Борис Садовской - Святая реакция - Борис Садовской
Скачано с сайта prochtu.ru
Биография Бориса Садовского

Родился в Нижнем Новгороде. Отец будущего поэта — Александр Яковлевич Садовский — был инспектором Удельной конторы (смотрителем казенных лесов и угодий, принадлежавших Департаменту уделов). Первенец в семье, Борис был любимым сыном, кумиром родителей, исполнявших каждое желание одаренного мальчика. Отец, выйдя в отставку, занял пост председателя Нижегородской губернской архивной комиссии. Любитель истории, он передал сыну любовь к родной старине и навыки архивиста-исследователя.
Вместе с тем с возрастом наметилась так и не преодоленная никогда до конца отчужденность и обособленность Бориса Садовского от большой семьи. Отец, учившийся когда-то в Петровской академии в Москве вместе со Степняком-Кравчинским, был человеком 1870-х годов, который, как вспоминал Садовской, «просто принял на веру весь либеральный кодекс, понюхал кое-каких книжонок, наслушался умных разговоров и успокоился на всю жизнь». Сам же Борис еще мальчиком твердо стал на позиции монархизма, правых, даже ультраконсервативных убеждений.
Садовской (тогда еще Садовский — это позднее он стилизовал родовую фамилию под старину) поступил в нижегородский Дворянский институт Александра II, но окончил курс в Нижегородской гимназии, вынужденный оставить институт не по своей воле. При всех способностях, систематические занятия ему не давались. Борис учился плохо, несказанно огорчая родителей своеволием и недетскими шалостями, вроде попоек с гимназическими товарищами.
Как бы то ни было, с грехом пополам гимназия была окончена. В 1902 году Садовской поступил в Московский университет, который оставил в 1911-м. Эти годы ознаменовались знакомством с В. Брюсовым, активным сотрудничеством в журналах «Весы», «Русская мысль», «Северные записки», «Аполлон», «Золотое руно» и др., вхождением в литературный мир Москвы и Петербурга. Вскоре Садовской стал модным автором, которого охотно печатали многочисленные периодические издания.
Но, находясь в эпицентре литературной жизни серебряного века, Садовской оставался внутренне чужд идеалам символизма и модернизма. Он решительно предпочитал «золотой век» русской поэзии, ознаменованный именами Державина, Пушкина, Тютчева, Фета.
Среди русских писателей Борис Садовской остается одним из самых блестящих эпигонов. В данном случае этот термин не несет в себе уничижительного оттенка. «Эпигон» обозначает в буквальном переводе «послерожденный»: так называют человека, развивающего идеи своих предшественников, но мельче масштабом, менее самостоятельного, чем они. Но Садовской значительно выделяется не только внешним блеском своих стилизаций, но и точно выверенным балансом между имитацией чужих приемов, заимствованных идей и собственным творчеством.
Блестящее начало литературной карьеры Садовского омрачилось несчастьем, в значительной, если не исключительной, степени определившим всю его дальнейшую жизнь. В мае 1904 года он заразился сифилисом. Болезнь в то время, в принципе, уже излечивалась, и Садовской лечился старательно и даже чрезмерно. В стремлении перестраховаться он принимал меркуриальные средства в таких количествах, что от передозировки наступило общее отравление организма. Спустя десять лет начались местные параличи — то в руке, то в ноге. Осенью 1916 года Садовского поразила спинная сухотка, и он остался до конца своих дней парализованным, прикованным к постели, креслу, инвалидной коляске.
В то же время, хотя жизнь и была в 35-летнем возрасте переломлена надвое, Садовскому посчастливилось избежать слепоты, глухоты, безумия (призраки умерших в мучениях Гейне, Мопассана, Ницше, Гогена, Верлена стояли перед ним). До глубокой старости Садовской сохранил ясность ума и творческую работоспособность.
Физические мучения стали не только расплатой за конкретные грехи (мелкий демонизм, столь распространённый в богемной среде серебряного века, не миновал и Садовского), но и перестроили его мировоззрение.
Почти совпавшие во времени физический крах собственного тела и русская революция, которая была воспринята Садовским как вселенская катастрофа, возмездие за несколько веков русской истории, стали для него событиями апокалипсического масштаба. Для рыцаря монархической идеи, романтика консерватизма был потерян смысл жизни. Садовской дважды пытался покончить жизнь самоубийством.
Борис Садовской нашел опору для своей жизни в православии. У него хватило сил подняться. В мае 1921 года нижегородский знакомый Садовского Рафаил Карелин, сам бывший духовидец, познакомил его с епископом Варнавой (Беляевым), который исповедовал его и помог воцерквиться.
В конце 1920-х годов из дома родителей в Нижнем Новгороде Садовскому удалось перебраться в Москву, где он поселился в Новодевичьсм монастыре, в церковном полуподвале. Его вторая жена Надежда Ивановна (с первой Садовской расстался еще в начале 1910 года; следы ее и единственного сына Садовского Александра после Гражданской войны затерялись где-то на юге) самоотверженно ухаживала за мужем, переписывала набело карандашные каракули его новых рассказов и стихов, ходила по редакциям, предлагая их — почти всегда безуспешно.
После 1922 года книгами стихи поэта не издавались. Изредка ему удавалось напечатать одно-два стихотворения в каких-нибудь сборниках.
Наедине с собой Садовской пересматривал свою жизнь, историю России, размышлял о вечности, времени, Боге, жизни и смерти. Мировоззренческий кризис переживался Садовским с 1929-го по 1933 год и закончился полным отрицанием «внешнего мира», находящегося, по мнению Садовского, на пороге встречи с Антихристом.
Напротив, произведения 20-40-х годов — вершина творчества Садовского.
До конца жизни он продолжал работать, распределял свои сочинения для какого-то мифического шеститомника (никаких иллюзий относительно того, что его будут издавать, Садовской не испытывал, занятие это было чисто библиофильской прихотью). Разобранный и приведенный в относительный порядок архив был, при посредничестве М.А. Цявловского, продан Государственному литературному музею. В нем множество ценнейших для истории литературы начала XX века материалов.
Известен Садовской также и как автор литературных мистификаций, на которые он употребил свой незаурядный стилизаторский талант.
Эти мистификации были связаны со стихотворениями и письмами Некрасова, Есенина, Блока. Мистифицировал Садовской и собственную биографию, дав заведомо ложные сведения в справочник Е. Никитиной «Русская литература от символизма до наших дней» (М., 1926), в чем признавался в своем дневнике. Некоторые из подделок были сфабрикованы столь искусно, что на десятилетия вошли в научный оборот в качестве подлинных произведений названных авторов, ввели в заблуждение многих специалистов. Подделки Садовского были разоблачены лишь в конце 1980-х годов. Подобное, достаточно двусмысленное с точки зрения научной этики, занятие можно рассматривать как своеобразную месть редакциям и всему литературному миру, для которых Садовской перестал существовать (многие искренно были убеждены, что писатель давно умер).
Борису Садовскому было суждено пережить не только большинство сверстников по серебряному веку, но и умершую в войну жену (заботы о нем взяла на себя его свояченица). Умер он 5 марта 1952 года, похоронен по православному обряду спустя три дня на Новодевичьем кладбище. Эта дата — 7 марта 1952 года — ошибочно значится, как дата смерти Садовского, в картотеке Союза писателей. Во многих научных работах о Садовском называется еще одна дата его смерти — 3 апреля. Нельзя отделаться от ощущения, что некоторые мистификации Садовского протянулись даже за грань его земного бытия. Преждевременно хоронили его по меньшей мере дважды: в 1925-м и 1946 годах. В первом случае старый товарищ Садовского В. Ходасевич даже поместил в парижских «Последних новостях» некрологическую статью-воспоминание.
Нынешнему поколению еще только предстоит по достоинству оценить этого писателя «Серебряного века». В прошлом столетии его забыли, потому что он не вписывался в идеологию советской власти. Более того - был ей, если можно так выразиться, онтологически ненавистен. И то, что она не размолола его в своих репрессивных жерновах (откатилось зернышко!) и не «пустила в распыл», можно сказать, счастливая случайность. А можно сказать и по-другому: такова о нем воля Божья.


СВЯТАЯ РЕАКЦИЯ
(Опыт кристаллизации сознания)


Широка заповедь Твоя зело.
Псалом 118


1


Эпоху Возрождения ведут от XVI века, с открытия Америки и типографий. На деле же начинался тогда упадок: декадентская эпоха лже-возрождения. Тянется она четыре столетия и до сих пор не окончилась.


Но было ли когда-нибудь настоящее Возрождение? Было и длилось от Рождества Христова полторы тысячи лет.


2


Дело Христовой Церкви — собирание. Собрать государство, собрать личность. Успокоить мятущееся сознание. Дело антихриста — расточать эти сокровища. Клеветать, беспокоить и смущать.


3
Реакция отождествляется с отсутствием движения. В неподвижности видят начало смерти.


Но так ли это? Солнце, источник жизни, бессмертно и неподвижно. А сколько движущихся планет угасло!


Законом их движения и обусловлен прогресс.


4


По природе прогресс бессилен и лжив. Течет он неизменными путями, вращаясь в пустоте и вечно повторяясь. Это понимал Екклезиаст. Для него никакого прогресса и быть не может, раз нет ничего нового под солнцем.


Ведь только действенностью солнечной реакции осуществляется пассивный прогресс земли.


5


На заповедях веры, любви и мира основана реакционная община: Церковь Христова. Небесный Царь вручает свой жезл земному на защиту Церкви. Отсюда божественное происхождение монархии.


6


Средневековый культурный человек верил в Бога, чтил короля, рождался, жил и умирал в Церкви. Сидел на одном месте, охотился, торговал, пировал. Воспитывал детей, был верен жене, повиновался родителям. Читал только Библию и то по праздникам. Довольствуясь малым, он знал достоверно, что вечная жизнь за гробом.


Колумб внушил ему тревогу бесплодных исканий и убедил поехать в Америку. Когда честный бюргер вернулся домой, ему стало скучно в узком средневековом городке. Он осуждает короля, дерзает спорить с монахами. А тут Гутенберг подсунул мещанам «Декамерона» и первый газетный оттиск. Хищные змеи ложной мудрости подползли к замку великодушного рыцаря и потащили его за Фаустом по пути прогресса.


7


Поход свой на Церковь антихрист начинает под разнообразными личинами лже-возрождения. Выводит Лютера и утверждает протестантскую ересь. По его же наущению Сервантес осмеял благочестивое крестоносное рыцарство. Первые ростки рационализма пустит Шекспир, подменив незаметно Бога роком. В философии зарождаются попытки обнять необъятное. И художники кощунствуют над Мадонной.


8


Все, без чего невозможно жить человеку, существовало и тысячу лет назад. Но не было тогда ничего такого, что для нашего времени могло б оказаться лишним.


9


Прогресс обольщает исканием, сулит новизну. И личность, покидая себя, рассыпается тучей праха. Ей в голову не приходит, что всё уже найдено, что Царство Божие в сердце.


10


Для личности прогресс бессмыслен, пока существует смерть. Допустим земное бессмертие: он станет еще бессмысленней.


11


При кристаллизации одновременно превращаются форма в содержание и содержание в форму.


Цельность без кристаллизации немыслима.


Кристаллизация является мнимой, если она искусственная, и отрицательной, когда процесс совершен насильно. В обоих случаях искомого результата не получится. «По плодам их узнаете их».


12


Каждый из нас беспристрастно обязан спросить себя: кто я и где я? Ответив на оба вопроса, остаться на месте. Это и будет первым шагом к кристаллизации внешней.


Жизнь цели не имеет, покуда мы мечемся. Остановись, и тотчас найдется цель. А в ней начало кристаллизации внутренней.


Так постепенно личность входит в себя. Несложный труд ее завершается подчинением авторитету Церкви. «Все остальное приложится».


13


Прогресс, заставляя насильно участвовать в суете политики, вытаскивает нас обезьяньими лапами из-за Христовой пазухи.


Дары его душевны и телесны. Реакция духовна.


14


Аристократия кристаллизуется на почве церковно-государственной монархии. Здесь и только здесь ее могущество и цельность. Вне этих начал она разлагается и быстро гибнет.


15


Демократический строй безусловно враждебен кристаллизации: он призывает не к общему, а ко всеобщему счастью, недоступному для жителей земли. Оттого всегда во всех республиках прогрессивный хаос, брожение и распад. А под эгидой монархической власти сословия образуют ряды кристаллов, возникших по законам органического развития.


16


Гениальным художникам дано уловлять сердца. Искусство значит — искушение. Сатана, искусив прародителей, насадил искусство. Лиственный пояс Евы был первым художественным произведением. И человечество закрывается им от страшного смысла жизни.


17


Ломоносов единственный у нас народный поэт. Ни с Богом, ни с царем, ни с народом Ломоносов не расходился. Плебей, он уважает аристократию. Ученый — твердо верует в истину православной церкви. В творчестве он всегда национален. Редкий пример совершенной кристаллизации. Державин и Фонвизин уже не то.


18


— Прогрессивен ли Пушкин? — Несомненно. — Реакционен ли он? — О, да.
— Что же такое его поэзия? — Кристаллизация житейского волненья.


19


В «Гавриилиаде» Пушкиным осмеян Иосиф, обручник Богоматери. Поэт насмешливо просит у него «беспечности, смирения, терпения, спокойного сна, уверенности в жене, мира в семействе и любви к ближнему». Тогда еще он не подозревал всей ценности этих скромных благ. Из них ему как есть ничего не досталось, но этого мало; жена невинна, — а он — патентованный рогоносец. Так хитрый сатана разыграл над своим поэтом тему «Гавриилиады».


20


Почему обижался Пушкин на камер-юнкерство? Только потому, что находил это звание для себя слишком малым. А сделай государь его гофмейстером, он был бы счастлив и горд.


21


При помощи скромного отца Матвея Гоголь заглянул в духовные глубины и, ужаснувшись, умер.


Не потому сжег Гоголь «Мертвые души», что «изменил искусству» и был «обманут попом». Его замучила совесть. С церковных высот он увидел, что служит прогрессу, творит мерзость перед Богом.


«Мертвые души» спалил небесный огонь.


22


Гоголю неудачно последовал граф Толстой. Но вместо православного духовника избалованный барчук припустил к себе того самого чертенка, в которого швырнул чернильницей Лютер.


23


Какие-то предельные законы мировой психологии не давали нашим светским церковникам кристаллизоваться в православии.


Достоевский, отравленный в юности петрашевцами и Жорж-Занд, остался за порогом церкви как оглашенный. Даже каторга не помогла. Соловьеву заслоняли свет теософская паутина и черная башня католичества. И Достоевский и Соловьев без пяти минут православные. Оба верили в прогресс; Достоевский обольщался даже надеждой земного рая.


Леонтьев перегнул палку в другую сторону. Кристаллизуясь, он усилил процесс до крайней степени и сам замерз в глыбе кристального льда.


24


Россия искони была оплотом святой реакции. Вот почему к ней так слабо прививается прогресс.


Любовь к царю — чисто русское стихийное чувство. Объяснить его нельзя, оправдывать не надо.


25


Россия погибла не оттого, что Церковь была частью государства; она погибла бы и в том случае, если бы государство сделалось частью Церкви. Необходимо, чтобы Церковь и государство, подобно душе и телу, слились в единый кристалл.


1921



Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru