению нужно как-то связываться со структурой, чтобы жить. Как? – только посредством вечного развития. Но развитием не явления, а самого процесса развития. Получается триада поляризации в обычном виде: явление – связующее – процесс. Аналогична этому триада истины: сущ-ность – истина – смысл. Или триада субъективностей: личностная – социетальная – при-родная. Безо всяких противоречий, которые сгинули в тар-та-ра-ры.
В диалектическом смысле переход можно охарактеризовать как поляризацию лично-сти путем качественного непрерывного развития при количественном дискретном становлении этого развития. То есть путем самостоятельного осмысления имеющегося объективного окружения с соответствующими поступками. При этом, естественно, что мысль приводит к рациональном, а не к иррациональному. Тогда становится понятным, что количество и качество не могут развиваться одновременно. Поскольку они явление и отражение этого явления, или явленное и процессное, связанные воедино процессом развития. Если развивается количество (как у материалистов), то не может быть развития у качества, поскольку везде будет одно количество (отсутствие процессности). Качество в таких условиях развиваться не сможет, его и не будет вовсе, оно потеряет смысл. И наоборот, если развивается качество, то не может развиваться количество (оно становится дискретным, что диалектично).
Диалектическая непротиворечивость существования и развития при отсутствии «скач-ков» и «переходов» вечного в невечное и обратно чрезвычайно важна для миропонима-ния. Она позволяет человеку угнаться за собой в отношении достаточного приближения к тому, «что должно быть». Как было установлено, «скачок» – обычная корректировка раз-вития субъективно-объективной сущности при помощи рефлексии. Субъективно развива-ется, к примеру, не молекула (хотя объективно развивается и она), а молекулярная струк-тура. Тогда, кажется, что эта структура рушится в узлах, при выходе за меру. Но это также объективное развитие, процесс. Противоположности и противоречия должны становиться вечным и непрерывным. Только в таком случае человек непротиворечиво может угнаться за собой.
Тайны количественно-качественного скачка нет, как и тайны «перехода количества в качество». Есть скачок в субъективном осознании, хотя объективно это непрерывный процесс. Например, все та же «песчаная гора». Песок пополняет ее. Лавины следуют одна за другой. Это процесс – процесс схода лавин, траектория развития горы, узловая линия мер. Взаимодействие песчинок со структурой горы равновесно-направленное: процессно развивается структура при количественном (дискретном) пополнении горы. Налицо рав-новесие песчинка-структура, которое имеет вполне определенную меру, за пределами ко-торой происходит субъективно-качественный скачок. Скачок и есть преодоление проти-воречивости. Он проявляется в каждом действии человека как результат «работы» его субъективности в справедливом стремлении угнаться за собой.
6.
Известно, что качественность объективного неразрывно слита с количественностью субъективного. Что означает классически трактуемый «переход» между ними? Только связь. Любая связь имеет место только в рамках диалектической связки материального-идеального, это всегда единое непереходящее. Но субъективно такая связь выглядит как переход одного в другое. Движущая сила такого субъективного перехода не противоре-чия, а процесс связи, обусловленный неизбежной поляризацией единого в рамках диалек-тической связки. Процесс связи это «умирание» одного и «рождение» другого, не равному процессу направленного равновесия. Субъективно действует схема («узловая цепь мер»): явление 1 – процесс 1 – явление 2. Объективно это выглядит как: процесс 1 – явление 1 – процесс 2. То есть имеет место непрерывное (вечное) развитие диалектической связки с субъективным разрывом этой непрерывности. Налицо количественно-качественный (субъективно-объективный) континуум. В нем человеку и гнаться бы за собой.
Первая «тайна» такого континуума заключается в том, что «переход» идет непрерыв-но. Вторая «тайна – что перехода как такового нет. Есть объективный процесс, который фиксируется субъективно и дает явление – мгновение этого процесса. Траектория связи есть непрерывность, количественно-качественный континуум. Отсюда следует вывод, что количество всегда заложено в качестве, и наоборот. Это третья «тайна» механизма «перехода» количества в качество. Бессмысленно рассматривать количество и качество по отдельности, поскольку это неразрывная диалектическая связка. Качество замыкается на количестве, как нуль замыкается на бесконечности, то есть по кольцу диалектической связи. Четвертая «тайна» природы «перехода» заключается в тождественности количества и качества в переживаемой нами вечности. Иначе быть не может!
Становление «перехода» количества в качество происходит в нуле-бесконечности, то есть в точке! Такая сингулярность становления свидетельствует об его конформности или об его объективном отсутствии. Таким образом, становление находится в абсолюте, в на-правленном субъективно-объективном равновесии. Это пятая «тайна» природы «перехо-да». Нужно учитывать, что всегда имеются два процесса «перехода» – два потока и гене-рирующий поток становления в виде траектории такого «перехода».
Проблема становления глубока. Оно происходит совместно субъективно и объективно. И направлено так, что субъективно выглядит кажущее дискретным потоком. Это шестая «тайна» природы «перехода» количества в качество. Траектория процесса становления вечного неизбежно приводит к дискретному! Но и это не противоречия.
Таким образом, становление «находится» в связи непрерывного и дискретного – в не-прерывной поляризации, в процессе связи, посредством непрерывного, но с его обяза-тельным проявлением. Тогда количественное качество тождественно качественному ко-личеству. Тогда теряется смысл «переходов». Нет качества и количества – есть единый количественно-качественный континуум в объективно-субъективном понимании. Теряет-ся также и смысл субъективного (количественного) рассмотрения.
Например, 10 килограммов воды превратилось (субъективно – превратилось, «пере-шло», объективно видим внутренне-внешний процесс развития воды) в лед. Субъективно вода стала льдом, хотя объективно это вода (Н2О)! Произошло процессное превращение вода – лед, – произошло качественно под действием количества холода (процесса охлаж-дения). Субъективно-объективно это и вода и не вода (лед). Налицо количественно-качественный континуум: вода-лед и процесс «перехода» (охлаждение).
Но разве вода может непосредственно переходить в лед? Конечно, нет, нужны не только внутреннее, но и внешнее участие в виде процесса охлаждения (процесса связи воды, не-прерывности и льда). Откуда берутся качественные изменения? От структуры под дейст-вием внутренне-внешних факторов (субъективно-объективно). То есть от связи между мо-лекулярным субъективным и внешним объективным. Молекулы остались теми же, а вот их структура изменилась. Это уже структурное превращение – процесс вечного, а не про-сто «переход». Главное в этом процессе – угнаться за собой.
Структура дискретна за счет субъективной устойчивости (сравни фазы в металле), но непрерывна в динамике за счет объективной связи. Вода – субъективное явление, но она же – объективный процесс. А субъективно-объективно она и процесс и явление. Чтобы понять смысл воды как явления, нужно проникать вглубь – в процесс ее становления. Иначе получается, что мы наблюдаем развитие явления: одно явление (вода) развилось в другое явление (лед). Это невозможно. Однако с другой стороны, процесс в явление так же не переходит сам по себе. Не переходит и количество холода в качество воды. Если внешнее переходит во внутреннее – это не переход, а субъективное недомыслие!
Можно говорить о накоплении (поляризации) связей под действием извне – более универсальный механизм – с качественным прорывом за счет структуры. То есть качество обеспечивается за счет структуры? А структура за счет количества? Но количества не явлений, а в виде процесса, представленного субъективно.
За счет чего образуется новое качество (конечно же, субъективно)? Оно может рож-даться только в развитии, то есть в вечном настоящем. Происходит совместный субъек-тивно-объективный «переход» количества в качество. Структура явлений не выдерживает, становится неустойчивой, критической, явление исчезает, но появляется процесс. Мера кончается, достигается узел линии мер. Но объективно должно быть проявление – субъективное новое качество. Тогда любое новое явление – это новое качество? Только как это рассматривать, если таких явлений бесконечное множество, и они уходят в непрерывность?..
Понятно, что всегда должна действовать единая схема развития событий. Возьмем тот же пример воды. Субъективно: качество 1 (вода) связывается с количеством (процесс ох-лаждения) и рождает качество 2 (лед). Но должны быть обратные связи, то есть объектив-ное рассмотрение: процесс постоянно корректируется своей объективной направленно-стью и дает новое явление. В критических точках (узлах) существует равновесие структу-ры и молекул между внутри- и межмолекулярными связями. Это равновесие потоков структурирования и деструкции, что имеет место в вечности. Где же противоречия?
Возникает интересный вопрос, проходит ли каждый раз система через нуль? Субъек-тивно да, объективно нет. Объективно-субъективно: и да, и нет. Что означает это «и да, и нет»? Только становление явления в его непрерывном развитии. Реально целесообразно представлять «переход» количества в качество единым потоком, непрерывно генерирую-щим новое – континуум, количество которого в его величине, а качество в виде направ-ленности – траектории. Траектория – направленное равновесие количественно-качественного континуума. Как видно, при этом нет никаких критических точек, а «пере-ход» как таковой представляется в виде связи и ее развития – равновесия структурирова-ния и деструкции. Структура – субъективное структурирование дает форму, молекулы или атомы – содержание. Есть поток вечного структурирования (производное от структуры или наоборот), скрытый объективными, процессными негоэнтропийными связями. Есть поток деструкции (производное от молекул или наоборот), субъективно открытый энтропийными связями.
При субъективно-объективном рассмотрении существует направленное равновесие этих потоков в виде траектории развития. Как видим, точки «перехода» нет. Любой «пе-реход» это и субъективная структурирование и объективная деструкция воедино. И на-оборот. Всякий поступок человека это попытка угнаться за собой. Но не в борьбе проти-воречий, а в процессе его субъективности. Возвращаясь еще раз к примеру с водой, можно установить, что существует единая система: вода - условия связи - лед. А не только вода и лед. Действует схема: структура 1 – деструкция – структура 2. Или: количество 1 – качество 1 – количество 2 . И так далее. Скачки! Обычно принято считать, что любое качество меняется скачками. В диалектическом рассмотрении скачков не может быть принципиально. Вставая на платформу диалектики, можно провозгласить, что главная «тайна» природы скачков – это субъективная узловая цепь мер. Противоречия могут возникать лишь в материальном мире.
Что такое скачок? Субъективно это новая устойчивая структура! Почему скачок? Ус-тойчивость субъективна, скачок субъективен, объективно и субъективно-объективно скачка нет. Можно возразить – мол: «Мы-то живем субъективно и субъективным, что нам до объективного?» Но разве только этим живем? Кем (или чем) бы стал человек, если бы он остался без объективного (осознания)? – безмозглой тварью, или чем-то еще худшим?
Известно, что каждая структура имеет интервал устойчивых связей (тождественно мере). Если сила молекулярных связей превышает силу структуры – происходит скачок. Конеч-но, в субъективном рассмотрении. Но объективное структурирование преобладает над субъективной деструкцией (к примеру, лишь 4% сущего субъективно проявлено, а ос-тальные 96% - процессное!) Тогда скачок это деструкция формы под давлением содержа-ния? Поэтому возникает и становится вечное отставание действий от помыслов, за кото-рыми не успевает угнаться человек.
Все субъективные катастрофы основаны на этом. И на том, что не учитываются объек-тивные факторы. Например, стальной мост рушится из-за усталости металла (структуры!). Это нужно было предвидеть. Но он может рушиться и от неучтенного объективного. Дру-гой пример: песчаная гора осыпается – структура не выдерживает. Образуется лавина, то есть новый частный процесс в канве общего процесса развития горы. Аналогично в бес-конечности исчезает материя, поскольку ее структура не выдерживает объективного про-цессного напора. Человек не выдерживает вечного настоящего и начинает противоречить самому себе? Тот или иной «переход» это всегда противоречия. Но на языке субъективной интерпретации. «То, что противоречиво, никогда не будет живо».
Все необратимые процессы катастрофические. Необратимы субъективно. Но эти же процессы объективно находятся в направленном равновесии развития. Это важно учиты-вать. В бесконечности все процессы обратимы. Явление не может развиваться уже из-за его субъективности – в бесконечности оно приобретает вечную непрерывность, объективно исчезает и выливается в процесс. Лавина как развивающаяся структура до схода ее с горы уже объективно существует (заложена), хотя проявляется только при субъективном сходе. Конечное (конец интервала жизни одной структуры, мера) субъективно. Структура оформляет конечное, молекулы осодержанивают его – вместе они развиваются. И только так идет развитие. Это процесс с траекторией, конформно направленной на материализацию. Как видно, главная «тайна» природы «перехода» количества в качество лежит в развитии диалектической связки, в субъективном количественном восприятии содержания объективно качественной формы. Субъективная сфера не позволяет человеку угнаться за собой как за феноноуменом.
Если утверждать, что при объективно-субъективном рассмотрении вопроса такие про-тиворечивые «переходы» и есть, и нет, то это будет правдой. Но не всей правдой. По-скольку объективно-субъективное рассмотрение выливается в траекторию непрерывного развития вечности, для которой «переходы» не имеют смысла. «И да, и нет» – этот диа-лектический парадокс направлен не только на осмысление полюсов диалектической связ-ки. Но более всего направлен на их связь – на генерирующий поток, который непрерывно порождает как количество, так и качество, эти «противоречия», в зависимости от их рас-смотрения. Но он един, как едино развитие. В этом заключается единый основной закон диалектики без противоречий.
7.
Нам заявляют, что мы стали жить «не в природном, а преимущественно обществен-ном, информационном мире». Но этот мир един, информационная сфера, общество и при-рода настолько связаны, что представляют собой целостность. Это «высота точки наблю-дения» То есть нечто вечностное, процессное, в котором хоть и можно субъективно вы-членить некоторые «миры», но объективно разделять их бессмысленно! Информацию создал сам человек, как и общество, как и его самого создала природа – и так далее в ис-торическом ракурсе, который так же представляет собой феноноуменальный процесс.
В последние годы ряд ученых отмечают низкий методологический спектр историче-ского анализа и синтеза в науке, в том числе педагогике. Это, несмотря на то, что послед-няя, казалось бы, должна бурно развиваться в свете новых технологий. Подобное творится и в философии. Должен быть перекинут исторический мост, осмыслено и учтено все наработанное историей цивилизации. А мы наработали столько много «вширь», что за этим уже не видно «глубины». Многое остается неосмысленным, траектория развития не видна! Нужна всеобщая связь явлений и процессов. Нужно не только рефлексировать и прорабатывать понятийно «знания», но и создавать синтез: из понятий и рефлексий должно образовываться новое знание в виде процесса, двигающего к оптимальным действиям.
Субъективность есть социальная самоорганизация. При этом слово «социальная» нуж-но понимать, прежде всего, как развитие связки личность-социум не только «собственны-ми силами», а в унисон действия объективных отборов. Тогда прагматическое начало должно уравновеситься с духовностью и выявить новые рычаги в управлении этой диа-лектической связкой. Альтернативы такому направлению не может быть принципиально. Но субъективность как процесс совместного становления личности приобретет должный характер. Только в нем человек может угнаться за собой.
Нужно отметить, что мышление это, прежде всего сознательный конструктивный диа-лог. Но диалог не человека с самим собой (как это обычно представляется), а его объек-тивного духа с духом субъективным (в виде диалектической связки!) – по зигзагу оптимизации развития в процессе рефлексии и связи со всем внешним. Здесь альтернативы так же не видится. Процесс мышления уходит в вечность, но вечность иррациональна, если она не связана в целостность существования. История позволяет видеть вечное, «что должно быть».
Субъективность не может быть противоречивой, поскольку это единый целостный организм. Она настолько тесно связано с рефлексией и саморефлексией – рычагами развития, что их важность трудно переоценить. Социализация личности только в индивидуальной форме немыслима, поскольку ее невозможно оторвать от социетальности. Проявляется она не только посредством деятельности человека (в том числе субъективности как одним из видов деятельности), а посредством развития всей связки индивидуум-личность. Действует не только человек, но и исторический процесс, и духовность, и собственно социум. Все это должно выливаться в единый процесс! Тогда невозможно говорить о процессе самосоциализации (или индивидуализации) личности, поскольку такая самосоциализация не может осуществляться только самой личностью. Отсюда могут субъективно проявляться противоречия связи, которые объективно есть связь лжепротиворечий. Связь, а не противоречие есть рычаг Архимеда в мире.
Обычно в деятельности выделяют активность двух видов: непроизвольную и произ-вольную, осознанную и контролируемую. Из них только произвольная активность пред-ставляется как деятельная. Но ведь все находится в деятельности, разве непроизвольное не влияет на нашу деятельность? Любая рефлексия произвольная, даже интуитивная сфера представляет собой рефлексию и отражается в действиях – она в бесконечности и непрерывна. Но только в вечном настоящем человек может угнаться за собой.
Конечно, «на определенном этапе» (читай: постоянно и непрерывно) необходима кор-ректировка действий. Это «зигзаг» рефлексии, а не отражение. Если считать, что «психи-ка» возникает, когда появляется необходимость образа деятельности, когда «отражение вырастает до уровня образов», – тогда мы выхватывает из процесса развития «кусок» про-цесса усвоения. Идет не отражение, а связь через поляризацию. Основные функции пси-хики вовсе не построение образов или поиск действий. Образ еще не знание, выливаю-щееся в действие. А знание это само действие, выливающееся в процесс деятельности. Получается, что в данном случае действие подменяется образом действия. То есть явлен-ное подсовывается под видом процессного! И такое «понимание» процесса вечного на-стоящего развития оказывается весьма частым. Отсюда, якобы, противоречия. Но: «Горят огнем противоречия, обнажая будущее, связь».
Альтернативы диалектике нет. Именно она связывает и развивает, находит действую-щее начало, средства и рычаги действия. Принципы диалектической синергетики должны лечь в основу будущей парадигмы самоорганизации и мироздания вообще. Только диалектическая связка может развивать и саморазвиваться. В этом отношении идея детерминированного хаоса должна быть плодотворна. Но ее нужно развивать не системно, а процессно! Ведь чем может детерминироваться хаос? Только процессом вечного. Иначе это не диалектическая связка, а некое несуразное нагромождение в виде «противоречий», не имеющее смысла. Например, из квантовой теории поля известно, что «…объекты, не имеющие полей невозможно зафиксировать никакими приборами». То есть и здесь работает уже известная диалектическая схема: материальное – идеальное – материальное. Почему же тогда так называемая релятивистская квантовая механика основана на материалистическом «развитии явления», а не на связи процесса и явления?.. Может быть, потому, что противоречия это лишь варианты поступков, оптимизируемых рефлексией?
Известно, что процесс самоорганизации связан с «переходом» количества в качество путем их связи – «открывания» и направленности системы. Синергетика зиждется на крепкой основе диалектики жизни и развития, нужно только проявить ее в процессе диа-лектического развития. Тогда станет понятно, что самоорганизация это развитие диалек-тической связки прерывного и непрерывного. В принципе диалектическая связь подразу-мевает диалектические связки везде, всегда и постоянно. Но субъективно мы выделяем явления с их неизбежной противоречивостью, и лишь объективно – процессы. Только субъективно-объективный подход позволяет связывать процессы и явления воедино. С этой точки зрения действительно везде оказываются диалектические связки, иначе быть не может. Противоречив не наш мир или явления в нем, а наше мышление, которое может оперировать лишь конкретностями. Конкретное же всегда противоречиво. Но оно не существует само по себе, оказываясь в замкнутой системе.
Диалектическое рассмотрение всегда объективно-субъективное. Любая случайность при этом оказывается случайностью неслучайной. Случайность вырождается в непрерыв-ность (закономерность) в бесконечности. Как явление в процессе. Тогда роль случайного стремится к нулю. Всякая противоречивая видимость исчезает. Получается экспоненци-альность вихрей-процессов. Имеется в виду экспоненциальное приближение реальной траектории к оптимальной в процессе развития. Например, в своей комнате меня никто не видит. Значит, все интимные явления уходят в бесконечность. Какова при этом роль случая? Она стремится к нулю. Но нуль и бесконечность связаны между собой. Бесконечности мы достичь не можем, поэтому вероятность случайного остается. Как бы в таких вечных условиях угнаться за собой? А это очень важно!
Диалектическая связь процесса и явления решает все. Они тождественны, они пре-вращаются друг в друга. Случайность связана с процессностью, ее вообще бессмысленно вычленять и рассматривать отдельно. Если рассматривать два типа самоорганизации: кон-тинуальную (микро) и когерентную (макро) – обе они связаны между собой и идут только вместе. В больших массах людей, например, случайность должна быть исключена, она стремится к нулю. Но это не закон больших чисел, он сам основан на диалектической свя-зи случайного и необходимого. Это прорывается непротиворечивый процесс связи.
Квантовая механика постулирует «появление принципиально иных статистических законов для микрообъектов». И ссылается при этом на принцип неопределенности Гей-зенберга. Правомерно ли это? Ведь макро- и микрообъекты связаны между собой и разви-ваются в диалектической связке. А сам принцип неопределенности есть следствие субъективного рассмотрения. Синергетическая коэволюция или кооперация элементов или систем уже подразумевает связку, диалектическую в основе – с процессным движением к развитию. Без противоречий.
Возникновение обратных связей – это рефлексия в действии. Она есть и в неживой природе, только обратные связи не завершаются естественным отбором. Они ограничива-ются отбором физическим, внутриструктурным. А отбор естественный – межструктур-ный, он в случае неживого ограничен соотнесением, например, появлением дислокаций в кристаллах. Любая стохастичность (беспорядочность) так или иначе направлена. И это действительно так. Но нужно глядеть дальше. Откуда берется сама стохастичность? Да, стержень в опытах Л.Эйлера еще в 18-м веке мог изгибаться случайно, если преодолеть его структуру. Но это вовсе не дает право говорить о бифуркации. Нужно принимать во внимание силы и связи, которые создали этот вечный стержень непротиворечивости. То есть его историю! Они же участвуют во взаимодействии с силой удара.
Нам трактуют о принципе «минимума диссипации энергии». И то, что причина этого принципа неизвестна? Это постулат эмпирики, а причина заключена в том, что диссипа-ция связана со структурой, с ее кристаллизацией. И она вполне понятно стремится к ми-нимуму, иначе структуризации как связи просто нет. Обычно считается, что в простых динамических системах возможны случайные отклонения, от которых «невозможно изба-виться путем уточнения начальных условий и исчерпывающим описанием воздействий на частицы». Но это описание субъективное, а значит, противоречивое. Вот она замена непрерывности дискретным, замена куда как не полноценная. Если бы учитывали диалектическую связь, то все встало бы на свои места.
Чем отличается диалектизация от самоорганизации? Да ничем! И там и здесь мы ви-дим одно и то же: поляризацию, развитие, связь, структуризацию и материализацию. От-личается лишь их трактовка. Если в диалектизации мы видим строгий и более широкий подход к пониманию механизма развития, то в самоорганизации как детище синергетики – это субъективное, материалистическое в основе описание явлений без понимания осно-вы развития. Самоорганизация в ее современном виде это субъективная трактовка диа-лектизации, которая чужда противоречий, которые не давали бы человеку существовать.
8.
Мы уже рассматривали направленное равновесие как процесс развития диалектиче-ской связки материального и идеального, субъективного и объективного, прерывного и непрерывного, конечного и бесконечного, процессного и явленного. Исторически мы слишком долго спорили, открыта или закрыта Вселенная. Сейчас ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что она открыта, а значит, неравновесная и необратимая в своем раз-витии. Она извечно поляризована, даже в точке. Это порождает взаимодействие и неиз-бежную связь. Это и есть раздвоение, диалектизация или поляризация. Почему? То, что поляризационный механизм лежит в основе развития как процесса связи, – несомненно. Иначе нет связи и нет развития. Но нет противоположностей и противоречий, с которыми человеку не угнаться за собой.
Да, поляризация и направленное равновесие на ее почве – основа развития. Но движу-щие силы самой поляризации – диалектические (материально-идеальные). Это подтвер-ждает обязательное наличие диполей в структуре и во всех типах связей – физических, химических, исторических, социальных и прочих. Это же подтверждает и связь их с субъ-ективностями как процессом этих связей. Универсальный механизм связи: явление – процесс – явление. Он действует везде, а процесс во всех случаях один. Это действуют субъективности (или их частные случаи), которые «усваивают» действие всех четырех объективных отборов.
Можно рассматривать, например, электростатические силы как процесс связи внутри диполя. Что такое заряд, точечный заряд? Это троица в точке: диалектическая связка по-люсов диполя и процесс их связи. Обычная молекулярная сборка в субъективном рас-смотрении – вовсе не самоорганизация, а обычные химические реакции. Но если рассмат-ривать эту сборку, исходя из универсального механизма связи, тогда становится понят-ным, что эта «сборка» происходит через процессы супрамолекулярных связей. Причем это не связи между молекулами напрямую, а через посредника в виде вечного процесса связи. В этом отличие субъективного взгляда на природу вещей от взгляда субъективно-объективного.
Мы уже знаем, что поляризации как движущая сила развития обязательно сопровож-дается диалектизацией, динамизацией из-за невозможности оставаться единым абсолю-том. Поляризация субъективно (количественно) выглядит как разделение на два полюса: положительный и отрицательный. Но это не противоположности, поскольку они тождественны в своем развитии в виде целостной сущности. Без развития они не существуют Поляризация объективно (качественно) – это обязательно диалектическая связка: «три в одном целом». Любая химическая реакция, например, в основе равновесно-фрактальная, то есть направленная. Недаром известно, что никакая реакция не доходит абсолютно до конца и уходит в бесконечность по этому показателю. Известно и то, что она обязательно связана со структурой как процессом связи молекул или их комплексов в этой реакции.
Диалектизация сущности подразумевает субъективное развитие объективного процес-са поляризации путем его проявления в виде тех или иных событий, поступков, матери-альных вещей и пр. Каждый из нас едва ли не ежесекундно встает перед выбором: куда двинуться, что сделать, как лучше выполнить должное? Решение приходит всегда. Но оно не обязательно реализуется, если идеальная модель оказывается неподходящей еще до ее реализации. Так человек не реализует все свои потенции, чтобы достичь того, «что долж-но быть», то есть угнаться за собой. Явленные лжепротиворечия не дают.
Тем не менее, мы даже пальцем не можем пошевелить без того, чтобы прежде не ос-мыслить (пусть даже инстинктивно) это действие. Любое действие или поступок неиз-бежно связаны с его осознанием. То есть материальное действует обязательно через иде-альное, как это уже не раз отмечалось. Поскольку последнее находится вне времени и не-локально, то в каждое мгновение в каждой точке осуществляется связь материального (субъективного) с идеальным (объективным). Тогда любое наше движение, каждая вещь должна представляться как субъективно-объективность, как непрерывное развитие этой диалектической связки. Это присуще как диалектизации, так и самоорганизации.
Отсюда следует вывод: все самоорганизующиеся системы (диссипативные структуры) – субъективно-объективные (прерывно-непрерывные) и непротиворечивые. Тогда бифур-кация это субъективный элемент связи субъективного и объективного, а аттрактор – тра-ектория развития субъективно-объективной системы (связки). Мир процессный и мир яв-ленный – это одно и то же, они тождественны как целостность в существовании. Их не следует противопоставлять, они не противоречат. А сущность это действительно «опо-средованное бытие» (по Г. Гегелю). Это уже бытие материальное, а значит, противоречи-вое из-за своей феноменальности в закрытой мировой системе, как это представляет клас-сическая диалектика.
Мысленная дихотомия релятивизма диалектического материализма (тезис – антитезис) абсолютна и потому приводит в тупик. Абсолютные формы различия (например: ничто и нечто) обязательно выливаются в диалектические связки и плодотворны в понимании движущих сил реального развития только в виде процесса поляризации (самоорганизации или диалектизации). Формы оппозиционирования (типа объект – субъект) плодотворны в мыслительной практике только в случае их соединения в диалектические связки. Это мы видим в реальности. Развитие путем увеличения количества рассматриваемых явлений (рост теорий) может не приводить к понятию процесса (как в случае квантовой механике). Прогресс ли это? Нет. Где тогда смысл? К нему ли нужно стремиться? Именно смысл связывает субъективное отношение и объективное положение. Он дает видение целостности в вечном настоящем. Всякая целостность не может быть противоречивой. Противоречива феноменальность.
Человек-личность – яркий пример диалектической (качественной) поляризации. Дей-ствительно: тело – дух, «Я» - «Не Я» – представляют собой диалектические связки, в ко-торых одно неотделимо от другого. Это вечностная целостность как нечто субъективно-объективное. Поэтому субъективное рассматривают как нечто отличное от объективного, да еще и диалектически некорректно противопоставляют их. Если тело, например, это дискретное, то дух – непрерывность, бесконечность, абсолют. Как осуществляется связь между ними, мы уже знаем. Эта связь непрерывна и вечна. Это процесс. Человека можно рассматривать как систему лишь совместно с обществом. Система материальна при субъективном рассмотрении. Но в этом случае нет связи. Система объективна при объективном рассмотрении, но и в этом случае нет связи. Только в случае системы материально-идеальной (субъективно-объективной) – мы имеем связь через субъективности.
Мы говорим, что есть нечто помимо вещества. Что же? Поле? Оно непрерывно. Что такое структура или система? Структура непрерывно изменяется, но сохраняет свою ос-нову (она устойчиво-изменчива), в ней постоянно происходят количественно-качественные изменения, поляризация, рождение и исчезновение явлений – элементов. Это материя, она противоречива по определению как феномен, если рассматривать ее субъективно. Но это непрерывность (дух), если рассматривать объективно. Это матери-ально-духовное, если рассматривать субъективно-объективно.
Любая связь подразумевает бесконечность. Более того, любая связь основана на бес-конечности и ее взаимодействии с конечным. Правомерен вопрос: откуда берется беско-нечность и где ее «концы»? Она неизбежно становится уже при поляризации и диалекти-зации всякой системы. «Концы» ее спрятаны, как ни странно, – в конечном. Поскольку бесконечность, как и вечное, сама по себе существовать не может. «Концы» ее имеются и в каждом процессе. Вообще, конечное и бесконечное находятся в диалектической связке и тождественны между собой в том отношении, что не могут существовать друг без друга. А значит, они лишены противоречий.
Любая бесконечность конечна (это только «дурная» бесконечность математически бесконечна). И все конечное вечно и бесконечно, поскольку существует в целостности с неконечным. Недаром, например, каждая химическая реакция принципиально не может доходить до конца, поскольку этот конец уходит в бесконечность. Никакой электрон принципиально не может упасть на протон из-за того, что иначе им обоим не существо-вать, а это может произойти лишь в бесконечности. Никакое общество не может удовле-творить каждую личность. Никакая культура не отдаст себя на растерзание капитальному отбору до конца. Вселенная бесконечна, но она конечна своими материальными проявле-ниями. Всякая вещь, которая имеет свои конечные размеры и время жизни,– бесконечна, если ее «раскопать» вглубь: до элементарных частиц и далее. Что собой представляет это «далее», мы уже знаем. Трудно человеку угнаться за собой, если он находит противоречия в своем существовании.
Вечное и бесконечное; невозможно понять их развитие без знания соответствующих механизмов. Невозможно понять явление без знания процесса с его участием, без его свя-зи с процессом. Современная диалектика утверждает это. Движущие силы самоорганиза-ции кроются в неизбежности развития связи конечного и бесконечного. Мы уже знаем, где находится такая связь – в точке. Именно в точке связи конечного и бесконечного. Это гипотетическое, нереализуемое состояние: конечное рождается из бесконечного в беско-нечности, так что бессмысленно рассматривать сам их «переход». Так, химия рассматри-вает колебательные химические реакции как материальное взаимодействие, выдавая его за самоорганизацию. Но реально это материально-идеальное взаимодействие, связь конечного с бесконечным, если не замыкаться в рамках материальной системы. Материальное не может напрямую реагировать с материальным. Только через вечное становится связь феноменов мира.
Самоорганизация обуславливает направленность развития, которая вырабатывается в ходе осуществления связи конечного с бесконечным, она не фатальна, а разумна. Если рассмотреть поведение частей с точки зрения целого, то связь конечного с бесконечным становится очевидной. Но целое не равно сумме частей, оно качественно иное по сравне-нию с частями. А почему? Потому что соотносим качества, а это бессмысленно. Их нужно связывать, ликвидируя кажущиеся противоречия явленного. Диалектизация различных систем это всегда развитие связи конечного и бесконечного. Дело не в том, какие это системы, а в том, диалектизируют ли они вообще при обосновании и осуществлении самоорганизации.
Эксперимент должен не выверять теорию, а уравновешивать ее. Понятно, что из-за дискретности не может быть субъективной бесконечности. Зато появятся «противоречия дискретности» из-за замыкания системы бытия. Очевидно, прав был Г. Гегель, когда ут-верждал: «Нет такого бесконечного, которое сначала бесконечное и которому только по-том приходится стать конечным, выйти к конечности». Да, бесконечность исчезает в ко-нечном, а не становится им. Уже поэтому не может быть развития явления. Тогда под-тверждается схема: конечное 1 – бесконечное (вечное) – конечное 2.
Вся наша жизнь связана с бесконечностью и вечностью. И кругом они бесконечно пе-ресекаются. Бесконечность всегда процессное – движение без носителя. Когда появляется носитель, становится связь – и это уже явление. Как бесконечное не может существовать без конечного, так и процесс без явления. Почему? Иначе это абсолют без смысла. Весь смысл лежит в развитии вечной связи. Что такое развитие? Это процесс связи. Саморазвитие связь процессов. Организация – процесс структурирования. Саморазвитие – структурирование процессов, то есть связь конечного и бесконечного. Вот она диалектика без противоречий.
Мы зачастую сетуем на то, что наша философия рыхла, размыта и неопределенна. Что она слишком общая, а значит, непрерывна до вечного и бесконечности. Но она сама боит-ся определенной непрерывности, то есть методологически «разодрана», – как процесс раз-рывают на явления. Потому что иначе процесс поглотит явления (направленность) и уравняет их самих. Не секрет, что при таком объеме информации, «добытой» науками на сегодняшний день, очень важно, не идти вглубь в поисках все нового и нового, а осмысливать старое. У нас часто эксперимент опережает его осмысление из-за отсталой методологии, основанной на устаревшей парадигме развития. Развитие в закрытой системе обязательно противоречиво уже потому, что оно там не может существовать. Там и человек не может угнаться за собой.
Всякая вспомогательная гипотеза (а у нас их не перечесть, например, принцип исклю-чения Паули) должна свидетельствовать, что теория «заблудилась» методологически. А человек-ученый не угнался за собой. Измерение, которое нельзя повторить, – не обяза-тельно ошибочное. Может быть, оно оказалось в другом «месте» процесса. Процесс «ушел», мы опоздали, а потому это измерение интерпретировали неправильно. Здесь можно выделить три метода исследования: абсолютный (процессный), относительный (явленный) и диалектический. Первый бесконечный, второй априорно-нулевой, третий связывает процесс и явление, а значит, захватывает саму вечную жизнь. Вполне возможно уже сейчас сочетать первые два метода во взглядах на непротиворечивую самоорганизацию жизни.
Известно, что человек думает не мозгом, а процессом, который проявляется в мозгу образами и т.д. Считается, что на границе любого взаимодействия должны возникать структуры (процессы) направляющие это взаимодействие. В случае с самоорганизацией жизни это субъективность как процесс связи материального и идеального, как направ-ляющая тенденция развития. Это особый процесс, который учитывает объективные отбо-ры, в том числе межструктурные и социальные. Он есть то генетически понимаемое все-общее – принцип всеобщей связи. Распространенные в природе положительные обратные связи обуславливают развитие структур в режиме «с обострением». Время жизни таких структур ограничено. Почему? Потому что эти структуры представляют собой процесс рефлексии. Но речь идет не о времени жизни рефлексии, а всего лишь цикла: материаль-ное – идеальное – материальное. Он действительно ограничен во времени, если судить субъективно. Но он вне времени и противоречий как вечный процесс.
Получается, что сложная структура, такая, например, как живая клетка, существует только потому, что она существует конечное время? Жить конечное время, чтобы вообще жить? Это означает связываться с вечным непрерывным, чтобы стать дискретным и про-явиться. Выходит, что о бессмертии говорить бессмысленно. Но жизнь-то может сущест-вовать вечно как развитие, несмотря на все глобальные кризисы и невозможность челове-ка угнаться за собой в точном измерении. Вот она безальтернативность развития…
9.
Диалектику связи в некотором отношении можно называть диалектикой вечного. Че-ловек не может не стремиться к вечному настоящему. Чтобы угнаться за собой, ему необ-ходимо гасить все противоречия бытия, искусственно создаваемые самим человеком как страх перед вечностью. Тогда это позволяет угнаться за собой, за тем, «что должно быть», и сознавать мироздание в рамках диалектики без противоречий.
Закрытые системы бытия гипотетические. В вариантах классической диалектики, материализме или дуализме они рассматриваются без связи между элементами. Поэтому они неизбежно приводят к противоположностям и противоречиям. При открытии таких спекулятивных систем происходит становление связи, а мистические противоречия и противоположности исчезают. Два явления без связи между ними неизменно представляют собой противоречие, которое… не существует. Оно умозрительно, поскольку связь это то, «что должно быть», за которым человек с такими воззрениями не может угнаться. Миром движет не противоречие, а связь…
Процесс связи обычно выступает в роли вечного, соединяющего в целостность троицу субъективностей, которая выражает, в конечном счете, самоорганизацию. Диалектика са-моорганизации тесным образом связана с диалектикой вечного. Она представляет собой синергетическое действо феноноумена мира и человека в вечном настоящем. Диалектика синергетики также лишена противоречий, а в виде самоорганизации выражает тот «холо-док Вселенной», который позволяет человеку угнаться за собой в субъективных стремле-ниях. Он не позволяет помочь себе обрести свою самость в действиях, соответствующим тенденциям развития со стороны самоорганизации. Такие стимулы самоорганизации можно характеризовать «вечным зовом природы»…
В развитии общества невозможно переоценить роль капитального и грегарного отбо-ров. Именно связка их в единый процесс (по типу коэволюции, но в виде диалектической коэволюции) решает все. Процесс во взаимодействии постоянно изменяется. На то он и процесс, чтобы изменяться. В этом причина связи и изменчивости нашего мира. Явления не меняются, они дискретны, но они обновляются в ходе процесса, поскольку видятся субъективным взглядом. В объективно-субъективном рассмотрении процесс и явления тождественны в единстве вечности. Так и должно быть в нашем диалектическом мире, который непрерывно и субъективно раздваивается на мир материальный и мир духовный. Они в принципе не могут существовать порознь. Готовых рецептов не может быть – они лежат в процессе поиска.
Подобное мы наблюдаем и в социальной синергетике: общество постоянно меняется в связи с личностями, и не может существовать само по себе. Исторический процесс нераз-рывно связывает прошлые события, через настоящее, с явлениями будущего. Реформы его улучшения должны быть связаны, прежде всего, не с реформами общественного устрой-ства, а с изменениями самих личностей в вечном настоящем. Их материальные интересы во многом главенствуют во всей системе общественных отношений. Но развиваться они могут только в связи с интересами духовными.
Множественность понятий диалектики без противоречий свидетельствует о том, что существует определенный континуум. Он выражается единой процессной диалектикой, в отличие от явленной классической диалектики. Первая из них активная, динамичная и характеризует вечность нашего мира. Вторая – закосневшая и мертвая, свидетельствует лишь о предметной его «части» в виде закрытой и несуществующей системы. Более того, во многих философских учениях и концепциях: дуалистических, идеалистических и дру-гих обязательно присутствует элемент диалектичности. Этот элемент просто не доведен до логического завершения с обоснованием первоначал развития, его движущих сил и источников. То есть весь механизм мироздания, чтобы можно было с единственно верных позиций судить о месте вечного в нашем существовании с миром.
Философии и религии сходятся в единой сущности в человеке с его существованием в неизбежном процессе диалектизации без «концов» в виде противоречий. В качестве при-мера возьмем философское обоснование модной среди современной молодежи религии «дзэн-буддизма». Думается, что основное представление «Дзэн» о единой сущности Буд-ды и всех существ легко можно сомкнуть с диалектикой всеединства типа «Все Мир». Естественный путь «дао», что считается выше теоретики, тем не менее, диалектически связан с ней. Но этот единственный путь как принцип, зависящий от человека, в принципе не может существовать без пути рационального.
Такая иррациональность обычно приводит к примитивному интуитивизму. Если про-исходит «сатори», то как результат развития целостной субъективности. Если суть усмат-ривать в реальных потоках «дхарм», то, тем не менее, здесь просматривается отрыв субъ-ективного от объективного. Для диалектики это недопустимо. Современный рациональ-ный или атеистический характер буддизма свидетельствует, однако, об «абсолютном ин-туитивном знании», что видится недиалектичным. Отчасти это все-таки философское обоснование религии. Хотя идея духовного и земного единства вполне корректна до сих пор. Круги «Сансары» применимы к диалектике связи. «Карма» как случайность неизбежна при объективации рационального. Так что философские течения по большому счету можно соединять, если диалектизировать их иносказания.
Очевидно и большее: все идеалистические, материалистические, дуалистические и прочие теории легко укладываются в диалектические рамки. Укладываются только пото-му, что они не договаривают в первооснове их существования. Просто они не доходят до этих первооснов мироздания, а выхватывают из целостности отдельные куски и спекули-руют на них. Идея «раздвоения» не нова, она присутствует и в буддизме. А вот: как и по-чему неизбежность этого раздвоения правит миром? – над этим мало кто пока задумыва-ется. Это не «противоречия» или «дхармы», которые не могут существовать сами по себе – это их связь в совместном развитии. Это диалектические связки. Они кругом нас. В буд-дизме они выступают в роли «дао», хотя лукаво персонифицируются. Да и «сатори» само по себе не придет, это не некая финитность или паллиативность, а процесс вечного, свя-занный с явлением…
Человек стремится к лучшему, мечтает, надеется и верит. Но это лучшее оказывается вечностью, и часто получается так, что он не может угнаться за собой в мечтах. Мечты оказываются также непрерывным вечным. Чтобы реализовать их в вечном же настоящем, нужно знать себя, свою субъективность и самость. Иначе мечты угасают, уходят в беско-нечность небытия. Тогда человек не может угнаться за собой только потому, что плохо знает себя и ставит несбыточные цели.
Он не может угнаться за собой еще потому, что вечное требует постоянных усилий по самопознанию. Усилий по усвоению общечеловеческих ценностей, по помыслам и дейст-виям согласно вечному настоящему. Иначе настигает своей пагубностью помощи холодок Вселенной, тормозит, а не ускоряет развитие. В результате человек окончательно не может угнаться за собой (достичь «что должно быть») и вступает в полосу отчуждений. Ему уже не достичь вечного настоящего, которое для него погружается во мрак недовольства миром. Такой человек противоречит самому себе, своей оптимистической природе. Но он уже, увы, не диалектик, который сосуществует с миром в этой бесконечной жизни…
Современная диалектика, к сожалению, многое оставила себе в наследство от своих предшественников. Правда, похоже на то, что она-таки сумеет отойти в будущем от про-тивоположностей и противоречий, если судить по сформулированному Ю. Урманцевым «закону системной непротиворечивости развития и изменения». Однако почему снова и снова речь идет о некоей системности? Может, потому до сих пор остро стоит перед со-временной диалектикой проблема начала. Остается дилемма: то ли верить в теорию «Большого взрыва», то ли нет?
Все-таки ряд современных философов продолжает опираться на категорию противоре-чий; она фигурирует как движущая сила прогресса даже в учебниках наших дней. Причем, считается, что «любой предмет – единство противоположных сторон, что обусловлено неоднородностью мира, взаимопроникновением различных начал, взаимодействие полей и материальных частиц» (А. Разин, 2006). Вот уж действительно: старая сказка на новый лад. Более того, высказывается убеждение о борющихся противоположностях: «Развитие обусловлено тем, что противоположности, стремясь реализовать заложенные в них тенденции, неизбежно вступают в борьбу друг с другом. Каждая из противоположностей содержит в себе внутренние противоречия, которые для своего разрешения побуждают данную противоположность к действию, направленному против другой противоположности». Так что от «ветхого Адама» в лице Г. Гегеля мы пока не желаем избавляться.
Кроме этого, настораживают попытки подмены диалектики синергетикой, которая как наука выглядит пока слишком беспомощной. Радует главенство субъективно-объективного подхода. Однако возникают серьезные вопросы против так называемой «социальной диалектики» – как знание общего уровня социальной модификации диалектики. Диалектика должна быть единой, модификации сужают и обедняют ее до уровня частных подходов, оставляя нерешенные общие проблемы развития и существования. Может быть, поэтому востребованность диалектики до сих пор существенно принижена.
Многие исследователи считают современную диалектику формализованным учением, «вплоть до получения законов диалектической логики». Но это лишь «диалектика одно-го», недиалектизированного. «Одно»– есть становящееся сущее. Но оно одно, а значит, неполяризованное и потому несуществующее. Формализация диалектики и сведение ее к логике не имеет перспектив. (по А. Лосеву). Тождество в диалектике не абсолютное, но оно и не относительное, оно в вечном развитии, в необходимости существования как еди-ного смысла мира. В этом отношении мир не может быть устроен по законам некоей ло-гики. Скорее, наоборот, логика вытекает из законов мироздания. Может быть, поэтому диалектике так и не удалось ясно сформулировать свои законы или добиться научных ус-пехов? Вот только это законы вечности, а не диалектики. Их нет необходимости перефор-мулировать или формализовать логическим путем – они и так на виду.
Наивно, однако, полагать и обратное, что, якобы, современная диалектика обладает собственным внутренним движением. Выходит, раньше она этим не обладала? Снова им-манентность? Если и существует внутреннее движение, то это развитие сущности, а не диалектики, это самоорганизация? Современная диалектика видит свою основу в «вос-произведении, основанной на феноменологии идеи». При этом не представляется перво-начало развития в виде феноноумена. Сам термин «феноменология идеи» явно некоррек-тен по отношению к развитию вечного настоящего и к существующим субъективностям как диалектическим связкам субъективного с объективным. Тогда остается только мечтать о «сознании развития» – новом гуманитарном образовании, которое может уравновесить процессы осмысления и осознания в субъективности человека. Остается лишь усомниться в утверждении современной диалектики, что «в древности лишь три или четыре головы» понимали диалектическую сущность, а ныне – не более. Начинать нужно с первоначал. Если их горизонты не видны, может ли быть «поймано» истинное вечное?..
Диалектика без противоречий основана на известных принципах диалектической си-нергетики (диалектической теории самоорганизации), которые должны составлять основу нарождающейся парадигмы нового миропонимания. Напомним их:
1. Безальтернативность развития (его инвариантность) связана с невозможностью не-развития.
2. Материальное (феноменальное, субъективное, явленное, конечное, случайное, дис-кретное) не может развиваться (связываться) само по себе. Связь с материальными объектами осуществляется через нематериальное (идеальное, процессное, непре-рывное, бесконечное, закономерное, объективное).
3. Развитие закрытой (неполяризованной) сущности невозможно, бессмысленно и не-достижимо.
4. Движущей силой развития является неизбежная поляризация (открытость) единой сущности в диалектическую связку материального и идеального (процесса и явле-ния).
5. Имеет место направленное равновесие материального и идеального – на материа-лизацию по кольцу диалектической связи.
6. Процесс представляет собой непрерывность (бесконечность, бесконечную структу-ру, объективное) и характеризуется нелокальностью и вневременностью.
7. Явление представляет собой материализованный процесс, его мгновение, проявле-ние субъективно-объективного.
8. «Переход» процесса в явление и обратно происходит непрерывно через «связую-щее» - процесс физического вакуума по схеме: явление 1 – процесс – явление 2 – процесс.
9. Всякое материальное (вещественное, явленное) может развиваться лишь в связи с процессным – как диалектическая связка.
10. Процесс и явление объективно тождественны. Процесс «зарождения» и развития их связи (смысл) при поляризации сущности есть траектория развития («странный аттрактор») – нелокальная, негеометрическая и вневременная.
11. Субъективно связать процесс и явление может лишь диалектическая математика, которая пока не существует.
Таким образом, прослеживается связь между самоорганизацией и самообразованием человека в виде актуализации личностной субъективности (самости). Более того, субъек-тивность есть самоорганизация (личности или общества) в социальной сфере. Представ-ленные принципы выражают миропонимание человека, который желает угнаться за собой. Они лишены противоречий
Принцип первый – трактует безальтернативность развития. Подобным образом можно говорить и о безальтернативности субъективности в связи с самоорганизацией. Движущие силы неразвития в виде поляризации диалектической связки были уже рассмотрены ранее.
Принцип второй. Материальное действительно не может развиваться само по себе, поскольку есть окружение, есть объективные отборы, в том числе в виде осознания. Если брать материальное как явление, то оно не может развиваться без связи, а должно «вли-ваться» в процесс. Поэтому субъективность, если ее остановить как процесс, – превраща-ется в рутинное образование. Оно так же не может развиваться само по себе, нужно соот-ветствующее равновесие с обществом и образованием от него.
Принцип третий трактует недостижимость абсолюта и неизбежное развитие через из-вечную поляризацию. Он же утверждает отсутствие первоначала. Для субъективности важно то, что у него не может быть начала, как не может быть конца. А ее развитие долж-но идти совместно с развитием (поляризацией) общества.
Принцип четвертый выдвигает поляризацию в качестве движущей силы развития, что правомерно, поскольку уже само «появление» первой связи означает и взаимодействие, и поляризацию, и образование диалектической связки материального и идеального. То есть, в случае субъективности необходимо связывать воедино общество и личность, которые сами по себе не могут обособиться, они и «образовались» как следствие поляризации при зарождении человеческого сообщества и первых социальных структур.
Принцип пятый свидетельствует о направленном равновесии и о необходимости ма-териализации – то есть действий. Субъективность в связке с объективностью должно дви-гаться в направлении деятельности, а в случае связки личность-общество – развивать друг друга в направлении диалектического общества.
Принцип шестой позволяет представить процесс субъективности как непрерывность и охарактеризовать его нелокальность (повсеместность) и вневременность (историчность).
Принцип седьмой позволяет определить место невечного в связке с субъективностью как явление, как представленные общечеловеческие ценности для усвоения их личностью, путем «вливания» в процесс развития.
Принцип восьмой отражает механизм усвоения общечеловеческих ценностей при функционировании субъективности по схеме: представленное (ценность) 1 – процесс ус-воения (субъективность) – представленное 2 – процесс усвоения.
Принцип девятый отражает невозможность становления ценностей без субъективно-сти, и наоборот. А также неизбежность и необходимость их диалектической связи, как и связи личности с обществом.
Принцип десятый утверждает тождественность субъективности и самоорганизации в объективном рассмотрении, то есть с точки зрения сущего и общего развития – в процессе совместного развития. Тогда смысл субъективности заключается в объективно-субъективной траектории развития связки личности и общества, с учетом историчности и объективных движущих сил, главным образом социальных отборов.
Принцип одиннадцатый: диалектическая математика может охватить и связать мате-риальное и духовное, количественно выразить оптимальную траекторию развития при становлении субъективности каждой личности. Но для этого нужно знать функциональ-ные зависимости как общества от человека, так и социума от личности. Пока до этого да-леко, поскольку мы не имеем на сегодняшний день ясной картины мира и пугаемся гря-дущих глобальных потрясений. Нужно видеть траекторию развития сущего, которое не есть только Вселенная, оно много большее. Например, каноны духовности до сих пор ос-таются далеко не понятыми.
Таким образом, можно утверждать, что до современной философии существования должна быть создана философия современного мировоззрения, в которой человек должен стать активным участником процесса развития, как своего личного, так и социального, а также всего мироздания и культуры. Современная философия в лице постмодернизма ви-дит альтернативу выхода из глобального кризиса в нелинейности мышления, представляя его как «совокупность коммуникативных актов, как дискурс». Обеспечит ли это решение кардинальных проблем? Нет, поскольку во главу угла нужно ставить не совокупность яв-лений, а процесс! То есть нелинейное мышление должно подразумевать актуализацию субъективности, но не в виде совокупности коммуникативных актов. При этом нужно не забывать о ее связи с самоорганизацией.
10.
В последнее время наблюдается много кривотолков в отношении классической синер-гетики и постсинергетики. Их много критикуют за то, что при всех прорывных достоинствах, они принципиально не могут ответить на ряд коренных парадигмальных вопросов. Но синергетику много и хвалят, предписывая ей фундаментальные качества междисциплинарной науки с неограниченными возможностями предсказания и объяснения. Где же истинное? Понятно, что синергетика едва ли еще достигла середины своего пути и ей необходимо развиваться дальше, поскольку вопросы самоорганизации в основном остаются открытыми. Главное: неясная парадигма. Выхвачены явления, но непонятен сам процесс. При этом, по всей видимости, важно моделирование не реальности, а процесса развития во всех его связях. Эта концепция может стать основой диалектики без противоречий.
Что может дать новая, диалектика без противоречий? Основываясь на совершенно но-вой парадигме, она четко рассматривает механизм развития, и в силу этого отвечает на самые животрепещущие вопросы современности, в том числе намечает пути выхода из создавшегося в последние десятилетия глобального кризиса цивилизации. Он видится, прежде всего, в сознании самих людей. Она, зачастую находятся в переинформированном биосоциальном потоке. Поэтому теряют смысл жизни, что приводит к отчуждениям и са-моотчуждениям от общества, в котором они живут, от вечного настоящего, «что должно быть». А должно быть: нечто, исходящее из необходимости существования.
Что может новая парадигма? Прежде всего, она «убирает» чудеса самоорганизации, которые мешают дальнейшему развитию мышления, как личностей, так и общества. Это очень важно в вопросах осознания места человека в современном обществе, места обще-ства в современном развитии и дальнейшем процессе самоорганизации. Диалектика без противоречий объясняет все. Это позволяет направить науку, которая также оказалась в глобальном кризисе из-за пути вширь, а не вглубь в своих исследованиях. Важна предска-зательная мощь новой синергетики, которая позволяет понять существо капитального от-бора и связать его с духовной сферой (ноосферой) человечества в вечное настоящее.
Учение об объективных отборах позволяет политике корректировать свои шаги в на-правлении, которое может позволить достичь оптимального равновесия между материей и духом. При этом это учение отмечает особенную важность культуры и связывает ее с общечеловеческими ценностями как основой для духовного и материального развития человечества. Необратимость субъективна во времени (стрела времени) и обуславливается невозможностью развития без связи. Если связь разрывается, как это часто искусственно делается в существующих субъективистских концепциях развития, то развития не может происходить, время при этом исчезает. Обратное развитие субъективного невозможно все по той же причине. Но при объективном рассмотрении оно имеет место при каждом искажении траектории развития. «Как бы угнаться за собой?» – думает при этом человек.
Что дает диалектика без противоречий? Обществу – более широкое понятие матери-ального интереса. Это страшное оружие. И его крайне необходимо гуманизировать, диа-лектизировать, то есть уравновешивать и духовными потребностями общества. Истории она дает неизбежную связь прошлого, настоящего и будущего. Доказывается, что лич-ность случайна в общем процессе развития, но она выражает закономерное от масс. Чело-веку она дает понятие самоорганизации с его механизмом во главе с рефлексией, как для «косной материи», так и для живого. Дается понятие, что общечеловеческие ценности это траектория процесса развития, тенденция к оптимальному развитию. Науке дается разум-ное разрешение (исходя из физического смысла самоорганизации и всех «элементов» в ней участвующих) дилеммы конечного и бесконечного в их связи в вечности и тождест-венности. «Понять себя несложно – надо идти через век»?
Это все отражает несубстанциональность и недуалистичность самоорганизации, отве-чает на вопросы: кто мы такие, откуда мы «взялись» и куда идем?.. Как уже не раз говори-лось, для того, чтобы разобраться в вопросе самоорганизации, необходимо детально знать механизм развития вечности. И только затем идти дальше. Ведь как протекают процессы в природе и обществе? Они безначальны, как и всякая непрерывность. Но это начало кроется в неизбежной поляризации единой сущности на диалектическую связку. Эта поляризация «началась» в бесконечности, в ней и будет продолжаться. Диалектическая связка (в общем виде как материальное-идеальное), чтобы существовать, становиться и развиваться дальше, не может действовать иначе, кроме как развивать (рефлексировать) вечную связь между собой. Вот это и есть самоорганизация, которая движется четырьмя объективными отборами – частными видами физического вакуума? Осознание – это символ действия.
Рефлексия диалектической связки это рефлексия предыдущего явления (конечного) и рефлексия процесса (непрерывного). Рефлексия сама непрерывна, а развитие идет кажу-щимся зигзагом возле оптимальной траектории развития, которая сама вырабатывается в процессе развития. Рефлексия обеспечивает активные прямые и обратные связи и дает дальнейшую направленность вечному процессу развития, который не может существовать иначе. Все это объясняет и детализирует отрывочные концепции классической синергетики, связывает их в единый универсальный механизм развития по схеме явление 1 – процесс – явление 2.
Нам нужна не разработка все новых и новых математических (явленных, а не процесс-ных) моделей. Нужна доработка самой математики, превращения ее в математику про-цессную, вечную. В ней должна не только функция зависит от аргумента, но и сам аргу-мент от функции. Как и во всей существующей теоретической базы – с индуктивным, а не дедуктивным подходом. Кроме того, должна быть связь подходов. Физик, к примеру, выявляет явления, но мыслит процессом. Уже поэтому математизация не главное в понимании процессов развития. Прежде должны быть философы. Далеко не все решается на физическом уровне, но во всем должен быть физический (процессный) смысл. Цель одна: человек должен угнаться за собой, достичь того, «что должно быть».
Мы говорим об одновременном действии в ходе самоорганизации четырех объектив-ных отборов. На этом должна быть основана методология новой диалектики. Методология это связь философии и спецдисциплины, методологом может быть лишь широко мыслящий человек. Иначе происходит заформализация, как мы в этом уже убедились, рассматривая «шедевры» классической диалектики. Например, нам говорят, что «порядок дает начало хаосу, но в хаосе зарождается новый порядок». О чем тут речь? Все то же разделение и соотнесение процесса (хаоса) и явления (порядка). А значит, «работа» с противоположностями и противоречиями. Но развития явления не может быть, он отрывается от процесса при таком субъективном рассмотрении. Так не становится вечное настоящее.
Диалектика без противоречий утверждает, что все рынки труда, кредитно-денежные, урбанистические системы, системы перевозок и связи – связаны с хаосом. Но под хаосом понимается процесс. Все это капитальный отбор, а он неотрывно связан с отборами ос-тальными. Их и нужно рассматривать только совместно. Тогда можно было предсказать и Великую депрессию, и нынешний глобальный кризис. Их развили в катастрофу субъек-тивно-целенаправленно, исходя из прагматического материального интереса. Если можно предсказать, значит, можно было и предупредить. Мотивация людей зависит не только от их индивидуальности, но и от общества, в котором они живут. Выходит, что они сами вредят ему, а значит и себе. Так не угнаться за собой.
Откуда берется такая нелинейность (как и во всей самоорганизации)? От неизбежно-сти связи. Психология человека и общества основана целиком на универсальном меха-низме вечного развития в известном виде: явление 1 – процесс – явление 2. Что было бы, если ситуации и события стали стабильными? Смерть. Процесс просто не может быть ли-нейным, иначе это явление. Если так, то стихия рынка превращается в организованный процесс. Значит, его можно и нужно регулировать. Нам нужна не онтология состояний, а онтология процесса, онтология вечного настоящего как феноноумена. Тогда во всяком событии можно будет увидеть процесс, связаться с ним и достичь того, «что должно быть». А должно быть то единственное, что допускается и онтологией, и гносеологией, и аксиологией, и самоорганизацией, и самим человеком…
Природа личности не хитра вариациями жизни, а ее противоречивость надуманная: если человек перебирает варианты действий, то все они исходят от сущности с целью очеловечивания. О какой противоречивости здесь можно говорить, если это варианты целостности? Есть ли у человека внутренние противоречия? Человек единая целостность, у него с самим собой может развиться недовольство. Но это не противоречия: ни в прямом смысле, ни в переносном. Есть ли противоречия внешние? Это уже по желанию самого человека, если он осознанно идет наперекор миру. Это можно назвать патологией или аффектацией. Поскольку любой разумный человек старается вначале приспособиться, связаться с миром, чтобы познать его и себя в нем, а не противоречить миру.
Противоречие не может существовать само по себе, оно, как правило, конкретность, которая обязательно связана с процессом. Как мы можем узнать, что это противоречие? Любая фантазия, мечта или химера, казалось бы, оторванная от жизни, тем не менее, ос-нована на ней, связана с ней. Так что само понятие «противоречие» испаряется в картине реального бытия… Противоречие это всегда противопоставление. Зачем противопостав-лять, если можно связать воедино? Тогда даже «судьба» не будет касаться физиологиче-ских или психических устоев, а войдет в колею превентивного фактора.
Система приобретает новые возможности – самоорганизационная система без проти-воречий, в ней и системного-то ничего нет. В этом отношении совершенно беспомощны-ми выглядят высказывания диалектики противоречий. Мы вынуждены прокомментиро-вать некоторые из них. Например, нам говорят:
- «Материя это то, из чего все состоит». Отсюда исходит множество «перлов» диалек-тики противоречий. К примеру, она считает, что живут два мира: материально-природный и мир психических состояний?
- « Когда происходит развитие, оно осуществляется по определенным законам и вызы-вается борьбой противоположностей». Развитие вечное, оно не может заключать борьбу;
- «На каком-то этапе своего развития противоположности вступают в противоречие, тогда сохранить систему в прежнем состоянии без перестройки невозможно». Но ведь речь идет о закрытых системах, в которых противоречия не могут развиваться;
- Однако классическая диалектика ортодоксально считает обратное: «…вся система развивающегося противоречия»;
- Более того, сам процесс выдвигается противоречивым образованием: «Противоре-чивость процесса развития осмысливается в категориях формы и содержания»;
- Противопоставление продолжается между объектом и субъектом: «Субъект всегда противопоставляет себя объекту познания»;
- Но развитие происходит путем связи, хотя обычно полагают обратное: «Представле-ния о развитии через противоречия».
- Можно продолжать комментарии. «Если весь мир рассматривать как упорядоченную систему, оказывается возможным преобразовать внешнее противоречие во внутреннее просто за счет того, что произвольно расширяется масштаб видения явлений, как бы осу-ществляется переход к системе более общего плана. Но существует ли такая система?» Конечно, закрытые системы не могут существовать;
- «Утверждение о мире, не подлежащие непосредственной опытной проверке, являют-ся метафизическими» – так опыт отрывается от теории?
- «Субстанция рассматривается в философских традициях в виде причины самой се-бя». Это даже не самоорганизация, а самонепонятность;
- «Противоречие – категория диалектики, выражающая внутренний источник всякого движения, корень жизненности, принцип развития». Получается, противоречия внутри – в вещах и явлениях? Но там вечные процессы, а вечное не может быть противоречиво;
- «Диалектические противоречия, отражающиеся в мышлении, понятиях, теориях». Противоположность выражает «одну из сторон противоречия». Значит, такие противоре-чия отражаются и противопоставляются? Ведь они не существуют вне целостности;
- «Единство противоположностей, противоположность сторон, тенденций, образует противоречия, являющимися двигательной силой, источник развития вещей». Источник развития в связи в целостность. Вещь сама по себе не развивается, как и противоречие само по себе.
- «Главной категорией материалистической диалектики является противоречие». Без комментариев. «…оно вскрывает движущую силу и источник всякого развития, в нем со-держаться ключи ко всем остальным категориям и принципам диалектического развития». Диалектическое развитие в закрытых системах обречено на метафизический флер…
Диалектика без противоречий это даже не диалектика одного, но диалектика единого (связи). Диалектика это не только разновидность теории познания, а теория мироздания, поскольку она полагает и решает главную проблему современности: «Откуда что пошло, как оно становится и развивается?» Поскольку, лишившись противоречий, двигатель про-гресса было развалился. Диалектика это не метод проб и ошибок. Не метод проб и ошибок характеризует диалектику, а метод единого, когда эксперимент и теория развиваются в единой целостности. Тогда развитие подразумевает не борьбу противоречий по триаде Гегеля, а по триаде диалектической поляризации субъективно-объективной целостности.
Аксиома невозможности неразвития исходит из того, что «Мир – Существует». Это значит, что существует направленное равновесие в целостности и ее поляризация, заменяя противоречие в качестве двигателя развития. Принципы существования – существование целостности, то есть субъективно-объективного образования типа: явление – процесс связи – процесс развития. Таким образом, нет противоположностей, они не могут связаться в целостность, а значит, существовать. Противоречия в них? Это даже не тенденции развития – их вообще нет. Тенденции развития действуют в целостности, которая развивается как диалектическая связка явления и процесса.
По Н. Бердяеву: «На философии отпечатываются все противоречия жизни, и не нужно их пытаться сглаживать». Однако сгладить противоречие можно лишь в случае их отсутствия. Это же их оправдывает. Платон и Парменид в своем онтологизме видели лишь предметы, но не вечность, потому их мир лишен противоречий. Почему в мире все изменяется и развивается? Только потому, что мир непротиворечив. Всякое взаимодействие открывается миру. Бесконечность внешнего уравновешена внутренним. Это причина развития, а не противоречия, которые не могут ни существовать, ни бороться. Антиномии феноменального мира легко разрешаются в мире феноноуменальном. Нужно лишь отказаться от противоречий. Наш мир не может быть противоречив. Противоречиво наше "втаскивание" его как феноноумена в шкуру феномена. Противоречия жизни это не страдания, страдания жизни исходят вовсе не из противоречий, а от жажды вечного.
Диалектика не двойственна, двойственен дуализм; она выражает единство и целост-ность бытия вместе с человеком. Необходимость определяет направленное равновесие развития, и оно ведет к вечному существованию мира. Угнаться бы за собой. Диалектиза-ция раздвоения вовсе не предусматривает противоположения, которые являет лишь за-крытую систему. Рефлексия связывает противоположности воедино. Если противополож-ности остаются, значит, рефлексии нет, как нет в таком случае и развития. Есть замкну-тость и закоснелость разума.
Столкновения, конфликты и противоречия свойственны лишь материальному бытию – в условиях целостности или вечного они лишены смысла. Дух противоречий обычно возникает из недовольства собственной субъективности, которое переносится на окружение. Это недовольство самим собой, а не окружением, которое может относиться к Вам вполне лояльно. Рационализация вечного настоящего обычно приводит к материализму. Хорошо, если связи между ними остаются – тогда это диалектика. Закон диалектического развития исходит из сущности, которая становится вечной в ходе ее поляризации. Противоречия жизни можно оправдать лишь тем, что они не существуют…
Послесловие
Бытийно считается, что противоречие правит миром. Что «противоречиво все, что развивается». А может, наоборот: развивается то, что не противоречит? Речь в таком случае должна идти о вечном – непрерывном, а потому непротиворечивом. Но явления «при этом выступают в их необходимости». То есть в диалектической связи конечного и бесконечного, из которого «вырывается» вечное. Тогда, прежде чем противоречить, явления должны поляризоваться, связываться и существовать в целостности. Поэтому примат существования в вечном означает оживление мертвого, а не умерщвление живого, как это делает концепция конечных противоречий. Вечное в целостности и сотворчестве с конечным правят миром, ведя его к вечности существования.
Вечное неизбежно материализуется и становится вечным настоящим. Оно проявляет этим материальное и открывает нам систему феноменального, превращая ее во внесис-темную феноноуменальность. На этом стоит мир, который актуализируется в существи-тельно-глагольном существовании в связке «Мир – Существует». Остальное, например, в виде судьбы, смыслов, человечности, добра и зла – лишь атрибуты такого существования. Тогда смысл жизни человека может заключаться в необходимости существования – в про-цессе достойного поиска этого основополагающего смысла.
Вечное не может существовать без невечного. Материальное не бывает без нематери-ального. Материализация помыслов в действия происходит постоянно в субъективностях под напором самоорганизации (невозможности неразвития). Однако до сих пор механизм самоорганизации не объясняет внятно ни синергетика Г. Хакена, ни неравновесная термодинамика И. Пригожина, ни теория катастроф Р. Тома. Более того, базовой формой материи считается вакуум (по Р. Ровинскому). Существующие теории вакуума в основном квантовые. То есть они не учитывают вечное. Где же в таком случае нематериальное? Ведь оно должно находиться в совместном развитии с материальным в ходе самоорганизации. Почему бессмысленный материальный бозон Хиггинса должен обуславливать гравитацию и массу без связи с вечным?
О коренной ломке научного мировоззрения писал еще В. Вернадский. Но «единого знания» пока не удается добиться. Уж не в недостаточном ли понимании вечного как не-прерывности лежит причина того? Тогда такие лжефеномены, как судьба или зло остают-ся лишь выдумкой невежд? Вселенное хоть и нестационарное образование А. Фридмана, но она не может обходиться без вечного. Хотя бы в виде тенденций самоорганизации. Тот же протон не может состоять из кварков, но он развивается кварками. Существование по-стоянной упорядоченности (по Э. Шредингеру) возможно лишь в виде направленного вечным равновесии. Самоорганизация это поляризация сущности, когда объективное за-ставляет субъективное проявляться и связываться. Это не приспособление, а объективная направленность – как приглашение субъективного к сотрудничеству.
При этом важнейшую роль играют не флуктуации, поскольку из них уже сформирова-на направленность развития. Системе объективно-субъективного важен результат. Путей к нему может быть несколько. Это и есть закономерность в случайном, или вечное в не-вечном. Сингулярности С. Хокинга лишены смысла пространства и времени только пото-му, что они нематериальны. Но в них происходит собственно материализация. Причем, они рядом, в субъективностях. Как видим, без вечного не обходится ни один материаль-ный акт воспроизводства.
С другой стороны, не имеет смысла квантовое представление о том, что «вещество невозможно стянуть в безразмерную точку». То есть в вечное. Это, якобы, противоречит дуальному принципу неопределенности Гейзенберга. Этот принцип так же не учитывает вечного, он материален по приложению. Кванты проявляются из вечного при его мате-риализации в вечность. Но они, как и сама Вселенная не имеют ни начала, ни конца. По-тому что не действуют сами по себе, а в связке с вечным развиваются в вечность. Корпус-кулярно-волновой дуализм должен рассматриваться не как материальная двойственность, а как связь целостности вечной непрерывности и невечной конкретности. Это устанавли-вает диалектика без противоречий – диалектика связи или вечности. Так проблема «скры-той массы» и «темных субстанций» Вселенной перерастает в более общую проблему «скрытого вечного» сущего…
«Когда упрямо думаю о вечном,
Мечтою вспоминаю отчий дом –
Минуло детство скоротечно,
Зато так бесконечен свет о нем.
Так в людях жизненным уроком
Конечное и вечное переплелось –
Подзаросшее дремучим мохом,
Оно пронзает новостью насквозь.
В том, что уходит быстротечно,
Начало не взрывается концом –
Невечное оказывается вечно
Непрерывным связано венцом…
Ноченьки темные думами полные:
«Куда идти? Как быть с собой?»
Образы черные, страхи невольные:
«Эх, не успеть; закрыт забой».
Нужно успеть до суровой обедни,
Даже не ведая истинный путь;
Разве ответишь встречающей ведьме,
Что, мол: потерял ты вечную суть?
Как бы познать на бегу непрерывном
Этот мираж – настоящую жизнь?
Чтобы взнуздать молодецким порывом
Смыслов исток – синеглазую высь.
Смыслы бегут – недостаточно мысли, –
Скачут ватагами в свой абсолют, –
Действуй же, чтобы идеи не кисли,
Сущность в развертке это салют.
Смысл императив существования,
Что вдохновляет жизнью нас;
Она даже в вещий миг заклания
Благословит наш добрый час.
Не теряем отчие воспоминания,
Пусть оклеветаны они судьбой, –
Недаром в закоулках зреет осознание,
Что нас попутал бес хромой.
Мы сами подпустили случай
К непокорной в думах голове,
Когда надеялись: как лучше;
А вышла милость выдумке-судьбе.
Человеку вечность – человечность,
Мир тем прекрасен, только одинок;
Жизнь глубока как бесконечность,
Жаль, но в вечном не имеет срок.
Человечность не бывает лишней,
Страдаем чаще недостатками ума,
Который не поймет науки высшей:
Прежде человеку надобна сума.
В душе так много закоулков,
Ох, не заблудиться бы в себе, –
Свое в чужом играет гулко –
Наоборот – в отчаянной борьбе.
Чужое человеку так необходимо –
В нем заложен информаций ком, –
Чужое если остается нелюдимо,
Значит, загоняй его в себя кнутом…
Чтобы человек остался добрым,
Вместо шутки выдумано зло, –
Выше головы держаться гордым,
Если бедой до живота зажгло.
У души восторг красивый,
Только разве дело в нем?
В каждой тьме таится диво,
Но не о нем добром поем…
Может быть дитем Вселенной
Преразумный веком человек?
Если он трудами незабвенный,
Значит, это сотворцовый бег.
Если ощущаешь странный холод –
Вечность и мечтами не объять, –
Значит, ты еще горяч и молод,
Истинных путей тебе не взять.
Философ ищет праведные речи,
Удаляя диссонансы, разнобой;
Жаждет человек противоречий,
Но главное: угнаться за собой.
Не получается? Ну, что же?
Впереди стоит немало дум;
Вечное закончиться не может,
Не умолкнет жизни шум…»
--------------------------------------------------------------------------
Другие книги скачивайте бесплатно в текстовом и mp3 формате на https://prochtu.ru
--------------------------------------------------------------------------