Аркадий Аверченко - Кулич - Аркадий Аверченко
Скачано с сайта prochtu.ru
- А что, сынок, - спросил меня отец, заложив руки в карманы и покачиваясь на своих длинных ногах, - не хотел бы ты рубль заработать?
Это было такое замечательное предложение, что у меня дух захватило.
- Рубль? Верно? А за что?
- Пойди сегодня ночью в церковь, посвяти кулич. Я сразу осел, обмяк и нахмурился.
- Тоже вы скажете: святи кулич! Разве я могу? Я маленький.
- Да ведь не сам же ты, дурной, будешь святить его! Священник освятит. А ты только снеси и постой около него!
- Не могу, - подумав, сказал я.
- Новость! Почему не можешь?
- Мальчики будут меня бить.
- Подумаешь, какая казанская сирота выискалась, - презрительно скривился отец. - \"Мальчики будут его бить\". Ну, поколотят немного. Небось сам их лупцуешь, где только ни попадутся.
Хотя отец был большой умный человек, но в этом деле он ничего не понимал...
Вся суть в том, что существовали два разряда мальчиков: одни меньше и слабосильнее меня, и этих бил я. Другие больше и здоровее меня - эти отделывали мою физиономию на обе корки при каждой встрече.
Как во всякой борьбе за существование - сильные пожирали слабых. Иногда я мирился с некоторыми сильными мальчиками, но другие сильные мальчики вымещали на мне эту дружбу, потому что враждовали между собой.
Часто приятели передавали мне грозное предупреждение:
- Вчера я встретил Степку Пангалова, он просил передать, что даст тебе по морде.
- За что? - ужасался я. - Ведь я его не трогал?
- Ты вчера гулял на Приморском бульваре с Косым Захаркой?
- Ну, гулял! Так что ж?
- Значит ты с ним дружбу водишь?
- Ну, вожу. Так что ж?
- А отож, что Косой Захарка на той неделе два раза бил Пангалова.
- За что?
- За то, что Пангалов сказал, что он берет его на одну руку.
В конце концов, от всей этой вереницы хитросплетений и борьбы самолюбий страдал я один.
Гулял я с Косым Захаркой - меня бил Пангалов, заключал перемирие с Пангаловым и отправлялся с ним гулять - меня бил Косой Захарка.
Из этого можно вывести заключение, что дружба моя котировалась на мальчишеском рынке очень высоко, - если из-за меня происходили драки. Только странно было то, что били, главным образом, меня.
Однако если я не мог справиться с Пангаловым и Захаркой, то мальчишки помельче их должны были испытывать всю тяжесть моего дурного настроения.
И когда по нашей улице пробирался какой-нибудь Сёма Фишман, беззаботно насвистывая популярную в нашем городе песенку:
На слободке есть ворожка,
Барабанщика жена... -
я, как из земли, вырастал и, став к Сёмке вполоборота, задиристо и честно предлагал:
- Скажи, дружище, хочешь по морде схлопотать?
Заведомо отрицательный ответ никогда меня не смущал и я отвечал отрицательно.
- Ясно, я так и знал, что хочешь. Сейчас мы это обделаем!
Сёма получал свою порцию и в слезах убегал, а я бодро шагал по своей Ремесленной улице, выискивая новую жертву, пока какой-нибудь Аптекарёнок с Цыганской слободки не ловил меня и не бил - по всякой причине: или за то, что я гулял с Косым Захаркой, или за то, что я с ним не гулял, так уж сразу и не разберёшь.
К отцовскому предложению я отнесся так кисло именно потому, что вечер Страстной субботы стягивает со всех улиц и переулков уйму мальчиков к оградам церквей нашего города. Правда меня утешала та мысль, что по дороге я мог встретить и тех мальчиков, которые схлопотали бы по мордам от меня. Но всё-таки их маловато в сравнение с теми, которые не прочь припаять блямбу (местное арго!) мне.
