Юрий Николаевич Орлов - Белый Бим. - Юрий Николаевич Орлов
Скачано с сайта prochtu.ru
БЕЛЫЙ БИМ.
Борьба с зеленым змием на «Крымском комсомольце» велась старшим помощником командира корабля Нехорошевым Геннадием Алексеевичем отчаянно и протекала с переменным успехом, но, как всем известно, в борьбе с «зеленым змием – побеждает змий»… Командиры боевых частей, попивая злодейку, не просыхали. Потихоньку стали пить горькую и доблестные мичмана. Мичмана, доложу я начистоту, пили все как один: запойно, но тихо. Апофеозом, кульминацией этого коллективного безумия, повлекшего карательные меры со стороны старпома, стало так называемое «дело мичмана Корнаухова». Надо сознаться, что выше обозначенный мичман Коля Корнаухов, прозванный командой «белый Бим», характер имел крайне сварливый и даже пакостный. Лакать горькую он начал еще на гражданке и его родители (со слов самого «Бима»), люди очень влиятельные и уважаемые, решили сослать юного Колю на флот. На корабле в штормовом «море-океяне», степенно рассудили они, водку пить не позволят, а по сему Коля, получив морской кортик и погоны мичмана, непременно станет человеком порядочным. Коленька, как я полагаю, диким матом возражал, что в розовом детстве родители-мучители не купили ему плюшевого медвежонка и этим нанесли страшную душевную травму, что море он совершенно не любит, что любая служба противна его тонкой и пьяной натуре, а «морским ножичком» просто порежется в кровь. Он, не на шутку испугавшись крови, двое суток даже пива хмельного не квасил, но решение родителей было твердым… И загремел наш пьяный герой на морскую службу и принесло сей продукт испорченный цивилизацией, пахнущий воблой и перегаром, на большой десантный корабль «Крымский комсомолец». Мичман Корнаухов, ступив нетвердой походкой на палубу корабля, был крайне удивлен, что «господ мичманОв» (пишу, как есть, начистоту!) совершенно не уважают не только «господа офицеры», но старшины и даже последние матросы-первогодки, а называют мичманОв оскорбительным словом. Право, я даже не знаю… стоит ли произносить это слово… Вот сейчас читает мой рассказ мичман Помидоров Укроп Пульхирьевич и, услышав это страшное слово, возмутиться всем своим достоинством. Как можно! Не сметь! А я господину Помидорову отвечу прямо, что не я мол придумал сие гнусное прозвище. Честно говоря, я придумал бы этим господам более оригинальное и язвительное слово. Оно уже навязло на языке, но мой издатель его явно печатать не станет. Так что, Укроп Пульхирьевич, уймитесь и читайте далее. В моих рассказах можно услышать слова гораздо тяжелей и крепче. Мичманов на флоте называют «сундуками». Сундуками и все тут. И стал наш Коля Корнаухов не только старшиной команды электриков, но и «сундуком Колей». Загрустил «сундук» от такого к нему полного неуважения и уж было впал в полную депрессию, но принят был такими же господами в кают-компании. Унюхав тяжелое амбре, которое испускала нетрезвая личность, ему налили стакан водки… Мичман взял дрожащей рукой тяжелый стакан, вдохнул полной грудью и влил в себя славный напиток.
- Я вижу, господа, что тут жить мо-о-ожно! – сказал мичман Коля, выдохнув и закусив хрустящим огурчиком.
- Живем… - закивали ему «господа».
- А по сему прошу принять от меня… - сказал он, выставляя на стол сумку, звенящую бутылками.
И стал мичман Коля Корнаухов тянуть тяжелую лямку на «Крымском». Команда, говоря по чести, настороженно встретила рыжего, кривоногого коротышку, заносчивого и злобного, как дворняга. Козырек фуражки закрывал бесцветно-водянистые глазки Коли. Чванливый, чопорный и наглый, он с первого дня стал презирать службу, корабль и своих подчиненных. Единственное, что кроме выпивки любил старшина команды электриков, это запойное чтение. Его благочестивые родители присылали своему отпрыску, ставшему на путь исправления, книги. Огромное количество книг. Скажу честно, мичман Коля их читал запоем, как, впрочем, и пил. Мы близко сошлись с ним только из-за книг. Полное собрание сочинений Грина, Чехова, Гоголя… На воле я не мог это читать. Первую книгу он дал мне неохотно, но, увидев, как я бережно завернул ее в газету, а потом, через определенное время, вернул обратно, удивился и подобрел…
- Приходи еще… Читай, пока не свихнулся… - сказал он мне.
Должен добавить, что при всем этом мой герой еще безбожно не выговаривал «р».
Одной ночью дверь нашей каюты открылась от удара ноги. В каюте спал я, старшина команды водолазов и трое матросов.
- Подъем, караси! – дико заорал мичман Корнаухов.
- Коля, вали дальше. Каюта твоих сопляков далее по коридору, - ответил я, - Пацаны – спать!
Матросики попадали в свои коечки.
- Ах так! Спорить! – «сундук» вцепился в мою шею пальцами.
- Коля, вали. Пацанам вахту стоять. Не дури.
- Орел, дай одеколон!
- Коля, бери флакон и проваливай.
- Какой я тебе «коля»! – занялся криком «сундук».
- Орел, давай «сундука» утопим? Хотя, Юрок, Бим не утонет, – зевнул водолаз.
- Почему я не утону? – удивился пьяный мичман.
- Оно не тонет, Коля, - вздохнул водолаз.
Пинок под зад и Коля выпорхнул в коридор пристройки. Наша каюта опять погружается в сон. Я же заснуть не могу. Ворочаюсь в коечке.
- Юрка Николаевич, имей совесть. Дай сна. Свали минут на пять, - говорит «водомут».
- Добро, Валера. Пойду покурю, - ответил я.
Выхожу на ют. В трусах и полосатой майке. Спичек нетути.
- Дежурный, дай огонька, - говорю я в иллюминатор рубки.
- А, Юрок, это ты… Тут сундук, как «тенек» бродит! Кури, брат.
Курим с дежурным по низам. Завтра мне стоять эту же вахту. В рубку дежурного вваливается молодой медик Саша Халоим. Шурик – личность крайне удивительная. Он родом «з ОдЭссы» и ко всему полный еврей. С евреями у нас на коробке проблема. Их просто нет, а точнее не было до появления Саши Халоима.
- Шалом, Саша, - сказал я ему.
- Вы таки шутите, Юра! Вам все шутить! Вы тут, а там вваливается ко мне «сундук» Коля и требует спирт!
- Что вы таки говорите?
- Таки было! Божэ мой! Я чуть не проснулся! Мне снилась моя мама…
- Саша, таки короче!
- Ну, а я шо говорю? Приходит етот рыжИй придУрок и требует спИрт! Я шо таки бармЭн? У меня не тонна спирта! К Халоиму все идут. Юра, ты же знаешь! Спирт у меня не спирт! Шило!
Признаюсь, что и Саша Халоим не выговаривал букву «р». Мы с дежурным хохочем.
- Шо смеяться? Хорошо шо я пописал на ночь!…
- Санька, а спирт-то где?
- Где-где… В … Вы таки Юра сами можИте догадаться.
- Не темни, пилюля горькая!
- Конфискован и выжран етим противным еретиком!
- Шо вы таки говорите! – смеемся мы.
- Точно!
- А где ен сам?
- Бродит по коробке пьяный и грязный как корова!
- Возможно ли это! – издеваемся мы.
- Таки да!
- И что ты, Санек, сделал?
- А шо я мог сделать? Доложил старпому!
- Саня, ты шутишь?
- Какие таки ночью шутки? Геннадий Алексеевич в курсе! – заключила «пилюля».
- Так, пацаны! Ты, пиявка медицинская, вгрызайся в тину, а ты бди службу! Я полетел от греха в коечку! – сказал я товарищам.
Мои слова прервало громогласное рычание. Так может кричать только корова, испытывающая дикие страдания от родильной горячки или же бык, которому храбрый тореадор воткнул шпагу, сами догадываетесь куда. Нет, уважаемый читатель, этот звук издавали не корова, не бык и даже не тореадор. Рычание перешло в тяжелое сопение, затем опять в рык, прерываемый звуками, которые издают борцы сумо, зажатые между ковром и телом соперника. Я посмотрел на дежурного по низам. Он посмотрел на медика Сашу с Одессы. Саша, засмущавшись от такого к нему внимания, степенно потупил глаза-маслины.
- Я шо? Я не хотел. Так получилось… - пропел он.
А получилось следующее действие. Мичман Коля, он же Белый Бим, наглотавшись одеколонов и, по той самой причине, напрочь забывший место своего пребывания, прогуливаясь по палубе боевого корабля испытал острое желание справить нужду. Уважаемый Укроп Пульхирьевич! Оставьте, пожалуйста, свое чтение. Снимите очки и предайтесь делам более полезным и достойным Вашего внимания. Включите телевизор и послушайте речи нашего Президента, кандидата в президенты (а зачем его-то слушать, ведь даже первоклашкам понятно, что быть ему Президентом!) или мэра нашего славного города. Испейте лучше чаю с печеньем, только не продолжайте читать мой рассказ. И так, как бы Вам не противно было, но планеты летят по своим строгим орбитам, астероиды движутся по своим… Пока Бим возился с непослушными пуговками своих новых штанов, примеряясь к шпигату на верхней палубе… В это время старший помощник командира корабля Нехорошев (вот Вам и фамилия!) Геннадий Алексеевич степенно вышел (вот Вам и орбиты!) прогуляться по вверенному ему боевому кораблю. Старпом не курил и не употреблял шнапс, справедливо полагая, что эти гадкие привычки ведут к полной импотенции, но был достаточно терпим к любителям табака, думая, что курильщики меньше едят, а следовательно, хотя и гробят свое здоровье, но все ж меньше вредят партии большевиков. А ежели курильщики меньше едят, то, размышлял прогуливаясь по палубе коммунист Нехорошев, они оказывают большую помощь КПСС, в стройные ряды которой он недавно влился тонкой и нежно звенящей струйкой. Беспартийный Бим, не принятый в свое время даже в пионеры, совершенно не беспокоился о партии. Он, я полагаю, даже забыл о (Пульхирьевич, примите валидол!) о чести и совести! Совсем не тонкой струйкой Бим справлял свою нужду. Старпом потерял дар речи. Честно говоря, этим даром Геннадий Алексеевич не обладал даже при обстоятельствах совершенно мирных, но, лицезрев «сундука» Колю, производящего свое гнусное деяние на верхней палубе, стал говорить на язЫке современным членам КПСС не знакомом. Сам Гена Зюганов, хоть и браток всех партий СС, не смог бы понять его брань. Сундук «Бим», как человек беспартийный и по той самой причине не обращающий внимания на его пламенные партийные протесты, продолжал свое гнусно журчащее деяние. Старпом открыл рот от возмущения. Коля, удивившись неожиданно приятной встрече, нетрезво икнул. Геннадий Алексеевич, запутавшись в буквах алфавита, применил к охальнику меры физического воздействия. Мичман, догадавшись: что-то тут не так, начал издавать нерадостные звуки, достойные обладательницы рогов, копыт и распираемого молоком вымени, а не блестящего золотом кортика.
С большим трудом мы оторвали старпома от Бима. «Сундук» Бим был связан и арестован.
- Евреи! Кругом евреи! Я не желаю служить с евреями! – орал товарищ мичман, отрыгивая тяжелым запахом одеколона и препровождаемый под белы ручки.
Утром приехала спецмашина и старшина команды электриков мичман Коля Корнаухов, сопровождаемый ликующим матросом медицинской службы Сашей Халоимом, благополучно был направлен в госпиталь Севастополя.
- Евреи! Одни евреи! – бесновался Бим.
Бим пролежал в отделении психиатрии ровно месяц. За время его отсутствия я прочитал всего Грина, старпом начал вспоминать русский язык, а подчиненные мичмана Корнаухова спокойно пользовались тройным одеколоном по прямому назначению. Целый месяц кок, как и прежде, готовил на камбузе всякую еду и сам себе удивлялся: как из нормальных продуктов питания можно приготовить такое противное и не пригодное для еды дерьмо. За этот спокойный месяц электрический ток, синусоидально протекающий по кабелям нашего корабля, совершенно не изменил своим привычкам. Наконец-то Коля вернулся к нам. Его сопровождал подполковник медицинской службы. По поводу сего праздника экипаж «Крымского» была построен по команде «большой сбор». Бим стоял, натянув фуражку на нос и потупив глаза. Казалось, что он на палубе ищет копеечку.
- Вот вам, товарищи моряки, боевой мичман! Принимайте! – как счастливый факир, обращаясь к зрителям ожидающим фокуса, прокричал подполковник.
Команда ответила гробовым молчанием. Бим искал глазами свою монетку.
- Не пьет совершенно! – гордо продолжил подполковник.
- Не верю! – взволнованно крикнул старпом.
И вот оно свершилось! Так же, совершенно нежданно, к нам приходят явления не поддающиеся объяснению. Так к невинным девам приходит молодой повеса. Так к прокурору приходит следователь, а к мэру города N слава «крестителя». В каком еще городе, как не в городе N, Вы увидите такое количество крестов? А чьими-то заботами?! А кто гробовщик-то?! Ну да ладно. Свершилось! Коля, как подрубленный, упал на колени.
- Простите, братцы… - пропел Коля елейным голоском, неистово крестясь левой рукой.
- Завязал? – нахмурил брови старпом.
- Даже чаю не пью… - он начал осенять себя крестным знамением двумя руками одновременно.
Строй ахнул. Рассыльный, растерявшись, отбил склянки. Коля вздрогнул от звуков рынды, как от удара бича. Команда умиленно прослезилась. Медик Саша Халоим ликовал.
- Что ж это с Бимом доктора сотворили? – рассуждали моряки почесывая затылки, но после построения, одеколон все таки был убран поглубже в рундуки.
Этим же вечером Бим заступил дежурным по кораблю, а я дежурным по низам.
- Службу надо бдить! Смотрите у меня в оба! На вахте не спать! Не бакланить! - громко прокричал мичман Корнаухов при инструктаже и разводе заступающей вахты.
- Родина требует героев… - прошептал электрик.
- … а бабы рожают дураков… – окончил фразу моторист и заступающая вахта тяжело и горько вздохнула.
- Рассыльному – передвигаться пулей! Рабочему по камбузу – порядок и чистота! Дневальному по местам общего пользования – ог-о! Дозорным, дежурным… - продолжал заливаться лаем Белый Бим.
- Николай, не лайся. Мужики службу знают. Я сам проверю… - шепнул я на ухо беснующемуся мичману.
- Молчать! Не сметь! Всем смирно! – лицо товарища мичмана уподобилось помидору, который обильно удобрило навозом стадо колхозных буренок.
- Доктора, видно, перестарались. Не в то место Биму уколы кололи: не в задницу, а в голову… - грустно сказали матросики.
- Кындык Коле, - резонно заключили другие.
Вахта с завязавшим с «зеленым змием» мичманом Корнауховым тянулась долго. Служба бдилась. Дозорный по живучести корабля обходил все шхеры «Крымского комсомольца». Дежурный по камбузу полировал миски и кружки. Рассыльный по кораблю ошпаренной крысой бегал по палубам и коридорам, передавая приказы. Дневальный по местам общего пользования надраивал гальюны и длинные коридоры боевого корабля. Дежурный по электромеханической боевой части контролировал службу электрика, моториста и трюмного. Дозорный по арсеналу в положенные часы осматривал свои взрывоопасные владения, записывая температуру и влажность в артпогребах. Команда же отдыхала и видела сны. Командиру «Крымского» снилось, что он, став комбригом, объявил войну Занзибару, одержал победу над врагом и, триумфатором войдя в стан врага, получил на грудь большую, размером со сковороду, блестящую медаль. Старшему помощнику командира чудилось во сне, что он тоже стал комбригом, а по той самой замечательной причине приказал отменить в бригаде Новый год, Пасху, все выходные и праздничные дни, кроме 7 ноября. От этих мыслей улыбался старпом во сне блаженной комбриговской улыбкой. Хорошо, что его лица не видел замполит, который так же спал сном праведника, прочитавшего перед сном библию речей товарища Ленина.
- Товарищ Ленин! Конспекты будут написаны, и пишутся уже! – рапортовал он фюреру.
- Верным путем идете, товарищ Кошкин, - ответил ему Владимир Ильич, одетый в белоснежную балетную пачку и прикрепил на грудь замполита пионерский значок со своим детским изображением, - Будь готов!
- Всегда готов! Я… мы… – ответил ему товарищ Кошкин, умиленно прослезившись.
Эту фразу прервал горячий поцелуй Вождя революции в сахарные уста человека, даже во сне конспектирующему его работы. От этих замечательных эротикополитических снов замполит, подергивая от радости босой ножкой, испытал нежнейший оргазм…
Мичманам и матросам «Крымского комсомольца» виделись совершенно одинаковые сны. Им снилась старший матрос береговой службы Мариночка Попкина. Надо признаться, что вышеупомянутая Мариночка была насколько аппетитна, то настолько же и развратна. Предполагаю, что и нашему штурману виделась во сне сия обнаженная барышня, играющая на раздолбанной гармонии разухабистые мелодии. Наша вахта не спала, а по этой простой причине снов не видела… Не спал и Белый Бим…
- Николай, вижу что тебе на «психе» досталось.
- Да, Орлов…
- Что ж, Коля, случилось?
- Да что там говорить. Попал я в психушку. Да не в простую.
- Ну уж не в золотую-то…
- Перестань, Юра… В особую. Для особо одаренных… идиотов.
- Лечили?
- Уколами и «колесами» не пичкали. Просто положили в палату с больными…
- ???
- Да не смотри на меня так удивленно, - руки Белого Бима задрожали, - Попал я в палату к господам офицерАм. На окнах решетки. Больные по званиям не ниже капитана 3 ранга, а морды такие…
- Как у сундуков?
- Страшней и тупей. И каждая сволочь норовит лизнуть меня в щеку или в нос…
- Ого!
- Да это еще что! Привезли капитана 1 ранга, а тот стал лезть мне в штаны. Вот было горе! Дураков на ночь привязывают к кроватям. И меня привязали, но дуракам-то на ночь уколы колют, а мне кроме воды ни хрена! Одни-то идиоты спят, а другие, кто умней, руки-то освободят и ко мне. А я лежу, как муха на препаратном стекле!
- Да брось, Николай!
- Точно! И вот они, Юрок, как аспиды какие ко мне лезут. Кто просто мастурбирует, а кто и … Не берут их, зараз, уколы…Вот так месяц и пролечили…- закончил свой мрачный рассказ мичман Корнаухов.
- А дальше-то что?
- А дальше и больше ничего нет и не будет, - сказал Бим, глядя сквозь меня пустыми стекляшками глаз, - И меня больше нет. Я пойду на обход корабля.
- Коля. Не дразни гусей! Насолил-то ты больно. Сиди в рубке – я сам управлюсь.
- Отставить! Не спать! Службу бдить!
- Ну смотри…
Через пару минут я, прикрыв глаза, видел, как лишенный всех одежд старший матрос береговой службы Мариночка играла на своем замечательном инструменте свои колченогие мелодии. Огромные груди лежали на размашистых мехах гармонии. Маринка, растягивая меха, старалась…
Мои видения прервал скрипучий голос старпома.
- Почему спишь на вахте? – грозно спросил он.
- А вдруг сегодня утром война, товарищ капитан-лейтенант!
- ???
- Утром война, а я уставший!
- Что тебе снилось, Орлов? – с придыханием спросил меня старпом.
- Как и всем, товарищ капитан-лейтенант! Знамо кто… Маринка Попкина, - чистосердечно признался я.
- На гармошке играла?
- Угу… Наяривала, зараза…
- Понятно. Что за напасть с этой Маринкой такая? - улыбнулся старпом, - А где Бим?
- Сам гадаю, товарищ командир. А Бим-то на обходе.
- Пошли, Орлов, прогуляемся по кораблю.
Мы пошли. Геннадий Алексеевич впереди, я за ним. Обрубком указательного пальца правой руки он молча показывает мне на непорядок. Я отвечаю «есть! устраним!» и мы следуем далее.
- А где ж дежурный по кораблю?
- Не могу знать!
- Вроде как одеколоном потянуло? Чуешь, Орлов? – старпом, как борзая, потянул носом воздух.
- Тройной?
Старпом, взяв след, побежал на запах. Я поспешил за ним. Белый Бим, расстегнув штаны, примерялся к шпигату на верхней палубе. Наступила, как у классика в «Ревизоре», немая сцена…
Через час пьяного и упирающегося Бима тащили в спецмашину…
- Евреи! Кругом одни евреи! – дико орал «сундук».
Матрос медицинской службы Саша Халоим потирал руки и ликовал…
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru