-------------------------------------------------------------------------- Юрий Николаевич Орлов - Страшный рассказ. -------------------------------------------------------------------------- Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru СТРАШНЫЙ РАССКАЗ. Рассказ писался страшно… Ну… просто страшно… долго. Ю.Орлов. У помойки встречаю двух, забывших божественное тепло бомжей, аппетитно наяривающих с мусорных баков первичные отходы влюблённого в себя человечества. Удивляюсь, как ребёнок. Это само «человечество» так занято проблемой: как бы не загрязнить собой «матушку-природу», совершенно не обращая внимания на людей «вторичных». Зябко. Колючий ветер раздувает предвыборные плакаты и прочий мелкий мусор, несущий запах совершенно не встречающийся в естественной природе. - А я Путину доверяю! – торжественно и прямолинейно говорит один, держа в грязной руке хлебную корку, а в другой, как я полагаю, куриную кость, впрочем, такую же непотребную, как и он сам. - И я… очень… - отвечает ему другой, так же занятый потреблением пищевых отходов. - Вот давеча читал газету. АнтетесТно! Наш президент-то… Ого! – многозначительно щёлкнув языком, заявил он. - Это… точно… - заключает его сотрапезник. - А как тебе наш мэр-генерал? Ого? Сколько крестов в городе поставил! Во архитЭктор какой! - Сильно… Как на кладбище… Ого… Я его тоже… Ого… люблю… - отвечает товарищу человек, явно не читающий прессу на помойке. Подношу пакет с мусором. На меня настороженно смотрят усталые и выцветшие глаза. * * * Она была стара, не красива и не умна. Соседи звали её Ниной Кузьминичной не из уважения, а по причине чрезвычайной склочности «характеров». Боялись обидеть. За себя люди боялись. Своего мужа, загуляв с начальником, Кузьминична бросила очень давно, только родив второго ребёнка… Вспомнив о дочери и этом грустном событии она нервно, по-стариковски вздрогнула. Дрогнули руки, уронив щербатую чашку с «коФием», который она почитала. Эти руки, уже забывшие тепло мужа и детей, поражённые солью и походившие на корни умирающего дерева, дрожали теперь беспрестанно. Дети, не познавшие тепла этих, когда-то ухоженных рук, разбрелись по белому свету… Огромный и дрожащий, похожий на вороний клюв, крючковатый еврейский нос, доставшийся в наследство от мамы, украшал морщинистый лик женщины. Глаза, когда-то голубые, впали и превратились в бесцветные стекляшки. Её квартира превратилась в огромный мусорный трёхкомнатный бак. Если б случайный прохожий забрёл в этот дом для того, чтобы справить малую, да и не только малую нужду, то он мог бы совершить своё злодейство, совершенно ничего не опасаясь. Хозяйка, ступая по грязным кучам своими разбитыми недугом ногами, этого бы не заметила. Одно время, она, опасаясь дикого одиночества, попыталась открыть в своей квартире зоогостиницу. Газеты запестрели объявлениями: «Ваше любимое животное - в мои нежные руки!», «Нигде в мире, как в моей квартире!», «Кошка, мышка и хомяк – приходите просто так!» и тому подобное… Вначале её предприятие имело бешенный успех. К старой женщине люди приносили собак, кошек, морских свинок… Свинство в свинстве – тихо шептались соседи. Они её опасались, а потому, наступая в тёмном подъезде лакированными башмаками в продукты жизнедеятельности зверей Нины Кузьминичны, тихонько крестились и, осенив себя крестным знамением, тихо, по-христиански, матерились… Всё шло б своим чередом, да только однажды в обнимку с морской свинкой приблудился одинокий старик. Его свинка с дикой голодухи пищала, старичок же, воспользовавшись слабостью одинокой женщины, овладел обладательницей длинного носа без долгих ухаживаний. Даже без должных в таких тонких и интимных делах поклонов и реверансов. - А поселюсь-ка я у тебя! – просипел он, свершив гнусное насилие над старухой. - Селись…- согласилась она, почёсывая причинное место. Ей было совершенно безразлично, кто живёт рядом с ней: попугай ли, собака ли, конь ли волосатый, крокодил зеленый или же жаба пупырчатая и шероховатая. Одной свиньёй больше… Через три недели одинокий старичок исчез, не забыв прихватить кое какие ценности, а именно: лопнувшее сидение от унитаза, пару хрустальных рюмок и ветхое пальто Кузьминичны. Морскую свинью он, впрочем, оставил своей возлюбленной. Тяжело загрустило бедное женское сердце… - Машка! Машка! Противная кошка! – громко, открыв в диком крике три жёлтых, как у старой облезлой волчицы, зуба, закричала Нина Кузьминична. Кошка Машка молчала. Её старая хозяйка проснулась. Начался новый день… Привычно встаёт Солнце. Привычно орёт старая хозяйка. - Пора собираться… - сказала она кошке. Кошка не возражала… - Куда направляешься? – опасливо спросила её соседка. - В собор тороплюсь… Соседка боязливо перекрестилась сначала левой, а потом и правой рукой. * * * Захожу в мясную лавку. Предо мной стоит молоденькая, но совершенно некрасивая женщина лет тридцати. Её за полу пальто теребит ребёнок лет пяти. Я прищуриваю глаза, рассматривая женщину. Нет, она определённо не просто страшненькая, а страшная как моя жизнь. И худая, как моя зарплата. Нет, пожалуй, она страшней моей жизни… Её мальчишка, доложу Вам, просто очарователен. Его матушка долго выбирает покупку. Впрочем, на продуктах почему-то напрочь отсутствуют ценники… - А это сколько стоит?… А это?… А вот то? - обращается к продавщице «страшненькая». - Мама, а это мясо? – нетерпеливо треплет полу маминой одежды мальчик. Мама молчит. Продавщица нервничает. За мной занимают очередь две старушки. Бабушки продолжают свои горячие политические дебаты, начало коим лежит, очевидно, километра на три-четыре далече от мясной лавки. - А я, Петровна, очень люблю нашего президента! – говорит первая старушка. - Николаевна, а я люблю Путина больше, чем своего деда! – гордо отвечает ей другая и продолжает, - С моего-то деда какой толк? Храп и запах один, простите за подробности! А НАШ-ТО… Ого! И в сортире-то всех душегубов чученских замочил, и в самолёте, полезный такой, лётат, и в подводной лодке, смелый какой, плават, и приёмчики всяки из дзю-до показыват не хуже Тайсона! - А как он мериканцев-то взрезал! А в тазик с кеХфиром нырял! Рубль там искал! Нашёл таки, герой наш былинный! А девушку на ручках победил! Крепок богатырь-то! Классный мужчёнка! – заключает первая, задыхаясь от нашей национальной гордости. - Не сердите меня, Николаевна. Ён - не «мужчёнка» какой! Ён даже не красно солнышко! Ён таки краще красного солнышка! Угу… какой… Ён - САМ! Ого-о-о какой! – выпученные глаза второй поднялись к небу, а руки опустились по швам. - Я голосую за Путина! – её товарка, как на смотре «главковерха», опустила к дырявым калошам руки, сжимающие в узловатых пальцах ручки дрянной сумки, переплетённые голубой изоляционной лентой. При этом действии она, счастливо выпучив глаза как рак, брошенный в кипящую воду, привычно взяла равнение на грудь третьего, но, увидев мою неприличную фигуру, скисла… - Дайте полкило… куриной печёнки… - прервала покупательница с ребёнком горячий диспут бабушек, до неприлично крутого кипятка влюблённых в российского президента. - Мама, а здесь есть мясо? – спрашивает маму маленький сын. - … и один куриный окорочок… - заканчивает она, страшно стесняясь. - Мама, а здесь есть мЯсо? - Да, сынок, здесь есть, - торопливо отвечает мама и роняет мелочь с ладони. Мальчик, оставив родную полу пальто, бросается собирать копеечки с липкого от жира и грязи пола. Я поднимаю пару монет, закатившихся под мои башмаки. - Что упало, то пропало, - говорю я «страшненькой». Женщина взглянула в мою ладонь устало, а мальчик насторожено: ещё утянет дядька денежку. - И я люблю… Путина… Мужа у меня нет… - потупив глаза, вместо «спасибо», говорит она мне. Старушки, предвкушая покупки, старательно считают мелочь со своих крючковатых ладоней. - А Вы кого… любите? – неожиданно спрашивает меня некрасивая женщина с красивыми глазами, принимая с моей ладони деньги и улыбаясь улыбкой женщины с иконы. А Вы, уважаемый и порой даже совершенно не знакомый мне читатель, когда-нибудь всматривались в лики Святых, как глядит в них человек совершенно вам не понятный? Вы видели глаза этих молящихся людей? Видели глаза Святых? Они смотрели в ваши души? Вы ставили тонкие восковые свечи пред печальные лики? Посмотрите, обращаясь к ним, вначале на жёлтое пламя, а потом на лик. Не бьётся ли при этом действии Ваше сердце? А оно у Вас есть? А Вы, вообще-то, имеете привычку посещать Храм? Да верите и любите ли Вы … - Я Путина люблю… - повторила мне светлоокая, - А Вы… Кого? - Я не того… Я того… Я… другую… Она живёт здесь… рядом… - Скажите, господа хорошие, пожалуйста! Энтот противный хрукт не любит президента! Ён кого-то другого… любить зволит! – зашипели старушки в мою спину. - Да нет же! Я люблю женщину! Очень… Но я не люблю Путина! Я мужчина, а значит: не могу любить мужчин. Мне это даже очень противно! – вскипел я. - А я люблю мясо, - говорит мне мальчишка, удивительно знакомый мне, но абсолютно по-детски, не принимающий моих душевных терзаний. - А я Вас понимаю… - ответила мне женщина с красивыми глазами и ушла, не оборачиваясь ни на меня, ни на вздорных, но политически грамотных, старушек… Мальчишка, задержавшись в проёме двери мясной лавки, показал мне розовый язык. Я ответил ему тем же. Мальчик звонко рассмеялся. - Мама, дядя показал мне язык! – зазвенел его звонкий колокольчик. - Показывать детям язык! Фи, Петровна! - Это, Ивановна, категорично «фи»! – ответила Ивановне Петровна. На улице, не слыша дурных и злобных слов, звенел голосок мальчика, похожего на меня в моём детстве. Его смеху вторили колокола Храма, приглашая на церковную службу. * * * - Ты знаешь, Юра, я не могу так больше… - Что произошло, голубушка? - Я так устала… Меня это гнетёт! На работе… На меня кричат… Я могла бы жить другой жизнью! Я работала в библиотеке… Было так уютно… Все читают книги. Тишина, как в лесу. А это моё лесное высшее образование… - Лесничиха… Жила-была старушка-лесовушка… Был у неё старичок-лесовичок… - Перестань… - Очаровашка, я не мешаю тебе? - Не знаю… Я хотела бы прожить не так! Я могла бы жить по-другому! А теперь кто я? - От твоих слов веет холодом… Мне зябко… - Нет, Юра, я не так хотела… Ты не понимаешь… - Но почему же? У тебя есть замечательная дочь! У тебя есть даже кошка Муся! Посмотри: у тебя есть даже я… Меня же нет ни у кого… Посмотри, как мы тебя любим! Нет, всё не так… В окно не так звенит холодный осенний дождь. Звонят, совершенно не так и не в такт, церковные колокола… * * * Захожу в грязный, пахнущий нечистотами людей и животных, подъезд. Мимо меня с диким лаем пробегает дворняжка. - А я люблю Путина! – докладываю я собачонке. - Гав! Гав! - Вот честное слово! Очень! - Гав! - И мэра очень-очень… Собака делает своё «дело» на стену. Со стены подъезда, исписанного всякими собаками и непристойностями, на нас по-отечески строго смотрит с лощёного плаката влюблённый в нас лощёный президент. * * * Он, три дня не видевший и куска хлеба, сидит у собора… Толстый служитель храма, увешенный крестами, как собака блохами, отогнал его от святых врат. В животе нищего странника урчит… Его глаза, выцветшие от виденного, внимательно, по-собачьи, всматриваются в лица прихожан. Колючий ветер треплет длинный волосы нищего. Кто бросит монетку? Кто плюнет? Кто пнёт? Всякая благочестивая нечисть проходит пред его ликом. Холодно. Мирно, покорно сложив на брюшках лапки, идут в храм люди. Кто из них смотрит на убогого, дрожащего на ветру? На его плечо садится пыльный ворон. - А… это опять ты… - Я. Опять я. Много сегодня собрал? - Пустяки… Вздор… - На свечку Отцу хватит? - Нет, Лукавый, не хватит. - Я же говорил тебе! Мир не изменился. Никто нам не верит… В доме твоего Отца торгуют, как и прежде… Помню, как ты горячился их изгоняя… Помню, чем это кончилось… - Пожалуй ты прав… Но я верую! И в меня верят! И в Отца моего!… - Не горячись, Иисус. Я тоже верую. В тебя верую. Без тебя и меня нет… Пойдём дальше. Мне здесь неуютно, да и тебя в Храм не зовут… Замёрзнешь совершенно… - Да, я ухожу… - Ну и я полетел. Прощай, ещё свидимся. - Конечно, - ответил Святой, глядя на свой лик на иконе. * * * -------------------------------------------------------------------------- Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru --------------------------------------------------------------------------