А к этому времени как раз у меня испортились отношения почти со всеми: с Кирей Алексомати, с Григулевичем, с Павкой Макопуло и с Рафкой Кефели.
- Так, что, идешь или нет? - переспросил отец. - Я знаю, конечно, что тебе хотелось бы шататься по всему городу вместо стояния около кулича, но ведь не задаром. Рубль даю, дурило! Поразмысли.
Я это как раз и делал: размышлял.
- Какую дорогу мне выбрать? К Владимирскому собору? Там будет Павка со своей компанией... Ради праздничка изобьют, как еще никогда не били... В Петропавловскую? Там будет Ваня Сазончик, которому я только третьего дня дал по морде, а у него старший брат имеется. В тот день на Ремесленной канаве я вовсе и позабыл про это колотя Ваньку. Остается Греческая церковь... Туда я и думал пойти, но без всякого кулича и яиц. Во-первых, там свои - Степка Пангалов с компанией: можно носиться по всей ограде, отправляться на базар в экспедицию за бочками, ящиками и лестницами, которые тут же в ограде торжественно сжигались греческими патриотами... Во-вторых, в Греческой церкви будет Андриенко, которому надлежит получить свою порцию за то, что наговорил матери, будто я воровал помидоры с воза... Подумаешь, тяпнул парочку. Да, перспективы в Греческой церкви чудесные, а узел из кулича, полудесятка яиц и кольца малороссийской колбасы должен был связать меня по рукам и ногам...
Можно было бы поручить кому-нибудь из знакомых постоять около кулича, да какой же дурак согласится в такую чудесную ночь?
- Ну что, решил? - переспросил раздражённый отец.
\"А надую-ка я старика\", - подумал я.
- Давайте рубль и пасху вашу несчастную.
За последний эпитет я получил по губам, но в веселой суматохе укладывания в салфетку кулича и яиц это прошло совершенно незамеченным.
Да и не было особенно больно. Так, немного обидно.
* * *
По скрипучему деревянному крыльцу я спустился с узлом в руке во двор, на секунду нырнул под это крыльцо в отверстие, образовавшееся из двух утащенных кем-то досок, вылез обратно с пустыми руками и, как стрела, помчался по тёмным тёплым улицам, сплошь затопленным радостным звоном.
В ограде Греческой церкви меня встретили рёвом восторга. Я поздоровался со всей компанией и тут же узнал, что мой враг Андриенко уже прибыл.
Немного поспорили о том, что раньше сделать: сначала \"насыпать\" Андриенке, а потом идти воровать ящики - или наоборот?
Решили: наворовать ящиков, потом поколотить Андриенку, а потом отправиться опять воровать ящики.
Решено - сделано.
Поколоченный мною Андриенко давал клятву в вечной ко мне ненависти и презрения, а костер, пожирая нашу добычу, поднимал красные дымные языки почти до самого неба... Веселье разгоралось, и дикий рёв одобрения встретил Христу Попандопуло, который явился откуда-то с целой деревянной лестницей на голове.
- Я себе така думаю, - весело кричал он, - сто стоит теперя одна дома, а у нему нету лестницы, чтоба попадите на верхняя этаза.
- Да неужели ты домовую лестницу унес?
- Ма, сто такая: домовая не домовая - лис бы горела!
Все весело смеялись, и веселее всех смеялся тот взрослый простак, который, как оказалось потом, вернувшись к себе домой на Четвертую Продольную, не мог попасть на второй этаж, где его с нетерпением ждали жена и дети
Всё это было очень весело, но, когда я, после окончания церемонии, возвращался домой с пустыми руками, сердце мое защемило: весь город будет разговляться свячеными куличами и яйцами, и только наша семья, как басурмане, будут есть не святой хлеб, а простой хлеб.
- Правда, - рассуждал я. - Может быть, я в Бога не верую, но вдруг все-таки Бог есть и он припомнит мне все мои гнусности: Андриенку бил в такую святую ночь, кулича не освятил да еще орал на базаре во всё горло не совсем приличные татарские песни, чему уж не было буквально никакого прощения.
Сердце щемило, душа болела, и с каждым шагом к дому эта боль всё увеличивалась.
А когда я подошел к отверстию под крыльцом и из этого отверстия выскочила серая собака, что-то на ходу дожёвывая, - я совсем пал духом и чуть не заплакал.
Вынул свой раздёрганный (чтоб не сказать хуже) собакой узел, осмотрел; ага, яйца были целы, но зато кусок колбасы был съеден и кулич с одного бока изглодан почти до самой середины, как будто над ним потрудился с десяток крыс.
- Христос Воскресе, - сказал я, заискивающе подлезая с поцелуем к щетинистым усам отца.
- Воистину! Что это у тебя с куличом?
- Да я по дороге... Есть захотелось - отщипнул. И колбасы... тоже.
- Это уже после свячения, надеюсь? - строго спросил отец.
- Д-да... гораздо... после.
Вся семья уселась вокруг стола и принялась за кулич, а я сидел в стороне и с ужасом думал:
- Боже мой, едят н свяченный кулич и про то не ведают! Пропала вся семья. Ну а мне уж точно кромешный ад заготовлен. С чертями у меня не было особой хоты знакомится.
И я тут же вознёс к господу нашему наскоро сочиненную молитву:
- Значит, так.\"Отче наш! Прости их всех, ибо не ведают что творят, а накажи лучше меня, только не особенно чтобы крепко... и не посылай в преисподнюю. Аминь!\"
Спал я плохо - душили кошмары, - а утром, придя в себя, умылся, взял преступно заработанный рубль и отправился под качели.
Мысль о качелях немного ободрила меня - увижу там праздничного Пангалова, Мотьку Колесникова... Будем кататься на перекидных, пить бузу и есть татарские чебуреки по две копейки штука.
Рубль казался богатством, и я, переходя Большую Морскую, с некоторым даже презрением оглядел двух матросов: шли они, пошатываясь, и во все горло распевали популярный в севастопольских морских сферах романс:
Ой, не плачь, Маруся,
Ты будешь моя,
Кончу мореходку -
Женюсь на тебе.
И кончали меланхолически:
Как тебе не стыдно, как тебе
не жаль,
Что мине сменила на такую дрянь!
Завывание шарманок, пронзительный писк кларнета, сотрясающие все внутренности удары огромного барабана - всё это сразу приятно оглушило меня. На одной стороне кто-то плясал, на другой - грозный клоун в рыжем парике кричал: \"Месье, мадам - идите, я вам дам по мордам!\" А посредине старый татарин устроил из покатой доски игру, вроде китайского бильярда.
Цыган с большим кувшином красного лимонада, в котором аппетитно плескались тонко нарезанные лимоны, подошел ко мне:
- Панич, лимонада холодная! Две копейки одна стакана...
Было жарко:
- А ну, дай, - сказал я, облизав пересохшие губы. - Бери рубль, дай сдачи.
Он взял рубль, приветливо поглядел на меня и вдруг, оглянувшись и заорав на всю площадь: \"Абдра-ман! Наконец, я тебя, подлеца, нашел!\" - ринулся куда-то в сторону и замешался в толпу.
.....................................................................
Я подождал пять минут, десять. Цыгана с моим рублем не было... Очевидно, радость встречи с загадочным Абдра-маном совершенно изгнала в его цыганском сердце материальные обязательства перед покупателем.
Я вздохнул и, опустив голову, побрел домой.
А в сердце проснулся кто-то и громко сказал:
- Это за то, что ты Бога думал надуть, несвяченнным куличом семью накормил!
И в голове проснулся кто-то другой и утешил:
- Если Бог наказал тебя, значит, пощадил семью. За одну вину двух наказаний не бывает.
- Ну, и кончено! - облегченно вздохнул я ухмыляясь. - Расквитался своими боками.
Был я мал и глуп.
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru